««Воров сын». Изложение по рассказу Лескова «Под праздник обидели». 26 февраля 1908 г.»

Собрался раз в уездном городе суд присяжных… Был один купец Иван Акимович Белов. Почтенный, богатый человек. Его выбрали присяж… старшиною присяжных. Вот когда присягнули они как должно, собрались судить. Привели вора, конокрада. Только хотели начать судить его, вдруг старичок Николай Акимович говорит: «Не могу я, господин судья, судить. Увольте!» Удивился судья, говорит: «Отчего?» «Да не могу вам сказать». И вдруг стал старичок плакать. Все удивились, стали спрашивать, а он говорит: «Не могу сказать, одно скажу, что по-христианству нельзя» нам друг дружку судить. Я сам хуже этого, и отец мой много хуже этого самого конокрада…» Подумали, посудили и отпустили Ивана Акимовича. Вот дело-то все было вот как.

…Там есть кладовая и в кладовой двери крепкие и замки, пробраться нельзя. А окно есть, так на сажень будет от земли. И в окно это большому человеку не влезть, а мальчику влезть можно. Так вот мы и думаем: «Возьми ты свово мальчишку, он ловкий, он туды влезет, мы его подсодим и обвяжем веревкой, спустим туды в кладовую. Он там наберет, что ему нужно, и нам будет подавать. Мы по веревке повытаскаем. А потом, когда все отберет, сам себя опять обвяжет, и мы его вытащим назад. Сделаем, а добра много наживем». Пришел Аким домой и говорит мальчишке: «Ты что, можешь туды влезть, куды я тебе велю?»

«Я все могу, я ловок лазать». «Ну, ладно». А жена услыхала, говорит: «Что ты это, — говорит, — затеял?». А он на жену крикнул. Жена знает, что с пьяным с ним говорить нечего. Испугалась его, ушла. Он взял мальчишку, одел, повел его с собой. Пришли они, как уговорились. Пошли они… дождались ночи, пошли ночью к купцовой кладовой. Подошли туды и сделали все, как решено было. Мальчишка ловкий был. Туда подсадили его, влез, в кладовую спустился и стал там отбирать. Какие шубы, какие получше вещи, как они ему приказывали, отбирал и завязывал, а они вытаскивали. Потом повытаскали столько, что уж до… довольно. А ночь была. Говорят, кричат мальчишке: «Теперь обвязывай себя, мы тебя вытащим». Обвязался мальчишка вокруг пояса, они потянули, а веревка-то… что они таскали, и оборвись. Оборвись, и мальчишка туды и бухнулся назад. Хорошо, что на мягкое, не ушибся. А тут же дворник услыхал голос да вышел. Стал спрашивать: «Что за люди?» Как они увидали, бросились бежать и убежали. А мальчишка остался. Остался, кричит: «Мама-мама, мама-мама!» Так воров и не догнали. А пошли в кладовую, отперли, видят мальчишка кричит, плачет, лежит и все маму зовет.

Позвали хозяина. Хозяин был добрый человек. Увидал мальчишку, жалко ему стало. И слышит он, что дворники говорят: «Ну, теперь, говорят, они от нас, разбойники, не отделаются. Мы по мальчишке узнаем, где они такие». А хозяин говорит:

«Ах, неладно вы говорите! По христианству разве можно ребенка заставить на отца показывать? Оставим это дело. Пропало, так пропало. А мальчишку пожалеть надо». Привел его домой, накормили, уложили спать.

Взяли мальчишку. Жена купцова его пожалела. Мальчик хорошенький, добрый, все плачет. Она его стала ласкать, гостинцы ему давать, утешился мальчик. Наутро стал… говорит… все к матери просится. Начали его утешать. Понемножку, понемножку и привык. Привык и так стал жить у купца. Жил да жил, и так стал купец ему дела поручать, и стал мальчишка приказчиком. Вырос большой, пришло время женить, а у купца дочь…

…И был этот самый Ванька, который попался в амбаре, и был тот самый купец, который старшиною присяжных был и отказался судить других людей. Вот и все.