Лев Николаевич Толстой
Полное собрание сочинений. Том 50
Дневники и Записные книжки
1888—1889
Государственное издательство
художественной литературы
Москва — 1952
Электронное издание осуществлено
в рамках краудсорсингового проекта
Организаторы проекта:
Государственный музей Л. Н. Толстого
Подготовлено на основе электронной копии 50-го тома
Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого, предоставленной Российской государственной библиотекой
Электронное издание
90-томного собрания сочинений Л. Н. Толстого
доступно на портале
Предисловие к электронному изданию
Настоящее издание представляет собой электронную версию 90-томного собрания сочинений Льва Николаевича Толстого, вышедшего в свет в 1928—1958 гг. Это уникальное академическое издание, самое полное собрание наследия Л. Н. Толстого, давно стало библиографической редкостью. В 2006 году музей-усадьба «Ясная Поляна» в сотрудничестве с Российской государственной библиотекой и при поддержке фонда Э. Меллона и
В издании сохраняется орфография и пунктуация печатной версии 90-томного собрания сочинений Л. Н. Толстого.
ДНЕВНИКИ
И 3АПИСНЫЕ КНИЖКИ
1888–1889
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЯТИДЕСЯТОМУ И ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВОМУ ТОМАМ
Публикуемые в 50 и 51 томах Дневники и Записные книжки Л. Н. Толстого 1888—1890 годов представляют большой историко-литературный интерес.
80-е годы были временем резкого перелома в мировоззрении Толстого. «По рождению и воспитанию Толстой принадлежал к высшей помещичьей знати в России, — писал В. И. Ленин в статье «Л. Н. Толстой и современное рабочее движение», — он порвал со всеми привычными взглядами этой среды и, в своих последних произведениях, обрушился с страстной критикой на все современные государственные, церковные, общественные, экономические порядки, основанные на порабощении масс, на нищете их, на разорении крестьян и мелких хозяев вообще, на насилии и лицемерии, которые сверху донизу пропитывают всю современную жизнь».1
Дневники отражают все нарастающий и углубляющийся идейный разрыв Толстого с дворянской средой.
Глубокий интерес и симпатии к жизни, думам и чаяниям крестьянства красной нитью проходят через все дневниковые записи Толстого 1888—1890 годов. Беспросветная нищета и разорение крестьянства все более и более угнетают писателя. 7 октября 1889 года, побывав в деревне Кочаки у кузнеца В. И. Крутова, Толстой с болью записывает: «Не видал такой нищеты». После посещения 15 июня 1889 года крестьянина К. Н. Зябрева, потрясенный зрелищем нужды, он замечает в Дневнике: «Вот где погибель жизни и где надо помогать». 27 августа 1890 года Толстой узнал о заключении в острог крестьянок М. П. и А. Р. Стахановых за то, что они нарвали травы в лесу помещика. Подобные факты помещичьего произвола вызывали у Толстого справедливый гнев против угнетателей народа. В тот же день он записывает в Дневнике: «Это шайка разбойников — судьи, министры, цари, чтоб получать деньги, губят людей. И без совести».
В Дневниках Толстого, как в зеркале, отражается тяжелое, бесправное, ужасающее своей нищетой положение крестьянства, с одной стороны, и праздность, паразитизм жизни его угнетателей — с другой. Каждая страница Дневника, рисующая жизнь Ясной Поляны и прилегающих к ней деревень, является суровым обличением помещичье-капиталистических «устоев» царской России.
Великий писатель остро ощущал социальные противоречия современной ему действительности и беспощадно обличал насилие господствующих классов над народом. «Низшие рабочие классы, — читаем мы в дневниковой записи от 16 ноября 1890 года, — всегда ненавидят и только ждут возможности выместить всё накипевшее, но верх теперь правящих классов. Они лежат на рабочих и не могут выпустить: если выпустят, им конец. Всё остальное игра и комедия; сущность дела — это борьба на жизнь и смерть. Они (то есть правящие классы. —
Трезво оценивая современную ему действительность, делая чрезвычайно глубокие выводы о паразитическом характере эксплоататорской власти и всего помещичье-буржуазного строя. Толстой записывает в Дневнике: «Никакое увеличение производительности и богатств ни на волос не увеличит блага низших классов до тех пор, [пока] высшие имеют и власть и охоту потреблять на роскошь избыток богатств. Даже напротив, увеличение производства, большее и большее овладение силами природы дает большую силу высшим классам, тем, которые во власти, силу удерживать все блага и ту власть над низшими рабочими классами».
Обобщая свои наблюдения над жизнью русской пореформенной деревни, Толстой 22 января 1889 года записывает в Дневнике следующую притчу: «Поручил помещик именье прикащику; прикащик пригласил всех своих родственников, кроме того старосту и выборных, и составил сложное управление… 1) Управляющий (2000), 2) Помощник его (1000), 3) Бухгалтер, 4) Управляющий конторой, 5) его помощник, 6) Врач телесный, 7) Врач духовный, 8) Цензор, 9) Усмиритель, 10) Соединитель и т. п. Всё с именья шло на них. Неужели найдутся такие люди, которые скажут, что для улучшения именья нужно внушить управителям добросовестность в исполнении их обязанностей. Такие найдутся только из участников управления. Свежему же человеку ясно, что надо прежде всего всех уничтожить, а потом установить уж только тех, которые окажутся нужны».
На барскую жизнь Толстой смотрит глазами труженика-крестьянина. Баре для него — дармоеды. 15 июня 1889 года он записывает в Дневнике: «У богатых праздных классов детей больше, следовательно, дармоедов всё увеличивается. Так что по самой сущности дела так продолжаться не может».
Все более резко отвергал Толстой точку зрения господствующих классов на положение трудящихся масс. Характерна, например, в этом отношении запись, сделанная 8 октября 1890 года: «Обычное рассуждение о том, что рабочие классы свободны работать или нет, образовываться и подняться в высшие слои общества, напоминает мне вопрос той барыни, которая говорила, что у мужиков нет хлеба, так отчего они не едят пирожки?»
Резкий идейный перелом в мировоззрении Толстого не был понят окружающими его людьми. Они не сочувствовали его осуждению дворянско-помещичьего быта и не желали отказаться от своих сословных привилегий. Толстой тяжело переживал идейный разрыв с близкими ему людьми. Записывая в Дневник 21 июля 1889 года о приезде сына Льва Львовича, Толстой замечает: «Мне всё тяжело с ним». Так же «тяжело» Толстому и с другими сыновьями: Сергеем, Андреем и Ильей, с женой Софьей Андреевной, с Кузминскими. Споры с женой и детьми «терзали измученное сердце» писателя (дневниковая запись 15 июля 1889 года); его мучит, что жена и дети не хотят отказаться от собственности (см. дневниковые записи 18 июня 1890 года и др.); с женой происходят «страшные сцены» (запись 1 декабря 1889 года и др.). Против своих близких 14 мая 1889 года Толстой заносит в Записную книжку «обвинительный акт». Он упрекает своего сына Илью и его жену в «роскоши жизни», в том, что они, не трудясь, пользуются трудом девочки-прислуги, которая «работает, не учится, спит на сундуке, не ест с ними».
Толстого тяготит барский образ жизни окружающих его лиц, «болтовня бесполезная», «обжорство грустное и гнусное», в то время как народ голодает (запись 22 июля 1889 года).
Перелом в мировоззрении обусловил резко критическое отношение Толстого к идеологам реакции.
Еще в мае 1881 года Толстой резко осудил «Письма о нигилизме» H. Н. Страхова, в которых реакционный критик взял под защиту самодержавие и православие. С тех пор писатель настороженно относится к этому «поклоннику» своего таланта. В Дневниках 1888—1890 годов много записей, свидетельствующих о глубоком расхождении Толстого с Страховым (записи 14 июня 1889 года, 10 и 11 июля 1890 года и др.). Выступления в печати апологета реакции В. В. Розанова Толстой считает «тратой бумаги и времени» (запись 10 июля 1890 года) и т. д.
Дневники 1888—1890 годов, как и все творчество писателя, свидетельствуют о том, что «мысль Толстого направлялась всегда по линии интересов крестьянской массы»,2 что в своем стремлении «дойти до корня», до основных причин социального зла, беспощадно срывал великий художник «все и всяческие маски» с институтов насилия господствующих классов над миллионами угнетенных.
Мучительно напряженно искал писатель средств достижения социальной справедливости. Он сознавал, что справедливость эта «никак не может совершиться ни путем того правительственного насилия, которое теперь существует… ни тем путем, который проповедуют евангельские социалисты, путем проповеди и постепенного сознания людей, что так выгоднее» (Дневник, 7 сентября 1889 года). Но здесь же Толстой обнаруживал непонимание единственного действенного средства преобразования мира — путем революционного насилия большинства трудящихся над меньшинством эксплоататорских классов.
Толстой понимал, что революционеры стремятся к верной цели — социальной справедливости. Их цели он сочувствовал, но отвергал революционный путь переустройства мира. Обращаясь к изысканию средств уничтожения социального зла, Толстой проявлял всю утопичность и «реакционную наивность своей теории».3 Отвергая революционную борьбу за справедливое распределение материальных благ, добываемых человечеством, Толстой, проповедуя «нравственное самоусовершенствование», предлагал отказаться от производства и потребления «лишних» материальных благ как основного, по его мнению, источника социального зла, возвратиться к первобытным формам общежития и т. д. 27 июля 1889 года он записывает в Дневнике: «Земледелие, заменяющее кочевое состояние, которое я выжил в Самаре, есть первый шаг богатства, насилий, роскоши, разврата, страданий. На первом шаге видно. Надо сознательно вернуться к простоте вкусов того времени. Это невинность мира детская».
Толстой проявляет острую наблюдательность, когда отмечает малую продуктивность разобщенного, индивидуального крестьянского труда (дневниковая запись 13 сентября 1890 г.). Он высказывает правильные мысли о пользе для человечества коллективной формы труда. Это мысли не одного Толстого. Это мысли многих миллионов тружеников земли, веками мечтавших о работе «сообща» как о наиболее продуктивной форме труда. Но подобно патриархальному крестьянину, Толстой не сознает, что для достижения коллективных форм труда в деревне надо сначала уничтожить частно-собственническое землевладение, то есть революционным путем уничтожить эксплоататорскую систему.
Учение Толстого соответствовало социальным взглядам патриархального крестьянства, которое, ненавидя своих угнетателей, «стремясь к новым формам общежития, относилось очень бессознательно, патриархально, по-юродивому, к тому, каково должно быть это общежитие, какой борьбой надо завоевать себе свободу, какие руководители могут быть у него в этой борьбе…»4
Обличая социальное зло, Толстой не знает путей к достижению справедливого общественного устройства, путей к освобождению народа от власти «дармоедов» и рекомендует «самому, каждому приближаться к идеалу» (запись 22 апреля 1889 года).
В своих философских обоснованиях теории «нравственного самоусовершенствования» Толстой исходит из сугубо идеалистических положений, что «дух управляет материею: материя есть последствие деятельности духа» (т. 50, Записная книжка № 2, 23 ноября 1889 года). Исходя из этого же основного идеалистического положения, Толстой пытается критиковать «механическую теорию» материалистов (Дневник, 22 февраля 1890 года и др.), отвергает детерминизм воли человека (Дневник, 13 апреля 1890 года), приходит к ложному выводу, что сознание может развиваться вне зависимости от окружающей человека социальной среды (Дневник, 28 ноября 1890 года), и т. д.
В рассматриваемых Дневниках отражены многие ложные (и потому мучительные для Толстого) попытки «низвергнуть» материалистическое учение о природе и общественном развитии.
Не соглашаясь с реакционными взглядами Н. Н. Страхова, Толстой вместе с тем порицает страстную критику идеалистических лжетеорий Страхова великим революционером в науке К. Тимирязевым (записи 14 июня 1889 года и др.).
Прочитав одну из статей профессора Харьковского университета П. И. Ковалевского, Толстой, как видно из записи в Дневнике 30 апреля 1889 года, не мог ничего противопоставить материалистическому объяснению происхождения сознания. Но, верный идеалистическим основам своих философских воззрений, он объявляет, что теория происхождения сознания не нужна. Главное, что надо знать, — утверждает Толстой, — это — как сознанию действовать, и не признает, что без знания и изменения причин, действующих на сознание, нельзя изменить и само сознание. Ему кажется, что достаточно людям захотеть «усовершенствоваться», как мир преобразуется сам собой, по воле человеческого сознания. Надо только найти ключ к тому, чтобы убедить человечество изменяться в лучшую сторону. А этим ключом может быть, по мнению Толстого, инстинктивная вера в «бога — добро».
Отстаивая идеалистическую точку зрения, Толстой не возвышал, как это казалось ему, а, напротив, принижал роль сознания в жизни общества. Человек, записывает он 27 июля 1889 года в Дневнике, «всегда с завязанными глазами. И тем лучше исполняет волю бога, чем он слепее. Как слепая лошадь лучше ходит на кругу».
Со свойственной идеализму наивной, ни на чем не основанной верой в непогрешимость своих догм Толстой восклицает: «С матерьялистами и совсем заблуждающимися не надо тратить времени на спор. Надо, указав им их ошибку, идти вперед; пускай остаются позади. Так же, как с людьми, спорящими о дороге. Надо указать им настоящую и идти по ней, предоставив им исправить свою ошибку или остаться назади» (запись 2 июня 1889 года). Но «спорить» с материалистами Толстому приходится вновь и вновь, потому что, основываясь на ложных философских позициях, великий писатель, естественно, не мог сам отыскать «настоящей дороги» к достижению социального преобразования мира. Приняв решение «не тратить времени на спор» с материалистами, Толстой ходом самой жизни, разрушающей утопические иллюзии писателя, вынужден был все чаще и чаще возвращаться к мыслям о материалистическом учении.
Так Дневники Толстого с чрезвычайной рельефностью обнажают кричащие противоречия в мировоззрении писателя, отразившего «разум» и «предрассудки» патриархального крестьянства, слабые и сильные стороны его идеологии.
Проповедуя терпение, смирение, «нравственное самоусовершенствование», «непротивление злу насилием», Толстой вместе с тем резко восставал против всякого конкретного проявления социального зла, против всяких попыток его оправдания.
Среди абстрактных, реакционно-идеалистических, религиозно-нравственных рассуждений в его Дневниках содержится огромное количество исключительно ярких страниц страстного обличения социальной несправедливости. Эти записи представляют для нас особый интерес. Они помогают уяснить идейную направленность творчества писателя, понять кровную связь его с социальными чаяниями и стремлениями дореволюционного крестьянства.
В Дневниках и Записных книжках 1888—1890 годов находим многочисленные заметки и подготовительные материалы к обличительным произведениям Толстого этих лет. Здесь зафиксированы первые замыслы «Воскресения» и первоначальный этап работы над бессмертным романом, различные стадии работы писателя над пьесой «Плоды просвещения», повестями «Крейцерова соната», «Дьявол», «Отец Сергий», статьей об искусстве и другими произведениями.
Наибольшее внимание, естественно, привлекают материалы, связанные с историей создания «Воскресения».
Еще задолго до того, как в творческом сознании писателя стал конкретно вырисовываться замысел «Коневской повести» («Воскресения»), Толстой мечтал создать обличительное художественное произведение. 5 января 1889 года, находясь в Москве, он прочел статью Кеннана о тюремном режиме, установленном для политических заключенных в Петропавловской крепости. В этот же день он записал в Дневнике: «Читал Кеннена и страшное негодование и ужас при чтении о Петропавловской крепости. Будь в деревне, чувство это родило бы плод». Только городская обстановка жизни, раздражавшая и тяготившая писателя, помешала ему тогда создать художественный «плод», характер которого соответствовал бы идейной направленности «Воскресения». Позднее режим Петропавловской крепости был изображен Толстым во второй части романа.
Резко враждебное отношение к политическому режиму самодержавия сочеталось у Толстого с ненавистью к казенной церкви, на которую всегда опирались эксплоататоры для порабощения народа. Толстой видел, как христианское словоблудие господствующих классов совмещалось с диким произволом по отношению к людям труда, лицемерно величаемым «братьями во Христе». Писатель с резкой неприязнью относился ко всем новым модным религиозным течениям среди социальных «верхов» общества. Как видно из дневниковых записей, 8 февраля 1889 года Толстого посетил английский евангелист Ф. В. Бедекер. Популярный среди английской и отчасти русской аристократии проповедник-миссионер послужил прототипом для сатирического изображения Кизеветтера и англичанина в «Воскресении». По мнению Толстого, «они (т. е. деятели православия. —
30 апреля 1889 года Толстой записывает в Дневнике «7 пунктов обвинительного акта против правительства: 1) Церковь, обман суеверия, траты. 2) Войско, разврат, жестокость, траты. 3) Наказание, развращение, жестокость, зараза. 4) Землевладение крупное, ненависть бедноты города. 5) Фабрики — убийство жизни. 6) Пьянство. 7) Проституция».
Это резкое обличение Толстым помещичье-буржуазного государства и церкви и определяет общий характер идейного направления «Коневской повести». Уже в первоначальном замысле будущего романа звучит гневный протест писателя против угнетения личности в собственническом обществе. Именно поэтому в первых редакциях «Воскресения» все мысли художника сосредоточиваются вокруг сцены суда, глумящегося над человеком и попирающего элементарную справедливость.
Замысел «Воскресения» возник под впечатлением рассказа А. Ф. Кони об одном случае из его судебной практики. Но с первых же дней работы над романом Толстой явно ощутил крайнюю для него, художника, недостаточность, схематичность переданного ему А. Ф. Кони сюжета. «Смутно набираются данные… для Коневской повести», — записывает Толстой в Дневнике 17 декабря 1889 года. И хотя авторская датировка говорит о завершении 26 декабря 1889 года первой редакции «Коневской повести», буквально в следующие дни писатель вновь принимается за переработку ее.
К 90-м годам в распоряжении Толстого было огромное количество доходивших до него самыми различными путями сведений о разорении, нищете, безземелии крестьянства, произволе помещиков, представителей власти, церкви и т. п., что могло дать писателю материал не для одного, а для многих обличительных романов. Но знать что-либо Толстому было мало. Писателю нужно было еще «прочувствовать» известные ему факты, понять, как на эти факты смотрит «множество людей». Гениальный художник стремился к такому изображению событий, которое соответствовало бы не только его личной оценке фактов, но и оценке их широкими слоями народа. В этом отношении чрезвычайный интерес представляет дневниковая запись 3 января 1890 года: «Пророк, настоящий пророк, или, еще лучше, поэт (делающий) — это человек, который вперед думает и понимает, что люди и сам он будет чувствовать. Я сам для себя такой пророк. Я всегда думаю то, что еще не чувствую, например, несправедливость жизни богатых, потребность труда и т. п., и потом очень скоро начинаю чувствовать это самое». «Пророк-поэт», по мнению писателя, должен выразить не только то, что он сам думает, но и прежде всего то, что люди чувствуют, и суметь слить свое и их чувство воедино. «Коневский рассказ» в его первой редакции, повидимому, не удовлетворял писателя именно потому, что в нем еще не было в необходимой для художника степени выражено «чувство» людей, то есть миллионов крестьян, о несправедливости жизни господствующих классов.
По дневниковым записям 1889—1890 годов можно проследить шаг за шагом, как шел у Толстого процесс «набирания данных» и их «прочувствования» для первых редакций романа «Воскресение». В Дневник 11 февраля и в Записную книжку 10 и 11 февраля 1890 года Толстой заносит конспективные записи многих прояснившихся ему сюжетных и психологических деталей «Коневской повести», которые в значительной степени отразились в тексте романа. В этих записях, в частности, Толстой уже ясно очерчивает замечательную сцену встречи Катюшей поезда, в котором проезжал Нехлюдов. «Она, — записывает Толстой в Дневнике, — увидав его при проезде, хочет под поезд, но садится и слышит ребенка в чреве». Сюжетная мысль Толстому ясна даже в деталях, но у художника продолжается сложный процесс «прочувствования». И только спустя много времени в итоге этого процесса Толстой приводит оставленную Нехлюдовым Катюшу к пониманию правды о страшном глумлении над ней людей, живущих «несправедливой жизнью богатых», к сознанию, что «всё, что говорят про бога и его закон, всё это — обман и несправедливость».5
Работа над «Коневской повестью» сопровождалась у Толстого размышлениями о тягостном положении народа, лицемерии казенной церкви, произволе господствующих классов. Дневники писателя показывают, как морально-психологический сюжет «Коневской повести» превращался постепенно в широкое полотно социально-обличительного романа «Воскресение».
18 июня 1890 года Толстой записывает, что «надо Коневскую начать с сессии суда» и «тут же высказать всю бессмыслицу суда». 22 июня он вновь возвращается к этой мысли: «Уяснил себе внешнюю форму Коневского рассказа.
В Дневниках 1888—1890 годов, отражающих период замысла романа, видно, как все более и более перемещался весь круг творческих интересов Толстого с изображения жизни господ к отражению жизни народа.
Размышляя об искусстве и науке господствующих классов, Толстой записывает в Дневник 15 июня 1889 года: «Жрецы… науки и искусства… давно решили, что
Стремление высказать свой взгляд на цели и задачи искусства выразилось в напряженной работе в 1888—1889 годах над первой статьей об искусстве, явившейся начальной стадией работы над трактатом «Что такое искусство?».
Многие мысли, занесенные в Дневник и Записные книжки, были развиты впоследствии Толстым в трактате «Что такое искусство?». 20 мая 1889 года в Дневнике и Записной книжке конспективно излагаются мысли о признаках «истинного искусства». На другой день в Записной книжке фиксируется возникший у Толстого вопрос: «Как народ везде смотрит на науку и искусство?». В дневниковой записи 22 августа 1889 года утверждается требование, чтобы искусство «было ново, было хорошо ясно и было правдиво», высказывается резкое осуждение «эстетов в искусстве», псевдоискусства «избыточествующих классов». Замечательно в этой записи ироническое сравнение Толстым теории «искусства для искусства» с процессом чтения у гоголевского Петрушки.
Несмотря на всю противоречивость эстетических взглядов писателя, несмотря на то, что взгляды эти содержали в себе много ложного, ошибочного, обусловленного реакционными сторонами религиозно-нравственного учения Толстого, в них легко выявляется главное, ценное, именно — справедливое требование демократизации искусства как в его содержании, так и в форме; беспощадное обличение упадочного буржуазного искусства, враждебного и чуждого народу; утверждение огромной роли подлинного, народного, демократического искусства в жизни общества.6
Дневники и особенно Записные книжки позволяют проследить напряженную работу Толстого над языком своих произведений, увидеть прямую и глубокую связь стиля писателя с разговорной речью народа. Записные книжки, публикуемые в настоящих томах, свидетельствуют об упорном стремлении писателя сочетать простоту и ясность литературного языка с высоким его художественным совершенством.
Отдельные записи и Записные книжки, вошедшие в 50 и 51 томы, представляют значительный материал для изучения истории создания, стиля произведений, работа над которыми относится к концу 80-х годов. Записи уточняют прототипы произведений, содержат указания на замыслы различных вариантов сцен «Плодов просвещения», эпизодов «Крейцеровой сонаты». Здесь зафиксированы также изменения фамилий действующих лиц «Плодов просвещения» (например, гипнотизера, профессора), изменение самого названия пьесы. В этих же записях отражены творческие планы различных эпизодов первоначальной редакции «Воскресения», приведены некоторые замыслы писателя, оставшиеся неиспользованными или осуществленные позже. Несмотря на отрывочность этих записей, они являются ценным дополнением к Дневникам Толстого и помогают глубже уяснить творческий процесс крайне противоречивого в своем мировоззрении художника.
Взгляды Толстого были тысячами нитей связаны с настроениями многомиллионного патриархального, дореволюционною крестьянства, думы и чаяния которого ярко отразил писатель в своих произведениях. Творчество гениального художника стало «зеркалом русской революции» именно благодаря тому, что оно отражало настроения русского крестьянства, пробуждавшегося к решительной борьбе со своими вековыми угнетателями. Дневники и Записные книжки Толстого помогают ощутить эту повседневную связь писателя с народом в ее конкретной, осязаемой форме.
РЕДАКЦИОННЫЕ ПОЯСНЕНИЯ
При воспроизведении текста Дневников и Записных книжек Л. Н. Толстого соблюдаются следующие правила.
Текст печатается по новой орфографии, но с воспроизведением прописных букв в тех случаях, когда в тексте Толстого стоит прописная буква. Особенности правописания Толстого передаются без изменений, за исключением случаев явно ошибочного написания. В случаях различного написания одного и того же слова эти различия воспроизводятся, если они являются характерными для правописания Толстого и встречаются в тексте много раз.
Случайно не написанные автором слова, отсутствие которых затрудняет понимание текста, дополняются в прямых скобках.
Условные сокращения — типа «к-ый», вместо «который» — раскрываются, причем дополняемые буквы ставятся в прямых скобках: «к[отор]ый».
Слова, написанные неполностью, воспроизводятся полностью, причем дополняемые буквы ставятся в прямых скобках: т. к. — т[ак] к[ак]; б. — б[ыл].
Не дополняются: а) общепринятые сокращения: и т. п., и пр., и др., т. е.; б) любые слова, написанные сокращенно, если «развертывание» их резко искажает характер записей Толстого, их лаконичный, условный стиль.
Слова, случайно написанные в автографе дважды, воспроизводятся один раз, но это оговаривается в сноске.
Ошибочная нумерация записей в тексте исправляется путем правильной нумерации, с оговоркой в сноске.
После слов, в чтении которых редактор сомневается, ставится знак вопроса в прямых скобках [?].
На месте не поддающихся прочтению слов ставится: [
Из зачеркнутого в рукописи воспроизводится лишь то, что имеет существенное значение.
Более или менее значительные по размерам зачеркнутые места воспроизводятся не в сносках, а в тексте и ставятся в ломаных скобках. В некоторых случаях (например, в Записных книжках) допускается воспроизведение и отдельных зачеркнутых слов в ломаных скобках в тексте, а не в сноске.
Вымаранное (не зачеркнутое) самим Толстым или другим лицом с его ведома или по его просьбе воспроизводится в тексте, с оговоркой в сноске. На месте вымаранного, но не поддающегося прочтению, отмечается количество вымаранных слов или строк.
Написанное в скобках воспроизводится в круглых скобках.
Подчеркнутое воспроизводится курсивом. Дважды подчеркнутое — курсивом, с оговоркой в сноске.
В отношении пунктуации: 1) воспроизводятся все точки, знаки восклицательные и вопросительные, тире, двоеточия и многоточия (кроме случаев явно ошибочного употребления); 2) из запятых воспроизводятся лишь поставленные согласно с общепринятой пунктуацией; 3) привносятся необходимые знаки в тех местах, где они отсутствуют, причем отсутствующие тире, двоеточия, кавычки и точки ставятся в самых редких случаях. При воспроизведении многоточий Толстого ставится столько же точек, сколько стоит их у Толстого.
Воспроизводятся все абзацы. Делаются отсутствующие абзацы: 1) когда запись другого дня начата Толстым не с красной строки (без оговорок); 2) в тех местах, где начинается разительно отличный по теме и характеру от предыдущего текст, причем каждый раз делается оговорка в сноске:
Перед началом отдельной записи за день, в случае отсутствия, неполноты или неточности авторской даты, ставится редакторская дата (число дня и месяц) в прямых скобках, курсивом.
Географическая дата ставится редактором только при первой записи по приезде Толстого на новое место.
Линии, проведенные Толстым между строк, поперек всей страницы, и отделяющие один комплекс строк от другого (делалось Толстым почти исключительно в Записных книжках), так и передаются линиями.
На месте слов, не подлежащих воспроизведению в печати, ставится многоточие (четыре точки).
Примечания, принадлежащие Толстому, печатаются в сносках (внизу страницы, петитом, без скобок и с оговоркой).
Переводы иностранных слов и выражений, сделанные редактором, печатаются в сносках в прямых скобках.
Слова, написанные рукой не Толстого, воспроизводятся петитом.
Рисунки и чертежи, имеющиеся в тексте, воспроизводятся в основном тексте или на вклейках факсимильно.
В комментариях приняты следующие сокращения:
AЧ — Архив В. Г. Черткова, Москва.
БЛ — Публичная библиотека СССР им. В. И. Ленина, Москва.
Б, II, III, IV — П. И. Бирюков, «Лев Николаевич Толстой», т. II — 2-е изд., «Посредник», М. 1913; 3-е изд., Госиздат, М. 1923; т. III — 1-е изд., Берлин (Ладыжников), 1921; 2-е изд., Госиздат, М. 1922; т. IV — Госиздат, М. 1923.
ГЛМ — Государственный литературный музей, Москва.
ГМТ — Государственный музей Л. Н. Толстого АН СССР, Москва.
ДСТ — «Дневники Софьи Андреевны Толстой. 1861—1891», изд. Сабашниковых, М. 1928.
ПС — «Переписка Л. Н. Толстого с H. Н. Страховым», изд. Общества Толстовского музея, СПБ. 1914.
ПТ — «Переписка Л. Н. Толстого с гр. А. А. Толстой», изд. Общества Толстовского музея, СПБ. 1911.
ТГ — «Л. Н. Толстой и H. Н. Ге. Переписка», изд. «Academia», М.—Л. 1930.
ТЕ 1911, 1912, 1913 — «Толстовский ежегодник» 1911, 1912 и 1913 годов.
ТПТ — «Толстой. Памятники творчества и жизни», 3, М. 1923.
TT 1, 2, 3—«Толстой и о Толстом. Новые материалы»: вып. 1 — М. 1924, вып. 2 — М. 1926, вып. 3 — М. 1927.
ДНЕВНИКИ
1888—1889
С 23 НОЯБ. 88 ПО 31 ИЮЛ. 89
[1888]
На днях была девушка, спрашивая (такой знакомый фальшивый вопрос!), — что мне делать, чтоб быть полезной? И, разговорившись с ней, я сам себе уяснил: великое горе, от к[оторого] страдают милионы, это не столько то, что люди живут дурно, а то, что люди живут не по совести, не по своей совести. Люди возьмут себе за совесть чью-нибудь другую, высшую против своей, совесть (н[а]п[ример] Христову — самое обыкновенное) и очевидно не в силах будучи жить по чужой совести, живут не по ней и не по своей, и живут без совести. Я барышню эту убеждал, чтобы она жила не по моей, чего она хотела, а по своей совести. А она, бедняжка, и не знает, есть ли у нее какая-нибудь своя совесть. Это великое зло. И самое нужное людям это выработать, выяснить себе свою совесть, а потом и жить по ней, а не так, как все — выбрать себе за совесть совсем чужую, недоступную и потом жить без совести и лгать, лгать, лгать, чтобы иметь вид живущего по избранной чужой совести. Потому-то я, истинно, предпочитаю кутилу весельчака, нерассуждающего и отталкивающего всякие рассуждения, умствовател[ю], живущему по чужой совести, т. е. без нее. У первого может выработаться совесть, у второго никогда, до тех пор пока не вернется к состоянию первого.
Всё не пишу — нет потребности такой, к[оторая] притиснула бы к столу, а нарочно не могу. Состояние спокойствия — того, что не делаю против совести — дает тихую радость и готовность к смерти, т. е. жизнь всю. Вчера вечером сидел Е[вгений] П[опов], ему 24 года, и он в том же состоянии, как и я. С женой тяжелые отношения, распутать к[оторые] может только смиренная жизнь, как узел только покорное следование всем клубком за ниткой. —
Сейчас учитель Андрюши, кандидат, только что кончивший филолог, рассказывал, что Андр[юша] плохо учится, п[отому] ч[то] не умеет словами объяснить, написать арифмет[ическую] задачу. Я сказал, что требования объяснения есть требования бессмысленного заучивания, — мальчик понял, но слов не умеет еще находить. Он согласился и сказал: да, мы, учителя, обязаны формы даже давать заучивать. Н[а]п[ример] мы учим тому, что рассуждение о задаче должно начинаться со слов:
Пошел ходить, хотел исполнить долг и опять помешало. Встретил Стороженко и он стал ходить со мной, рассказывал о своей лекции, предполагаемой, о пессимизме и о том, религия утешает ли? Я сказал ему, что если бы он определил, что религия и что пессимизм, то он не думал бы об этом. Всё праздная болтовня. Я разгорячился и доказывал ему, что он фарисей и дармоед. Ему ни по чем. С бухдо барах заговорил о Лопатине Герм[ане] революционере и рассказал о нем. Я, мол, вот что. Грустно б[ыло] вчера, хотелось умереть, чтоб уйти от нелепости, к[оторую] настолько перерос. Разумеется, вся вина в том, что не работаю, да боюсь. Начать излагать, когда не требует этого Бог — дурно и не сказать что знаешь — дурно. Помоги мне Боже, Отец. Люблю обращаться к Богу. Если бы не было Бога, то хорошо уже это обращение в безличную пустоту. В таком обращении нет всех тех слабостей тщеславия, человекоугодничества: расчетов, от к[оторых] почти невозможно отделаться, обращаясь к людям. Так помоги мне, Отец! —
Посидел у Левы, поговорили, пошел в вечернюю школу, не решился войти, 2 часа ходил, в 11-м зашел и познакомился с учителями; пойду в четверг. Утром и потом стала всё чаще и чаще просветляться одна точка в писании. Может быть, нынче начну, что — сам не знаю, но о чем — знаю. Да, получил еще прекрасное письмо от Blake.
Был Кольчугин, попечитель училища — хочет советоваться с учил[ищным] советом. Что будет. —
Да, еще вчера с женой чуть не начал спор о том, почему я не учу своих детей. Я не вспомнил в то время, что хорошо быть униженным. Да: есть совесть. Люди живут либо свыше совести, либо ниже совести. Первое мучительно для себя, второе противно. Лучше то, чтобы жить по растущей совести всегда немного выше ее, так, чтоб она дорастала то, что взято выше ее. Я живу выше, выше совести, и она не догоняет: и в том, что оскорбляюсь и всё чувственен и тщеславен, что не хочется не печатать до смерти.
Исходил верст 15. Пришел в 5. Обедали Берсы. Я ушел в свою комнату, читал. Письмо Хилкова к Чертк[ову] и его ответ, об исповедании веры и отречении от церкви и государства. Соня за обедом сказала: надо быть совсем глупой, чтобы верить14 другому, не иметь своих мыслей. Я сказал: никто не имеет своих мыслей, а дело только в том: следовать ли мыслям Христа или М-me Minangois. Она больше и больше чувствует тяжесть своей жизни, но при моей жизни едва ли изберет иной путь. Я уж не жалею. Так должно быть.
Написал Черткову коротенькое письмо. Из Смоленск[ого] вокзала выбегают собравшиеся ехать рекрута, нарядные, гибкие, свежие, молодые. Цвет молодежи, весь цвет берут и развращают. —
Да еще б[ыл] Грот, долго сидел, рассказывал свою философию. Поразительно! обо всем житейском он говорит и думает, как антифилософ, а о теории мысли, чувства он философ. Строит карточные, мысленные домики. И даже некрасивые и неоригинальные, а так, только похоже на философию. Да еще, девочки уехали и не простившись. Я буду плакать, как прадедушка.
Должно быть значит вот что: барии нечаянно, malgré soi.17 Получил письмо от Алехина, сомневается во мне. Обедали Философо[в] и Шидловская. Маша Петровна рассказывала про общину. Удивительно. Написал письма Алехину, Черткову, Попову (Евг.), от него б[ыло] трогательное письмо. Здоровье лучше. Иду спать.
[1889]
Поздно прошелся к Готье. Дома читал Кеннена и страшное негодование и ужас при чтении о Петропавловской крепости. Будь в деревне, чувство это родило бы плод; здесь в городе пришел Грот с Зверевым и еще Лопатиным: папиросы, юбилеи, сборники, обеды с вином и при этом по призванию философск[ая] болтовня. Зверев ужасен своим сумашествием. Homo homini lupus,19 Бога нет, нравств[енных] принцип[ов] нет — одно теченье. Страшные лицемеры, книжники и вредные.
[
[
[
После обеда пошел к Машеньке, там тихо посидел до 11-го и пришел домой. Дома хорошо, только болезни.
Вчера вечером б[ыл] Морокин. Я слишком горячо спорил с ним о войне, но кончилось дружелюбно. Сейчас пришел Страхов. Что будет?
С Стр[аховым] говорил хорошо. Он разочарова[н] в Кл[обском] и лучше с матерью. Пошел за портретом, но не дошел. Встретил Орлова. Он рассказывал про смерть отца, генерала. Он впал в детство, т. е. остался для него только «я». — Перед этим б[ыл] Покровский. По признакам у Ван[ички] туберкулы и смерть. Очень жаль Соню. К нему странное чувство «ай» благоговейного ужаса перед этой душой, зародыш[ем] чистейшей души в этом крошечном больном теле. Обмакнулась только душа в плоть. Мне скорее кажется, что умрет. Со мной стало делаться недавно странное и очень радостное — я стал чувствовать возможность всегдашней радости любви. Прежде я так был завален, задушен злом окружающим и наполняющим меня, что я только рассуждал о любви, воображал ее, но теперь я стал чувствовать благость ее. Как будто из под наваленных сырых дров изредка стали проскакивать струйки света и тепла; и я верю, знаю, чувствую любовь и благость ее. Чувствую то, что мешает, затемняет ее. Теперь я совсем по новому сознаю свое недоброжелательство к кому-нибудь — к Тане б[ыло] вчера — я пугаюсь, чувствуя, что заслоняю себе тепло и свет. Кроме того, часто чувствую такую теплоту, что чувствую то, что, любя, жалея, не может прерваться состояние тихой радости жизни истинной.
Пришел Фед[ор] Фед[орович] с юношей. Хочет найти религиозн[ые] основы. Да, я сказал ему. Два пути: один радости вне себя, другой радости только в очищении своей души. Вечером с Верочкой ходил искать номера с Мат[ильдой] Павл[овной]. Да, Маша тоскует. Не знаю, что и как. Как будто что-то есть не то в его письмах. Что-то тяжелое. Я не вижу что, но ей тяжело и надо дать одуматься. Вот опять случай, где любовь разрешает всё. Надо его любить. Надо написать ему.
Едва ли успею больше писать нынче. Иду к Соне.
Были доктора. Старались сделать ясным и определенным то, что неясно и неопределенно. Почти приговорили. Я пошел c Левой к Олсуфьевым. После обеда читал Elsmere и полученные письма и журнал[ы]. Пришел Дунаев, потом Семенов и Анненкова. Какая религиозная женщина! Спал у детей. Ваня как будто лучше.
Да, письмо от Черткова о допросе жандармами Макара и прославлени[е] имени Бога.
Пошел за дровами. После обеда читал письма: одно бестолково враждебное, «зачем я говорю, отдай именье, а не отдаю». Все-таки б[ыло] неприятно, но не столько неприятность, сколько путаница. Ван[ичке] как будто лучше, но я чувствую, что плохо. Был Тимк[овский]. Статья о Лондоне — не дурно. — Сухотин. Вел себя порядочно — помнил, что они люди.
Лег рано. Письма из Америки о трезвости.
Не помню, где гулял. Но к обеду приехали Самарины. Очень хорошо говорил с Самариным, потом Семенов и Герасимов. Тихо, хорошо, без греха.
Заснул и пошел ходить. После обеда Попов стихотворец юноша. Удивил его, сказав, что это самое подлое занятие. Пошел к Фету. Там обед. Ужасно все глупы. Наелись, напились и поют. Даже гадко. И думать нечего прошибить. А может б[ыть] дурно, что поддаешься. Это respect humain.23 От Чертк[ова] письмо приятное. Дома Бутк[евич], Рахманов и Иванц[ов] молодой. Плохо говорилось. Пошел один в баню. От Поши письмо доброе. —
[
Да, становится ясно, что «с словом32 надо обращаться честно», т. е. что если говорить, то надо говорить так ясно, как только можешь, а не с хитростями, умолчани[ем] и подразумеванием, с к[оторыми] пишут все, и я писал. Постараюсь этого но делать. Помоги мне. Пошел к Толстым, застал там Дьякова, торопился говорить и говорил лишнее. Но поправил.
Вечером начал переводить с Л[еночкой], пришел Тимк[овский]. Я послал за Пол[ушиным]. Но он ответил, что некогда, и не пришел. Я досадую, злюсь на него, но успел вчера вызвать любовь к нему, понимание его положения и сострадание. А поработать над ним, будет и любовь. Потом пришла Анненк[ова] с племянницей, потом С[офья] Ал[ексеевна]. Я устал очень. Здоровье плохо: горько во рту и на сердце. Но мне прямо хорошо, даже очень хорошо.
[
Читал и поправлял очень усердно чертковское сокращение о жизни. Пошел поздно гулять, купить подметки. Заперто. Масляница, пьян[ые]. Обедал Дьяков. С ним сидели, говорили хорошо, потом переводил, а потом пришел Полушин. И я говорил хорошо, но не для него, не любя его, а себя. Впрочем это уж я слишком строг к себе: потому я и говорил хорошо, что прежде полюбил и потому понял его. Потом пришел Ивин. Не столько сомнений у него о самой загробной жизни, сколько о той загробн[ой] жизни, про к[оторую] он уже написал и напечатал. Читал с ним Евангелие, свое изложение, и мне многое не понравилось: много ненужных натяжек. Хорошо бы исправить, но едва ли я могу теперь. И едва ли это нужно. Помню то доброе чувство, по к[оторому] я не боялся, что меня осудят за ошибки. Я знал, что больше доброго, чем злого, что от сердца доброго исходят слова добрые, и потому не боялся зла и не боялся осуждения и теперь в хорошие минуты не боюсь. Если бы это было, то это б[ыло] бы высшее благо — юродство. — Спать, поздно.
Да.
Поздно. Колол дрова, очень устал. Надо прекратить такие усилия. Пришел Соколов, бывший революц[ионер]. Потом читал She, пасьянсы и еще юноша, пустой. Хочет быть полезен, всё узнать, а сам 18 лет знает женщин. Да, я хорошо сказал ему, что средство служить людям одно: быть лучше.
Думал: незнание, плод неясности, не от не знания многого, но от многого знания. Возьми т[ак] наз[ываемое] священ[ное] писание, возьми всё с Библии. Боже, что за путаница в сознан[ии], возьми Нов[ый] Зав[ет] с посланиями — путаница большая (вот о властях Завед[ующий] лавкой цитировал Павла) и возьми одни Евангелия — ясность, возьми одни слова Хр[иста] из Еванг[елия] и какой свет!
Да, подумал, надо писать с тем, чтобы не показывать своего писания, как и дневник этот, при жизни. И, о ужас! Я задумался — писать ли? Станет ли сил писать для Бога? Вот как мы гадки и как мы всегда переоцениваем себя. — Так думал перед сном. Но теперь вижу, что могу и буду, и буду счастлив, делая это. Только бы не желать, не радоваться тому, чтобы кто-нибудь узнал. —
После обеда пришел Горбунов и Щербинин. Очень хорошо беседовали, но потом я устал; устал от Щерб[инина], с к[оторым] нельзя говорить во всю. Но хороший человек. Говорили о войне. Потом за чаем Мамоновы, Рачинские — невозможность разговора. И легли очень поздно.
[
Вечером были М[арья] А[лександровна] и О[льга] Алексеевна], а потом пришел Фет. Я не сумел в радость перенести его. А можно бы. Радость ведь не в том, что Фет, а что я делаю волю Б[ога] по отношению к Фету.
1) о том, как бы найти критериум не истины, но того состояния умов, при к[отором] их общение может быть плодотворно, или скорее — такое состояние и отношение умов, при к[отором] общение плодотворное невозможно. Как бы найти те условия, при к[оторых] винт может держать, и те, при к[оторых] он не держит. Дело, главное, в том, чтобы найти признаки праздной болтовни, баловства словом, к[оторые] ужасны для меня, как и для всех искренних работников слова. Как же — я из глубины души достаю с болью и страшным трудом мысль, и вдруг эта мысль замешивается [?] в миллионы
2-е думал: о том, что есть компромис, напишу об этом Черткову. Еще о издании своих сочинений только после смерти. Была Мар[ья] Ал[ександровна]. Она едет на Кавказ с своей бывш[ей] начал[ьницей]. Рассказывала о Чертков[е]. Всё бы хорошо, кабы только они (женщины) были на своем месте, т. е. смиренны. Стахович отец. Тяжело. Потом Свешник[ова] милая. Потом Дунаев, хорошо поговорил с ним. [
Чтобы спорить и из спора выходил плод, нужно, чтобы спорящие смотрели в одну и ту же сторону, чтоб цель у них б[ыла] одна (истина). Надо уяснить себе, что каждый хочет доказать. И если окажется, что или один ничего не хочет доказать (очень обыкновенно), или40 что цели, побуждающие спорить спорящих, совершенно различны, то спор тотчас же следует прекратить. Это надо выяснить примером. —
Да, главное заблуждение в том, что не чувства руководят рассуждениями, а что рассуждения могут руководить чувствами. От этого прекрасная мысль М. Arnold’a, что метод Хр[иста] есть sweet reasonableness, έπίείβεία.41
Не знаю от чего сделался вчера маленький припадок и ночью болело.
[
Я ему продиктовал теорию искусства. Был Альсид. — Ужасно трудно во взрослые годы понимать степень ребячества молод[ых] людей. Лег в 12.
Дома Юнге с детьми. Тяжело с женой. Не могу преодолеть. Надо помнить то, что Он хочет о ней. — Написал об искусст[ве]. Вечером поправлял. Нехорошо и напрасно.
Поправлял об искусстве — вышло лучше. Начал б[ыло] писать о Фрее — не пошло. Снес Гольц[еву] и зашел к Вер[е] Ал[ександровне]. Да, женское царство — беда. Никто как женщины (вот как она с дочерьми) — не могут делать глупостей и гадостей чисто, мило даже и быть вполне довольными. А нет уважения к суждению людей, к[оторое] вызвало бы сомнение. Дома — барышни. Я б[ыл] сначала голоден, а потом, наевшись, и жил только брюхом до 8 часов. Ни разу не вспомнил о том, кто я. Надо вспоминать, когда скверно. Пришли Желтовы и Огранович. Огранович — психопат. Потом с барышнями и Гротом поговорили об искусстве. Грот жалок, он что-нибудь дурное сделал и хорошо чувствует. Как неверно слово: жалок, к такому положению. Жалок человек, когда не видит греха. Только горе в том, что я-то сержусь тогда, а не жалею, как бы должно было. Сережа приехал. Лег поздно.
Живот болел, обедал лучше. Пришел Е. Попов, хорошо беседовали. Старался, чтоб б[ыло] так же радостно, как б[ыло] радостно с кухаркой Волжиной, к к[оторой] зашел узнать о здоровьи. Ох, кабы облечься в броню любви, т. е. на все стороны всегда выставлять любовь к людям; чтоб никто бы тебя не пробрал. — Лег 12.
Пришел художник лепить для группы, потом пришел Касаткин с книжкой «В ч[ем] м[оя] в[ера]», взволнованный, раздраженный, с слезами на глазах и, как я понял, с соболезнованием к себе и раздражением ко мне: за что нарушил мое спокойствие» указал то, что должен делать и не могу делать. «Ты не делаешь». «Ты обманщик». Так он и сказал мне: «это обман. Я не стану описывать». Я понимаю это раздражение, оно благородно-эгоистическое, любующееся на себя. Я вел себя хорошо: не стесняясь Клодтом, старался смягчить. — Почитал о Рёскине43 и пошел к Янжулу. После обеда пришел Брашнин — ссорился с снохою, но просил у нее прощенья и помирился. Потом Сытин с Макушиным. Интересный и простой человек. Потом Дарго и Рахманов. Хорошо, спокойно беседовал. Лег раньше.
У нас полная веротерпимость: мы позволяем строить церкви всех исповеданий и в них отправлять богослужения, крестить, венчать, хоронить, присягать и др., каждому по своим обрядам, но воспрещаем каждому вероисповеданию проповедывать свое учение, т. е. совращать из православия, как они выражаются. — Подразумевается, что религия состоит только в исполнении известных внешних жизненных, актов: службы, похороны, крестины, брак[и], присяги и больше ничего; и что эти акты каждое вероисповедование может делать по своему обряду, т. е., что магометан не заставляют крестить своих детей и т. п. Это не веротерпимость, а отсутствие насилия такого, при к[отором] ни один иноверец не стал бы приезжать в Россию. И тут до религии еще дела нет. Это мертвая форма, религия же есть нечто живое. Оно нечто живое уже пот[ому], ч[то] постоянно нарождаются новые люди и для них вопрос: какой веры? Вопрос этот решается опять по мертвому, т. е. дети веры отцов. Стало быть дело не религиозное, а гражданское, — гражданское же решается не на основании того, что должно руководить всяким гражданским актом, — справедливости. 1) Дети, у к[оторых] один из родителей православный, должны быть православны. 2) Проповедывать устно и письменно православие — можно, никакое другое исповедание — нельзя. 3) Совращать в православие можно — это называется миссионерство, в другие же исповедания — нельзя. — Этих 3-х пунк[тов] нет в других странах и пот[ому] там есть веротерпимость, а у нас нет.
Пришел Арханг[ельский] студент и потом Бутурл[ин] и Сережа. [
Ничего не сделал из заданных себе задач: молчания и воздействия на С[оню].
Всё утро читал Рёскина. Об искусстве хорошо. Наука, говорит, знает, искусство творит. Наука — утверждает факт, искусство проявления. Это наоборот. Искусство имеет дело с фактам[и], наука с внешним[и] законам[и]. Искусство говорит: солнце, свет, тепло, жизнь; наука говорит: солнце в 111 р[аз] больше земли. Иду обедать.
Обедали Сух[отин] и Соловьев. С Соловьевым хорошо говорил. Он придает догматам значение принципов: Богочеловечество есть не одно вочеловечение Хр[иста], но призвание всех людей и т. п. А я говорю: я отрицал молитву, а теперь признаю. Так пойдемте навстречу друг другу. Потом пришел Дунаев с переводом. Слабо. Потом Сережа, Медведев и Огранович. С Ограно[вичем] спорил я — не раздражаясь, но излишне говоря. Он материалист — сознание плод сил, действующих в материи, и потому надо действовать на материю. Чем? Ну, обычное сумашествие. Я как будто пробовал, тверд ли я. Если говорил, то значит не тверд. Лег поздно.
И всё легко, добро и весело. Написал письма Журавову, Семен[ову], Чертк[ову], Русан[ову] и
После обеда пришел слепец миссионер с Чибисовым. Темнота великая, умен, но холоден. Я говорил во всю и кажется напрасно — не соблазнил ли его. Потом пришел Дун[аев]. Я прошел к Дьякову и, придя домой, обиделся на то, что не нашел чая. Стыдно.
Набралось пропасть народа — Голованов, Суворин, Дьяков, еще Мартынов, глупости говорящий, я засуетился и устал. Лег поздно.
Прочел вчера свое предисловие Суворину. Оно совсем не хорошо. Пошел к Третьякову. Хорошая картина Ярошенко «Голуби».
Хорошая, но и она и особенно все эти 1000 рам и полотен с такой важностью развешанные. Зачем это? Стоит искреннему человеку пройти по залам, чтобы наверно сказать, что тут какая-то грубая ошибка и что это совсем не то и не нужно. Дома после обеда только что хотел идти с46 А. П., как пришла О[льга] А[лексеевна] с Озерецкой (какая симпатичная женщина), a потом Шихаев. С ним пошел в трактиры Ржановки, одевать А[лександра] П[етровича]. Часовщик спившийся: «Я гений!» Дитя курящее. Пьяные женщины. Половые пьют. Половой говорит, что тут нельзя быть не выпивши. Шихаев еще тщеславно добродетелен, но думаю, что искренний. Просил его свезти А[лександра] П[етровича]. А ко мне пришли Филосо[фо]вы, Пряничников и Коровин. Пустое болтанье. Тяж[ело]. Очень поздно лег.
Хорошо. Он говорит, что узнал, что несмотря ни на какие неопровержимые доказательства (детерминизма) зависимости жизни от внешних причин, свобода есть — но. она есть только для святого. Для святого мир перестает быть тюрьмой. Напротив он (святой) становится господином мира, п[отому] ч[то] он высший истолкователь его. «Только через него и знает мир, зачем он существует. Только он осуществляет цель мира». Хорошо. Засну.
Заболел живот, провалялся до обеда. Почти не обедал. К Тане пришла куча барышень и Дунаев. Я читаю хорошенькие вещицы Чех[ова]. Он любит детей и женщин, но этого мало. — Не выходил.
[
[
Народу много, и обедало и вечером. Музыка. Сказал бы прежде скучно, но теперь только лишнее и жалко немного. Был Леман, говорил с ним. Он ссыхается. Его эгоизм сам себя выедает. О, ужасный зверь. Он хочет быть оригинальным, говорит: Я узнал, что люблю наслаждения; но только мне нужны особенные наслаждения — лучше: тройки, обеды, женщины и т. д. Бедный! Это ничто иное, как смешные décadents.48
Думал: Отчего не мог быть Христос больше. Хр[истос] такой, к[оторого] все гнали, убили, не скажу: никто не узнал, но мы не узнали, мир не узнал. Могли, должны были быть и есть милионы, бильоны, бесконечное число Хр[истов] (Будд), делавших дело жизни. Мы не знаем словами, но делом жизни они дошли до нас и сделали нас. Из этого выходит то, что понимание Хр[иста] как единицы личности не только мелко, но нельзя. Это личность. Есть Христос — логос, разумение, и он во всем. И называть его нельзя Иисусом, жившим в Галилее. — Другое выходит то, что надо и можно и должно жить так, чтобы быть Христом неизвестным. Да им, в сущности, и будешь всегда, т. е. если ты святой, то ты будешь неизвестным. И Христос Иисус неизвестен для милиардов и для существ мира. Всё это ведет к тому, что кроме исполнения воли Отца ничего нет ясного и несомненного. Ночь провел хорошо. Ма[ло] спал.
[
Прошел за хлебом. Дома тихо заснул. Вечером Дун[аев], Огран[ович] и Шевелев, знаток Китая. Курение опиума там захватывает женщин, детей, и ужасно. Он говорит, что обществен[ное] мнение начинает вооружаться и что они, как были пьяницы и остановились, так и в этом. Но, он говорит, наши алкоголи[ки] без сравнения ужаснее. Грех мне не писать про это.
Да, еще читал «De la vie» по фр[анцузски]. Очень показалось плохо — искусственно, хотя и не лживо.
[
Сейчас сказал С[оне] то, что давно хотел, что не могу ей сочувствовать в издании. Она очень рассердилась и сказала: ты меня всячески ненавидишь. Она страдает и болит мне, как зуб, и как помочь ей, не знаю, но ищу. Помоги…..
Сидела христианка. Я устал резать эту воду. После обеда, точно такой же разговор с книгопрод[авцем] из Библ[ейской] лавки. Устал. Потом Андреев. Пошел к Гроту. Что за каша в голове. Даже нет понятия о различии между ясными и не ясными мыслями. Мне стыдно, что я говорил. Дома Рахм[анов], Хохлов, Бутурлин. Хох[лов] покидает техн[ическое] уч[илище], дом и идет в деревню. Жутко, знаю, что не выйдет то, чего он жаждет, но стремление к чистоте, отречение — хороши и должны принесть плоды. Бут[урлин] путается в своей лич[ной] жизни. Спал дурно.
Поправил об искусстве.
[
Всё то же печальное запустение, та же фарисейская внешность, даже не внешность, а описание внешности, не имеющее ничего общего с действительностью, и пото[му] заброшенная совсем действительность. 1-е, приходско-церк[овная] школа. Ребята в деревне, пропасть ребят, все ребята без дела и грамоты. К попу не ходят — заставляет дрова пилить и плохо учит. 2-е. Девки на фабрике. «А замуж?» — Ну ее — хомут-то натер шею. 3-е. Идут гуськом 11 мужиков. «Куда ходили?» — «Гоняли к старшине об оброке, теперь гонят к Становому». 4-е. Трактир великолепный. Подразумевается, что есть школы, народ платит подати. Соблюдаются браки и искореняет[ся] пьянство. — Ур[усов] губит себя объедением, вином и табаком. Поша уехал. Я спал, готовилась боль.
Весь день б[ыл] вял и слаб, не выходил, спал, читал архив, и слушал писань[е] Урус[ова]. Есть хорошие мысли, напр[имер], то, что магометане близки к нам и были бы совс[ем] близки, если бы их не оттолкнула церковь; а еще лучше: это его 3 основания достоверности: книга откровения, книга природы и книга души человеч[еской]. Это верно. Нужны все 3 основания, чтоб б[ыла] достоверность и истина. Читал арх[ив]. Как Ермолов повесил за ноги муллу. Лег поздно, долго не спал.
Ходил в дер[евню] Лычево: семья нераздельная, 3 брата, старуха вдова, не пьет водки. Поговори[ли] о войне и еще в караулке у церкви. Начал поправлять «Исхитрилась». Вечер говорил с Ур[усовым]. Рано — в 11-м часу заснул и спал хорошо.
Миткаль обходится дешево, п[отому] ч[то] не считают людей, сколько портится и до веку не доживают. Если бы на почтовых станциях не считать, сколько лошадей попортится, тоже дешева бы была езда. А положи людей в цену, хоть в лошадиную, и тогда увидишь, во что выйдет аршин миткалю. Дело в том, что люди свою жизнь задешево, не по стоимости продают. Работают 15 час[ов]. И выходит из за станка — глаза помутивши, как шальной; и это каждый день. —
Думал ночью и утром: творить волю Б[ога]? Как узнать ее? Одно средство — жить, не нарушая закона (чистоты, смирения и любви). Прямо узнать и творить волю можно только святому, нам же одно это средство: не оскверняй себя, не возвышай себя и не будь враждебен никому, и сила жизни повлечет тебя по пути исполнения воли.
Гиморой, не спал, а мне весело, хорошо. Благодарю тебя, Г[осподи]. Иду обедать. — Заснул. Проснулся слабый — ничего не писал. Да.
[
Ночью разбудил Ур[усов] с телеграммой о приезде 3-х американцев. Долго не мог заснуть. Встал в обычное время. Написал конец 3-го действия. Всё очень плохо. Сели обедать, приехал[и] ам[ериканцы]. Два пастора, один litterary man.51 Они бы издержали только доллар на покупку моих книг — Wh[at] to do и Life,52 и толь[ко] два дня на прочтение их и узнали бы меня, т. е. то, что есть во мне, много лучше. Пьют водку и курят. И не могу не жалеть. Ур[усов] б[ыл] очень мил с ними, он[и] пробыли до 4-х. Я лишнее говорил немного. Напрасно бранил очень англичан. Ничего нового я, для себя, не сказал им и от них не услыха[л]. Заботится М-r Newton о соединении церкве[й] в практич[еской] деятельности. Это прекрасно. Но боюсь, что помимо истины христианской нигде не соединятся; а истина в жизни христ[ианской], а жизнь христ[ианская] в полном отречении от собственности, безопасности, следоват[ельно] и всякого насилия — хоть декларация Гарисона. Так я и говорил им. Получил письма — два от дам укорительные и два от девиц вопросительные и просительные. Надо ответить. Главное же получил от С[они] прекрасное письмо, если бы только можно было приписывать устойчивость ее настроениям. Впрочем, было бы недобросовестно считать равнозначущими и отрицающими одно другое — речи злые, неразумные и добрые, разумные: злые, неразумные не имеют за собой ничего, кроме раздражения минуты, добрые же и разумные — природу человека. Добро и зло не равны. Первое — свет, второе — отсутствие света. Приезд амер[иканцев] и вызванное им тщеславие заставило думать: низшая потребность, переходящая в похоть — еда, нужная прямо только мне для себя, посредственно она нужна для всего; более высокая потребность полового общения, также переходящая в похоть, нужная прямо для семьи; еще более высокая потребность одобрения людского, переходящая в похоть славолюбия, нужная прямо для общества людей. Как сделать, чтобы ни одна не переходила в похоть и пределы закона?
Целый вечер поправлял статейку об искусстве, очень не понравилась мне при чтении Ур[усову]. И не послал.
Пошел было в Зубцово, но не мог перейти и вернулся в лес, где прекрасно часа три проработал с отцом и сыном (мужиками), простыми и работящими. Вечером беседовал всё так же хорошо.
Диктовал и кончил, прочел Ур[усову]. Лучше. Никуда не выходил. Лег раньше.
Читал Ньютон[а] о соединении церквей. Пока будут говорить о церкв[ах] и их соединении, соединения не будет; главное, надо быть серьезным и правдивым в деле веры, т. е. в деле объяснения смысла жизни и потому направления ее; а будут люди серьезны и правдивы, не будут говорить о причастиях, троицах и церквах, и все соединятся. О, кабы только они отбросили все суеверия, весь этот cant54 об искуплении и инкарнации, божестве Хр[иста] и тому подобное! Есть наша жизнь всех одинакая — мудреная и бедственная и как бы таинственная, и вот есть объяснение этой жизни Христом. Возьмем с благодарностью это объяснение и будем стараться еще дальше, лучше, точнее уяснять себе наше дело жизни. А то эти люди, да и большинство (коль не все) христиан, берут учение Христа со всем суеверным баластом веков, и оно выходит не объяснение, а затемнение жизни; и хотят в этом мраке согласиться. Ищите света и больше ничего, и согласие и единение будет. Ложусь спать.
Если жив буду
[
[
Ходил с Сережей в баню. Да, хорошо бы: остави нам долги наши, как и мы оставляем должник[ам] нашим: чтобы забыть всё прошедшее людей и сначала относиться к ним.
Написано дурно, но эпизод ужасен в простоте описания — контраста развращенных полковн[ика] и офиц[еров], командующих и завязывающих глаза, и баб и народа, служащего панифиды и кладущ[его] деньги. — Господи, помоги мне в Москве. Я слаб и гадок. От Черткова письма. Видно, он очень подня[лся] духом; такое же, но с мрачн[ым] характер[ом] от Е. П[опова] и такое же от Семенова и Медведева. Записал дневник и хочу писать Кр[ейцерову] Сон[ату].
И пописал до завтрака, потом заснул, пошел к Озмидову, не дошел. Дорогой раздал листки пьяным. Хорошо поговорил. Страшный вид разврата вина и табаку. Обедал, читал шекеров. Прекрасно. Полное половое воздержание. Как странно, что я теперь, когда занят этими вопросами, получил это. Носил воду. Пришла Варенька с мужем. В Москве известных, с билетами, 8.000 проституток. Спал
Поработал, воду носил. Лег рано.
Возился усердно, но почти бесплодно над статьей об иск[усстве]. Пошел к Леноч[ке] (очень ми[ла]), к Ник[олаю] Фед[оровичу], с ним ходил и рассказывал ему «об иск[усстве]». Он одобрил. Пошел на выставку, но испугался множества народа и вернулся. Дорогой уяснил себе, что conditio sine qua non57 новое, а условия достоинства содерж[ание], крас[ота?] и зад[ача?]. Обедал поздно. Приходила Баршева (поссорилась с кузин[ой]). Ив[ан] Мих[айлович], Полушин, потом Янжул и Сторож[енко]. Спорил слишком горячо с Янж[улом] о том, что регулирование фабрик вредно, как регулированье проституции. Лег поздно — в 12.
Тоже прочел Лопатина реферат о свободе воли. Да, лаконизм, если не молчание.
Собрался идти, пришел Брашнин. Прошелся с ним. Он прямо ищет наставления как жить. Поговорил, посоветовал о книгах против пьянства, чайную и проще и ближе быть. Потом подле музея выставки Семирад[ского] встретил Богдан[ова]. Они хвалят картину. Потом в библейск[ую] лавку. Хорошо поговорил с Никол[ьсоном?]58 (кажется). Я попросил простить. И о пьянстве. Потом к Марак[уеву], не застал и домой. Дома Голохв[астов], Грот и Дунаев. Потом Овсянник[ов], о статье (защита солдата). «Ваше сиятельст[во]». Как тут быть? Потом Касиров и Александров. Письмо от Аристова и Леонтьева. Ужасен этот зуд, заставляющий их писать. Не слушать, как токующий тетерев, а токовать. Потом, вместо молчания и лаконизма, с Касировым, задирающим о вере, говорил много лишнего. Столько же лишнего говорил и с Гротом о свободе воли. Как же надо б[ыло] поступить и с Кас[сировым] и с Гротом? спрашиваю я себя. Подумал: Так я думаю: просить их не требовать от меня участия в том, в чем для меня нет интереса. Главное, вспомнить, что я, проходя в этом мире, умирая, могу делать одно: исполнять волю пославшего или проводящего, т. е. проходить так, как он хочет, не задерживая себя и одних и не стаскивая других и, главное, не толкаясь, не злясь. Лег поздно. Спал д[урно]. Да, надо предложить шекерскую жи[знь]. Помоги, Господи.
Ходил до 5, никого не видал. Дома Стахович, мрачный, и Юнге с детьми. Написал письмо Оболенск[ому] о Герасимове и Ур[усову]. Пришел Леман, я с ним прошелся и говорил. Больше слушал его рассуждения об авторстве — хорошо. Да, до обеда встретил Мюра, поэта. Всё время помнил о том, что говорить лучше: «я прохожий в мире» и даже смотрел на ноготь, где б[ыло] написано: смерть, смирение, молчание, но кончилось тем, что я раздражился и сказал ему, что не могу говорить с ним. И очень этим б[ыл] огорчен. Как быть?— Думал и вчера, гуляя, о том же: поправляй то, что написал вчера. Главное то, что мы работники, от к[оторых] скрыт результат работы, к[оторым] не дано воспользоваться работой. Дано одно: возможность участия в работе, слияние интересов с хозяином. Удивительно, как этот последний вывод, до к[оторого] доходишь, определенно и именно в этой самой форме выражен Христом. Ведь это даже не сравнение — это само дело. Вся жизнь людей есть работа: работа на хозяина (фабричная и др.), работа пахоты и посева, уборки и опять посева, улучшен[ия] земли, пород, построек, умственные изобретения — всё не для себя, всем пользоваться не надо, а во всем есть благо в самой работе. Такова вся и жизнь. Дано пользоваться только благом самой работы. И еще дано перенесение своего интереса в интерес другой, вне себя, в интерес хозяина или дела: и это перенесение интереса, это освобождение себя от интереса своего, для гибнущего себя, возможно только через работу. Так в работах жизни. И точно то же во всей жизни, когда на всю жизнь свою временную плотскую, на направление своим произволом этой жизни, смотреть (а иначе и смотреть нельзя), как на работу для дела Божьего, или, короче, для Бога. Только проводя свою всю жизнь для исполнения воли Бога (в установлении Цар[ства] Б[ожия], правды, где его видишь, и соблюдении чистоты, смирения и любви, где и не видишь), в работе Божьей можно отрешиться от своего интереса тем, чтобы найти интерес в деле Божьем. Сказать, что воспользуешься в будущем этим делом, рискованно, но точно — нельзя доказать. Да и зачем? когда участие в работе уж дает благо. Только начинаешь участвовать и уж чувствуешь благо, что ж будет, если отдашься весь этой работе, сделаешь привычку к ней? Тогда благо настоящее будет так велико, что не нужно будет воображать себе никакого другого в будущем.
Да, молитву, к[оторую] напишу на ногте: Помни, ты работник дела Божьего.
Пришел Шаховской. Сделался казенным либералом: свободу ему нужно как-то «делать». Я ходил с ним до Марак[уева] и говорил с добротой, стараясь быть ему полезным. Трудно. Обедала Лиза. И с ней хорошо. Жалко ее стало. Она лечится у Рика, по 40 р[ублей] за сеанс, и слуга Философ[овой] рассказывал чудеса про барыню. Читаю роман Роёу: страшна сознанная деморализация. Не страшно, но созрело очень сознание: должно разрешиться. Картина Реп[ина] невозможна — всё выдумано. Ге хорош очень. Проводили меня девочки. Расстроен желудок, заснул во 2-м и потому
После обеда пришел Ивин и Рахманов. Ивин всё пристает с православием. Должно быть его беспокоит что-нибудь. Я был не спокоен и очень совестно было. У Тани же была толпа барышень. Не приводится говорить с ними. Жалко. Они как видно совсем дикие.
Помешал Танеев. Читал ему об иск[усстве]. Он совершенно невежественный человек, усвоивший бывшее новым 30 л[ет] тому назад эстетическое воззрение и воображающий, что он находится в обладании последнего слова человеч[еской] мудрости. Например: чувственность это хорошо. Христианство это католические догмы и обряды и потому глупость. Греческ[ое] миросозерцание это высшее и т. п. Приехал Горбунов. И я не мог с ним поговорить. Танеев надоел. Лег поздно.
Отче, помоги мне. Если такова воля Т[воя], буду делать. Получил хорошее письмо от Ге старшего.
Поговорил с ним ничтожно, пошел к Нелидовой. Отвратительная дама, затянутая, обтянутая, жирная, точно голая. — Писательница. Вел себя порядочно. Ушел. После обеда тотчас же ушел, снес рукопись Губкиной и Неделю Дмоховской. Встретил Озмидова. Он шел ко мне с 4-мя пунктами: 1) что если хочешь дурное, то надо его делать, иначе — фарисейство. Непостижимый вздор, если не знать, что эта теория нужна ему, о чтобы оправдывать свое курение, револьвер, т. е., делая дурное, думать, что я делаю, что должно, 2) что я несправедливо сказал, что если человеку нужны деньги, то это не значит, что ему нужны деньги, а значит, что нужно направление того ложного положения, в к[отором] он находится. Непостижимое непонимание, если не знать, что не понимать этого ему необходимо для того, чтобы не считать свое положение неправильным, 3) что неверно я сказал, что разрешение экономических затруднений для отдельного человека состоит в том, чтобы быть нужным, тоже непостижимое несогласие, если не знать, что он считает себя нужным людям, несмотря на то, что люди не понимают своей нужды. Наконец 4-е) тоже записанное в книжечке; на этом четвертом я так ясно убедился, что все эти якобы разъяснения недоразумений суть не что иное, как умственные хитрости для оправдания своего положения (для довольства собой, исключающ[его] движение вперед), что я перестал возражать и мне истинно стало жалко его. Думаю, что это мое молчание более полезно могло подействовать на него, чем возражение. 4-е состояло в том, что человек может убить себя. Мож[ет] ли человек убить себя? спросил он. Думаю, что нет, отвечал я. А как же, когда я, защищая другого, подставлю себя? Да, разумеется, сказал я, удивляясь, к чему эта высота самоотвержения. «А, стало быть, и морфин хорошо?» Я понял, что морфин, к[оторый] он вспрыскивает и к[оторый] есть слабость, он объясняет тем, что он делает это для того, чтобы быть в состоянии работать и потом кормить семью, следовательно, убивает себя для других. Никогда так ясно не было мне искривление суждений людских для оправдания себя, для избавления себя от покаяния и потому от движения вперед. Это нравственный морфин. Таковы все изуверы, все59 теоретики. Да, вот что нужно записать на ногте: не спорить с такими. Спор с такими страшный обман, это драться обнаженному с покрытым латами (нехорошо сравненье). Лег в 12-м.
Ничего не писал. Письма только Ге и Страхову. Прош[ел] с Сашей к солдатам. Страшно и странно смотреть, как серьезно и уверенно делают эти гадости и глупости. Мне даже кажется, что им стыдно. После обеда пришел Рахманов и вслед за ним Орлова ученик (забыл), Братнин и еще Дарго и Губкина. Я устал и тихо и праздно говорил. Лег рано, не спалось. Да, Лёвины товарищи врали смешно. А все-таки надо б[ыло] серьезно сказать и добро.
2-й тот, чтобы60 бороться с ложным учением церкви, государства, науки, доказывать ошибки: это революционн[ая] и практическая и умственная деятельность. Общины как образцы истинной жизни, общины монастырские, социалистические — это иллюстрации этой деятельности — они тоже плод борьбы. 3-й способ — единственно разумный, тот, к[оторый] (достигнуто уж давно бы было, я хотел сказать, забывая, что то, что б[ыло], должно б[ыло] быть, и без него не могло бы быть то, что будет) состоит в том, чтобы не заставлять делать других, не оспаривать тех, к[оторые] заставляют делать: (церк[овь], госуда[рство], науку), не показывать образцы, как общины и монастыри, а просто самому делать, где находишься, по мере света. Убедить людей, что заставлять других и быть заставляемым делать доброе нельзя, что все заставляющие и заставляемые всегда делают злое. (Нелепо, в самом деле, что одни люди знают, как надо жить, а другие не только не знают, но и не могут быть научены, а должны быть заставляемы.) От этого, от власти и влияния церкви, госуд[арства], науки, всё зло. Суеверия, кощунства, остроги, убийства, ложь, софизмы — всё от этого. — Убедить людей, что бороться с этим и показывать обращик[и] в общинах есть усиление зла и еще больше[е] удаление от предмета. — Нужно одно: самому, каждому приближаться к идеалу по мере света. О коли бы это начали делать. Что бы сталось со всем злом мира?!
Ходил в Румянц[евский] М[узей]. Беседовал с Ник[олаем] Фед[оровичем], взял Сен-Симона. Интересная биография. «Христианство отклонилось. Задача его — благо духовное и матерьял[ьное] большинства». После обеда читал С[ен]-Симона, пришла барыш[ня] учительница из Елисаветгр[ада]. Поговорил хорошо. Хотел идти в баню едва.61 Если буду жи[в].
Пришел из бани. [
Теперь 5. Я никуда не выходил кроме сада. Дома хорошо беседовал с Желтовым. Очень серьезный человек. Он едет в Тамб[овскую], Сарат[овскую] и Самар[скую] для свиданья с молоканами.
После обеда пошел к Озмидову, ласково поговорил с ним. Дома Поша с Машей. Что такое мое, неполное радости отношение к Поше? Я люблю и ценю его; но это не отеческая ли ревность? Уж очень М[аша] дорога мне. Лег рано, заснул поздно.
У него Бобр[инский], Филос[офов]. Нéзачем63 сходиться. Возвращаясь, встретил Голованова и пригласил его с собой ходить. Он тонкий и чуткий. Рассказывал о впечатлении, произведен[ном] мною на него. Поучительно. Дома крестьянин, наивный и слабый стихотворец. Говорил с ним по душе. Конаков пришел, жаловался на В. Ф. Орлова и на хозяина бывшего. Нехорошее впечатление, как и сначала. Это человек, не вышедший из первобытн[ого] эгоизма. Пошел к Дьяк[ову]. На Смоленск[ом] играл в шашки и мне заперли 13. Смешно, что б[ыло] неприятно. У Дьякова посидел. Дома толпа праздная, жрущая и притворяющая[ся]. И всё хорошие люди. И всем мучительно. Как разрушить? Кто разрушит? Много молился, чтоб Б[ог] отец помог мне избавиться от соблазна. Поша говорит, что брак это обещание ни с кем иным кроме не вступать в половое общение. Пошел раньше спать.
Была бедная. Пойду исследов[ать]. Теперь 3-й час. Всё побаливает под ложечкой.
Был у бедной: мать, кажется, обманщица професиональная, а дочь или чужая — жалкая проститутка с ребенком. Я догадался о том, что надо б[ыло] сделать, только после того, как ушел, надо б[ыло] выслать старуху и узнать от молодой всю правду и помочь, если можно. Дорогой встретил г-н[а] Платон[ова], изобретатель, потом О. П. Герасимов, с ним говорил по душе. Но всё это не для Б[ога], а для людей. Дома много народа. Олсуфьев, Мамоновы. Играли в лапту и весело б[ыло] и не совестно. Потом пришел доброд[ушный] и огранич[енный]64 Янжул. Лег поздно.
Попробовал так писать об искус[стве] и не мог. Опять запутался. После завтрака был Фельдман — пустяки, потом пошел к Бирюковой, не застал, к Завалишину, 85-й год, б[ыл] паралич. И есть невольная старческая кротость, но мало. После обеда Е. Попов, Прокофьев, Дунаев, Ивакин, Тулинов и Бирюкова. Бир[юкова] прелесть доброты настоящей. Попов болен сердцем, но кротче теперь. Готовится к смерти, очевидно приближаясь к Богу. Остальные безразличны, скучно. Думал: 1) В Уч[ении] XII Апост[олов] сказано: одних обличай, за других молись, а 3-х люби больше души своей. По моему надо так: одним, сострадая, помогай, других, молясь за них, обличай, третьих люби больше души своей. Оно так и выходит. Все люди и каждый человек отдельно сначала живет животной жизнью, где ему нужно помогать, потом жизнью мирской, славой людской, где его нужно обличать, и потом жизнью божеской, где нельзя не любить его больше себя. Выходит и еще с той стороны, что жизнь человека есть исполнение воли пославшего, кот[орая] совершится (если прямо не знаешь несомненно этой воли, что бывает большей частью) тогда, когда будешь жить в чистоте, к[оторая] дает возможность помогать другим, в смирении, к[оторое] освобождает от делания для славы людской и в благоволении к людям, к[оторое] ведет к любви. Лег в 12.
Читал статью Ковал[евского] проф[ессора], исповедание матерьялизма очень связное: среда, воздействуя в известн[ом] направлении, вызывает реакцию, из этой реакции выделяются органы, и органы чувств, чувства оставляют следы, следы эти, комбинируясь, производят ум, волю, душу. Всё это прекрасно и очень верно: но дело в том, что всё это не нужно. Мне дела нет, как произошла моя душа, но она есть и действует. Ну так как же ей действовать? Вот это-то нужно знать; а теория происхождения ее не только не отвечает на вопрос, но отводит от него. Как я спросил плутоватого мальчугана, объявившего, что он умеет складывать, как сложить: лапа. Он задумался и спросил: какая лапа, собачья? — Пошел к В. В. Бир[юковой]. Всё то же — добрая женщина. Поговорил с Машей о том, что испытание ей хорошо. Ей хорошо узнать прочность своей веры. После обеда стали читать, пришел Долнер, Черт[кова] знакомый, из акад[емии] худож[еств]. Бросил и верит в Хр[иста]. Пошел за хлебом. Оттуда, проходя Дев[ичьим] полем, напал на страшную сцену: фабричный, здоровый, высокий, чисто одетый, требовал, чтобы женщина, крошечная, исполнила бы обещанный блуд или возвратила пропитое с нею половину, 40 к[опеек]. Она давала 20 и хотела уйти. Он хвастался перед толпой, одобряющей, что если она не даст 40, то он возьмет ее на ночь и натрет до мозолей (хохот). С злобой тащил ее на блуд. Потом повел ее к начальству требовать исполнения ее обещан[ия]. Я пошел за ними и не выдержал, вмешался, дал ему 20 к[опеек] и сказал ему, что он Бога забыл и его закон. Толпа перешла на мою сторону. Он женатый и сказал это без стыда. Боже мой! Когда же я обличу их? Неужели не надо этого. — Тут случился учитель, увязался со мной. Ой делает карьеру чистой жизнью. Как он, так и Д. нравствен[ные] люди относительно, спокойно предаются блуду. Пришел Рахм[анов] и хорошо говорил с ним. Напился чаю среди Рач[ин ских], Мам[оновых], относящихся к людям, как искусствен[ные] цветы к настоя[щим], и лег поздно и спал д[урно].
Сейчас заходил Сер[ежа] проститься. Так грустно, что я далек с ним. А его надо обличать, молясь за него. Прости меня, т. е.65
Ходил к П[опову], его не застал, сказал, чтоб завтра идти. Гулянье и безумный народ. Дома Илья. Взяли Машу. Пошел проводить Бирюкову и Илью. Бир[юкова] застал. Вцепилась в меня барышня в рус[ском] костюме с рембранд[товской] шляпой. Я говорил с ней и ее братом, как умел лучше. Опоздал к Илье. Они уехали. Дома скучная Голохвастова. Лег поздно.
Останавливались у баб, три мужика врозь от вс[ех], ночевали у мужика Ефрема, наивного и начавшего пить.
Только хотели ложиться спать, как ввалился шумный Дунаев, добрый и здоровый. Легли рано.
Вчера была очень сильная боль печени. Прошла сама собой при нагревании у печи.
Пошел с Д[унаевым] в Ясенки. Я очень слаб. Насилу дошел. Назад подвез нас калачник, выпивший, добродушный, ничего не видящий, кроме своего дела. Проводил Д[унаева] и лег.
[
Я поспал, объелся творогу. Ходил без мысли на Козловку. Вернулся, прошел к барыне. Дурно думаю. Письма от Леск[ова] и от Е. А. П[оповой]. Надо ответить. Попов пришел поздно. Ложусь спа[ть] в 10.
[
Потом на лугу читал «Чем люди живы» Сидоровски[м] ребятам. Это б[ыло] лучшее. Поехали в 6. Дорогой пробовал говорить. Главное, он несчастлив совсем. Как для паука уж дождь, когда только начинается сырость, так для меня он уж несчастлив тaк, как он будет через 20 лет. В вагоне дочь священника, узнавшая меня, рассказывала о заводе Maльцовском….,66 ставшем на артельн[ом] начале, и Песочном, затевающем то же. М[аша] дорогого стоит, серьезна, умна, добра. Упрек ей делают, что она не имеет привязан[ностей] исключительных. А это-то и показывает ее истинную любовь. Она любит всех и заставляет всех себя любить — не так же, но больше, чем любящие исключительно своих. Приехали в 12. Все наши уж приех[али]. Долго возились.
Писал об иск[усстве]. Всё в заколдованном кругу верчусь. Прошелся. За обедом бедн. [
Научи меня, Г[осподи]. Да где помогать, когда сам плох. Мне помоги или вместе, друг через друга. То самое, что и делается. После обеда убрал вещи, сходил на Козл[овку]. Так славно почитал Евангел[ие] в кругу мужиков. Дома уныло. Одна М[аша] милая живая.
Приехали вещи, раскладывали, суета. Читал о Lamenais статью Janet. Много хорошего. Достоверность знания как получить? Всегда говорят: разум? Но разум у каждого свой. Нужен авторитет: откровение, закрепленное чудом. Какой ужасный вздор. И какой софизм! Предполагается, что нужно иметь истину такую, в к[оторой] все бы были согласны. Но такой истины, в к[оторой] все бы были согласны, нет, не от того, что нет истины, но от того, что не все согласны. И способ утвердить истину посредством откровения, закрепленного чудом, не дает больше согласия — напротив больше несогласия — чудо за чудо, откровение за откровение, одно отрицает другое. Нет истины, в к[оторой] бы все были согласны, но есть постоянно движение и мое и всех людей к той истине, в к[оторой] все согласны, не могут не быть согласны. Все люди верят в такую истину и идут к ней. И в движении к истине всегда согласие. Несогласие только в предполагаемой неподвижной истине. После обеда, на котором я приготовился покориться, я встретил покорность и б[ыло] очень радостно, пошел ходить по лесу, думал об иск[усстве]. Зашел в деревню, но всё не могу устроиться к работе. Письмо от Поши. Об иск[усстве] думал то, что надо определить всю деятельность духовную людей — и науки. Лег поздно.
Письма от Harper’s Mag[azine] из Ам[ерики] о моей смерти и от Иванов[ой].
Заснул, съездил на Козловку. Пустые письма. Одно от Попова сибирского — нехорошее, слабое. Вечером ходил с Г[орбуновым] и девочками в Ясенки. Устал очень. — Я стал ослабевать в служении Богу. Помоги мне, Отец. С М[ашей] шел, говорил твердо, радостно. Имея такого друга, я смею еще жаловаться. Лег поздно, мало спал.
Вечером ходил к Конст[антину], отговаривал его утаить корову. С Таней сестрой начал было разгов[ор]. Она совсем умерла. Умирают и девоч[ки]. Простился с Горб[уновым]. Лег раньте.
Пришел Мотовилов юноша из лицея, живущий в поденной работе у Гиля. Образованный, умный, но очень легкомысленный. Ходил по засеке, записал мысли об иск[усстве] и к К[рейцеровой] С[онате]. Очень в желудке нехорошо. Угрожают боли и не в духе очень. Вечером ходил один. Приезжает Илья. Мне тяжело с ним. Поздно лег. Ночью встал от желудка.
Наши ездили в Тулу. За обедом Илья всё шуточно говорит. Дурной признак. Я ходил в Козловку. То же нездоровье. Вечером ходил с Машей Кузм[инской] на деревню. Говорил о Поше и себе. С Резуновыми. Приходил мужик из Ясенк[ов] просить лесу. Лег поздно.
Читал W[orld] Advance Thought. Много риторики; а нужно дело. Не Soul comunion71 нужно 27 числа, а во всякое число нужно сходиться в одном, в исполнении учения Хр[иста], в непризнавании Церкви, Государ[ства], Собственности. Хотелось написать. Еще хотелось написать: не конгрессы мирные нужны, а непокорение солдатству каждого.
Лежал, читал. После обеда с Берсами пошел гулять, с Ал[ександром] Ал[ександровичем]. С ним можно говорить. Он не может подняться выше самой первобытной личной жизни. Лег рано. Всё нездоровится.
Во сне видел, что я взят в солдаты и подчиняюсь одежде, вставанию и т. п., но чувствую, что сейчас потребуют присяги и я откажусь, и тут же думаю, что должен отказаться и от учения. И внутренняя борьба. И борьба, в к[оторой] верх взяла совесть.
С утра взялся писать в книжечке воззвание. Чувствую, что жить недолго, а сказать еще, кажется, многое нужно. Но здоровья нет. Нет умственной энергии. Помоги, Отец. Вздор! Только бы служить Богу до конца теми силами, к[оторые] остались. В этом вся сила.
Написал несколько страничек в маленькой книжечке. По крайней мере, не испортил — можно продолжать. С Лизой б[ыл] не хорош. Приехал учитель Меньшов. С этим кокетничал. Служить, служить надо что есть сил. Теперь 5-й час. Всё утро читал дребедень в Revue.
Приехал Иван[цов] с сыном. Я играл с ним. Всё нездоровится: Меньшов не джентлемен и, к стыду моему, мне неприятен. Таня. Я дурно делал, что против даже М[иши] И[славина]. Лег поздно.
Приехала Толстая от Кузм[инских]. Обедала. С[оня] в расстройстве. Я переношу лучше. Вечером говорил много о прогрессе целомудрия. Читали рукописи, присланные Ч[ертковым], Аполлова «Как жить нужно». Прекрасно. Лег поздно.
Вечером скучная довольно Толстая. Но разговорился о целомудрии хорошо. Лег поздно.
Сказать, что жизни нет у человека, к[оторый] не растит свою жизнь, не есть метафора: у такого человека точно нет жизни, как нет ее в дереве, к[оторое] спускает старую кору, но не выращивает новую, как нет ее в животном, к[оторое] разлагается, но не асимилирует пищу. Вся плотская жизнь организма с ее пищей, ростом, продолжением рода есть по отношению истинной жизни (растущей) только разрушительный процесс.
Завтра[к] на крокете. Всё тот же разврат роскоши и праздности среди нищеты и труда: тяжело. Да и болит и не в духе. Хотя в глубине души хорошо и росту и всех люблю. О гипнотизме слишком лично спорил. До обеда ходил без мыслей. Обедал, всё болит. Теперь 9 часов. Приезжа[ет] Страхов.
Приехал. Он хорош, но мне от нездоровья тяжело. Долго не спал. Болен.
Страхов привез «Сеть веры» и говорил еще о Готлибе Арнольде. История ереси, в к[оторой] он истинную струю признает в ересях. С Ильей не мог поговорить. Надо бы написать. К вечеру стало немного лучше.
[
Писал письма Поше и Ч[ерткову], походил с Ст[раховым]. После обеда поехал на станцию верхом. Два нелепые письма от дев. Бедное семейство дворянина,
С матерьялистами и совсем заблуждающим[ися] не надо тратить времени на спор. Надо, указав им их ошибку, идти вперед; пускай остаются позади. Так же как с людьми, спорящими о дороге. Надо указать им настоящую и идти по ней, предоставив им исправить свою ошибку или оставаться назади. — Дома заснул, потом завтракал. Опять тяготился кажущимся мне ужасно бессмысленным разговором С[они] и вот записал это и хотел бы писать, да едва ли осилю. —
Ничего не делал, спал. Слабость большая и желчность. Благодарю Б[ога], ч[то] не грешу злостью. После обеда говорил с Стр[аховым], между прочим о верах, о православной. Он сказал было, что христианство в народе есть дело правосл[авной] церкви. Я сказал: напротив, христианство есть в народе, несмотря на церковь. Посмотрите на прямое последствие влияния церкви, в главных центрах ее: полный мрак, в Москве, в Риме; дисиденты в мире католичества, православия и протестантства, христиане, не зараженные духом ереси, наш народ, квакеры, францискане и др. это истинные христиане, сходящиеся везде, всегда согласные. Только ереси, называющие себя католической, православной, во вражде друг с другом и со всеми. — Читали «Совестный Данило». Нехорошо.
Поздно лег. Изжога и боль.
После обеда ходил гулять с Стр[аховым] и девочками. Меньше, чем прежде, устаю от Стр[ахова]. Мне очень приятно с ним. Лег поздно.
[
Вчера, обдумывая воззвание, нашел форму обращения к ближнему, сестре или брату.
Проводил юношу. Он добрый. Я говорил ему слишком много, надо бы формулировать, что и что ему нужно. Надо бы так: 1) Понимать свою жизнь только как служение, и потому, не заботясь о своих силах, об уменьшении или увеличении их, служить теми силами, какие есть. Это раз. 2) молиться — Отче наш, т. е. чаще становиться в условия, где нет заботы о людях, а только о Боге; и 3) (пустяки) уменьшать требования от жизни — не б[ыло] чтоб прислуги, не проживать денег — та же прислуга.
После обеда сидел дома, приехал Перелыгин, добрый, до 52 л[ет] не знал женщин и женился. Почему-то измученное лицо. Приехал просить крестить. Я не мог не отказать. Лег поздно. Опять письма из Америки. Спал
Ничего не могу писать. Ходил с Страховым. Тяжела очень праздная развратная жизнь, к[оторую] веду. Приехал Лева. Недурной малый. Может выдти очень хороший. Теперь еще далек. Лег поздно.
Вечером рубил колья. Устал.
После обеда ходил рубить колья. И лежал. Очень слаб. Грешен — хочется смерти. Лег поздно.
Получил письма от Поши — хорошее и от Ч[ерткова] прекрасное и замечательное, что и он, и Анненкова стыдят меня тем, что я хочу умереть, и от Аполлова. Он юноша. 4 часа, иду резать лес. —
Ходил с Страховым на Козловку. Газета немецкая противупьянств[енная] и вегетарьянск[ая] с моей статьей. Мне приятно было. Получил книги: Whitman, стихи нелепые, и De Quincey. Поздно лег. Тягощусь очень жизнью.
Ничего не писал. Беседовал с Стр[аховым]. Играли в лапту — стыдно мне. Страхов говорил о плане своего сочинения о пределах познания. Познание бывает только формальное, но есть еще постижение содержания. Это область нравственности, любви и искусства. Он не ясен. Читал критику на него Тимирязева и ужаснулся. «Дурак, ты сам дурак». В области той, к[оторая] избрана перед всеми другими по своей достоверности, область, в к[оторой] всё основывается на столь любимых
Думал: Дурное отношение детей к родителям не зависит ли от презрения детей к родителям за их чувственность? Они чувствуют это как-то. Верочка К. ненавидит родителей. — Страшный пример тщеты науки и искусства это споры о дарвинизме (да и мн[огом] др[угом]) и вагнеровщина. — А ведь жрецы-то науки и искусства не дожидают решенья, а давно решили, что
В писании своем за это время как будто уяснил кое-что. Надо обдумать теперь и не поправлять потом. Так я обдумал теперь «Об искусстве». И «К[рейцерову] С[онату]» и о «Вине». Теперь 4. Иду пить воду. Что-то думал хорошо и забыл.
Вспомнил: у богатых праздных классов детой больше, следовательно, дармоедов всё увеличивается. Так что по самой сущности дела так продолжаться не может. Как раз объелся за обедом. И ходил в Ясенки. Девочки за мной выезжали.
Утром поговорил с Левой, сказал ему, что думал о нем, что нельзя служить Богу и мамону: он мягок и хорош. Записываю в 11 час[ов], ложусь спать.
Если буду жив
[
Писал хорошо до самого обеда. Утром записал мысли об Отче наш. Написал их Ч[ерткову]. От Поши получил письмо. Он хорошо пишет. После обеда писал еще и забыл о Прокошке хромом, к[оторому] велел придти. Утром думал о том, что жизни нет, п[отому] ч[то] ушел в себя. Надо постоянно находить пищу жизни. Вот Пр[окошка] б[ыла] пища. И другие. Поправлял еще «О жизни», присланно[е] от Ч[ерткова]. Очень слаб и всё изжога. Поздно лег.
Всё та же мучительная неправильная жизнь. Все во зле и все мучаются.
Вечер пахал весело. Пришли Бутк[евич] и Пастухо[в]. Б[уткевич] едет к Файн[ерману]. Ф[айнерман] будет здесь от Алех[ина]. Еще получил письма от Хилк[ова], прекрасн[ое]. Скучает, что не справиться, и Любича (сильное). Еще от Вильсона о Ballou. Радостно. Лег в 11.
Вечером пахал дальнюю пашню. Очень устал, п[отому] ч[то] спешил. Лег позднее.
Писал. Довольно подвинул. После обеда ослабел, полежал и потом ходил на Козловку. Лег поздно.
Писал довольно хорошо К[рейцерову] С[онату]. Подвинулся. Один поел и поехал в Булыгину. У него отстроено, двор и сарай и Бибиков с женою (незаконной). Булыгина жена с двумя детьми, трогательная женщина своим раскаянием в оставлении мужа. Дела их, по их словам, нехороши, мужики не платят, обманывают, денег нет. Все они, мне кажется, и сам Б[улыгин] нетверды в вере, в том, чтобы благо свое ставить теоретически
Косил целый вечер, пришел Файнерман. Я спорил с ним. Он сожалел обо мне, что я не отдаю именья и не устраиваю общину. Он с Алех[иным] слишком односторонен. И мало религиозен. Лег рано.
Целый день читал всякий вздор и еще Looking backward. Очень замечательная вещь; надо бы перевести.
Заснул, опять косил, обедал, опять косил. Мужики всё ссорятся, бранятся. Я говорил им о грехе жить с женою без времени. Слушали серьезно и согласились. Курзик рассказывал: человек спрашивал у Бога, можно ли с женою согрешить раз. Можно. А два? Ну, пожалуй и два. А три? Всё тебе мало. Так три же за то всю жизнь, хуже скота. Разговор о заговорах от бешен[ой] собаки и порчи. Еще Курз[ик] рассказывал: какие три дня в году не праздники? Говорят, что есть. Ты грамотный, вот и дойди. Конст[антин] уморил. Возвращается с ряда Конст[антин] и говорит, проходя мимо: А что, Евстегнеич, как думаешь, зачтется это тебе на том свете? — Э, пора там. Найдут они меня! Кому я там понадоблюсь? — О! Коли бы знали наши распространители православия, что это полное и точное выражение истинной веры русск[ого] народа. Серьезно говоря, все так думают. Помрешь и кончено. А церковь, говенье, причастить, поминовенье? Нельзя же! Люди осудят. —
Вечером начал переводить, диктуя, Ballou. Лег поздно.
Да, вчера мужики подтвердили, что кликушест[во]
Косил весь день. Вечером б[ыл] у Лавр[ентьевой] и много говорил с ней. Она добрая.
[
Письмо прекрасное от Колички и старика.
Купался. Приезжает Ур[усов].
Не пахал. Не помню, как провел вечер.
Пошли гулять, покосили рожь. Вернувшись домой, встретил озлобление С[они] на Романова за то, что он в кухне удивлялся на то, что за 12 господами ходят 16 слуг и не одобрял это. Я с ним много говорил и не перед Богом, а дорожа славой человеческой — дурно. Вообще я последнее время духовно упал, должно быть от работы.
Затеяли вечный, один и тот же разговор о хозяйстве — унывая, отчаиваясь, осуждая друг друга и всех людей. Я попытался сказать им, что всё дело не за морями, а тут под носом, что надо потрудиться узнать, испытать и тогда судить. Лева начал спорить. Началось с яблочного сада. С упорством и дерзостью спорили, говоря: с тобой говорить нельзя, ты сейчас сердишься и т. п. Мне б[ыло] очень больно. Разумеется С[оня] тотчас же набросилась на меня, терзая измученное сердце.81 Было очень больно. Сидел до часа, пошел спать больной.
После обеда сидел дома, пришли 5 гимназистов, я поговорил с ними недостаточно серьезно. Один в общ[ество] трезвости. Ходил и думал о молитве, как надо молиться. Лег поздно.
Теперь 8-й час. Пойду купаться.
Купался. Бибиков маленькой довез верхом. Перед этим написал письмо Черткову. Лег рано.
Косил целый день, приходил обедать. — Очень устал. Маша жала и выезжала за мной.
После завтрака читал. Обедал тяжело. Ходил на Козловку. Хотел ехать к Булыгину. Ужасно слаб и уныл. Ночь плохо спал. —
Приехали чуждые и тяжелые Стах[овичи].
Утро болтовня бесполезная — не дали заниматься. После завтрака пошел косить. Всё уже убрано, только слепого полоска. Я скосил до обеда. Обед у Кузм[инских], обжорство грустное и гнусное. Как жалки. Я не могу им помочь. Впрочем, ходи я помиру, я еще меньше бы мог помочь им, чем теперь. С[оня] заперла Бульку, к[оторая] кусала собак, и из этого вышла неразрешимая путаница: выпустить? Оставить в заперти? Убить? Le non agir.83 Лаотцы. Вечер в лапту и скука.
Думал: 1) Я пишу Кр[ейцерову] Сон[ату] и даже «Об иск[усстве]», и то и другое отрицательное, злое, а хочется писать доброе, а 2-е то, что в древности у греков был один идеал красоты. Христианство же, выставив идеал добра, устранило, сдвинуло этот идеал и сделало из него условие добра. Истина? Я чувствую, что [в] сопоставлении, замене одного из этих идеалов другим вся история эстетики, но как это? не могу обдумать. Мешает мне и образ нашей жизни и нездоровье думать. Что ж делать — только бы ростить свою душу в чистоте, смирении и любви. Не было ни того, ни другого, ни третье[го]. Помоги мне, Господи.
Спал днем. Поработал над Кр[ейцеровой] Сон[атой]. Кончил начерно. Понял, как всю надо преобразовать, внеся любовь и сострадание к ней. Ходил купаться. Ст[ахови]чи, Ур[усов]. Много лишнего. Низкого уровня мысли. Праздность. Слабость большая телесная в спине и ногах. Лег в 12.
Она в соблюдении порученной тебе души твоей. А она вся в твоей, и твоей одной, власти». Дальше так. «Ты страдаешь; это от того, что ты заснул и забыл, в чем жизнь твоя. Жизнь твоя (там написано) в установлении Ц[арства] Б[ожия] на земле. (И это не верно.) Жизнь в исполнении воли Б[ога]. Воля же Б[ога] в том, чтобы я сохранил всё то, что он дал мне, сохранил и увеличил.84
Сохранить и увеличить можно только в чистоте страданиями, в смирении унижениями и в любви борьбой с враждебностью».
Это всё так, но новое б[ыло] для меня то, что я ясно понял, что установление Ц[арства] Б[ожия] на земле не может быть целью моей жизни, что это стрелять пушкой по воробьям, что конечная цель слишком ничтожна для такого огромного (бесконечного) средства, что цель вне Ц[арства] Б[ожия] на земле. Ц[арство] же Б[ожие] на земле установится как последствие, точно так же как душевное и даже телесное здоровье получится при исполнении воли Б[ога].
Установл[ение] Ц[арства] Б[ожия] на земле может служить только поверкой того, что, соблюдая и увеличивая то, что дано тебе Богом, ты не ошибешься.
Отчеркнутое сомнительно.85
Теперь 12-й час, слабость большая.
К евангельскому стих[у]. Так теперь И[оанна], VI, 38, 39. (38) Жизнь не в том, чтоб творить свою волю, а волю пославшего и (39) воля пославшего в том, чтобы ничего не погубить из того, что дано, а всё возвеличить (воскресить). —
Прекрасное место из New Christianity о том, что составление символа есть обречение себя на сектантство и что символы, имеющие назначение соединять, они-то разъединял[и]. Еще читал Fouillié Transf[ormation] de l’idée morale. Что за каша в голове, что за низость умственная! Что за невежество. Из непонятого Еванг[елия] изуродованные обрывки и смелое суждение и построение нелепое, произвольное о том, что сдела[лось] ясно, вечно, как бы дитя стало придумывать геометрию, кое-что услыхав без связи и смысла. Ужасно! Вот: последние будут первыми — еще неизвестно; но что первые ученые нашего века будут последними, это уж верно.
Пошел навстречу Маше. Она идет. Ходил и до обеда и после обеда помогать Осипу и Цветковым. Слабость большая физическая и духовная: будил Стаховичей за обедом, и так радостно б[ыло] от М[аши] слышать, что и ей совестно за то же. Получил письмо от Ч[ерткова] хорошее. Радостно, что Галя переносит свое горе по человечески; от Роман[ова], просит выписку «о браке», и от Поши. Зачем им жениться? Я всей душой чувствую это, жалея Машу. Прав ли я?
Земледелие, заменяющее кочевое состояние, к[оторое] я выжил в Самаре, есть первый шаг богатства, насилий, роско[ши], разврата, страданий. На первом шаге видно. Надо сознательно вернуться к простоте вкусов того времени. Это невинность мира детская. История самарского переселения — хорошо бы. Немного пописал К[рейцерову] С[онату]. Пошел за грибами, вернулся поздно. После обеда читал газеты. Требования социалистов о вмешательстве госуд[арственной] власти в часы работы с возвышенной платой, в работу женщин и детей и т. п., т. е. требуются привилегии рабочему классу и вроде майоратов стеснения. И не думают о том, что власть не может помешать людям продавать себя. Нужно, чтоб люди поняли, что нельзя покупать и продавать людей. А для этого нужно — свобода от вмешательства правит[ельства] и главное, свобода, даваемая воздержанием. О ней-то никто не говорит. Ур[усов] страшно ест. Ужасный пример. Лег позд[но], спал д[урно].
Ходил купаться. Писал Кр[ейцерову] Сон[ату] порядочно. После обеда пошел косить с Осипом. Милая М[аша] вызвала своей работой. Вечер в шахматы. Всеобщее доброе расположение духа нас, и князя, и Сони. [
Лева сказал, на меня глядя: грибы, это та же охота. Тоже жалко грибков маленьких, как и дупелей, только маленькая разница. Я промолчал, а потом думал: Да, маленькая разница; но как Брюлов говорил, на то, что вот он, поправляя, чуть-чуть изменил, а всё стало другое, что искусство только тогда, когда дело в «чуть-чуть»; так и еще с большей справедливостью можно сказать, что86 добрая жизнь начинается там, где чуть-чуть.
Писал лучше всех дней Кр[ейцерову] Сон[ату]. Потом пошел косить к Осипу. Косил до 5, Обедал, заснул. И сейчас 9, проснулся, пишу. Соня разбудила меня. Я не охотно говорил с ней. Нашло сомненье, зачем М[аша] ездит 2-й день на Грумы. Надо сказать ей. Если буду жив завтра.
[
Очень хорошо формулировано ложное определение искусства, для потехи. За завтраком Лева стал говорить о том, что барышня, работающая на деревне, делает это из тщеславия, вообще враждебно ко мне. Бедный, только от того, что он всё слабеет. Ходит на хороводы, курит, ничего никому не делает. Я огорчился и говорил с Т[аней], но имея его в виду, что удивляюсь не тому, что так живет барышня, а тому, что наши живут, как они живут, и что все люди разделяются по степеням чуткости совести, от самой чуткой до отсутствия ее. Я б[ыл] огорчен и почти раздражен. Потом пошел за грибами. Ходил целый день и всё думал об этом. И думал хорошо — именно: любить, доказать, что любишь, заставить признать это других, заставить другого любить себя, всё это невозможные дела, п[отому] ч[то] они делаются для людей. И как то же просто и легко, когда оно делается для Бога: любить его, Л.С.Ф.Ш., любить их перед Богом, т. е. знать, что я желаю им добра и не осуждаю, а скорее хвалю их — не думать, не говорить про них и не делать им дурного, предоставляя Богу последствия. Другое: то, что всё больше и больше подтверждает меня в том, что любить можно только врагов, тех, к к[ому] не влечет. Любить можно, только подставляя щеку, только тех, к[оторые] бьют, и потому, чтобы иметь счастье любить, надо, чтобы тебя били.
А потому-то, что тебя бьют, или унижают, есть не неприятность, могущая вызвать раздражение, а есть радость — исполнение ожидаемого, как я и писал здесь же, что, сходясь с людьми, жди, как желаемого, оскорбления. А то я же говорил много раз, что получить удар по одной щеке, чтобы иметь счастие подставить другую, есть счастливая случайность, как выигрыш 200 т[ысяч]. Желал этого, а, сам получая пощечины (хотя и не в прямом смысле), не только не пользовался ими, чтобы исполнить заповедь — подставить, а огорчался, унывал, злился. — Подставление щеки не есть редкий — это напротив самый частый случай. Помоги, Господи.
ДНЕВНИК С 1-го АВГУСТА 89 — ПО 1 ЯНВАР[Я] 1890
Ходил за грибами рыжиками. Встретил Леву. Неприятно, что хочется удаляться от него. Ошибка ли это, или голос совести? Обедал и вечер болтался. Опустился я.
Пошли с Паст[уховым]. Косил остаток и потом до ночи возил овес у Осипа. Замочил дождь. С[оня] в дурном духе. Начинаю вспоминать именно то, что все горести, неприятности, унижения — искушения. Лег поздно.
На минуту заснул, оживился и дописал письмо Горб[унову] и еще написал Страх[ову] и Сибирякову. После обеда пошел смотреть М[ашу]. Она возила и сгребала паи с Ос[ипом]. Вечер. Ур[усов], шахматы, шашки, Бибиков. Поздно лег.
Ходил за грибами и купаться и ничего не делал. Теперь 8-й час. Вечер как обыкновенно.
Лег поздно. Во сне всё неудачи, тяжел[ый] сон.
Вчера получил письмо Дунаев[а], плохое, ненатуральное, и прекрасное Черткова. Читал эстетику Шопенгауэра: что за легкомысленность и неясность. Мне же, ходя за грибами (я проводил своих гостей к Булыг[ину] и сам целое утро ходил за грибами), пришло в голову, что искусство есть одно из орудий выражения (через не подражание таких же чувств, как зевотой) нового содержания. Пустое же искусство нашего времени есть вызывание таких же чувств, как и испытываемые художником, не для того, чтобы выразить что-нибудь, а просто так: как Петрушка читал книгу для процесса чтения.
За обедом пришел Ругин. Рассказывал про общину и теорию Алехина о людоедстве, что христ[ианину] прежде всего надо перестать людей есть. Правда, и спасибо ему, что он напоминает и показывает, как это трудно, но все-таки это не цель, а последствие. Если в любви всё сделаешь, будет наверн[ое] и чистота в эконом[ическом] отношении, есл[и] же и достигнешь чистоты только в экон[омическом] отно[шении], то может не быть вовсе главного, любви. Правда, что в деле любви можно врать себе и другим, в чистоте же экон[омической] жизн[и] нельзя. И потому-то достигать ее так важно. Ложусь, 12-й час. Помоги мне, Отец.
Ходил за грибами, обедали вместе. Я очень опустился. Дурного не делал.
Вернулись Хохл[ов] и Ругин и милый Булыгин. Я его люблю. Поздно лег.
Обедал и после писал письма, 6 — Чертк[овым], Бирю[кову], Свешн[иковой], Алекс[ееву] (Читу), Гроту и еще кому-то. Лег поздно.
Характер первого рода есть логический довод, второго рода есть воздействие на свойство подражания (зевота).
Теперь передача тем или другим способом нужного для единения есть важное дело и передача эта совершается только при соблюдении 3-х условий, чтобы было ново, было хорошо ясно и было правдиво. Так оно всегда и было и будет. Всегда это было делом религии; но всем злоупотребляют, и вот является передача не важного и нужного, а только нового красивого и правдивого, и вот являются псевдо наука и псевдо искусство, в области к[оторых] является и прямо ложная наука и ложно[е] иск[усство], не соблюдающее даже 3-х условий. — Не ново или не ясно (красиво) или не правдиво. Но бывают и соблюдающие все три, но не передающие важного — софисты в науке и софисты или скоре[е] эстеты в искусстве, является в избыточествующих классах забава псевдо наукой и псевдо искус[ством]. Наука для науки, иск[усство] для иск[усства]. Чтение Петрушки Гоголя для процесса чтения. И догмат о том, что всякое открытие науки на что-нибудь да пригодится и всякое проявление художества что-то производит хорошее. Подстраиваются теории. Теория Шопенг[ауера] и Конта для наук. (?)92
Как же должно быть? Передавать важно и тем и другим способом только то, что содействует истинному благу, ведет к единению, и то важно. Баловать же как Петрушка книгой для процесса чтения и знаниями не зная зачем, а также искусством — вредно и гадк[о]. Dixi.93
Медицина это учение о том, что может быть помогает. Для того, чтобы выучиться этому, надо выучиться многому тому, что может быть есть, и на это изучение посвятить года. Когда же потратишь на это года, уже не скажешь, что это вздор. Нет более фантастической и мошеннической науки. Писал письма Потехину, Боборык[ину] и Алехину. Вечером С[оня] говорила с Н[иколаем] Н[иколаевичем] о Поше и Маше и о жизни, как всегда. Ей нужно не уверить других, а в противность доводам собеседника уверить себя, только себя, что она права. Когда знаешь и ясно видишь это, как спорить? Потом заболел Ваня ложным крупом. Как она б[ыла] ужасно жалка! На нем, в нем вся жизнь ее, добрая жизнь. И она отдалила от себя возможность всякой другой доброй жизни (с малышами уже не то — сомнительно) и потому ей так страшно. Образец дамских разговоров: Говорил я о неправильности того, что обществ[енное] мнение одобряет сильное горе по детям. Не понимают. Говорят: как же вы хотите, чтобы противиться естественному чувству горя. Я говорю: на войне естественно бояться, а т[ак] к[ак] бояться считается стыдным, то люди и не боятся, вот чего я желал бы, такого же обществ[енного] мнения относительно детей. «Нет, говорит Менщикова, как же не жалеть, хотя бы и на войне убьют сына — все-таки жалко». И так большей частью мы спорим с дамами и с молодыми людьми. Они просто не понимают, хуже чем не понимают — не понимают, воображая и делая вид, что понимают. — Лег во 2-м часу и вставал ночью.
94 Дужкин еврей. Не верю. Похож на Файнер[мана]. Больше ради славы людской, чем Божией. Но умен и хорош. Ходили на Грумант. К больному малому. Гадко, что мне это приятно б[ыло] при Д[ужкине]. Но исправляюсь — лучше. Слабость большая. Вечером разговор пустой. За обедом не выдержал, когда С[оня] стала сравнивать меня с привередничеств[ом] ее отца о пище. — Вспомнил, что надо держаться, но не вспомнил, что надо себя воспитывать.
Ходил за грибами, встретил девочек. Очень радостно было. Вечер читал и бесед[овал] о ссоре Кузм[инских]. Мне их очень жаль. Думал: Также, как я в заповеди: люби Бога твоего в[сем] сердц[ем] и т. д. и ближн[его] и т. д., видел прежде неестественное преувеличение в требовании любви к Богу, как и в заповеди — любить ненавидящ[их] и т. д., видел преувеличение, почти риторику, и как увидал теперь, что вся сила любви к Богу и что эта заповедь есть только выражение самого несомненного и ясного, так и требование любви к ненавидящим я понял теперь, как самое ясно[е] и несомненное. В самом деле, другой любви нет и не может быть, п[отому] ч[то] привязанность, дорожение теми, к[оторые] полезн[ы], приятны, утешительны мне, никак не есть любовь, а нечто другое. «То же делают и язычники». То же делают и собаки. Приезжал доктор. Мне легко со всеми стало.
Я запутываюсь в этих обещаниях, п[отому] ч[то] не вполне чист. Меня как будто забавляет это беганье за мной и желание поставить. На все такого рода предложения надо твердо молчать. А впрочем надо всё делать так, чтобы не б[ыло] отчаяния. От Черткова письма. Он пишет, что мысль о смерти останавливает энергию всякой деятельности. Он не поверил, не усвоил себе сознания о том, что я совершенствующееся орудие, орган божества. В плотском мире орган совершенствуется, а потом разрушается, изнашивается, а в духовном нет разрушения. Все мы с годами делаемся божественнее. Смерть может быть только переход из одного органа в другой. И потому мысль о смерти не прекращает интерес, энергию совершенствования. Думал ночью почти во сне 1) о том, что я прежде был, и слова Христа: «от начала сущий, как и говорю вам» и «прежде чем б[ыл] Авр[аам], Я есмь», говорят только это. 2) То, что Бог делает то, что делает, только через свои органы. Такие органы мы — разумные существа. И как я могу перемещать предметы только руками, так и Б[ог] может творить разумное только разумными существами, нами. Сказать, что Бог может делать разумное и без разумн[ых] существ, всё рав[но], что сказать, что я могу работать поле без рук. Теперь 9 часов. Иду наверх. Утром видел А[лександра] М[ихайловича] и не поговорил с ним, чтоб утешить. Получил письмо от Орф[ано] и написал ему и Страх[ову].
И это скверно. Если что есть полезного, нужного людям, люди возьмут это из плохого. В совершенстве отделанная повесть не сделает доводы мои убедительнее. Надо быть юродивым и в писании. 4) Сошлись за рыжиками в елочках и слышу Маша говорит сердито: «это отчаяние, их любимое занятие» и т. п. Это она об малышах, что они убивают лягушек. Я подумал, что надо ей сказать: не быть как Дужкин, как сестра милосердия на перевязочном пункте, не работающая, но охающая. И стал думать об этом для себя. Если я знаю несомненно, что мне хорошо и все придут, рано или поздно, туда, где я, и вижу, что люди идут прочь туда, где им дурно и будет хуже, как я могу сердиться на них? Одно, что я могу — жалеть. Научи меня, Отец, поступать, как ты: жалеть, делать и ждать. Пришел домой и то, что так ясно и радост[но] казалось в мыслях, оказалось трудно. Я прилег. С[оня] пришла и говорит: как мне скучно! Жалко ее, жалко. Теперь 9. Лег по[з]дно.
Не помню, что делал днем. Вечером читал Н[иколаю] Н[иколаевичу] и Леве, <к[оторый] уезжает завтра, Кр[ейцерову] Сон[ату]. На всех и больше всего на меня произвело большое впечатление: всё это очень важно и нужно. Расстроил себе> Очень взволновало, лег в 2.
Это было уже записано. А толь[ко]
и нынче
Ходил по полям смотреть то, что так интерес[ует] его. Обедали. До обеда немного б[ыло] поспорил, воздержался, но все-таки далеко не делал того, что надо — отчаявался, не делал, жалея и не беспокоясь. Пьянство папирос поразительно. Как нужно не видать, так поднимается дым и наполняет всю комнату. Еще в Сер[еже] поразительна и ужасна ирония, насмешка, смешное представление. Да, это орудие зла и его никогда (как насилие) употреблять не надо. Я начинаю видеть это, хотя еще не чувствую. Лег позднее.
Нынче
Напротив, честная семья воспитывает, делает добро, опять амплификация. Я (выждав) хочу сказать, что99 закон — полное целомудрие и хочу привести примеры девушки. «Если она посвяти[т] себя Б[огу] …»
Да, да, ирония скверное орудие, его жалко бросать, но оно скверно, как насилие.
[
Ничего интересного. Тяжело с гостями. Юноша М[едведев] едва ли тронулся. Лег поздно. Приехала Мамонова. Зачем она есть?
Заблуждение тех, к[оторые] проповедуют еванг[ельский] социализм, состоит в том, что из евангельского учения они берут только тот практический вывод общего блага, к[оторое] есть не цель, указываемая Евангелием, но только поверка верности пути. Евангелие учит пути жизни и при шествии по этому пути оказывается, что достигается земное благополучие. Оно достигает[ся], это правда, но оно не есть цель. И если бы цель учения еванг[ельского] ограничивалась достижение[м] земного благополучия, то земно[е] благополучие и не достигалось бы. Цель выше или дальше, цель учения совсем независимая от мирских благ, цель есть спасение души, т. е. того божественного начала, к[оторое] вложено в человеке. Спасение это достигается отречением от личной жизни и потому от мирских благ и стремление[м] к благу ближнего — любовь.
И только при этом стремлении достигается попутно наивысшее благо всех на земле — Ц[арство] Б[ожие]. При стремлении к личному благу не достигается ни личное благо, ни общ[ее]. При стремлении к самоотречению достигает[ся] и личное, и общее. — (Дальше не могу, но постараюсь еще уяснить.) Пора пойти попилить, 4 часа.
Пилил. За обедом пил квас и заболел животом. Всю ночь болел, не спал.
Теперь 7-й час. Немного лучше. Пробыл тем же смирным больным до вечера.
Спал лучше.
Хозяин (это Бог) поручил свое именье рабам (это люди) и рабы умышленно или неумышленно приняли то, в чем завернуто б[ыло] именье (тело), за то, что поручено от хозяина, и берегли и преувеличивали эти оболочки именья, всё вещественное, а само именье (душу) или не увеличили (а не увеличив, уменьшили), или растратили. Хорошо сравнить с виноградником. Хозяин поручил виноградник, и рабы, вообразив, что торканье самое важное, развели, укоренили кусты и деревья, и заглушили виноградные лозы. Совершенно это совершалось и совершается в мире, и освобождение от этого заблуждения проповедует Евангелие. Хорошо бы с этой стороны осветить Евангелие, соединить все места, говорящие об этом, начиная с М[ат]ф[ея] VI, 25. Душа больше пищи и одежды, и до притчи о талантах, о требовании увеличить данное, к[оторая] так определенно говорит то же. И у М[ат]ф[ея] и у Луки. То же говорит и притча о неверном управителе, так ясно освещенная прибавлением слов о том, что нельзя служить двум господам. Угроза отрешения от должности есть угроза смерти. Сделка с должниками это деятельность для упрочения бессмертия или жизни истинной (двойная аналогия — прощайте должникам не только вашим, но и Божьим — грешникам). В конце только припутаны 10, 11, 12 стихи переписчиком, превратно понявшим притчу. Это же значение имеет и гость не в брачной одежде, опять непонимавшим значение притчи переписчиком впутанный в притчу пира. Этот гость не в брачной одежде есть отдельная притча. Бог зовет в жизнь будущую — высшую, и вся жизнь здешняя есть или преумножения таланта или сделка с должниками, или приготовление себя к пиру, делание себя достойным той жизни. — Та же мысль в рабах прикащиках, ожидающих господина, и девах, ожидающих жениха. В этих притчах та же мысль высказывается с той стороны, что вся здешняя жизнь должна быть непрестанное приготовление к той жизни, что в этой жизни нет более важного дела, что все другие дела добрые и важные (дела милосердия, любви к ближнему) вытекают неизбежно из этого соблюдения и возращения данного Б[огом] таланта. От того и вся речь о девах, талантах кончается в 25-й гл. Мф. стихами с 31 по 45, в к[оторых] говорится о том внешнем выражении, проявлении, к[оторое] произойдет от соблюдения и возращения жизни каждого человека в себе. Человек будет иметь целью только блюсти светильник, растить талант, последствия же этого будут те, что будут накормлены голодные, посещены больные и заключенные и т. п. и по этим внешним признакам можно будет узнать тех, к[оторые] исполнили волю Б[ога]. Да, только соблюдение светильника, ращение таланта, облачение себя в брачную одежду есть дело, вечно, радостно наполняющее жизнь. И какое страшное заблуждение ростить торканье, вместо лозы! то, что в таких огромных размерах творится в нашем мире.
Удивительн[ые] русские мужицкие выражения: спасать душу, жить для души, помнить Бога, в себе Бога иметь и жить по-Божьи. Весь закон. Теперь 3-й час. Читал в Р[усском] Б[огатстве] о Вагнер[е] для статьи об искус[стве].
[
Мы знаем, верно знаем, когда мы живем по воле Б[ога], но не знаем, не знаем мы самую волю Б[ога] и нам надо помнить, надо знать, что мы не знаем и не можем знать ее; а не выставлять себе цели внешние, отожествляя их с вол[ею] Божьею; как бы ни высоки казались нам эти цели, как напр[имер], поучение людей в истинах веры, установление на деле Ц[арства] Б[ожия] на земле, указание примера жизни по Божьи и мн[огое] другое]. Лошадь верно знает, что она идет по воле хозяина, когда возжи не дергают ее, но она не знает воли хозяина и горе ей, если она вообразит, что знает эту волю. Хозяин воротит загруженную кобылу с шоссе в грязь, заставляет ее войти в грязный, тесный от других лошадей двор. Кобыле кажется ясно, что воля хозяина в том, чтобы везти тяжесть по шоссе, и она везет ее, сворачиванье же в грязь двора и общение с др[угими] лошадьми — этого не может хотеть хозяин, по суждению кобылы, и кобыла упирается, и жалуется, и страдает. Она не знает, что хозяин сворачивает на двор и затем, чтобы сложить тяжесть на других лошадей и затем, что[бы] покормить лошадь, п[отому] ч[то] он жалеет ее, ожидая от нее приплода. Так и я сколько, сколько раз упирался, жаловался на судьбу, на те возжи, к[оторые] вели меня туда, куда вели, и страдал. А всё от того, что я себе представлял известное осуществление в мире воли Божьей. Вот я отдал свое именье, отказался от всякой роскоши и живу, своим примером указывая, как можно и должно жить по воле Бога. И вдруг меня воротят в сторону в грязь, тесноту. Я думаю, что дело Божье задерживает[ся], нарушается от этого. А оно, может быть, этим-то и делается. И наверное делается, если налицо признаки того, что я живу по воле Б[ога]. Я ищу ближайших последствий и огорчаюсь, что не вижу их, а не знаю тех последствий в милион раз больших, к[оторые] достигаются этим обходом.
Спал после обеда и долго сидел.
Помню о камне: Камень не может сделаться вредным, даже не может сделаться неполезным. (Железо и всё не живое. Оно никому и ничему не делает вреда и оно не может отказаться от того, чтобы из него сделали, из камня жернов, из железа плуг. Но человек может быть вреден, может быть бесполезен. Вот это-то и страшно. Нельзя человеку быть ничего: он вреден уже тем, что он неполезен.) Пойду снесу топо[р]. Перечел Кр[ейцерову] Сон[ату]. Очень не понравилось и записал очень плохо предшествующее. —
<Прославление, восхваление труда в роде восхваления полового общения в единобрачии. Неестественно иметь многих жен и неестественно не работать и потому ни то ни другое не достоинство.>
Снес топор. Обедал. После обеда опять за топором. Вечер уныло. Читали Неделю.
[
[
Но всё хорошо и полезно б[ыло] для души. Да, с Бестужевым, к[оторый] нападал на мысль о целомудр[ии] с точки заботы о продолжении рода, говорил следующее: По церковному верованию должен наступить конец света; по науке точно также должна кончиться и жизнь человека на земле и сама земля, что же так возмущает людей, что нравственная добрая жизнь тоже приведет к концу род человеческий. Может быть, это совпадает. В статье шекеров говорится то же самое. Там говорится: почему же людям воздержанием не избавить себя от насильственной смерти? Прекрасно. Тихо кончил вечер.
Вечером читал. Было уныло.
Ходил к Павлу, начал сапоги. Письма от Левы и Stockham.
Теперь 8-й час. Пишу с удовольствием. С[оня] огорчилась, что дневник я прячу от нее, но обошлись мягко. Вечером получил письмо104 от Датского учителя, переведенное по немецки его помощником. Он дошел до познания секрета Христа по M. Arnold'y и до того, что учение Хр[иста] есть учение о благе. И еще письмо от шекера и брошюр[ы] их. Лег поздно, зачитался Гарден[иными]. Прекрасно, широко, верно, благородно. Приехал Лева.
Мне пришла мысль и потом я забыл ее. Ну, ничего, это только мысль. Если бы это был не только милион рублей, но камушек, жемчуг, бриллиант, я бы перерыл всё, пока бы не нашел его, но тут что, только мысль. Только пар, только семячко, только мысль! Ведь из семя дуб, ведь от мысли совсем другая деятельность самого сильного существа человека, а нам кажется, что ничто. Если буду жив
[
[
Проводил Леву. Шил сапоги.
[
[
Пошел рубить, прекрасно поработал, сел писать письма, приехали Шт[окгам] и Шведка. Стокг[ам] очень мила — спиритуалистка совершенно того духа, кот[орого] W[orld] Adv[ance] Thought. Очень это интересно. Вера в связь с миром духов приводит их к истине. Ходили, после обеда я вздремнул, расстроил жел[удок], написал Поше, долго не мог заснуть, и нынче
Ничего не писал, ездил в волость. Проехали на почту. Я просил Штокгам помочь собрать сведения о религиях Америки. Она рассказала про духовное леченье своей дочери. На сходке говорил о табаке и вине; но получил отпор. Страшно развращен народ. Поехал домой полями. Обедали, проводил. Письма от Тани.
В завтрак сделалась каша. Позвали править руку кузнецу к Христинье, оттуда пошел, достают картошку из коров[ьего] дома, денег нужно кузнецу и ехать с ним и нужно с Данилой и приехал Антоныч. Я засуетился. Потом устроилось, поехал с кузнецом к нему. Не видал такой нищеты. Верно пьяница, но от этого не легче. А старуха в караулке у Александра и глухая и слепая и 7 недель криком кричит от ноги. У меня же заболел живот. Свез кузнеца. Дома всё хорошо.
Пошел попилил с Р[ахмановым] и Д[анилой], потом шил и читали Облом[ова]. Хорош идеал его.
Прочел нынче статью в Воспит[ании] и Обуч[ении] о книжках Посредн[ика]. Осуждаются и Эпикт[ет], и Паск[аль], и Гог[оль], и Марк Авр[елий] за то, что они не предлагают средств внешних улучшить положение людей. Но ведь они утверждают с первых слов — Эпиктет — что внешние вещи не в нашей власти. Стало быть, надо не сердиться на Эп[иктета], М[арка] А[врелия], П[аскаля] и Гог[оля], а доказать, что они не правы. Но противники не доказывают этого, <п[отому] ч[то] это> им кажется слишком явным. «Не истоплю печки, будет холодно, не повесь замка, меня обкрадут, не посажу в острог разбойника, он мне сделает зло. А истоплю, будет тепло, повешу замок, и не украдут, посажу в острог разбойни[ка], он мне не сделает зла». Это так ясно и несомненно, что против этого спорить нельзя, но это так ясно и несомненно, что нельзя же предполагать, чтобы Эп[иктет], М[арк] А[врелий], Г[оголь], П[аскаль] и др. не видели этого, следоват[ельно], говоря про то, что внешние вещи от нас не зависят, они верно говорят нечто другое. Они говорят, что, истопив печку, ты никак не можешь быть уверен, что ты будешь, пользоваться теплом или даже, что будет теплее: может разбиться окно, может отворяться дверь, может завалиться, ты сам можешь быть вызван на двор; что повешанный замок на лошадь не обеспечивает ее целость: ее могут все-таки увест[и] и она может издохнуть; что заключение конокрада в острог не избавляет тебя от зла, к[оторое] он тебе может сделать, научив того, к[то] сидит с ним в остроге, как сделать тебе зло. Они не говорят, что последствия топления печки, вешания замка и сажания в острог раз[бойника] никогда не будут иметь желаемых последствий, но они говорят, что надо помнить, что последствия могут быть и иные и противуположные и потому нельзя человеку все свои силы класть на такие сомнительные дела: должны быть у него дела несомненные. И вот так[ие]-то несомненные дела они и указывают. Дела эти это делание добра людям. Дела эти, так же как и топление печки, и кование лошади, и сажание в острог, достигают тех же практических целей, т. е. что делающий добро людям будет согрет, у него не уведут лошадь и ему не сделает зла разбойник (некот[орые] утверждают, что даже действительнее достигают их; и я так думаю и могу доказать) и потому в этом смысле шансы равны, одно перевешивает другое; но, кроме того, получается выгода 1-я та, что деятельность добра не исключает и деятельно[сти] практич[еской], как топление печки, когда она не противуположна добру; так что для достижения практическ[ой] цели два действия, и 2-я та, что деятельность добра имеет такое свойство несомненности, что она продолжается радостно (у мучеников) даже тогда, когда от нее получаются самые пагубные для тела последствия. «Но и мы, преследующие практические цели, не лишаем себя возможности делать добро и даже любим делать его; но мы не ставим его главной целью». Вот в этом то и ошибка. Когда я топлю печку, ни у кого не отнимая дров и времени, моя деятельность не исключает возможности доброй жизни; когда же я вешаю замок, я уж этим поступком делаю кое-что противное доброй жизни: я выказываю недоверие к людям, я утверждаю свою исключительную собственность, я вызываю к нарушению этой собственности — и может быть колебание для человека, желающ[его] жить добро, повесить ли замок или нет. Но когда я сажаю разбойника в острог, является уже пря[мое] противоречие деятельности для практич[еской] цели и доброй жизнь[ю] и необходимо знать, что важнее и чем жертвовать чему. В этом то, в этих дилемах всё различие.
Кузнец с выбитой рукой просился в больницу. Рахм[анов] поехал за ним, а я поехал в Тулу. В Туле с Давыд[овым] пошел к Рудневу и вернулся. Играл в шахм[аты]. Шил сапоги. Дорогой продолжал думать о том же. Вопрос в том: можно ли для большой, очень вероятной пользы сделать маленькую, но наверное гадость? Нельзя, п[отому] ч[то] самая вероятная и большая польза может оказаться вредом, всегда даже можно о всяком случае найти 2 противуп[оложные] мн[ения], а гадость наверное как была, так и останется гадость. Сомнение в этом и решение в ложную сторону происходит только от того, что мы не понимаем — не видим, ясно не видим прямой связи причин и следствий между миром нравственным и матерьяльным, как это нам
Шея очень болит. Читал и дошивал сапоги. Кончил.
Читал, кажется, Обломова. Приехал Сережа сын, всё такой же. Очевидно, поездка б[ыла] совершенно бесполезна.
Чист[яков] и Горб[унов] уехали. Я очень усердно до 5 час[ов] поправлял последнюю часть Кр[ейцеровой] С[онаты]. Не дурно. Обедали. Вечером опять разговор с Н[овиковым], опять без жалости и любви. Надо достигать. Всё время чувствую усталость жизни. —
В нашем мире обжорство считается счастьем. С радости свиданья, брака, родин едят. Любимых людей угощают, чем богаче, тем лучше едят: в обжорстве видят счастье. От этого происходит, что в обратном: в невозможности обжорства — есть хлеб с водой — видят бедствие и этим казнят; в том же, чтобы вовсе не есть дни, видят самое страшное несчастие. Да Танер не ел 40 дней, а что больше проходило дней без еды, то больше радовал[ся], да пустынники не едят или доводят еду до minimum’a и счастливы. Тут есть большое заблуждение. Человеку, хотящему есть, надо дать хлеба, если у тебя есть. И все делают это. Про это говорить не стоит — злой человек и тот собаку накормит, а не то что добрый человек человека; но жалеть людей преимущественно в виду их еды, обеспечивать людям их еду, заботиться о ней, забывая о пище души, есть большой грех. Происходит это не от того, что нам точно жалко людей от того, что они голодны или холодны, тут жалкого ничего нет, но от того, что нам, имеющим излишнюю пищу и одежду — нам, в этом полагающим счастье, совестно перед голодными и голыми. И эту совесть мы называем жалостью. Диоген не мог испытывать другой жалости, кроме жалости за невежество, незнание истины. И мы, по мере освобождения от обжорства и роскоши, освобождаемся от этой ложной жалости и приобретаем единую истинную жалость к незнанию, к заблуждению, к греху.
Почему никто не ужасается тому, что люди живут без света истины (есть даже люди, к[оторые] считают, что полезно от масс скрывать истину) годами, поколениями, а ужасается тому, что люди плохо, мало едят (голодный год), дышат дурным воздухом? Они помрут от дурной пищи и воздуха, скажут. — Что ж за беда, отвечу я. Не зачем жить здоровым поколениям людей без знания истины. Главное же то, что люди могут быть обеспечены всем матерьяльным — и воздухом, и пищей, и питьем, и одеждой самыми лучшими и быть не людьми, не нужными, вредными, как все развратники, существами; но не может быть обратного: чтобы люди, наученные всей истине, к[оторая] доступна в данное время человечеству, были бы ненужными, вредными существами.
Сколько помню, это б[ыло] воскресенье, и мы: я, М[аша], Р[ахманов] и П[опов] работали весело, пилили дрова; и вечер провели прекрасно и проводили милых гостей Р[ахманова] и П[опова]. —
Думал: 1) К религиозному сознанию истинному непоколебимому привело меня признание бессмысленности и бедственности жизни и признание не рассудочное, а чувство всего существа. Разница — признать умом или быть приведенным к пропасти и ужаснуться, увидав ее. Мне кажется, что только это одно приводит к истинной непоколебимой вере: только изведав погибельность
И в том и в другом есть пришедшие только рассудком и пришедшие всем существом. Все люди могут относиться к истине только так: 1) рассудком познавая благо истины и 2) всем существом познавая его, 3) рассудком познавая погибельность всех путей, кроме истинного и 4) всем существом познавая это. И потому в действительности каждый человек, если знает истину, то только этими 4-мя способами в различных степенях их. —
Третье отношение к истине, т. е. рассудочное познание по гибельности всех путей, кроме истинного, переходит в 4-ое тем скорее, чем страстнее натура человека к личному благу. Такой скорее избегает большо[е] количество ложных путей до тех мест, где они очевидно ведут к гибели. Ход познания во мне б[ыл] такой, да я думаю, что он такой и для всех: Прежде всего человек рассудочно любит истину (я ее любил с 15 л[ет], когда восторгался Руссо), потом начинает познавать погибельность не истинных путей рассудком, потом убеждается всем существом, что все погибельны, кроме одного; потом должен всем существом полюбить истину. Вот это-то еще предстоит мне. —
Думал 2) Есть два способа рассуждения: один состоит в том, что рассуждающий для решения данной задачи не признает ни одного вывода установленным и выводит все сначала из тех данных, из к[оторых] должны быть сделаны выводы;118 другой способ состоит в том, что рассуждающий вперед признает часть выводов (хотя бы один) уже установленным и решает задачу только так, чтобы она сошлась с установленным выводом. Это нечто в роде того, чтобы решать уравнение с многими неизвестны[ми], предполагая значение одного неизвестного. Решение может быть найдено, но только в одном случае, во всех же остальных случаях будут делаться вычисления, весьма похожие на правильные, но такие, к[оторые] будут приводить всегда к невозможности.
Наприм[ер]: Разумна ли смертная казнь? Можно рассуждать так: люди живут вместе, стремятся все к своему благу, устанавливают некоторые правила для совместной жизни. Разумно ли в числе этих правил поставить правило о том, что за известные поступки одни люди должны убивать людей. Это первый род рассуждений. Второй род рассуждений такой: вперед признав, что правительство должно существовать, доказывать необходимость смертной казни тем, что отсутствие ее повлекло бы уничтожение правительства. — Другой пример. Разумно ли мне проводить свою жизнь в писании бумаг сомнительной важности, заставляя других поддерживать мое существование. Можно рассуждать так: Я сознаю равноправность всех людей и потому всякий другой имеет такое же право на сладкую жизнь, как и я. Другой пример, способ рассуждения такой. Бумаги, к[оторые] я пишу, составляют необходимое условие всякого общества и потому равенство людей должно быть в чем-то другом. Вроде того, как решать уравн[ение] х + у = 10 и 2х + 3у = 26; можно решать так, чтобы, не придавая никакого значения неизвест[ным], вычесть одно из другого и определить. Это правильный способ. Другой способ в том, чтоб предполагать, что x непременно какое-нибудь а, x = а, отыскивать значение y. При таком способе решения бесконечное количество случаев неверно и только один, когда х положено = 4, верно. —
Таковы постоянно рассуждения о жизни и о возможности исполнения учения истины, таковы рассуждения людей о своей частной жизни и о жизни общественной. «Да, говорит рассуждающий, я хочу следовать учению истины», но оставаясь в своем положении царя, министра, палача, солдата, попа, прокурора, купца, землевладельца, врача, ученого, писателя за деньги, и он хочет, придав известное определенное значение своему положению, своему х, найти правильное решение всего уравнения. Этого очевидно не может быть. Так же и в вопросах общих: Да, пускай руководит миром учение истины (справедливость, добродетель (justice, vertu). Они особенно любят эту фикцию истины), но только чтобы остались Париж с своей Ейфелевой башней, проституцией, Шарко и т. п. — Только бы остались Германия, Россия, Англия… Но всякое такое предрешение уничтожает возможность не только исполнения, но понимания истины. Вот почему так давно знают люди истину и так мало понимают и исполняют ее.
Вечером говорил с Д[итерихсом] и Н[овиковым]. Всё болит живот. Ночь не спал.
Ходил. Вечер играл в шахматы и тяготился Д[итерихсом].
120Теперь 12. Чувствую себя прекрасно, иду наверх. После завтрака постараюсь пописать об иск[усстве]. Руг[ин] говорит, что он ждет гонений. От Попова получил прекрасное письмо.
Ничего не успел написать, ходил по лесам далеко. Хорошо думал. Обед, вечер с Сережей и Дит[ерихсом] бесцветно. Лег раньше.
Думал: 1) К роману или драме: «
2) Говорить о человеке всегда так, как бы я говорил ему, желая оставаться с ним другом. — 3) Выставление перед обществом ясного христианского идеала жизни заставит людей, почувствовав неправду своей жизни, искать точек опоры. И вот в наше время, странное дело, люди свободно мыслящие ухватываются за государственную нашу форму, за церковь, то, о чем бы не смели без страха rіdісul’а121 подумать 5 лет тому назад. Также упираются на науку, искусство. Пока не поднимало моста с одной стороны, столб[ы] запасные на другой стороне были на слаби, а теперь мост лег на ненужные запасные столбы всей тяжестью, тем лучше. Если столбы эти хороши, то они удержат, если нет — скорее сломаются.
4) Подхожу к дому после прогулки и думаю о предшествующем, о том, что сознание истины охватывает людей, что даже в наше время (с нашей точки зрения) совершается как бы подъем на ступень и слышу в тумане осеннего дня крики, голоса мужиков, кроющих нашу конюшню, топоры плотников, строющих нам сарай, мальчишки по грязи скачут с лошадьми, люди идут обедать. Жена делает коректуры. Дитрихе что-то пишет ненужное, дети мои учатся латыни. Что это? Зачем это? Они все делают не то, что хотят, и не то, что нужно, а делают то, что вытекает из того случайного сцепления, в к[отором] они застали себя. Сцепление же случайно и надо не затягивать его, а, напротив, растянуть, распустить и стремиться каждому только к вечному делу общего роста и только во имя его соединиться.
Теперь 3 часа. Должно быть пойду гулять. Не хочется писать, а клонит ко сну.
Ходил очень много. Сон[я] разговаривала с Ал[ехиным] спокойно. Я молчал. Меня смущает нездоровье Р.
Этого совсем не надо; надо только понять, что жить для общего выгоднее, и всё выйдет. Так говорят люди положительные, научные. Но забывают то, чего не забывал мистик, что мгновенно внушить всем невыгоду заботы о своей личности и выгоду общинной жизни нельзя. Нельзя внушить ее дикарям, с к[оторыми] еще нет общения, нельзя внушить этого эгоизм[у] молодости, страсти и потому неизбежно выйдет то, что человека или людей, переставших бороться за себя и ищущих благо общего, сейчас же задавят те, к[оторые] ищут блага себе, и потому дело никогда не выйдет, положительные люди науки забыли то, что разрушает все их предположения. Мистик же не забыл, он прямо указал на то, что будет, что человека, отрекшегося от лично[го] блага, среди людей ищущих только личного блага, тотчас же неизбежно задушат, и так и сказал, что середины нет в мире: надо искать или своего только блага, как все, или быть готовыми на потерю всего личного, на смерть. Он и сказал так, и указал людям другое духовное благо, не только не зависящее от личного блага, но совпадающее с самоотвержением, так что по его учению, во-первых, нет обмана и неясности, а, во-2-х, выходит то, к чему стремятся люди, установление общего блага. По теориям поправителей Хр[иста] ничего не вы[шло], никогда ничего не может выдти, по теории же Хр[иста] выходит, во 1-х, бла[го] каждого отдельно, понявшего духовное благо, и благо общее, неизбежно долженствующее вытечь из отречения сначала отдельных личностей, а потом и всех во имя духовн[ого] блага. — Стремление к справедливо[сти] ни к чему не приводит, кроме как к несчастию и разочарованию того, кто стремится, и к погибели его, и к продолжению борьбы; стремление к самоотречению приводит того, кто стремится, к высшему духовному благу и уменьшает напряжение борьбы (покорностью) и заражает примером. Хр[истос] точнее своих исправителей.
Спал дурно. Встал поздно и пошел ходить. После завтрака разговаривал с А[лехиным] и Р[угиным] спокойно. Опять ходил, ничего не писал. После обеда умствование с А[лехиным] и Р[угиным]. Тяжело. Теперь 9-й час. Не видал Машу. Утром думал: Часто огорчаешься, что бессилен против людей, не можешь передать им истину, не можешь воздействовать на них.
Это от того, что видишь одно зло их — не видишь их добра. Ведь только добро своей души покоряет зло своей души, стало быть, для того, чтобы воздействовать на человека, надо вызвать в его душе его добро и вооружить его против его же зла. А как же это сделать, когда видишь в нем одно зло. — На зло действуют еще насилием и страхом, но, действуя так, достигают только подобия добра, т. е. лицемерия. Действовать же не насилием нельзя иначе, как вызвав добро. Зло производит всегда зло, таков закон. Не об этом ли сказано: Л. XI. 17—26. Теперь 9 часов. Надо написать письмо Ч[ерткову] и проводить Р[угина] — если б[уду] жив
[
Ходил гулять с Андр[юшей]. Говорил с А[лексеем] М[итрофановичем] о том, что борьба есть жестокая борьба и без нее нельзя жить. Он как будто понима[ет]. 3 часа, хочется спать.
Лег у Т[ани] в комн[ате], спал почти до обеда. Приехала С[оня]. Ван[ичка] хвора[л]. Мне очень жалко Соню. Играл в шахм[аты], сидел с Алех[иным]. Он не христианин. Он самоуверен, самодоволен и потому жест[ок]. Тяжело с ним. И отрыжка от него очень тяжелая. Он подтвердил мои подозрения о Р.
Ездил в Ясенки, получил письма Евдокимова и Семенова хорошие, вечер обыкновенно. Грусть и смущение по случаю Р.
Теперь 12 час. Иду спать. Если буду жив
[
[
Ходил на Козловку. Вечер дома, нездоровилось.
Нечего делать. Не надо насиловать. Вечером приехал новый фр[анцуз]. Живее Л[амбера]. И участник и сочувственник Armée du Salut. Ал[ексей] Митр[офанович] страшно предан Раевским. От Левы получили письмо. Он оправдывает себя в В. Я написал ему рано утром. Не спалось. С[оня] больна лихорадка. С М[ашей] мало вижусь и мне лишение. Я очень нравственно упал. Ничего не хочется, апатия. Сомнений нет, но и стремлений и радости нет. Лег раньше.
На верху говорил с Ал[ексеем] М[итрофановичем]. Он возражает мне о том, что наука может указать нравственный закон, что электричество как-то указывает на необходимость взаимности. Он читает всё это время «О жизни». Читает это и не видит, что он говорит то самое (только дурно), что я высказал хорошо и старательно опроверг в этой книге, именно чтобы, отвернувшись от предмета, по тени, бросаемой им, изучать его. Да, невозможно ничего доказывать людям, т. е. невозможно собственно опровергать заблуждения людей: у каждого из заблуждающихся есть свое особенное заблуждение. И когда ты хочешь опровергнуть их, ты собираешь в одно типическое заблуждение всё, но у каждого свое и пот[ому], ч[то] у него свое особенное заблуждение, он считает, что ты не опроверг его. Ему кажется, что ты о другом. Да и в самом деле, как поспеть за всеми! И потому опровергать, полемизировать никогда не надо. Художественно только можно действовать на тех, к[оторые] заблуждаются, делать то, что хочешь делать полемикой. Художеством его, заблуждающегося, захватишь совсем с потрохами и увлечешь куда надо. Излагать новые выводы мысли, рассуждая логически — можно, но спорить, опровергать нельзя, надо увлекать.
С детьми разговаривали о жизни, о темных; они оказывается уже на стороне Фомича против Горбунова и др[угих], упрек, что он замарал с…. Бедные, они уже испорчены. — Да, главное дело в соблазнах, то, что то что-то, что приятно, кажется
Думал еще к статье о науке и иск[усстве]: Много думал и формулировал себе ясно; но потом, когда пришел к доказательству того, что наука теперешняя не права, п[отому] ч[то] не служит религии, занялся и не мог себе уяснить, как же может наука служить религии? Задумался так у Козловки. Пошел назад, стал вспоминать и искать и следующий ответ. Нужно, чтобы знания служили благу — единению людей для того, чтобы они б[ыли] важны. Единению людей служит, кроме любви, еще истина. Приход[я] к единой для всех истине, люди соединяются между собой. (От этого суеверия вредны — они разъединяют людей.) И потому наука истинная ведет к единению; но для того, чтобы она б[ыла] таковою, она должна действительно вести всех к истине. Выражения истины должны быть ясны, понятны и истинны, несомненны. То ли делает большая часть науки? Обратное: выражения не ясны и непонятны и истины не только сомнительны, но вызывают споры и производят не соединение, а разделение. Это происходит от того, что те, к[оторые] называют себя жрецами науки, потеряли религиозную основу (это не совсем верно) и не имеют целью единение всех, а свои дилетантские интересы, славу и divertissement.128 —
За чаем много говорили с Holzapfele о религии. Он добрый. Хорошо говорил, смя[г]чил[ся?] я. Теперь 12-й час, ложусь спать.
[
Рубил, обедал. Вечером писал письмо Золотареву. Лег поздно. Дурно спал. Уныло очень. Всё желается. От Чертк[ова] письмо. Она плоха, готовится к смерти. Хорошее.
[
Всё ходит и тревожит мысль о том, что рабство, стоящее за нами, губит нашу жизнь, извращает наше сознание жизни. Писал довольно много. Пошел работать и зашиб глаз. Ходил к Домашке больной. Думал: ищешь, как лучше обойтись о человеком, (прибавлю) как обойти трудность? Прикидываешь и так и этак и всё не выходит. А есть одно средство: быть готовым на униженье ради Бога и с любовью к этому человеку, или вообще к людям… Еще думал: людям необходимо чувствовать себя правыми перед самими собой; без этого им нельзя жить, и потому если жизнь их дурна, они не могут мыслить правильно (вот где губит нашу мысль инерция рабства) и от этого та путаница в головах. Главное правило для жизни, это натягивать ровно с обоих концов постромку совершенствования (движение вперед), и мысленного совершенствования и жизненного, чтоб одно не отставало от другого и не перегоняло. Как у нас впереди идеалы высок[ие], а жизнь подлая, и у народа жизнь высокая, а идеалы подлые. —
[
4)131 Предопределение? да оно есть, т. е. будет то, что хочет Бог, только того, чего он хочет, он может достигнуть бесчисленными путями и времени для него нет. То, что будет через 1000 лет, для него так же есть, как то, что теперь. От этого предопределение это не мешает нам действовать. 5) Хохлова, отказавшегося от воинской повинности, признают сумашедшим. Да, только одни есть люди безнадежно, несомненно сумашедшие — это психиатры, те, к[оторые] других признают сумашедшими. 6) К Фридрихсу думал, гуляя перед обедом — две жизни представляются ему и два выхода. И наконец 3-й. Себя убить. Много писал Фридрихса. Вечером шил сапоги. Получил письмо от Золотар[ева] очень хорошее и от Ч[ерткова]. Теперь 10. Иду наверх. Если буду жив,
[
Нынче утром читал газету о том, как им[ператор] герм[анский] Мольтке юбилей pour le mérite133 праздновал, так живо представилось: сопоставить — отказ от воинск[ой] службы замарашки Х[охлова], к[оторого] признают сумашедшим, и праздник — Арти[ллерии], речь импер[атора], маневры и т. д. Когда я в134 самоуверенном духе, то думается, что мои тэмы писаний, как бутылки с кефиром, одна пьется — пишется, а другие закисают. Дай-то Бог, чтоб эти две тэмы — о прислуге и рабстве и о войне и отказе созрели и чтоб я написал их. Как будто закисают.
Еще думал: читал Эванса, материи, разумеется, нет никакой вне меня — вне меня есть существа — сознания на различных степенях и такие же, как я. И материя есть мое средство общения с ними.
Писал Фр[идрихса], поправлял немного и жалею, п[отому] ч[то] был очень расположен — ясно всё было. Соня уехала с Таней в Москву.
[
<Продолжаю: но на это скажут матерьялисты: мы и признаем силу, но одну силу движения, а не тысячи разных сил, как вы. Мы сводим все другие силы на простое движение, толчок. Это прекрасно, отвечаю я, но здесь обращаюсь к тому, что я говорил в книге «О жизни», именно, что я знаю только одну силу — силу своей жизни, и не могу ее понимать иначе, как объединенною. Не ясно, устал.>
Пошел рубить дерево. Чудная погода с инеем, 10 град[усов], потом очень весело и усердно пересмотрел Фр[идрихса]. Сходил еще с детьми на пруд и опять писал и кончил.
После обеда играл в шахматы, записал это и теперь 9 часов иду наверх.
Если буду жив
[
Таня больна. Маше я говорю: Таня нам не помогает, она, умница, отвечае[т]: Я не люблю помощь Т[ани], она не добро помогает.
[
Думал: признак истинной, т. е. самоотверженной любви тот, что если человек, к[оторого] я люблю и для к[оторого] тружусь, не принимает моих трудов, презирает их, я все-таки не могу сердиться на него и не дорожу своими трудами. Противуположный признак ложной эгоистичной привязанности. С[оня] рассказывала про Илюшу. Очень жаль его.
[
Думал так очень ясно и взошел наверх с мыслью там приложить это. Постоял в столовой — дети, случая нет, вошел в гостиную: Т[аня] лежит, и Нов[иков] читает ей вслух, неловко, нехорошо мне показалось и вместо приложения я повернулся и ушел. Но я не отчаиваюсь, я здесь внизу в себе работаю, чтобы понять и жалеть и любить их. — Да, это, это одно нужно. — Теперь 1-й час. Едва ли буду писать.
[
Получил хорошее письмо от Бирюкова. Читал прекрасно написанный роман Мопасана, хотя и грязная тэма. Нынче утром подумал о Домашке: что же мы лечим ее тело, а не думаем о ее душе, просто не утешаем ее, сколько можем. И стал думать. Вот тут-то являются утешения армии спасения, утешения, состоящие в том, чтобы, действуя на нервы пением, торжественной речью и тоном, поднять дух, вызвать загробную надежду. Я понимаю, как они успевают и как это им самим кажется важным, когда умирающий подбадривается и проводит в экстазе свои последние минуты. Но хорошо ли это? Мне чувствуется, что не хорошо. Я не мог бы это делать. Сделавши это, я умер бы от стыда. Но ведь оттого, что я не верю. Они же верят. Этого я не могу делать; но что-то я могу и должен делать — делать то, что я желал бы, чтобы мне делали; желал бы, чтобы не оставили меня умирать, как собаку, одного, с моим горем покидания света, а чтобы приняли участие в моем горе, объяснили мне, что знают об этом моем положении. Так мне и надо делать. И я пошел к ней. Она сидит, опухла — жалка и просто — говорит. Мать ткет, отец возится с девочкой, одевая ее. Я долго сидел, не зная, как начать, наконец спросил, боится ли она смерти, не хочет ли? Она сказала просто: да. Мать стала, смеясь, говорить, что девочка 12 лет, сестра, говорит, что поставит семитную свечку, когда Домашка умрет. Отчего? Наряды, говорит, мне останутся. А я говорю, я тебя работой замучаю, ты за нее работай. — Я, говорит, что хочешь буду работать, только бы наряды мне остались. Я стал говорить, что тебе там хорошо будет, что не надо бояться смерти, что Бог худого не сделает нам ни в жизни, ни в смерти. Говорил дурно, холодно, а лгать и напускать пафос нельзя. Тут сидит мать, ткет136 и отец слушает. А сам я знаю, сейчас только сердился за то, что вид сада, к[оторый] я не считаю своим, для меня испортили. Господи любви, помоги мне быть совершенным, как ты.137 Помоги или возьми меня прочь, уничтожь, переделай из меня что-нибудь не такое поганое, злое, лживое, жадное ко всему дурному и к похоти и к похвале, изгаженное существо — помоги мне или уничтожь совсем. Думал:…..
В ту самую минуту, как хотел записать, что думал, пришла С[оня] и стала говорить дурное о Кате и М[аше] и прервала меня. И вот сейчас, вместо того, чтобы бросить писать и говорить с ней добро, что я и начал, я сказал ей, что она помешала. Дописывал это, когда отворилась дверь, и Ф[омич] спросил, подавать ли обедать. И еще и опять вместо того, чтобы добро отвечать, сказал сухо, что это до ме[ня] не касается. — Господи разума и любви, помоги мне.
Думал: нет спасенья, пока не возненавидишь себя, п[отому] ч[то], пока не возненавидишь себя, не полюбишь других. Но не возненавидеть страстно, даже вовсе не возненавидеть, а презирать себя — так же мало думать, заботиться духовно (физически — кормить себя, греть, покоить, когда этого требует тело, не мешает) о себе, как о Фомиче я теперь забочусь, а заботиться о нем и всех, с кем я встречаюсь, как теперь я забочусь о себе. — Ну иду наверх обедать. Помоги мне, Г[оспо]ди, исполнить записанное 28-го.
Как раз не исполнил. После обеда играл в шахм[аты], стыдно и скучно, потом пошел шить сапоги. Пришли мальчики. С ними хорошо б[ыло], потом пришла Маша. С ней еще лучше. Серьезная, умная, тихая, добрая. Потом пошел наверх, пил чай. Всё бы хорошо, но С[оня] получила письмо от Менгден с просьбой от Вогюе перевести Кр[ейцерову] Сон[ату]. Я сказал, что не надо. Она стала говорить, что ее подозревают в корыстолюбии, а она напротив. Я что-то сказал. Она стала язвить, и я рассердил[ся] опять, забыл, что она по своему права, что ей надо быть правой, и сказал, что пойду спать вниз. Она совсем готова б[ыла] на страшную сцену, и яд, и всё. Я опомнился, вернулся, просил успокоиться, она не успокоилась, и я пошел ходить по саду. Ходил и думал: Как ужасно то, что я
[
[
Пошел после завтрака работать — пилить с Чист[яковым] и Переплетчик[овым] и до обеда. — Вечером говорили. Вяло. Переплетчик[ов] свежий человек. Начал было писать воззвание, но не пошло.
[
И так
[
Провел дурной день, т. е. мало умственно работал.
Любовь потому основное свойство наше, живых существ, что она выражает единство силы, проходящей через всех нас. Любовь это
[
[
Теперь 12-й час.
[
[
[
Странная бы была случайность!
Вчера
3-го дня 25. Писал письма Черт[кову], Бул[анже], Аннен[ковой], Сем[енову], Маш[еньке], Алексе[еву] и еще кому-то. Мне стало вдруг стыдно и гадко, что я усвоил тон поучений в письмах. Это надо прекратить.
24. Тоже писал письма, может быть, и сделал поправки к комедии и читал.
То, что думал еще 23 и что показало[сь] мне очень важным, вот что: Грубая философская ошибка — это признание 3-х духовных начал: 1) истина, 2) добро, 3) красота. Таких никаких начал нет. Есть только то, что если деятельность человека освящена истиной, то последствия такой деятельности добро (добро и себе и другим); проявление же добра всегда прекрасно. Так что добро есть последствие истины, красота же последствие добра. Истина, не имеющая последствием добро, как н[а]п[ример], теория чисел, воображаем[ая] геометр[ия], туманные пятна при нахождении мира и т. п., так же как добро, не имеющее в основе своей истину, как н[а]п[ример] милостыня набранными, скопленными деньгами, и т. п. Также красота, не имеющая в основании своем добро, как н[а]п[ример], красота цветов, форм, женщины не суть ни истина, ни добро, ни красота, но только подобие их.
Да, монашеская жизнь имеет много хорошего: главно[е] то, что устранены соблазны и занято время безвредными молитвами. Это прекрасно, но отчего бы не занять время трудом прокормления себя и др[угих], свойственным человеку.
Вопрос о свободе воли: человеку предстоят всегда только два выбора: поступить по плоти или по духу, или по форме по себе или по содержанию по Богу. И раз выбор совершен, поступки на том и другом пути, поступки определены с роковой необходимостью. — На эту тему думал еще дальше и сложнее — постараюсь выразить это завтра.
[
[
ОТДЕЛЬНЫЕ ЗАПИСИ
И
ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ
1888—1889
ОТДЕЛЬНЫЕ ЗАПИСИ
[ЗАПИСЬ 1886? — 1888? гг.]
1) Чорт старый в подвале.
2) Купчиха с сыном (комедия139).
3) Месть над ребенком.
4) Богач — (начало).
5) Мешки с дырами.140
6) Три загадки.
7) Комедия, Спириты.
8) Передача купона. Убийца. «За что».
9) Драка — убийство.
10) Два типа: один обеспечен[ный], другой погибший. Воза дров.
[ЗАПИСЬ 1888 г.]
1) Крейц[ерова] соната — 4
2) Повесть. Миташа. — 2
3) Призыв к исполнению] зак[она] Хр[иста] — 7
4) О нужде людской — 6
5) История улья — 8
6) О 1000 верах — 1
7) Сказка о трех загадках — 9
8) Фальшивый купон — 3
9) Записки сумашедшего — 10
10) Исхитрилась — 5
[ЗАПИСНАЯ КНИЖКА № 1, 1888—1889 гг.]
[
1 Чертк[ову] о сем[ейной] жиз[ни]
2 Бир[юкову] ответ[ить]
3 Хилк[ову] ответ[ить]
4 Лисицыну
5 Blake
6 Попову
7 Броневск[ому] не на[писал]
8 Орлову.
9 Антонию
10 Ге
11 Семенову
[
Готье
Герцен
[
За Разгуляем Демидовс[кий] переу[лок], д. Кузмичевой кв. Попово[й]
[
Архангельский Ник. Ник., Рождественка, угол Трубной площади, д. Яковлева, кв. Родионова.141
Большой Сергиевск[ий] пер. д. Смирнова бывш. Живаго. Сретенск[ой] части.
[
Попову написать: искать совершенства Отца, чтобы свет светил, и ждать. Исполнение воли есть пить и есть и ждать.
К Комедии. Уж жрут. Прорв[а] — куды влезает.
Семенов.
[
Rev. Thomas Van Ness. Unity Church. Denver. Colorado. U. S. A.142
Скворцов — Петр Конст. 1-й Зачатеевский переулок, д. Ляснева.
[
Не прохожу, а работни[к]143
[
Большая Серпуховская ул. Новопроэктированный пер. д. Страшнова, И. Ивину.144
[
Детская больн[ица], о кормили[це] Чертк[овым] и о мальчике Федосье.
[
Статьи Дмоховск[ой]
[
Общины не нужны.145
Непротивящ[иеся] христиа[не] они-то руководители. Только бы не метали самозванные руководители.146
Тем путем, к[оторым] он узнал чу[в]ст[во] при beibringen147
[
Уйдут из мира — ученые набожные, правители монахи. Кто же останется для примера [?]? Никто.
[
Помои от промывки чаши, в к[оторой] б[ыл] христианин — это gentleman.148
[
1) Церковь, 2) войско, 3) наказания, 4) пьянство, 5) землевладение, 6) фабр[ики] <7> пьянство>, 8) простит[уция].149
[ЗАПИСНАЯ КНИЖКА № 2, 1889 г.]
[
[
Тэзисы об иск[усстве].
1) В кругу образов[анных] людей нашего мира занятиям иск[усством] придается огромное значение.151 Огромное число людей занято этим[и] делам[и].
152 2) Но, наблюдая эти занятия людей,153 нельзя не заметить, что все они, служа только увеселению и не принося никакой существенн[ой] пользы,154 весьма часто приносят один вред, во 1-х, и тот, что бесполезно трат[ят] силы люди, а, во 2-х,155 не облагораживание приносят, а156 развращение людей и вместо блага зло (развратные романы,157 театральные пьесы, картины). 3) И потому158 естественно является вопрос,159 на чем основано значение, придаваем[ое] искусству.
[
Роскошь жизни; лошади, экипажи, кучер, собаки <охота>. (Ничего этого не нужно. Няня прежде нужн[а], чем это.) Прислуга. Девочка, дурная и дурно вознагражденная прислуга, но прислуга. Она работает, не учится, спит на сундуке, не ест с вами — это дурно. Хозяйства полевого нет. Это не пойдет при невнимании. Будут упреки. — Неряшество, нечистота.
Резюме: Надо или отказаться от управления, найдя прикащика, уничтожить лошадей, собак, вещи и самому160 работать в Гриневке или Александровке (Шенбель, Алмазов), или быть умным взыскательным хозяином, нанять прислугу и жить, как следует господам. Без иронии говорю, лучше, чем теперь. Теперь я вижу, что ты несчастлив, а С[оня] счастлива только ребенком и отдаляется от тебя больше и больше. —
Несчастлив ты от неправильной жизни, от мелочей, к[оторые] надо уничтожить: куренье, вино, копанье с мастерством (пока), позднее вставанье. Еще — постели врозь.
[
2) Женщины унижены сладострастием. Тем же отплачивают, от того их власть. Как евреи.
2) Во время беременности я мучил ее нервы и поползновения ревности, потом при некормлении попытка убить. —
3) Как народ везде смотрит на науку и искусство: Только религиозные.
Порядок об иск[усстве]:
1) Значение придава[емое], 2) Злоупотребл[ения], 3) Путаница, 4) Науки и непризнание их.
Разговор с дамами: очень печальная вредная ересь греко-русская, назыв[ающая] себ[я] православною.165
Жизнь дана мне, как ребенок дан няньке, чтобы возрастить его. И как глупая ня[нька] может щеголять ребенком, пользоваться им, может бояться и стыдиться показать его нечистым или усталым, так и глупый человек с жизнью. — Жизнь дана только для того, чтоб возрастить ее. Часто хочется того или другого положения в жизни, часто не нравится то или другое положение: спроси себя, что нужно для роста жизни, и тогда решишь, что то, чего хочется, того-то и не нуж[но] и наоборот.166
И пусть не говорят: ростить свою жизнь эгоизм. Ростить свою жизнь — служить Б[огу]. Люби Б[ога] т[воего] в[сем] с[ердцем] и в[сей]….. и бл[ижнего], к[ак] сам[ого] себя.
Когда видишь пользу ближн[их] и не видишь пользу от своего роста, и приходится выбирать, выбирай все-таки свою жизнь — Бога. Как бесцельн[ые] безвестные страдан[ия], зло, так бесцельное безвестное благо влекут в жизнь вне видимой.
В этом разрешен[ие] задачи эгоизма, страстного эгоизма и смерти. «О жизни» — слабо, неясно. Рост жизни неизбежно совпадает с установлением Ц[арства] Б[ожия] на земле, с любовью к людям. Так что людям дано руководиться по мере сил их тем или другим: оба ведут к одной цели.
Как совершенно всё равно нарисовать фигуры та[к], чтобы фон сделать черным, или фигуру — контуры одни.
Сказать, что жизни нет у человека, к[оторый] не ростит свою жизнь, не метафора: точно нет жизни, как нет жизни в дереве, к[оторое] сохнет и не пускает ростков, в животном, к[оторое] разлагается, но не асси[ми]лирует пишу. Вся плотская жизнь есть разрушительный процесс истинной жизни.167
Сказано люби Б[ога]
В толпе невозможно любить. Что[бы] выучиться любить, нужно уединение и 2, 3 собеседника. Город — нравствен[ное] уродство.168
Когда Моис[ей] сказал: люби Б[ога] тв[оего] в[сем] с[ердцем] и т.д…., то Б[ог] его еще б[ыл] близко от него, пуповина связывавшая еще б[ыла] в нем, и он мог так любить. Только удалив, изуродовав Б[ога], стало невозможно любить Его.169 С матерьялистами и со всеми заблуждающ[имися] не надо тратить время на спор. Надо идти вперед, оставляя их назади. Так же как с людьми, спорящими о дороге.170
Я несчастлив, п[отому] ч[то] не чист. Как установ[ить] чистоту.173
1) И[оанны] Злат[оусты], Албрехты великие, Августины, Филареты, те, к[оторые] соединяют дьявольское с Хр[истом], они-то враги Его. Они жалки и любви достойны, как заблудшие братья, но ненавистны, как учителя.174
2) Ищи истину и найдешь единение.175
Страх мой от того, что я видал, как она может лгать, как слова для нее ничего не значат, слова только украшенье.
Не надо думать, чтоб добро могло пересилить зло. Ты пожертвовал собой, а он говорит: он и не смел иначе. Он знает меня. Ты отдал. Он только гордится тем, что он так нужен, или так умеет выпросить. — 177
Мы все живем в подавленном состоянии — видим что нужно и того не делаем.178
Страхова рассказ о Валкириях. Ужасно!180
Куафер купил именье.181
2) Движенье вперед идет скачками так: сделают люди улучш[ение] в своем быту и это улучшение увеличит праздность, роскошь некот[орых]. Надо назад идти — отказыват[ься] (аскеты) и отда[вать?]183
No, dear sir, I can not adher your opinion that mr. B[allou] will not go down to posterity among the immorta[ls]; he will be one of the first true apostle[s] of the new time and therefore will be one of the chief benefactors of humanity.
If in his long and sometime[s] not succesful carreer mr. B[allou] has experienced moments of depression in thinking that his efforts have been vain, he has only partaken of the fate of his and our master. But I hope that those moments were passage[r]s like thos[e] of the m[aster]. Tell please to mr. B[allou] that his effor[ts] have not been vain that they gave great strength to many people as I can jud[g]e from myself. In those tracts I found answe[re]d all the objections that are made to me and all the true bases of the doctrine. I will endeavour to translate and propagate as much as I can mr. B[allou’s] books and tracts and I not only hope but am convinced that the time is coming. The sole comments that I wish to mak[e] on mr. B[allou’s] explanation of the doctrin[e] is that I can not make concession thet he mak[es] thet drunkards, insan[e] people could be maintained by force or imprison[e]d.
The mast[er] made no concession and we can make non[e]. We must try as mr Ballou puts it to make impossib[le] such persons, but it they are we must use all possible m[e]ans, sacrifice oursel[ves] but not employ violence. And I prefere to be killed by a madman than to ber[e]ave him of his liberty. The application of every doctrine is always a compromis[e] but the doctrin[e] in theory can not make compromises. Alt[h]oig[h] we know thet me never could draw a mathematical right line we will never make another definition of a right line as the shortest distance between two poin[t]s. I will take car[e] to send to you my book on life and would be very glad to know that Your and mr. B[allou] approve of it.
Ax как я хочу, чтоб он загор[елся] л[юбовью].
I think that this time is coming and the world is on fire. Our business is only keep ourselves burning that is the business of the remnants of my happy life.
Do you know the book of а чех Chelchistky of XVI century. It is a sermon of true Christianity: It has not been printed till the last y[e]ar. And now [
Many thanks for your letter and books, pleas tell mr. Ballou that I deeply respect and love him and that his work did a great good to my soul and I pray and hope that I will do the same to others.
Your bro[ther] in Ch[r]ist L. T.184
[
1) Хилкову
2) Мар. Ал.
3) Желтову
4) Ге
5) Сибир[якову].
<6)n> Achelles Таhlег[?]
Компромисс и доказывать нич[его] не надо.
Ребенок сердится на пол, к[оторый] его убил. Всегда, когда разберешь, то сердиться не на кого. Причина всё дальше и дальше: стало быть, не сердиться, а обратить[ся] на себя.186
Миша купил карам[ели]. Я не воспрепятствовал, вмешиваться нельзя. И подумал: дети порченые с детства. Это во 1) возмездие родителям. Им всё равно — быть сильным или слабы[м] 2) и главное — ранняя прививка соблазнов. Отчего я, Ч[ертков], Х[илков] силь[нее] других? От того, что нам привито.187
Познается всё только опытом. Испытать дурное, чтобы избегать его. Но можно испытать и не избегать. И потому нужно разумение. Испытать и знать. Знать и испытать.188
История человека, стремившегося к добру, к Богу, всё путавшегося, все менявшего жиз[нь] и умирающего с сознанием неудавшейся жизни. Он-то святой.189
[
[
Для
Помни, что ничто не может нарушить твоей жизни — она в соблюдении порученного тебе. И соблюдение это в твоей власти. Эпиктет.197
Ты страдаешь.198 Это от того, что ты заснул и забыл, в чем жизнь твоя. Она только в установлении Ц[арства] Б[ожия] на земле, установлен[ие] же толь[ко] чер[ез] <рост> сущности. И то, что ты называешь страдан[ием], есть только поощрение росту, как гроза растению. Соблюди только чистоту в твоей животн[ой], смирен[ие] в мирской и любовь в Божеской жизни при тех условиях, к[оторые] вызвали в тебе страдание, и ты увидишь, как то, что ты называешь страданием, превратится в радость сознания, увеличения жизни.
Радуясь лишеньям
………… униженьям
………… враждебности.199
Красота и добро.
Жить можно только сообразно миросозерцанию, в чем видеть благо. Заставить же жить противно миросозерцанию можно только по
Прохожу мимо молотилки: крики, стеганье лошадей, пыль, напряжение. Земледелие — начало богатства, роскоши, разврата, страданий. История самарских поселений — хорошо бы.203
Состояние духа — вызывающее. «Вот еще!» и т. д. Она даже не хороша, а только чтобы не плат[ить] в б[ордель].
Что бы б[ыло] с Ур[усовым], если бы люди перестали кормить паразитов?205
Где чуть-чуть, там начинается добрая жизнь.206
К К[рейцеровой] С[онате]:
Лучше перед Б[огом] жить, чем перед людьми: он умнее, всё поймет, добрее, прост[ит]. Только что надуть нельзя: зато исправит[ься] можно. Думал это по случаю возможн[ой] берем[енности жены].210
Тетя Т[аня] говорит: Крикливый, злой и добьет[ся] своего. Да, но зато не научится обходиться. Не пойдет вперед, не выработает тех органов, к[оторые] нужны для служен[ия] Б[огу] и для блага: думал по тому случа[ю], что отвечу Кал[ужинскому] прежде других.
(К 1-му). Если начал делать дело и тебе больно и другим, значит ты не умеешь делать — больно физически или духовно враждебно — остановись делать и учись до тех пор, пока не выучиться делать без боли.214
К Кр[ейцеровой] С[онате]. Я рад, что убил, я хоть полюбил бы ее. А если бы она сама умерла, я бы только радовался.
Только теперь я понял, как неизбежно б[ыло] ее паден[ие] от средств мерзавцев. Со мной или с др[угим], всё равно.
Заблуждение о том, что можно исполнять волю Б[ога] (служить людям) только будучи сильным и здоров[ым]. Часто напротив. Научи меня, Госпо[ди], так поступать, как ты, жалеть, делать и ждать.220
О госте не в брачн[ой] одежде.
Притча об управителе тоже о душе — поручен[ье].221
Человек, не привыкший к нашим обычаям жизни, сделает вопросы.
Как хозяин лошадь воротит назад по грязи. Зате[м], чтобы ей б[ыло] легче, чтоб она мог[ла] ожеребиться и дело б[ыло] бы сделано.224
Большая доля неуспеха моей проповеди от того, что я от себя говорю, себе приписываю, а не Богу и не от Б[ога] говорю.
Б[ог] же говорит через откровение в Хр[исте] и в сердце, в совести. Надо попытать.232
Примириться с ближним? Простить обиды? Трудно, нельзя даже сказать себе: прощу и простить. Одно Б[ог] мне указал средство: вспомнить свои вины, свой грех против того же человека, если можно, если нет, то равные вины. — И того многие не могут; говорят: я не знаю за собой грехов. Это значит, что грех[и] скипелись камнем и ты не трогал еще их. А попробуй расковыряй, ищи, раскидай. И тогда сейчас под рукой найдешь, каких грехов тебе нужно, и не один, а 10 — один хуже другого.233 Главная разница между нравств[енным] и безнр[авственным] человеком та, что 1-й помнит свои грехи и забывает свое добро, а 2-й наоборот.234
Все перереж[утся]. А не перережутся — застрелятся, а не застрелятся — проституты, а не проституты — страдаль[цы].
К[рейцерова] С[оната]. Если есть что похожее, то только по инерции этого самого, но и это распадается.
Я 20 раз желал ей смерти, мечта[л] о своей свободе.
Грех, мало каяться. А на сколько сбился с дороги налево, столько иди направо. Сколько людям зла сделал, столько сделай добра, сколько внес в мир лжи, столько внеси правды, сколько обид[ел] Б[ога], столько у[г]од[и], сколько испорт[ил] душу, столько исправь.236
Люди рассуждают всё, а надо делать.
От того, что есть неверные рассуждения, отрицать рассуждения.237
Мысль это ничто, это семя: семя ничто, но оно движет и [
Два устройства людей возможны теоретически. Собственно три — 1. Устроить справедливость, 2-е laisser faire l[aisser] p[asser]241 и 3-е христи[анское]. Тих[он] Зад[онский], 85, 106, 44, 46.
Консерват[ивный] недостаток мысли.
Свойство необразов[анных]: бойкость речи и консерватизм242.
Сколько вер.
Вписать Salvation army. О Harrys[on’e]
Вписать Theosophys[t]. Positivist.
1. Универс[алисты], 2. Унитар[ьянцы], 3. Квакеры. Hicks. 4. Спиритуали[сты], W[orld] A[dvance] T[hought], 5) Сведенб[оргиане], 6. Шекеры, 7. Заориты, 8) Salv[ation] Ar[my], 9) Theosophist. 10)
Если бы сказано б[ыло]: будьте совершенны как Павел, как Хр[истос] даже — мы бы остановились, а то ка[к] Отец — нет кон[ца], что ни сделал в себе. Как ни подвинулся, всё так же далеко. И есть куда идти.244
Думал едучи в Тулу. Всё сводится к тому, как поступать, когда дилемма: немножко против совести, но очень полезно будет для меня и людей?
Подумайте, какие противоречия и как спорят о том, что полезно.
Стало б[ыть] есть большой шанс ошибиться. А в том, что я поступлю, как велит совесть, есть ли возможность ошибки? Нет. — Но все-таки не могу я бросить полезное для отвлеченн[ого]. Да отвлеченное ли? Если жить по совести, что будет? всем хорошо. «Но теперь хуже». Но видишь ли ты всё, что будет? 245
Письма
1) Спенглер
2) Шекерам
3) Золотаре[ву]
4) Дунаеву.
Должно быть, я вырвал ужаснувшись, но потом решил, что так надо.
Живет там еще Миша и здесь понемногу выпрастывается из покров[ов].
<Решать: 2х + 3у = 10
x + 5у = 12> 2 2х + 6 = 10
<2х — 10у = 10> 2х — 10у = 24
— 7у = 0 — 7у = 12у = 14
2х + 10у = 24 у = 2>
т[ак] не решает[ся] уравн[ение] с двумя неизв[естными], определяя вперед значение одного.246
К религиозному пониманию приводит сознание бессмысл[енности] жизни, но мало признать ее, надо быть приведенным к пропасти и ужаснуться.247
Чем сильне[е] вера в жизнь мирскую, тем сильнее и разочаров[ание] и вера в Б[ога].
Я молодым челове[ком] чувствовал в себе инстинкты 12-го года. Теперь юноши, дети чувст[вуют] (Миша) инстинкты 40-х годов. Не подтверждается ли этим, что часть нас живет в прошедшем. Как?249
Только чел[овек], любящий людей, жалеющий их, придет к убежд[ению], ч[то] одна возможность — это следовать закон[у] для себя. И пото[му] смешно, когда люди, еще не начавшие любить людей, упрекаю[т] людей, познавших зло в нелюбви.250
Говорить о другом так, как бы говорил ему.252
Сильней кристализуется
Подхожу к дому, кроют, кричат, плотни[ки] тешут, Р[угин], А[лехин], жена — что о[ни] все? Зачем бьются для себя, сцепившись нечаянно? Ведь одно дело это общий рост.254
Страхом, силой можно только заставить поступать его как доброго, т. е. еще хуже. Зло производит зло. Таков закон. Не об этом ли сказано: о 7 бесах и связать силою и — обвиняют.255
Дидр[ихс] выслушал мое и говор[ит]: а я не так, и начин[ает] говорить мое, воображая, что это его.
Стремл[ение] к доброму, но он не привык мыслить. Его туманит [?] мысль, занимает игра мысли и он не знает зачем. Тем более что вопросы не возникли. А он набалован уж. Ему надо жить сердцем и читать.256
Община есть форма, к к[оторой] стреми[мся]. Это всё посп[ешность] осуществления, как и правитель[ственные] меры.257
Поше о Р[угине], Чертк[ову], В[асилию] Ив[ановичу].
Люди говорят о бесконечности простр[анства] и времен[и], об охлажден[ии] солнца и т. п. И из этого заключают к ничтожеств[у] человек[а]. Нужно заключить как раз к противному.
La planète roulera ainsi quand elle ne sera plus qu’une boule sans air et sans eau, dont l’homme aura disparu, comme les bêtes et les plantes.259
[
Я говорю. Никто не отв[ечает]. А если так [?], то легк[о].
(Разг[овор] с А[лексеем] М[итрофановичем]). Он не видит того, что говорит то, что я старат[ельно] опровергал в книг[ах], к[оторые] он читает. — У каждого есть своя ошибка в рассуждении и оно особенное. И довод, опровергающий рассужде[ние], ему кажется до него и не относится.264
Верхом не ездить.
[
Но думать об этом не надо.
Брак б[ыл] приобретени[ем] права possession265 женщиной.266
Главное, для меня не будет тягости неисполненных желаний и сомнений, так или этак.
Делай по инструкц[ии] — истина и любовь, и всё будет так, точно и легко.268
Всё это происходило между делами занимавшими. — Всп[л]ывет и потухнет. —
Если что беспокоило его иногда, то это муж и правда ли, что барин…269
Ложная жизнь от рабства сделала то, что люди утратили сознание истин[ной] жизни.270
Каждому человеку надо быть перед собой правым.272
Я уж писал, что зло, как серн[ая] к[ислота], выедает. Отт[ого], что злому нужно наибольш[ее] добро.274
Пред[о]предел[ение].275
Материя есть средство общения существ.276
Всё равно как человек бы ходил на час под окнами и говорил бы, что запах происходит от г…., а не от его поступков. И в доказательство приводил бы то, что как бы я ни изменял своих поступков — вонь будет.
Ошибка Эванса та, что он думает, что т[ак] к[ак] дух власть, то он может всё. Всё, но только в условиях простр[анства] и времени. Очень важн[ое].
Когда же мы говорим, что изменение материи (мозга) изменит и состояние духа (мысль), мы говорим только то, что влияние духа проходит всегда через материю, положим убийство, самоубийство. Мы говорим, что меня бьет кнут и потому кнут может влиять на мое счастье. Не кнут может влиять, а рука (воля), держащая кнут.277
Вот признак истинно-самоотв[ерженной] и ложно эгоист[ической] любви.278
Соне свое поруче[ние]. Армии свое поруче[ние]. Кто не против нас, тот за нас. Каждый делает свое.
Сам я разумеет[ся] не могу быть тем, чем хочу, ничем не буду, но я могу не помешать проявиться Богу вполне в моей
Любовь п[отому] сильнейшее свойство, что оно говорит о единстве источника жизни.
Я — это предельн[ая] форма проявлен[ия] божества.
После смерти — уничтожен[ья] формы, сила жизни — отдельная ли, или из общего источ[ника]. Какая попало.284
Бетси с мисс Brook кокетничают с Петрищевым.
Самар[ин] интересуется. Добро последств[ие] истины, красота последствие добра. Подобие добра без исти[ны] и красот[ы] без добра, вот зло.
История с поддевкой.285
Т[аня] спрашивает: только подписать?
От Маш[иньки] письмо. Спокойствие и радость монах[инь]. Происходит от отстранения от зла, и от того, что занято всё время. Вот занято-то оно могло бы быть лучше. Заняти[е], труд в миру для людей.286
Капусту. Зачем?
Наедятся так, что не лезет. Вот сейчас кап[усты].
1-й [мужик]. Прочистить значит.
Протрет, и опять валяй. Здоро[вы] жрать.
Тут хитрости нет.
Что делают? Ничего.
Музыка.
Деньги достан[ет?]
Вас[илий] Леон[идыч].
2. Т[аня] упомян[уть] про перо.
Виноват, только моей причины нет, а это вот он — помог те[м], говорит ничего тебе не будет.
Благодар[ность] докт[ору] в 1-й акт.
В 3-й. Лекар[ство] как[ое] прин[имать].
Ах да. Нет.
Девочка кудрявая.
поверил! поверил!
Ф[едор] И[ваныч]. Ну, нечего благодарить… Я рад…
Т[аня] живей выскакивай.
Т[олстая] Б[арыня]. Хорошо ли принимать аконит.
После сеанса пойдем чай пить.
Ту
Так пойдемте наверх.
[
Доктор самоуверен[ный], грубый.
Б[арыня]. Он так меня успокаивает именно своей грубостью.—
Д[октор]. Да ну примите. Ничего. Главное, обмыть и промыть. Ведь это очень просто: желудок устро[ен] так и т. д.
Проф[ессор]. Перебивает Л[еонида] Ф[едоровича]. Ну да, разумеется. Не совсем так. —
Старый пов[ар] кухар[кин] любовник
Ф[едор] И[ваныч]. Он опять тут.
Куха[рка]. Да куда же ему деться.
Мужик. Всё пожалеть надо. Водь он сам но рад.
Ст[арый] повар. Ну полрюмоч[ки]. Выгонять! Когда нужно, так просят. Ухо[дит] на печку.
Кух[арка]. Ну тебя. Я те дам.
Кух[арка] рассказывает про Нат[алью]. С молод[ым] барином. Ну и вот.
[Старый повар.] Как же, пожалеют он[и]. Пора им жалеть. Играть надо.
Повар у плиты, пища воздушная, вот и ослаб. Ослаб.
Ослаб. Сколько ихнего брата, да и наш[ей] сестры пропад[ает]
2-ой муж[ик]. Ну, а как это Аксиньина-то деву[шка] у вас?
К[ухарка]. Да ничего пока, только не миновать. Редкая удержит[ся], а то сейч[ас]. Вот Нат[алья]. Так и помер[ла] в больн[ице]. Да им разве нужно. Нашей сестры сколько — [
О микробах. Всяк всяка бьет.
1-й м[ужик]. Как же они их бьют?
Я[ков]. Да так пугают. — Другой раз и не знают, а всё. Примерно палк[ой] пошарить, постуч[ать] от Кр[?]
1-й м[ужик]. Это прав[ильно].
3-й м[ужик]. А я думаю, пуст[ое].
КОММЕНТАРИИ
КРАТКАЯ ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ КАНВА ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА Л. Н. ТОЛСТОГО ЗА 1888—1889 гг.
1888 г.
Январь, начало
Поездка Толстого к В. Г. Черткову в Крекшино Московской губернии (т. 86, стр. 112).
Январь 14
В Петербурге министр внутренних дел Д. А. Толстой в докладе Александру III поднял вопрос о необходимости «сделать должное внушение» Толстому «за составление противоправительственного сочинения» «Николай Палкин» («Былое», 1918, 9, стр. 212—213).
Январь 23—24
Начата статья о Гоголе — предисловие к брошюре А. И. Орлова «Н. В. Гоголь, как учитель жизни» (т. 86, № 174).
Январь 29
Первая постановка драмы «Власть тьмы» в Théâtre libre (Свободный театр) в Париже («Неделя», 1888, 7, стр. 191—192).
Январь, конец
Запрещение цензурой статьи Т М Бондарева «Торжество земледельца или трудолюбие и тунеядство», с предисловием Толстого (т. 86, № 176).
Январь
Письмо к М. М. Чернавскому, известное как «письмо к революционеру» («Свободная мысль», 1900, 3; т. 64).
Январь, конец — февраль
Толстой «всё последнее время» с восхищением читает Герцена (письма к H. Н. Ге и В. Г. Черткову — т. 64 и т. 86, № 178).
Январь — март
Книга Толстого «О жизни» задержана, передана в духовную цензуру и затем уничтожена.
Февраль, начало
Письмо к И. Е. Репину с предложением иллюстрировать издания «Посредника» (т. 64).
Февраль 13
Письмо к H. Н. Ге с таким же предложением (т. 64).
Февраль до 17
Толстой усиленно занимается физической работой (письмо С. А. Толстой к А. М. Кузминскому от 17 февраля).
Составление для Д. И. Тихомирова славянской книги для чтения (т. 86, № 179).
Март, начало
Чтение в рукописи брошюры «Александр Македонский» (работа Калмыковой, Засодимского и Черткова). «Это чтение меня раззадорило: хочется писать в этом историческом роде» (письмо к В. Г. Черткову от 11 марта — т. 86, № 184).
Март 13
Толстой посетил артиста В. Н. Андреева-Бурлака, с которым вел переговоры по поводу постановок пьес Н. А. Полушина (письмо к Черткову от 13 марта — т. 86, № 185).
Март 20—25
У Толстого был Эмиль Пажес, француз, профессор философии, переводчик «Так что же нам делать?» (письмо к H. Н. Страхову от 26 марта — т. 64).
Март, около 28
Посещение Толстого профессором Пражского университета Томасом Масариком (письмо С. А. Толстой к Т. А. Кузминской от 28 марта).
Апрель 14
Запрос Толстого к А. Ф. Кони (через П. И. Бирюкова), не отдаст ли Кони «тему» своей повести (впоследствии легла в основу романа «Воскресение») (т. 64).
Апрель 17
Толстой вместе с Н. Н. Ге (сыном) отправился пешком из Москвы в Ясную Поляну. Ночевали в Подольске (письмо С. А. Толстой к А. М. Кузминскому от 20 апреля).
Апрель 19
Прошли Серпухов. В Серпухове присоединился A. Н. Дунаев и затем С. Д. Сытин (т. 84, № 396, и Б, III, стр. 88).
Апрель 22
Пришли в Ясную Поляну (т. 84, № 898).
Май 19
Запрещение цензурой сборника «Посредника» — «Пословицы на каждый день», составленного Толстым (H. Н. Апостолов, «Лев Толстой и русское самодержавие», Гиз, 1930, стр. 85).
Май, конец
Толстой принимает участие в тушении пожара в деревне Ясная Поляна (ТЕ, 1912, стр. 119—121 и 152—153).
Май—июнь
Толстой вместе с дочерьми много работает в поле (т. 64 и т. 86, №№ 195, 196).
Июнь
Толстой с дочерью Марией Львовной, М. А. Шмидт, художником H. Н. Ге и П. И. Бирюковым начал строить избу яснополянской крестьянке Анисье Копыловой и закончил работу в сентябре.
Сентябрь, вторая половина — октябрь
Переписка Толстого с французским писателем Рубеном Сайяном о переделке его рассказа «Père Martin» («Отец Мартин»), озаглавленной Толстым «Где любовь, там и бог» («Голос минувшего», 1913, 3, стр. 53—54).
Сентябрь, конец
Помощь крестьянам Прокофию Власовичу Власову и Семену Сергеевичу Резунову в их «лесной постройке» (письмо к П. И. Бирюкову от 29 сентября).
Сентябрь
В Ясной Поляне гостит А. А. Фет и читает свои воспоминания (Б, III, стр. 91).
В течение недели гостит в Ясной Поляне английский журналист Вильям Стэд (там же).
Октябрь 9 (?)
Толстой в письме к Черткову называет «превосходной вещью» рассказ В. А. Слепцова «Пи томка» (т. 86, № 201).
Октябрь — начало ноября
Исправление написанного в 1887 году письма к Ромэну Роллану — для напечатания в «Неделе» (письмо к П. И. Бирюкову от 6 ноября).
Ноябрь, около 15
Переезд в Москву (т. 86, № 205).
Ноябрь 20
Письмо к д-ру Е. В. Святловскому в ответ на письмо о необходимости устроить «покровительство детей народа и уменьшить их смертность».
В № 146 «Недели» напечатан русский текст письма Толстого к Роману Роллану.
Ноябрь 23
Возобновление Дневника после длительного перерыва.
Ноябрь 24
Толстой «хотел писать «
Ноябрь 26—28
Чтение рукописи д-ра Е. А. Покровского «Краткое наставление простому народу. Об уходе за детьми».
Ноябрь 29
Посещение Петровско-Хамовнического начального училища.
Ноябрь 30
Толстой в Записной книжке составил перечень начатых работ.
Ноябрь — декабрь
Толстой топит печи, колет дрова, возит на салазках воду с Крымской площади.
Декабрь 1
Вечером Толстой вторично был в Петровско-Хамовническом начальном училище и подал заявление о допущении его вести там учебные занятия.
Декабрь 13—21
И. Д. Сытин пригласил Толстого руководить журналом для народного читателя «Сотрудник». Разработка программы, привлечение сотрудников, собирание материала для первых номеров и т. п. (письмо к В. Г. Черткову от 21 декабря — т. 86, № 207; письмо к П. И. Бирюкову от 21 декабря — т. 64). (Издание журнала не состоялось.)
Декабрь 14
Чтение статьи д-ра В. О. Португалова «Детская смертность».
Декабрь 19
Чтение «прекрасной» статьи Чернышевского о Дарвине.
Декабрь 20
Чтение и исправление рукописи В. Г. Черткова «Римский мудрец Эпиктет».
Декабрь 30
Разговор с Н. Я. Гротом «о происхождении государства».
1889 г.
Январь 1
Посещение Толстого земскими врачами И. А. Рождественским и Н. И. Долгополовым и художником И. М. Прянишниковым.
Толстой у редактора журнала «Русская мысль» В. А. Гольцева.
Январь 2, 20, 23, 25
Чтение романа «Robert Elsmere» Гемфри Уорд.
Январь 4
У Толстого был редактор-издатель журнала «Русское богатство» Л. Е. Оболенский.
Чтение Джона Рёскина.
Посещение И. И. Янжула и книжного магазина Готье на Кузнецком мосту.
Вечером у Толстого профессора Грот, Зверев в Лопатин.
Январь 5—18
Чтение статей Кеннана о Петропавловской крепости и сибирской ссылке.
Январь 7
У Толстого писатель Г. А. Мачтет.
Январь 8
Посещение Толстого редактором «Крестного календаря» А. А. Гатцуком.
Январь 9
Посещение Толстого редактором-издателем «Художественного журнала» Н. А. Александровым и редактором-издателем московского еженедельника «Русское дело» С. Ф. Шараповым.
Январь 9—10
Писание статьи «Праздник просвещения 12-го января». Толстой снес рукопись этой статьи в редакцию газеты «Русские ведомости».
Январь 12
Появление в «Русских ведомостях» статьи «Праздник просвещения». Толстой получает сочувственные письма по поводу статьи и принимает посетителей. К дому Толстого прислан наряд полиции для «соблюдения порядка» на случай ожидавшейся полицией демонстрации в связи с опубликованием этой статьи (письмо С. А. Толстой к T. Л Толстой от 13 января).
Чтение книги Э. де Лавеле «Современный социализм» — «об американском социализме».
Январь 13
Чтение книги А. И. Ершова «Севастопольские воспоминания артиллерийского офицера».
Январь 14
Начато предисловие к книге А. И. Ершова. Резкая запись в Дневнике о Фете в связи с его юбилеем.
Чтение статьи И. И. Янжула «Возрождение мальтузианства в современной Европе».
Январь 17 и 19
Толстой был у H. Н. Златовратского и приглашал его быть редактором и сотрудником журнала «Сотрудник».
Январь 17
Толстой поручил Л. П. Никифорову написать для журнала «Сотрудник» статью о Куке.
А. А. Александров читал Толстому написанную им для журнала «историю Египта».
Январь 18
Чтение в «Русской мысли» статьи Н. В. Ш[елгунова], критиковавшего теорию Толстого о непротивлении злу насилием.
Январь 29 и 30
Толстой был у Фета в связи с пятидесятилетним юбилеем его литературной деятельности. Резкие записи об этом в Дневнике.
Январь 29
У Толстого был лубочный писатель И. С. Ивин (Кассиров).
Январь 31
Толстой посетил квартиру Андрея Степановича Буткевича и провел вечер среди студенческой молодежи.
Январь
Толстой продолжает с увлечением заниматься работой по дому: возит воду, чистит снег, колет дрова и т. п.
Февраль 1
Толстого посетил «дикий вполне англичанин», поклонник У. Уитмена D. Stewart (Стиварт).
Февраль 1—6, 25
Чтение Вольтера.
Февраль 3—4
Редакционная работа над рукописью д-ра Е. А. Покровского «Об уходе за детьми».
Февраль 5
В доме Толстого играл композитор и пианист С. И. Танеев.
Февраль 7—22, март 10
Работа над предисловием к книге А. И. Ершова.
Февраль 8
Толстого посетили художник Н. А. Касаткин и д-р Ф. В. Бедекер, английский проповедник- евангелист.
Февраль 10
Чтение книги Эдуарда Рода «Le sens de la vie» («Смысл жизни»).
Запись в Дневнике: «Надо, надо писать и воззвание и роман, т. е. высказывать свои мысли, отдаваясь течению жизни».
Февраль 12
Работа над сделанным В. Г. Чертковым сокращенным изложением книги Толстого «О жизни».
Письмо к П. А. Оленину-Волгарю, в котором Толстой сочувственно отзывается о задуманном Олениным крестьянском журнале и обещает свое сотрудничество (т. 64).
Февраль 13
Исправление статьи о Будде (авторы: А. П. Барыкова, А. И. Эртель, В. Г. Чертков).
Февраль 16
Встреча с одним из племянников Пушкина — Александром или Анатолием Львовичем Пушкиным.
Февраль 17
Толстому понравились рассказы А. И. Эртеля — «язык прекрасный, краткий, ясный» (письмо к Черткову — т. 86, № 215).
Февраль 20—25
Перечитывание книги Мэтью Арнольда «Literature and Dogma» («Литература и догматика»).
Март 1
Толстой продиктовал посетившему его В. А. Гольцеву для его публичной лекции «теорию искусства».
Март 2, 3—22
Работа над статьей об искусстве.
Март 7
Скульптор К. А. Клодт лепил Толстого для группы «Толстой на пашне».
Март 11
Чтение статей Рёскина об искусстве.
Март 11, 17, 18
Встречи с В. С. Соловьевым и беседы с ним.
Март 14
У П. М. Третьякова Толстой осматривал картинную галлерею. Отметил картину Н. А. Ярошенко «Всюду жизнь».
Ходил в трактир Ржанова дома за переписчиком А. П. Ивановым.
Март 15
Составление, по просьбе издателя В. Н. Маракуева, списка ста лучших книг для чтения.
Чтение португальского поэта Антеро де Кентала.
Март 15—17
Записи в Дневнике в связи с чтением рассказов Чехова.
Чтение «De la vie» (французский перевод трактата «О жизни»).
Март 22
Отсылка в журнал «Русское богатство» статьи «Об искусстве», начатой 2 марта (письмо к Л. Е. Оболенскому от 28 марта).
Отъезд из Москвы в Спасское Московской губ., к севастопольскому товарищу С. С. Урусову.
Письмо художнику Н. И. Ге о значении художественного творчества: «Надо делать и выражать то, что созрело в душе… Чтоб чувствовать, что говоришь нечто новое и важное и нужное людям» (т. 64).
Март 24
Чтение четвертой книги журнала «Русский архив» за 1889 г.
Март 25 — апрель 1
Работа над комедией «Исхитрилась» («Плоды просвещения»).
Март 27—28
Записи в Дневнике о положении фабричных рабочих.
Март 28
Посещение ситценабивной фабрики Кнопа.
Март 29 — апрель 2
Исправление статьи об искусстве по корректуре «Русского богатства».
Март 30
Приезд в Спасское для свидания с Толстым американцев: Вильяма Ньютона (пастора американской епископальной церкви) и двух писателей.
Март 31
Толстой работал в лесу: пилил, рубил и таскал лес (т. 84, № 412).
Апрель 1—2
Чтение С. С. Урусову комедии «Исхитрилась» и статьи об искусстве.
Апрель 3
Толстой перечел «все начала» задуманных, но неоконченных работ.
Апрель 4—9
Толстой возобновил после двухлетнего перерыва работу над повестью «Крейцерова соната».
Апрель 4 — мая 10
Работа над новой редакцией статьи об искусстве, озаглавленной «О том, что есть и что не есть искусство, и о том, когда искусство есть дело важное и когда оно есть дело пустое» (т. 30).
Апрель 5
Прогулка по окрестностям Спасского во Владимирскую губернию и запись в Дневнике о своих впечатлениях.
Апрель 8
Возвращение из Спасского в Москву.
Апрель 9
Чтение рукописи Н. П. Овсянникова о суде над солдатом В. Шибуниным.
Апрель 15
Посещение семнадцатой передвижной выставки в помещении Училища живописи, ваяния и зодчества. Записи в Дневнике о впечатлениях от картин И. Е. Репина и Н. Н. Ге.
Апрель 16—22
Чтение книги Нойеса «History of ameriсаn socialism» («История американского социализма»).
Апрель 18
Толстой читает С. И. Танееву свою статью об искусстве.
Апрель 21, 24, 30
Толстой ходил смотреть на ученье и присягу солдат-новобранцев. Записал в Дневнике «7 пунктов обвинительного акта против правительства».
Толстой читал о Сен-Симоне, фурьеризме и общинах. Записи об этом в Дневнике.
Апрель 23
Посещение Толстым Н. П. Златовратского.
Апрель 27
Толстой играет в шашки с оборванцами па Смоленском рынке.
Апрель 28
Толстой читает Н. Я. Гроту свою статьи) об искусстве.
Апрель 29
Посещение разбитого параличом 85 летнего декабриста Д. И. Завалишина.
Май 2—7
Путешествие пешком, вдвоем с Е. Н. Поповым, из Москвы в Ясную Поляну.
Май 5
Чтение в пути крестьянам пьесы «Первый винокур».
Май 10
Толстой записал на прогулке «тезисы» об искусстве.
«Радостные встречи» на деревне с крестьянами.
Май 13—14
Поездка в Протасово к сыну Илье Львовичу
Май 14
Чтение на лугу крестьянским ребятам из деревни Сидоровки рассказа «Чем люди живы?»
Май, середина
Работа над новой редакцией статьи об искусстве, озаглавленной «Об искусстве» (т. 30).
Май 17—21
Работа над «Крейцеровой сонатой».
Май 20
Толстой читал в книге Э. Г. Лекки главу «Эстетическое, научное и нравственное развитие рационализма».
Май 22, июнь 1
Занятия с детьми в школе.
Май 23, июнь 8—11
Работа в лесу.
Май 26
Толстого посетил Вас. И. Немирович-Данченко.
Май 29
Художественный замысел: «история об убийце, раскаявшемся на незащищавшейся женщине».
Май 30 — июнь 15
В Ясной Поляне гостит Н. И. Страхов.
Июнь 4, 5, 8—10, 24—25
Работа над «Крейцеровой сонатой».
Июнь 13
Поездка в Тулу для розысков пересылаемого по этапу Е. Н. Любича.
Июнь 15, 17
Чтение переделки А. Ю. Бизюкиной романа В. Гюго «Человек, который смеется».
Июнь 16—17
Чтение книги Д. Ф. Щеглова «История социальных систем».
Июнь 20—22
Работа в поле — пахота.
Июнь 25
Художественный замысел: повесть «о человеке, всю жизнь искавшем доброй жизни… и умирающем с сознанием погубленной, пустой, неудавшейся жизни».
Июнь 26—28, июль 2—13
Косьба.
Июль 1
Записи в Дневнике о социализме, в связи с прочитанной книгой американского христианского социалиста Э. Беллами «Looking backward».
Июль 2—10
Работа над «Крейцеровой сонатой» и «Плодами просвещения».
Июль 11 — август 24
Толстой усиленно помогает яснополянским крестьянам: пашет, косит, убирает и молотит.
Июль 15—19, 24, 26—30, август 1, 15, 22—29
Просмотр черновиков статей об искусстве и работа над «Крейцеровой сонатой» и «Плодами просвещения».
Июль 27
Замысел: «История самарского переселения».
Июль 20 — сентябрь 2
В Ясной Поляне гостит художник Н. Н. Ге.
Июль 31
«Читал Keats, английского поэта. Очень хорошо формулировано ложное определение искусства, для потехи».
Август 9
«Читал Платона об искусстве».
Август 14 и 16
«Читал эстетику Шопенгауэра». Резкие записи в Дневнике.
Август 31
Первое чтение в кругу семьи и гостей «Крейцеровой сонаты».
Сентябрь 1 и 7
Записи в Дневнике о «наивыгоднейшем» экономическом устройстве (или: «о предстоящем экономическом, общественном и политическом перевороте»).
Сентябрь 2
Толстой со станции Лазарево отправляется пешком в Пирогово Тульской губ., к брату С. Н. Толстому.
Сентябрь 4
Возвращение из Пирогова в Ясную Поляну.
Сентябрь 11—15
Начало работы над новой статьей об искусстве, озаглавленной «Наука и искусство» (т. 30).
Сентябрь 16—28
Работа над «Крейцеровой сонатой».
Сентябрь 30 — октябрь 1
В Ясной Поляне гостит А. А. Фет с женой.
Октябрь 2—3
В Ясной Поляне гостит Алиса Стокгэм.
Октябрь 9, 10, 13 и 14, ноябрь 7
Чтение вслух романа Гончарова «Обломов».
Октябрь 10, 13
Работа над «Крейцеровой сонатой».
Октябрь 20
Отправка (через М. А. Кузминскую) «Крейцеровой сонаты» в Петербург для передачи в печать.
Октябрь 26, ноябрь 3—9, 25—29
Работа над статьей «Наука и искусство» (т. 30).
Октябрь 28
Художественный замысел: «Духовное рождение» (роман или драма).
Октябрь, конец
Начало работы над «Послесловием» к «Крейцеровой сонате».
Ноябрь 7
Поездка в Тулу.
Ноябрь 10—14, 18—24
Работа над «историей Фредерикса» (или Фридрихса) (повесть «Дьявол»).
Ноябрь 12
Написана вставка в «Крейцерову сонату».
Ноябрь 22
Замысел: написать по поводу статьи Вогюэ о военном отделе Всемирной выставки.
Ноябрь 30 — декабрь 3
Набросок статьи «Carthago delenda est» («Карфаген должен быть разрушен») — «воззвание».
Ноябрь
Чтение романа Гюи до Мопассана «Fort comme la mort» («Сильна как смерть»).
Декабрь 3—6
В Ясной Поляне гостит А. И. Эртель.
Декабрь 5—8
Пересмотр заново «Крейцеровой сонаты».
Декабрь 6
Закончен и подписан первый набросок «Послесловия» к «Крейцеровой сонате».
Декабрь 6
Запись в Дневнике: «Мысли о Коневском рассказе всё ярче и ярче приходят в голову».
Декабрь 11
Чтение вслух в семье комедии «Плоды просвещения».
Декабрь 12 (?)—31
Работа над комедией «Плоды просвещения».
Декабрь 13 (?)—19
Чтение романа В. А. Слепцова «Трудное время». Запись в Дневнике о времени 60-х годов.
Декабрь 20—30
Репетиции, устройство сцены, декораций и т. п. для постановки в Ясной Поляне «Плодов просвещения».
Декабрь 26—31
Начало работы над «Коневской повестью» («Воскресение») (дата автографа).
Декабрь 29
Чтение М. А. Стаховичем вслух «Крейцеровой сонаты».
Декабрь 30
Любительский спектакль комедии «Плоды просвещения» в Ясной Поляне.
ПЕРВЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ОТРЫВКОВ ИЗ ДНЕВНИКОВ И ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК 1888—1889 гг.
1. «Анатолий Федорович Кони», юбилейный сборник, изд. «Атеней», Л. 1925, стр. 46, 47, 50—51 — отрывки из Дневника 1889 г. (6 цитат).
2. П. И. Бирюков, «Биография Л. Н. Толстого», III, Гос. изд., 1923, стр. 94, 95, 99, 104, 105, 113, 116 — отрывки из Дневников 1888—1889 гг. (14 цитат).
3. H. Н. Гусев, «Жизнь Льва Николаевича Толстого. Молодой Толстой (1828—1862)», изд. Толстовского музея, М. 1927, стр. 269 — отрывок из Дневника 1888 г. (1 цитата).
4. В. А. Жданов, «Любовь в жизни Льва Толстого», 2, М. 1928, стр. 87, 89, 91—93, 97 — отрывки из Дневников 1888—1889 гг. (9 цитат); стр. 93 — отрывок из Записной книжки 1889 г. (1 цитата).
5. «Листки Свободного слова», изд. В. Г. Черткова, Purleigh, Англия, 1898, ноябрь, № 1, стр. 33—34 — отрывок из Дневника 1889 г. (1 цитата); № 3, стр. 49—50 — отрывок из Дневника 1889 г. (1 цитата).
6. Н. Родионов, «Москва в жизни и творчестве Л. Н. Толстого», изд. «Московский рабочий», М. 1948, стр. 107—118 — отрывки из Дневников 1888—1889 гг. (35 цитат).
7. «Сборник Государственного Толстовского музея», Гослитиздат, 1937, стр. 68—70, 109—111, 297 — отрывки из Дневников 1888—1889 гг. (10 цитат).
8. «Солнце России», 1912, № 145 (46) от 7 ноября, стр. 9—11 — отрывки из Дневника 1889 г. (2 цитаты).
9. В. И. Срезневский, Примечания в изд. «Л. Н. Толстой. Полное собрание художественных произведений», Госиздат, М. — Л. 1928—1929, т. XI, стр. 465—466; т. XII, стр. 232—235; т. XIII, стр. 402 — отрывки из Дневника 1889 г. (30 цитат).
10. «Толстой и о Толстом», 3, стр. 9,11, 12 — отрывки из Дневника 1889 г. (5 цитат).
11. «Толстой. Памятники творчества и жизни», 3, М. 1923, стр. 101 — отрывок из Дневника 1889 г. (1 цитата).
ОПИСАНИЕ РУКОПИСЕЙ
ДНЕВНИКИ 1888—1889 гг.
1. Тетрадь Дневника (in 4°) в простом картонном переплете с молескиновым корешком, который оторван, и к тетради прикреплена лишь задняя крышка переплета. Бумага в одну линейку. 114 лл., включая листы белого форзаца. Пагинация (библиотечная) карандашом: 1—114. Текст внесен рукой Толстого чернилами, за исключением сделанных карандашом записей 3—5 мая 1889 г. в пути из Москвы в Ясную Поляну (лл. 75 и 75 об.). Лл. 1, 1 об. и 114 об. не заполнены.
В тексте имеется ряд вымаранных мест, отмеченных на полях и в тексте, о которых см. ниже, описание рукописи № 2.
2. Тетрадь Дневника (in 4°) в простом картонном переплете с коленкоровым корешком. Бумага в одну линейку. 88 лл., включая листы белого форзаца. Пагинация (библиотечная) карандашом: 1—88. В январской дате синим карандашом неизвестной рукой зачеркнута цифра 1 и сверху надписана цифра 3. Текст внесен рукой Толстого чернилами. Лл. 1 об., 88, 88 об. и часть 87 об. не заполнены. На л. 18 об., в записи 4 сентября 1889 г., вставка рукой С. А. Толстой
Печатается в настоящем томе, за исключением текста лл, 86—87 об., относящегося к 1—3 января 1890 г. и публикуемого в т. 51.
В тексте обеих тетрадей 33 вымаранных места и 1 вырезанное, составляющие в обшей сложности, вместе с двадцатью вырезанными строками, восемьдесят четыре строки (три с половиной страницы) рукописного текста. Размер подвергшихся удалению мест различен: от одного слова до четырех строк, и лишь в одном случае пятьдесят строк.
Уничтоженные в тексте места (вымаранные и вырезанные) входят в записи: в первой тетради — 1888 г. декабря 14, 18 и 28, 1889 г. февраля 27, марта 4, 7, 8, 17, 21, апреля 8, 22, 26, 28, мая 1, 15, 17, июня 4, 5—6. 20—21, 26, июля 15 и 29; во второй тетради — 1889 г. сентября 11, 16, 19, 23, октября 22 и ноября 2.
Приемы изъятия: вымарка путем простой штриховки, густой штриховки, кружками в виде кружева, замазывание тушью и вырезывание — в одном месте (с двусторонним текстом). Растекшейся тушью запачканы отдельные места не подлежащего изъятию текста (1-я тетрадь, лл. 87 об. — 89).
В Дневнике имеется ряд мест, отчеркнутых карандашом, чернилами и уголками.
Часть отчеркиваний в записях 11, 23 августа и 7 сентября 1889 г., относящихся к «Крейцеровой сонете», сделана Толстым для своей работы.
Остальные отчеркивания производились Толстым для составляемого
В. Г. Чертковым «Свода мыслей Толстого». О выборках для «Свода» см. т. 87, письма Толстого к Черткову от 8, 24 апреля, 23 мая, 28 июля 1890 г. (№№ 253, 256, 259 и 263).
Отчеркивания уголками в записях с сентября 1889 г. сделаны В. Г. Чертковым.
ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ И ОТДЕЛЬНЫЕ ЗАПИСИ
1.
2.
3.
Книжка приходо-расходная, с разлиновкой и печатным текстом: «Приход. Расход»; и в конце: «Для заметок». — Состоит из 58 лл. (включая форзацные и вложенную четвертушку). Большинство листков не сшиты, выпадают, вся книжка в растрепанном виде. В конце книжки вырваны 2—3 листка, которые не сохранились. Нумерация стр.: 1 ненум. + 1—6, 6а, 7—100 + 2 ненум. + 52. Стр. 1 — оборотная сторона переднего форзаца.
На лл. 1—29 (стр. 1—57) записи рукой Толстого карандашом, за исключением лл. 8, 9, 21, 22, где имеются отдельные записи чернилами. На л. 3 одна запись рукой неизвестного, на лл. 50—51 рукой Н. Я. Грота. Между лл. 49 и 50 вложена четвертушка листка почтовой линованной бумаги с записями рукой Толстого и Т. Л. Толстой и рисунком. Лл. 28 об. (стр. 56), 29 об. (стр. 58), 30—49 (стр. 59—97) и л. 50 об. (стр. 100), а также оборотная сторона заднего форзаца не заполнены текстом.
Толстой начал пользоваться книжкой, видимо, в ноябре 1888 г., со стр. 11: запись ответов на письма, затем пользовался ею с начала марта по конец апреля 1889 г., что устанавливается анализом записей и подтверждается датой: 27 А. 89 — на стр. 17. С мая 1889 г. Толстой оставил эту книжку и до февраля 1890 г. пользовался другой (см. описание
4.
Книжка заполнена рукой Толстого карандашом, за исключением лл. 19 об., 20, 22, 29 об., 32 об., 36 об., 40, 40 об., 45, 45 об., 48, 48 об., 49, 49 об., 51 об., 61 об., на которых имеются записи чернилами. На лл. 38—38 об. вымараны карандашом шесть строк. На л. 40 об. вставка рукой С. А. Толстой.
Записи на лл. 1—48 об. (до середины л. 48 об.) относятся к 1889 г. Записи на лл. 48 об. (с середины) — 64 об., а также на обороте передней и задней обложек, относятся к 1890 г. См. т. 51. Записи на лл. 47 об. — 49 об. размежевываются между последними днями 1889 г. и первыми днями 1890 г.
ПРИМЕЧАНИЯ К ДНЕВНИКАМ 1888—1889 гг.
1888
1.
2.
3
Письмо Толстого Семенову, начатое 24 ноября 1888 г., неизвестно.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
17.
В ноябре 1888 г. Толстой прочел первую только что появившуюся часть труда Кеннана: «Political Exiles and Common Convids at Tomsk» — «The Century Illustrated Monthly Magazine», 1888, November, V, XXXVII.
18.
19.
20.
21.
22.
Толстой в конце 1880-х гг. ходил к Сытину в его книжную лавку на Старой площади. Об этом см. в воспоминаниях Сытина «Из пережитого» — «Полвека для книги. 1866—1916», М. 1916.
23.
24.
25.
26.
27.
28.
29.
30.
31.
32.
33.
34.
35.
36.
37.
38.
39.
40.
41.
Под «безумием» и «душевной болезнью» Бутурлина Толстой разумел его второй брак.
42.
43.
44.
45.
46.
47.
1903), дядя С. А. Толстой. В конце 1880-х гг. работал в редакции «Московских ведомостей» и состоял секретарем Московского скакового общества. О нем см. тт. 46 и 47.
48.
49.
50.
51.
52.
53.
54.
55.
56.
57.
58.
59.
60.
61.
62.
68.
64.
65.
66.
67.
68.
69.
70.
71.
72.
73.
74.
75.
76.
77.
78.
79.
80.
81.
82.
83.
84.
85.
86.
87.
88.
89.
90.
91.
92.
93.
94.
95.
Вильям Фредерик Фаррар (1831;—1903), английский писатель-богослов. H. Н. Страхову в октябре 1890 г. Толстой писал о нем: «Фаррара я терпеть не могу. Фальшивый писатель» (т. 65).
96.
97.
98.
99.
100.
101.
102.
103.
104.
105.
106.
107.
108.
109.
110.
111.
Какую переделку принес Тимковский Толстому, неизвестно.
112.
113.
114.
115.
116.
117.
118.
119.
120.
121.
122.
123.
124.
125.
126.
127.
128.
129.
130.
131.
132.
133.
134.
135.
136.
137.
138.
139.
140.
141.
142.
143.
144.
145.
146.
147.
1889
148.
149.
150.
151.
152.
153.
154.
155.
156.
157.
158.
159.
160.
161.
162.
163.
164.
165.
166.
167.
168.
169.
170.
Позднее Толстой изобразил режим Петропавловской крепости в «Воскресении», ч. 2, гл. XIX, и в «Божеском и человеческом», гл. IX и X.
171.
Николай Андреевич Зверев (р. 1850), в конце 1880-х гг. профессор Московского университета по кафедре энциклопедии и истории философии права, реакционер, товарищ министра народного просвещения (1898—1901), начальник главного управления по делам печати (1902—1905) и член Государственного совета. Напечатал о Толстом: Н. Зверев, «Гр. Л. Н. Толстой как художник. Опыт эстетической критики» — «Журнал министерства народного просвещения», 1916, №№ 2 и 3.
172.
173.
174.
175.
176.
177.
178.
179.
180.
181.
182.
183.
184.
185.
186.
187.
188.
189.
190.
191.
192.
193.
194.
195.
196.
197.
198.
199.
200.
201.
202.
203.
204.
205.
206.
207.
208.
209.
210.
211.
212.
213.
214.
215.
216.
217.
218.
219.
220.
221.
222.
223.
224.
225.
226.
227.
228.
229.
230.
231.
232.
А. Е. Алехин и Петр Федорович Самарин (1830—1901), старый знакомый Толстого, помещик-либерал. См. т. 48.
233.
234.
235.
236.
237.
238.
239.
240.
241.
242.
243.
244.
245.
С. А. Толстая, «Воспоминания о Ваничке», рукопись (ГМТ).
246.
247.
248.
249.
250.
251.
252.
253.
254.
255.
256.
257.
258.
259.
260.
261.
262.
263.
264.
265.
266.
267.
268.
269.
270.
271.
272.
В 1887 г. Толстой был избран почетным членом «Общества Уота Уитмена». См. письмо Гартмана к Толстому из Филадельфии от 4 июля 1887 г. (ГМТ).
273.
274.
275.
276.
277.
278.
279.
280.
Желтов прислал Толстому свою статью «Путь литературы — путь жизни». Толстой переслал статью в «Русское богатство» Л. Е. Оболенскому, который вернул ее Желтову со своими пометками для переделки и сокращения. Вторично Желтов ее не посылал, и она осталась ненапечатанной.
281.
282.
283.
284.
285.
286.
287.
288.
289.
290.
291.
292.
293.
294.
295.
296.
297.
298.
299.
Бедекер приезжал к Толстому в сопровождении своего русского последователя «пашковца» Александра Щербинина. См. т. 86, стр. 211 и 213.
300.
301.
302.
303.
304.
305.
306.
307.
Поразившие Толстого страницы находятся в гл. III романа (по пятому французскому изданию, стр. 208—213). Толстой цитировал эти страницы в своем трактате «Царство божие внутри вас», гл. VI и отдельные отрывки включил в «Круг чтения». См. далее запись от 22 февраля.
308.
309.
310.
311.
312.
313.
314.
315.
316.
317.
318.
319.
320.
321.
322.
323.
324.
325.
326.
327.
328.
329.
330.
331.
332.
333.
334.
335.
336.
337.
338.
339.
340.
341.
342.
343.
344.
345.
346.
347.
348.
349.
350.
Толстой получил письмо Рода от 19 февраля н. с. Ответ Роду см. в т. 64.
351.
352.
353.
354.
355.
356.
357.
358.
359.
360.
361.
362.
363.
364.
365.
366.
367.
368.
369.
370.
371.
372.
373.
374.
375.
376.
Толстой читал принесенную ему Е. П. Свешниковой и хранящуюся в ГМТ брошюру профессора университетского колледжа в Лондоне, переводчика Конта на английский язык, Эдварда Спенсера Бизли: «The Life and Death of William Frey» [«Жизнь и смерть Вильяма Фрея»], London, 1888.
Упоминания Толстого о намерении написать о Фрее см. в дневниковой записи от 3 марта 1889 г. и в письме к Е. П. Свешниковой от 21 августа 1889 г., т. 64.
377.
378.
379.
380.
381.
382.
383.
384.
385.
386.
387.
388.
389.
390.
391.
392.
393.
394.
395.
396.
397.
398.
399.
400.
401.
402.
403.
404.
405.
406.
407.
408.
409.
410.
411.
412.
413.
414.
415.
Толстой 12 марта ответил Журавову на его письмо от 5 марта. См. т. 64.
416.
417.
418.
419.
420.
421.
422.
423.
424.
425.
426.
427.
428.
А. И. Ершова «Севастопольские воспоминания артиллерийского офицера», новое издание которой печаталось в то время А. С. Сувориным.
429.
430.
431.
432.
433.
434.
435.
436.
437.
А. П. Чехова читал Толстой 15 и 17 марта 1889 г., не выяснено.
438.
439.
440.
441.
442.
443.
444.
445.
446.
447.
448.
1904), профессор-хирург Московского университета, именем которого впоследствии названа больница в Москве.
449.
450.
451.
452.
453.
454.
455.
456.
457.
458.
459.
460.
461.
462.
463.
464.
465.
466.
467.
468.
469.
470.
471.
472.
473.
474.
475.
476.
477.
Второй — пастор Керрил; третий — Батчельдер Грин. Их имена скрыты У. Ньютоном в его воспоминаниях под псевдонимами «лорд Байрон» и «мистер Теккеред».
478.
479.
480.
481.
482.
483.
484.
485.
486.
487.
488.
489.
490.
491.
492.
498.
494.
495.
496.
497.
498.
499.
500.
501.
502.
503.
Свидетель, Н. П. Овсянников, служивший юнкером в том же полку, описал это событие и вместе с письмом от 3 апреля 1889 г. прислал Толстому на просмотр свою рукопись, чтение которой Толстой и отмечает в данной записи.
Воспоминания Овсянникова, исправленные согласно указаниям Толстого, были напечатаны: Н. Овсянников, «Эпизод из жизни графа Л. Н. Толстого» — «Русское обозрение», 1896, № 11, стр. 5—62; отд. изд. «Посредника», М. 1912.
Об упоминаемом Толстым в Дневнике отношении «баб и народа» к казни Шебунина Н. П. Овсянников, вспоминает, что после совершения казни и ухода войск «никем и ничем более не останавливаемый народ неудержимою волной бросился к свежей могиле казненного. Через час явился кем-то приглашенный деревенский священник, и началось почти непрерывное служение заказных панихид», продолжавшееся и в следующие дни. В связи с этим вскоре же был поставлен особый караул, чтобы «не допускать любопытных», а «служение панихид было наистрожайше воспрещено» (стр. 61—62). Могила Шебунина, находящаяся близ ст. Щекино Московско-Курской ж. д., десятки лет бережно сохранялась местным населением. С 1928 г. могила эта, оберегаемая как памятник исторического интереса, находится под наблюдением музея-усадьбы «Ясная Поляна». См. «Литературную газету», 1940, от 17 ноября.
504.
505.
506.
507.
508.
509.
510.
511.
512.
513.
514.
515.
516.
517.
518.
519.
520.
521.
522.
523.
524.
525.
526.
527.
528.
529.
530.
531.
532.
533.
534.
535.
536.
537.
538.
539.
540.
541.
542.
543.
544.
545.
546.
547.
548.
549.
550.
551.
552.
553.
554.
555.
556.
557.
558.
559.
560.
561.
562.
563.
564.
565.
566.
567.
568.
569.
570.
571.
572.
573.
574.
575.
576.
577.
578.
579.
580.
581.
582.
583.
584.
585.
586.
587.
588.
589.
590.
591.
592.
593.
594.
595.
596.
597.
598.
599.
600.
601.
602.
603.
604.
605.
606.
607.
608.
А. М. Новикова, «Л. Н. Толстой и И. И. Раевский» — «Международный толстовский альманах. О Толстом», сост. П. Сергеенко, стр. 192—193.
609.
610.
611.
612.
613.
614.
615.
616.
617.
618.805.
619.
620.
621.
622.
623.
624.
625.
626.
627.
628.
629.
630.
См. т. 64 и «Письма Толстого и к Толстому». Юбилейный сборник. «Труды библиотеки СССР имени В. И. Ленина», М.—Л. 1928, стр. 74—76.
Ответное письмо Толстого неизвестно. Как видно по письму Лескова от 18 мая 1889 г., Толстой написал ему свой общий отзыв о рассказе и сообщил сведения о бароне Дмитрии Ерофеевиче Остен-Сакене, которого знал лично по Севастопольской кампании.
631.
632.
633.
634.
635.
636.
Толстой, вероятно, читал «Сочинения Н. В. Успенского. Повести, рассказы и очерки», М. 1883, т. 4-й, изд. Преснова, где напечатан рассказ «При своем деле. Очерк» (стр. 180—217).
637.
638.
639.
Песочный завод — чугунолитейный и эмалировочный.
640.
Фелисите Роберт Ламене (1782—1854), французский религиозный писатель, монархист, после революций 1830 и 1848 гг. буржуазный демократ.
В яснополянской библиотеке сохранились некоторые сочинения Ламене с пометками Толстого. Толстой поместил ряд высказываний Ламене в свои сборники и написал о нем краткий биографический очерк (т. 42).
641.
642.
643.
644.
645.
646.
647.
648.
649.
650.
Толстой читал в первом томе его сочинений — «История возникновения и влияния рационализма в Европе», пер. А. Н. Пыпина, изд. Полякова, Спб. 1871 — главу третью, озаглавленную «Эстетическое, научное и нравственное развитие рационализма» (стр. 152—275).
651.
652.
653.
654.
655.
656.
657.
658.
659.
660.
661.
662.
663.
664.
665.
666.
667.
668.
669.
670.
671.
672.
673.
674.
675.
676.
677.
678.
679.
680.
681.
682.
683.
684.
685.
686.
687.
688.
689.
690.
691.
692.
693.
694.
695.
696.
697.
698.
699.
700.
701.
702.
703.
704.
К музыкальному творчеству Вагнера Толстой относился резко отрицательно. Об этом он писал в гл. XIII (прибавление 2-е) своего трактата «Что такое искусство?». См. также его письмо к брату С. Н. Толстому от 19 апреля 1896 г. в т. 69.
705.
706.
707.
708.
709.
710.
711.
712.
713.
714.
715.
716.
717.
718.
719.
720.
721.
B. Г. Чертков, посылая 7 июня 1889 г. несколько глав своего упрощенного изложения трактата Толстого «О жизни», просил его произвести исправления. См. письмо Толстого к Черткову от 18 июня, т. 86, № 228.
722.
723.
Толстой читал книгу Баллу «Christian non-resistance, in all its important bearings, illustrated and defended», Philadelphia, 1846.
724.
725.
726.
727.
728.
729.
730.
731.
732.
733.
734.
В яснополянской библиотеке сохранился экземпляр этого издания с пометками Толстого.
В августе 1889 г. Толстой запрашивал В. Г. Черткова, «не переведет ли кто» книгу Беллами, а издателю А. С. Суворину советовал напечатать перевод ее. См. т. 86, № 231, и т. 64. На русском языке роман напечатан в «Неделе» за 1890 г. и в нескольких отдельных изданиях: «Через сто лет», изд. Л. Гея, Спб. 1891; изд. Ф. Павленкова, Спб. 1893, и др.
735.
736.
737.
738.
739.
740.
741.
742.
743.
744.
745.
746.
747.
748.
749.
750.
751.
752.
753.
754.
755.
756.
757.
758.
759.
760.
761.
762.
763.
764.
765.
766.
767.
768.
769.
770.
771.
772.
773.
774.
775.
776.
777.
778.
779.
780.
781.
782.
783.
784.
785.
786.
787.
788.
Интерес к замыслу о переселенцах сохранялся у Толстого еще долгое время. См. Дневник 1896 г., запись от 19 июня (т. 53) и составленный в 1903 г. «Список художественных сюжетов» (т. 54, стр. 341).
789.
790.
791.
792.
793.
794.
Толстой, вероятно, читал статью: Joseph Texto, «Un poète anglais John Keats» [Жозеф Тексто, «Английский поэт Джон Китс»] — «Revue des deux mondes», 1889, 15 juillet.
795.
796.
797.
798.
799.
800.
801.
802.
803.
804.
805.
806.
807.
808.
809.
810.
811.
812.
813.
814.
815.
816.
817.
1909), брат жены C. Л. Толстого; впоследствии был товарищем министра народного просвещения.
818.
819.
820.
821.
822.
823.
824.
825.
826.
827.
828.
829.
830.
831.
832.
833.
834.
835.
Петр Семенович Алексеев (1849—1913), письмо к которому неизвестно, — врач города Читы, познакомился с Толстым весной 1887 г.; автор брошюр с предисловием Толстого: «О пьянстве», изд. «Посредник», 1888, и «Для чего люди одурманиваются», изд. «Русская мысль», 1891.
836.
837.
838.
839.
840.
841
842.
843.
844.
845.
846.
847.
848.
849.
850.
851.
852.
853.
854.
855.
«Nationalist» — газета, издававшаяся в 1889—1891 гг. в Бостоне.
856.
857.
858.
859.
860.
861.
862.
863.
864.
865.
866.
867.
868.
869.
870.
871.
872.
873.
874.
875.
876.
877.
878.
879.
880.
881.
882.
883.
884.
885.
886.
887.
888.
889.
890.
891.
892.
893.
894.
895.
896.
897.
898.
899.
900.
901.
902.
903.
904.
905.
906.
907.
908.
909.
910.
911.
912.
913.
914.
915.
916.
917.
918.
919.
920.
921.
Эдуард Яковлевич Фукс, с 1887 г. первоприсутствующий в особом присутствии Сената по делам о государственных преступлениях. Был женат на Е. М. Кузминской, младшей сестре А. М. Кузминского.
922.
923.
924.
925.
926.
927.
928.
929.
930.
931.
932.
933.
934.
935.
936.
937.
938.
939.
940.
941.
942.
943.
944.
945.
946.
947.
948.
949.
950.
951.
952.
953.
954.
955.
956.
957.
958.
959.
960.
961.
962.
963.
964.
965.
966.
967.
968.
969.
970.
971.
Толстой читал ее воспоминания в «Историческом вестнике», 1889, № 10.
972.
973.
974.
975.
976.
977.
978.
979.
980.
981.
982.
983.
984.
985.
986.
987.
988.
989.
990.
991.
992.
993.
Запись Толстого касается статьи Трубецкого «О природе человеческого сознания» — «Вопросы философии и психологии», 1889, І, стр. 83—126.
994.
995.
996.
997.
998.
999.
1000.
1001.
1002.
1003.
1004.
В. Г. Черткову от 7 ноября 1889 г., т. 86, № 239.
1005.
1006.
1007.
1008.
1009.
1010.
1011.
1012.
1013.
1014.
1015.
1016.
1017.
1018.
1019.
1020.
1021.
1022.
1023.
1024.
1025.
1026.
1027.
1028.
1029.
1030.
1031.
1032.
1033.
1034.
1035.
1036.
1037.
1038.
1039.
1040.
1041.
1042.
1043.
1044.
1045.
1046.
1047.
1048.
1049.
1050.
1051.
1052.
1053.
1054.
1055.
1056.
1057.
1058.
1059.
1060.
1061.
1062.
Чертков переслал Толстому письма А. И. Аполлова, который вынужден был в ноябре 1889 г. взять назад свое заявление о снятии с него священнического сана. См. т. 86, стр. 280.
1063.
1064.
1065.
1066.
1067.
1068.
1069.
1070.
1071.
1072.
1073.
1074.
Читанная Толстым в декабре 1889 г. повесть Слепцова «Трудное время» была напечатана в «Современнике», 1865, №№ 4—8.
1075.
1076.
1077.
1078.
1079.
1080.
1081.
1082.
1083.
1084.
1085.
1086.
ПРИМЕЧАНИЯ К ОТДЕЛЬНЫМ ЗАПИСЯМ И ЗАПИСНЫМ КНИЖКАМ 1888—1889 гг.
1087.
1088.
1089.
1090.
1091.
1092.
1093.
1094.
1095.
1096.
1097.
1098.
1099.
1100.
1101.
1102.
1103.
1104.
1105.
1106.
1107.
1108.
1109.
Его адрес, вероятно, был внесен в Записную книжку Толстого Уильямом Ньютоном в его приезд к Толстому в Спасское (имение Урусова) 30 марта 1889 г. Конспект письма Толстого Ван Нессу от конца июня 1889 г. см. в т. 64.
1110.
1111.
1112.
1113.
1114.
1115.
1116.
1117.
1118.
1119.
1120.
1121.
1122.
1123.
1124.
1125.
1126.
1127.
1128.
1129.
1130.
1131.
1132.
1133.
1134.
1135.
1136.
1137.
1138.
1139.
1140
1141.
1142.
1143.
1144.
1145.
1146.
1147.
1148.
1149.
1150.
1151.
1152.
1153.
1154.
1155.
1156.
1157.
1158.
1159.
1160.
1161.
1162.
1163.
1164.
1165.
1166.
1167.
1168.
1169.
1170.
1171.
1172.
1173.
1174.
1175.
1176.
1177.
1178.
1179.
1180.
1181.
1182.
1183.
1184.
1185.
1186.
редакции комедии доктор говорит не об устройстве желудка, а о «желче-проводе».
Начиная со слов:
1187.
1188.
1189.
Запись является черновым конспектом двух явлений (конец 11-го и 12-е) II действия комедии.
1190.
СОДЕРЖАНИЕ (из 50-го тома Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого)
Предисловие к пятидесятому и пятьдесят первому томам … V
Редакционные пояснения … XVIII
Дневник 1888 г … 3
Дневник 1889 г … 19
Отдельные записи 1888 — 1889 гг … 199
Записная книжка № 1, 1888 — 1889 гг … 200
Записная книжка № 2, 1889 г … 202
Краткая хронологическая канва жизни и творчества Л. Н. Толстого за 1888 —1889 гг. … 231
Первые публикации отрывков из Дневников и Записных книжек 1888 —1889 гг. … 242
Описание рукописей … 243
К Дневнику 1888 г … 247
К Дневнику 1889 г … 261
К отдельным записям 1888 — 1889 гг … 343
К Записной книжке «№ 1, 1888 — 1889 гг … 344
К Записной книжке № 2, 1889 г … 345
ИЛЛЮСТРАЦИИ
Фототипия скульптуры К. А. Клодта «Толстой на пашне». 1889 г. Между XX и 1 стр.
1
В. И.Ленин, Сочинения, т. 16, стр. 301.
2
М.Горький, История русской литературы, Гослитиздат, 1939, стр. 286.
3
В. И.Ленин. Сочинения, т. 5, стр. 136.
4
Там же, т. 15, стр. 184.
5
«Воскресение», ч. 1, гл. ХХХVII.
6
Подробнее об эстетических взглядах Толстого см. в предисловиях к 30 и 52 и 53 томам настоящего издания.
7
[пробуждением]
8
9
10
[полезным]
11
[Я не имею досуга]
12
[блуд или распутство.]
13
14
15
16
17
[вопреки своей воле.]
18
19
[Человек человеку волк,]
20
21
[Заколдованный круг.]
22
[это — начало конца.]
23
[боязнь людского суда.]
24
25
[конины.]
26
[уклончивые]
27
[«Друзья мира сражаются между собой».]
28
[Я буду обходиться без удобств]
29
[Уитман]
30
31
32
33
[падение, банкротство.]
34
35
[Национальное общество распространения добродетели]
36
37
38
39
40
41
[любовная разумность.]
42
43
44
[Учении]
45
[Толковый указатель]
46
47
48
[декаденты.]
49
Следующие две фразы в подлиннике вымараны.
50
[хладнокровно]
51
[ученый.]
52
[Так что же нам делать? и О жизни,]
53
54
[ханжеский язык]
55
[помеха]
56
[прошлое.]
57
[необходимое условие]
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
[Общение душ]
72
73
74
75
76
[непротивление]
77
78
[непротивящийся.]
79
80
81
82
[Мир имеет от Толстого столько, сколько он может переварить.]
83
[Неделание.]
84
Как удивительно! Думаю, думаю, живу внутренно, выживаю и прихожу забыв, не думая о нем. [
85
86
87
[двусмысленность,]
88
89
90
[в своем тёмном устремлении всё же сознают правильный путь.
91
92
93
[Я сказал.]
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
[пусто.]
106
107
[позволить, не препятствовать,]
108
[Широкая церковь,]
109
[практическому христианству,]
110
[непротивление.]
111
[Следующая лучшая вещь]
112
113
114
115
116
117
118
119
120
121
[осмеяния]
122
[справедливость]
123
124
[Наша планета будет так же вращаться, когда она станет не более как шаром без воздуха и воды, с которого исчезнут и люди, и животные, и растения,]
125
126
[лицемерия]
127
[наслаждение без долга,]
128
[развлечение.]
129
[Делай, что должно, и пусть будет, что будет.]
130
131
132
[вульгарный, грубый,]
133
[за заслугу]
134
135
[нащупывание,]
136
137
138
139
140
141
142
143
144
145
146
147
[приводить доказательства]
148
149
150
151
152
2) Значение, придаваемое этим занятиям не приносящ[им] никакой <видимой> очевидной пользы людям и>, служащим только увеселению людей и не только не приносящ[им] им никакой существенной пользы, но во многих случаях вред[ными] (должны иметь какое-нибудь <внутрен> особен>, объясняется тем, что <это суть занятия искусст[вом]; иск[усство] же> эти занятия имеют свойство облагораживать, совершенствовать люд[ей], давать им благо.
153
154
155
156
157
158
159
160
161
162
163
164
165
166
167
168
169
170
171
172
173
174
175
176
177
178
179
180
181
182
183
184
[Я редко испытывал такую чистую радость, как при чтении статей и трактатов Баллу. А также редко чувствовал я такую любовь и уважение как к г. Б[аллу], так и к его трудам. Нет, милостивый государь, я не могу разделить вашего мнения, что г. Б[аллу] не останется бессмертным для потомства. Он станет одним из первых истинных апостолов нового времени и потому одним из величайших благодетелей человечества.
Если в течение своего долгого и иногда неуспешного жизненного пути г. Б[аллу] испытывал периоды уныния, думая, что усилия его были напрасны, то в этом отношении он лишь разделил участь своего и нашего учителя. Но я надеюсь, что эти периоды были так же преходящи, как и испытанные учителем. Пожалуйста, передайте г. Б[аллу], что усилия его нe остались напрасны, что они многим придают большую силу, как я могу судить по себе. В этих писаниях я нашел разрешенными все те возражения, которые ставятся мне, а также все испытанные основы учения. Я постараюсь перевести и распространить, насколько могу, книги и трактаты г. Б[аллу], и я не только надеюсь, но убежден, что это время уже настало. Единственное возражение, которое я хотел сделать против изложения г-м Б[аллу] учения о непротивлении, это то, что я не могу делать уступки, допускаемой им — в том, что против пьяниц, сумасшедших можно употреблять силу или запирать их. Учитель не делает уступки, и мы не должны. Мы должны, как это говорит г. Б[аллу], сделать невозможным существование подобных лиц, но если они существуют, то мы должны употребить все возможные способы, пожертвовать собой, но не употреблять насилия. И я предпочитаю, чтобы меня убил сумасшедший, нежели лишить его свободы. Применение всякого учения есть всегда компромисс, но учение в теории не должно допускать компромиссов. И хотя мы знаем, что мы никогда не можем провести математически прямую линию, все же мы не можем дать никакого другого определения прямой линии, как то, что она есть кратчайшее расстояние между двумя точками. Я постараюсь послать вам мою книгу о жизни и рад был бы знать, что вы и г. Б[аллу] одобряете ее.
Думаю, что время это пришло и что мир загорелся. Дело наше только в том, чтоб гореть самим и быть в единении с другими горящими, в этом дело остатка моей счастливой жизни.
Знаете ли вы книгу чеха Хельчицкого, XVI века? Это проповедь истинного христианства. Она не была напечатана вплоть до прошлого года. А теперь, будучи напечатанной, она, подобно вашему движению, игнорируется так называемыми христианами.
Очень благодарю вас за ваше письмо и книги. Пожалуйста, скажите г. Баллу, что я глубоко уважаю и люблю его и что труд его принес большое благо моей душе, и я молюсь и надеюсь сделать то же самое для других.
Ваш брат во Христе Л. Т.]
185
186
187
188
189
190
191
192
193
194
195
196
197
198
199
200
201
202
203
204
205
206
207
[удовольствие.]
208
209
210
211
212
213
214
215
216
217
218
219
220
221
222
223
224
225
[Труд]
226
227
228
229
230
Ср.
231
Ср.
232
Ср.
233
234
235
236
237
238
239
240
Ср.
241
[позволить, нe препятствовать].
242
243
244
245
246
247
248
249
250
251
252
253
254
255
256
257
258
259
260
[осадок,]
261
262
263
264
265
[обладания]
266
267
268
269
270
271
272
273
274
275
276
277
278
279
280
281
282
283
284
285
286
287