Государственное издательство
художественной литературы
Москва — 1954
Электронное издание осуществлено
в рамках краудсорсингового проекта
Организаторы проекта:
Государственный музей Л. Н. Толстого
Подготовлено на основе электронной копии 73-го тома
Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого, предоставленной
Российской государственной библиотекой
Электронное издание
90-томного собрания сочинений Л. Н. Толстого
доступно на портале
Если Вы нашли ошибку, пожалуйста, напишите нам
Настоящее издание представляет собой электронную версию 90-томного собрания сочинений Льва Николаевича Толстого, вышедшего в свет в 1928—1958 гг. Это уникальное академическое издание, самое полное собрание наследия Л. Н. Толстого, давно стало библиографической редкостью. В 2006 году музей-усадьба «Ясная Поляна» в сотрудничестве с Российской государственной библиотекой и при поддержке фонда Э. Меллона и координации Британского совета осуществили сканирование всех 90 томов издания. Однако для того чтобы пользоваться всеми преимуществами электронной версии (чтение на современных устройствах, возможность работы с текстом), предстояло еще распознать более 46 000 страниц. Для этого Государственный музей Л. Н. Толстого, музей-усадьба «Ясная Поляна» вместе с партнером – компанией ABBYY, открыли проект «Весь Толстой в один клик». На сайте readingtolstoy.ru к проекту присоединились более трех тысяч волонтеров, которые с помощью программы ABBYY FineReader распознавали текст и исправляли ошибки. Буквально за десять дней прошел первый этап сверки, еще за два месяца – второй. После третьего этапа корректуры тома и отдельные произведения публикуются в электронном виде на сайте tolstoy.ru.
В издании сохраняется орфография и пунктуация печатной версии 90-томного собрания сочинений Л. Н. Толстого.
Руководитель проекта «Весь Толстой в один клик»
Фекла Толстая
Перепечатка разрешается безвозмездно.
ПОДГОТОВКА ТЕКСТА И КОММЕНТАРИИ
В. А. ЖДАНОВА
Л. Н. ТОЛСТОЙ В ГАСПРЕ
1901 г.
В 73 и 74 томах Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого публикуются его письма за 1901—1903 годы.
Начало века в России ознаменовалось мощным общественным подъемом, переходом широких народных масс к активной борьбе против царизма, против феодально-крепостнических пережитков и капиталистической эксплуатации, за демократические права и свободы.
Во главе общенациональной революционной борьбы стал русский пролетариат. Начавшиеся в 1901 году на почве экономического кризиса волнения на фабриках и заводах приобретали все более революционный характер. Рабочие в своей борьбе не ограничивались одними экономическими требованиями, а выступали уже с определенной политической программой. Партийные организации, ленинская «Искра» направляли усилия масс на решение первоочередных задач, на уничтожение крепостническо-дворянского строя, монархии, на завоевание демократии.
Первые годы XX века отмечены небывалыми еще в России крупными массовыми политическими демонстрациями под лозунгом «Долой самодержавие», усилением стачечного движения, завершившегося невиданными по размаху всеобщими забастовками, охватившими целые районы страны. В эти годы начались первые вооруженные столкновения борющихся рабочих с царскими войсками, полицией и жандармерией.V
VI Под влиянием борьбы рабочего класса развертывалось и нарастало революционное движение в деревне. Изнывавшее от безземелия, от крепостнической кабалы, нищеты и бесправия, доведенное до отчаяния страшным голодом 1901 года крестьянство бунтами и восстаниями выражало свое возмущение невыносимыми условиями жизни. На Украине, в Поволжье, на Кавказе и в других местах крестьяне жгли дворянские усадьбы, отбирали у помещиков землю и хлеб, убивали земских начальников. Массовыми репрессиями, арестами и порками, ссылкой в Сибирь отвечало царское правительство на усиление крестьянских волнений.
Начало XX века характеризуется развитием оппозиционного движения студенчества. Студенты открыто выражали протест не только против системы чиновничьего самовластья и произвола, но и против всего полицейски-бюрократического режима. В Москве, Харькове, Петербурге, Киеве и ряде других городов студенты активно участвуют в рабочих демонстрациях. Возмущенные правительственным террором, студенты применяют и такие методы борьбы, как стачки и забастовки. Зимой 1901/1902 года они организуют всеобщую студенческую стачку, охватившую несколько десятков тысяч человек.
В эти годы участились террористические акты против наиболее реакционных государственных деятелей. Политическая атмосфера в России накалилась до крайности. В стране назревала революция.
Трудящиеся массы России страдали и от азиатски-деспотической государственной системы, от политической и экономической отсталости, от крепостничества, которое, по определению В. И. Ленина, являлось «тормозом хозяйственной эволюции, источником угнетения, варварства, бесконечных форм татарщины в русской жизни»[1], и от развивавшегося в стране капитализма.
В своих теоретических работах «Что делать?», «Аграрный вопрос и «критики Маркса», в проектах партийной программы В. И. Ленин характеризовал назревающую революцию как буржуазно-демократическую. Он указывал, что ее гегемоном может быть только социалистический пролетариат, но в такой крестьянской стране, как Россия, его демократические требованияVI VII встретят широкую поддержку всего крестьянства. На данном историческом этапе, отмечал В. И. Ленин, «роль крестьянства, как класса, поставляющего борцов против абсолютизма и против пережитков крепостничества, на Западе уже сыграна, в России — еще нет»[2].
Своеобразные исторические условия России, где от гнета «докапиталистических учреждений» больше всего страдал мужик, где в первую очередь необходимо было уничтожить старую систему землевладения, изгнать помещика, коренным образом изменить жизнь деревни, «выдвинули на арену более или менее самостоятельного исторического действия крестьянские массы»[3].
Русская буржуазно-демократическая революция сопровождалась крестьянским массовым движением. «Силу и слабость», «мощь и ограниченность» именно этого движения выразил гений русской литературы Лев Толстой. В эпоху, когда пролетариат превратился в решающую политическую силу и существовала революционная марксистская партия, Толстой оставался на патриархально-крестьянских позициях, отражая протест деревни, отданной на растерзание и барину-помещику и кулаку-богатею. Отсюда сложность и противоречивость его мировоззрения, непоследовательность суждений, сочетание «разума» и «предрассудка», сила обличения капиталистического и патриархального варварства, но также и незнание подлинных путей изменения жизни народа.
Толстой необычайно остро чувствовал свою ответственность перед народом, он стремился деятельно участвовать в его жизни и борьбе и мучительно искал способов избавления «миллионов земледельческого сословия» от рабства, тирании и нищеты.
Общий кризис всей социальной и государственной системы царской России, нарастание волны народного гнева, завершившееся революционным взрывом 1905 года, естественно обострили интерес Толстого к проблемам общественного переустройства, к освободительному движению. Идейные искания писателя в эти годы, его размышления над вопросами исторического развития, его творческие планы и общественно-политические проекты были сосредоточены главным образом на проблемахVII VIII и задачах, непосредственно связанных с надвигающейся революционной грозой.
Художественные и публицистические произведения, Дневники и письма Толстого отражают его глубокую вражду к самодержавию, ко всему помещичье-капиталистическому строю, искреннюю озабоченность положением мужика, жажду изменения всей социальной системы. Но именно в эти годы, когда «барометр показывал бурю», предельно обнажаются острые противоречия идейной позиции Толстого, отразившие сложный и многообразный процесс революционного развития России. Со страниц писем встает перед нами облик гневного и смелого обличителя всех порядков Российской империи, но вместе с тем и решительного противника революционных методов борьбы, автора реакционной концепции, противопоставлявшей общественному перевороту моральное совершенствование личности.
* * *
«...B настоящее время, — писал В. И. Ленин в 1902 году, — взоры всякого честного человека, измученного созерцанием зверства и насилия, привлекает к себе новое могучее движение в народе, собирающее силы, чтобы смести с лица русской земли всякое зверство и осуществить лучшие идеалы человечества».[4]
К этому «новому могучему движению в народе» были прикованы взоры Толстого. Он пристально следил за всем тем, что происходило в стране, внимательно присматривался к различным формам проявления общественного протеста, его глубоко возмущали произвол и самоуправство «башибузуков царского правительства».
Еще с конца 90-х годов передовая общественность России была свидетелем мужественной и стойкой борьбы учащейся молодежи, встретившей сочувствие в различных слоях русского общества.
Толстой живо интересовался студенческим движением. В 1899 году, сразу же после нашумевшей всеобщей студенческой стачки, он начал писать статью «Студенческое движение 1899 года». По этой статье, а также дневниковым записям иVIII IX письмам видно, что Толстой был на стороне той интеллигентной молодежи, которая не желала превратиться в верноподданных царских чиновников. Он рассматривал волнения молодежи как «показатель ненормальности всего хода русской жизни» и не мог оставаться безучастным, когда правительство «за учинение скопом беспорядков» издало приказ об отдаче 183 студентов в солдаты. «Мужественной, благородной, человеколюбивой деятельностью»[5] назвал Толстой поведение Л. Д. Вяземского, который пытался приостановить жандармскую расправу над петербургской студенческой демонстрацией. Толстой отозвался специальным письмом-приветствием в адрес Союза взаимопомощи русских писателей, выступившего с требованием открытого обсуждения в печати студенческого вопроса и протестом против петербургских событий 4 марта 1901 года. В своем приветствии Толстой выразил уверенность, что, «несмотря на насильственное закрытие Союза», его деятельность «не ослабнет, а окрепнет и продолжится в том же направлении свободы и просвещения»[6].
В апреле 1901 года был арестован и заключен в одиночную камеру нижегородской тюрьмы Максим Горький. Арест писателя возмутил Толстого и побудил его выступить против правительственных бесчинств и беззаконий. В своих письмах принцу Ольденбургскому и Святополк-Мирскому Толстой настойчиво требовал немедленного освобождения «даровитого, ценимого в Европе писателя»[7] и тем самым присоединился к широкому общественному движению в защиту Горького, которое вырвало его из царского застенка.
Разгул террора, лицемерные обещания реформ обнажили перед Толстым всю фальшь демагогической игры правящих кругов в демократию и парламентаризм. В этом смысле особое значение имело для него дело М. Новикова. Крестьянин М. Новиков, давнишний знакомый Толстого, был назначен представителем тульского уездного комитета, готовившего материалы для Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Это совещание, которое созывалось по инициативе министра финансов Витте, должно было видимостью каких-то правительственных мероприятий ослабить волну крестьянскогоIX X возмущения. Новиков, воспользовавшись своим официальным положением, составил специальную докладную записку, в которой обрисовал тяготы мужицкой жизни и изложил самые насущные нужды тружеников земли. За свою записку, которая, по выражению Толстого, произвела на перепуганных «тульских консерваторов» такое же впечатление, как в свое время «Путешествие Радищева на Екатерину», Новиков был арестован. Опасаясь, что с ним поступят так же, как с Радищевым, Толстой обращается с просьбами о помощи арестованному к В. В. Стасову, А. Ф. Кони и, наконец, Витте. Во всех этих письмах звучит негодующий голос писателя. «Совестно жить в государстве, где могут делаться такие дела»[8], — писал он Кони. «Это такая мерзость вызвать людей высказывать свои мнения и потом ловить этих людей и сажать в одиночное заключение, если мнения эти не нравятся»[9], — так оценивал он случай с Новиковым. Даже в письме к Витте он недвусмысленно дал понять, что «пользование комитетами, как ловушкой для вызывания и подавления лучших сил крестьянства»[10], может вызвать только всеобщее порицание и недоверие к «верхам».
Жестокость репрессий, массовые аресты знакомых и близких Толстому лиц (писателя С. Семенова, крестьянина А. Агеева за «богохульство», Г. Накашидзе, пытавшегося помешать зверскому избиению жандармами женщины на улице, Л. Сулержицкого за отказ от воинской повинности, В. Величкиной за принадлежность к РСДРП и др.), продолжавшиеся преследования духоборов, осуждение крестьян села Павловки за разгром церкви — все это усиливало протест Толстого против бесправия народа. Его старый конфликт с «разбойничьим царством» рос и углублялся. Поэтому так прислушивался писатель к доносившимся до него известиям о вспыхивавших в различных уголках страны «огоньках народного возмущения» (Ленин).
«Страшное правительственное сообщение о беспорядках», — записывает он в свой Дневник в связи с кровавым подавлением крестьянского восстания на Украине и тут же добавляет: «Хочется писать об этом»[11].X
XI Сильное впечатление произвела на Толстого свирепо подавленная карательными отрядами грандиозная ростовская стачка, сыгравшая серьезную роль в истории рабочего движения. «Нынче известие о побоище рабочих в Ростове, — сообщает он своей дочери T. Л. Сухотиной. — Положение в России, не только глядя со стороны, но и для нас представляется всё более и более напряженным»[12].
Толстой отчетливо сознает, что в народе зреет решимость к борьбе, что положение царизма крайне непрочно. «Если бы больные неизлечимые чахоткой, раком знали свое положение и то, что их ожидает, они не могли бы жить. Так и наше правительство, если бы понимало значение всего совершающегося теперь в России, они — правительственные люди — не могли бы жить»[13], — пишет Толстой дочери Т. Л. Сухотиной.
Еще в 90-е годы Толстой не раз утверждал, что Россия находится накануне серьезных социальных потрясений, что «развязка» неминуемо приближается.
Теперь под влиянием сложившейся в стране обстановки проблема революции приобретает для Толстого особый интерес, хотя он и рассматривает ее часто с точки зрения отвлеченного гуманизма, извечных понятий «добра» и «зла».
Письма Толстого, поскольку в них отражаются его раздумья и искания, дают отчетливое представление о сложном отношении писателя к русской буржуазно-демократической революции, ко всему комплексу основных вопросов революционной эпохи в целом.
Знание народной жизни, ясное представление о действительном положении миллионов обездоленных, лишенных земли мужиков обусловили скептическое отношение Толстого к официальной версии о случайном характере «беспорядков», охвативших Российскую империю, вызванных якобы только «вредной» агитацией кучки «смутьянов».
«Я говорил в Гаспре с Л. Н-чем о беспорядках в Харьковской и Полтавской губ., — вспоминает А. Б. Гольденвейзер одну из своих бесед с Толстым. — Л. Н. рассказывал, как гр. Капнист передавал ему известный рассказ о переодетых студентах, якобы вызвавших всю смуту. Л. Н. сказал: это мало вероятно.XI
XII Это рассказывают консерваторы, чтобы найти виновников движения, причины которого гораздо глубже»[14].
Толстой понимал, насколько глубоки корни разраставшегося в стране общественного и в особенности крестьянского движения, ему было ясно, что никакими репрессиями, тюрьмами, каторжными приговорами, полицейской дубинкой и картечью его не приостановить. «Очень может быть, что теперь проявившееся волнение и будет подавлено. Но если теперь оно и будет подавлено, оно не может заглохнуть, а будет всё более и более развиваться в скрытом виде и неизбежно рано или поздно проявится с увеличенной силой и приведет еще худшие страдания и преступления»[15], — писал он.
У Толстого создалось непоколебимое убеждение, что «волнения» эти вызываются порочной и несправедливой системой земельных отношений, тиранией царя и помещика над нищим и замученным мужиком. Но, страшась этих «волнений», которые ему представлялись только жестоким и бесчеловечным кровопролитием, взаимным уничтожением «братьев», Толстой напряженно искал способов их предотвращения, устранения причин народного недовольства без революции. Он приходит к мысли попытаться убедить царя в необходимости произвести такие реформы, которые бы дали исстрадавшемуся и бунтующему мужику то, что он стремится захватить силой.
Приводимые в настоящем томе письма к Николаю II и к великому князю Николаю Михайловичу, в которых Толстой излагает свое отношение к совершавшемуся в стране и формулирует свою социально-политическую программу, отражают всю противоречивость общественной позиции писателя.
Желание «поговорить с царем» обо всем происходящем возникло у Толстого еще в 1894 году, в первый год царствования Николая II. Тогда же в письме к Э. Кросби Толстой изложил свой предполагаемый разговор с царем: «Если бы новый царь спросил у меня, что бы я ему посоветовал сделать, я бы сказал ему: Употребите свою неограниченную власть на уничтожение земельной собственности в России и введите систему единого налога [Генри Джорджа], а затем откажитесь от властиXII XIII и дайте народу свободу управления»[16]. Однако «дерзкая речь государя»[17], которой Николай II ознаменовал начало своего царствования, поразила и возмутила Толстого. «Бессмысленными мечтаниями» назвал новый российский самодержец весьма скромные надежды либеральных земцев на реформы, на малейшее ограничение самодержавия. И вместо письма к царю Толстой пишет гневную статью (названную им также «Бессмысленные мечтания»), в которой разоблачает реакционность политического курса нового царя и выступает против монархического принципа управления страной.
Но вскоре, крайне встревоженный развитием революционного движения, резким ухудшением положения широких народных масс, Толстой возвращается к мысли «поговорить с царем», обрисовать ему всю серьезность положения и указать пути выхода из наметившегося кризиса.
В марте 1901 года, «руководимый желанием истинного блага русскому народу», Толстой составляет обращение «Царю и его помощникам», в котором требует основательных социальных перемен, главным образом в положении крестьянства. Свое обращение он отправил царю, великим князьям, министрам и одновременно послал в Лондон В. Г. Черткову для опубликования в бесцензурной печати. Вопреки ожиданиям Толстого, его послание осталось без ответа, и ни одно из предложенных им мероприятий не было претворено в жизнь.
Под влиянием нарастающих грозных событий Толстой через год вторично обращается с письмом к царю, в котором требует решительного изменения всех существующих порядков, устранения причин, порождающих бедствия и недовольство широких масс.
Обращаясь непосредственно к Николаю II, в котором Толстой видел одного из главных виновников народных бедствий, писатель осуждает весь деспотический режим царской монархии. Толстой гневно обличает полицейски-бюрократические методы управления страной, политику террора и репрессий, проводимую правительством, открыто и прямо заявляет о «всеобщем недовольстве правительством всех сословий», о «враждебном отношении к нему»[18].XIII
XIV В своем письме Толстой выступает защитником интересов «земледельческого народа — тех 100 миллионов, на которых зиждется могущество России»[19], выдвигает перед царем программу удовлетворения самых неотложных нужд широких народных масс.
В системе взглядов писателя, с огромным сочувствием относившегося к страданиям ограбленного и порабощенного русского крестьянства, проблема справедливого распределения земли всегда занимала главенствующее место. С юношеских лет, когда он переживал свое «утро помещика», еще веря в возможность патриархального примирения господина и раба, вплоть до глубокой старости мысль писателя была прикована к этому жизненно важному для народа вопросу.
Теперь, в предреволюционные дни, раздумывая над причинами начавшихся «жестоких кровопролитий», Толстой приходит к твердому убеждению, что «корень зла» — в земле, незаконно отнятой у тружеников и ставшей достоянием привилегированного паразитического сословия дворян.
Поэтому в первую очередь Толстой требует от царя коренного изменения земельных отношений в стране. «Уничтожение земельной собственности и признание земли общим достоянием», — выражает «задушевное желание русского народа и осуществление чего он всё еще ожидает от русского правительства»[20], — утверждал Толстой.
Он проводит прямую аналогию между ситуацией 1861 года и нынешним положением в стране. По его мнению, земельный вопрос теперь приобрел такую же остроту, как в 1861 году освобождение крестьян от крепостного права. Он советует Николаю II предупредить вооруженный захват земли мужиками, передав ее народу особым правительственным рескриптом. Не видя всей утопичности этого предложения, Толстой в одном из писем даже конкретно обрисовал такую реформу, осуществленную «сверху». «Я очень легко могу себе представить, как по высочайшему повелению учреждается главное учреждение уничтожения земельной собственности и по губерниям — комитеты, которым поручена оценка земли и другие подробности»[21].XIV
XV Причиной народного недовольства Толстой считал также отсталый монархический государственный строй. В своем письме он настойчиво проводит мысль о его ликвидации, о переходе к другим, более демократическим формам правления. «Самодержавие, — утверждает он, — есть форма правления отжившая... и потому поддерживать эту форму правления и связанное с нею православие можно только, как это и делается теперь, посредством всякого насилия»[22]. В черновом варианте письма Толстой с еще большей четкостью аргументировал враждебность народа тиранической диктатуре грубой силы и единовластию: «Самодержавие не может быть в наше время свойственно никакому народу, потому что никакой народ не может любить того, чтобы над ним властвовали Иоанны IV с своими опричниками, Павлы с своими гатчинцами и т. п., или чтобы под прикрытием самодержавия властвовали над ним вчера Аракчеевы, завтра Победоносцевы и Сипягины»[23].
Отражая накипевшую у самых широких слоев населения ненависть к царизму, Толстой в письме подчеркивал отсутствие у огромного большинства народа каких бы то ни было монархических иллюзий. Он требовал от царя отказа от самодержавия, предоставления народу права открыто высказывать свои нужды и мнения.
Серьезное внимание уделено в письме также вопросу об уничтожении остатков крепостничества, сословного неравенства и тех «исключительных законов, которые ставят рабочий народ в положение пария, не пользующегося правами всех остальных граждан»[24].
В своих обстоятельных письмах к Николаю II, так же как и в многочисленных публицистических статьях, Толстой «с громадной силой, уверенностью, искренностью поставил целый ряд вопросов, касающихся основных черт современного политического и общественного устройства»[25]. Отстаивая демократические требования русского крестьянства, Толстой сочувствовал только тому, что отвечало заветным желаниям «мужицкого народа». Освободиться от гнета самодержавия, получить достаточный надел земли, избавиться от помещика, земскогоXV XVI начальника, от сохранивших до последнего времени свою власть следов феодального варварства — вот чего хотел русский крестьянин, когда он бунтами и восстаниями поддерживал передовых революционных борцов.
«...Вопрос о сметании остатков крепостничества, о вытравлении из всех порядков русского государства духа сословной неравноправности и принижения десятков миллионов «простонародья», — этот вопрос уже сейчас имеет общенациональное значение»[26], — писал Ленин, подчеркивая огромную значимость всенародного выступления против старого феодально-крепостнического порядка.
Толстой как художник и публицист с подлинной страстью и величайшим гневом обличал всю гнилостность и паразитизм помещичье-капиталистического строя. Он с потрясающей силой изображал бедствия и лишения русской деревни, беспощадно срывал «все и всяческие маски» с окружающей его общественной жизни, утверждал права крестьян на землю и свободу. Тем самым он объективно являлся участником общенародной борьбы. Но только до известного предела.
В то время как передовые силы держали курс на развертывание революции, убеждали массы, что только в результате свержения власти царя и разрушения крепостнического режима они смогут добиться осуществления своих чаяний и интересов, и звали на решительный штурм «вражьей силы» (Ленин), Толстой стремился предотвратить революционный способ разрешения тех задач, которые встали перед народом, избегнуть вооруженного столкновения.
Чрезвычайно характерна для Толстого запись в Дневнике, свидетельствующая о том, что писатель, постоянно общавшийся с деревенским людом, подчас усваивал непосредственность его мышления, присущую ему «незрелость мечтательности»[27].
«Кого вы усмиряете, — записал он воображаемый разговор мужика со своими угнетателями и поработителями. — Мы не бунтовщики, а просим только, чтобы нас, крестьян, перестали обижать, сравняли с другими русскими жителями, чтобы нас не секли, не закабаляли в работе, не отдавали нас во власть особых начальников, а взыскивали с нас по общим законам,ХVI ХVII чтобы не запрещали нам читать книги, какие нам нужно, не запрещали заводить школы и учить в них наших детей, как нам надо, не запрещали веровать и молиться по своей совести. Мы не бунтуем, а просим только, чтобы перестали обижать нас, как обижали и обижают до сих пор»[28].
Отчужденность Толстого от политической борьбы, непонимание им законов общественной жизни породили такие причудливые формы выражения подлинных интересов народа, какими являлись его письма к царю, его апелляции к господствующим классам.
«...Крестьянство, — писал В. И. Ленин, — стремясь к новым формам общежития, относилось очень бессознательно, патриархально, по-юродивому, к тому, каково должно быть это общежитие, какой борьбой надо завоевать себе свободу, какие руководители могут быть у него в этой борьбе, как относится к интересам крестьянской революции буржуазия и буржуазная интеллигенция, почему необходимо насильственное свержение царской власти для уничтожения помещичьего землевладения»[29].
Патриархальные иллюзии, политическая наивность русского крестьянства в не меньшей степени были свойственны и самому Толстому, они питали его утопические надежды на моральное «воскресение» господ, на их добровольный отказ от своих социальных прав и преимуществ, на «милость царя».
У Толстого не было представления о реальном смысле того общественного переворота, который совершался в России, об его историческом, классовом содержании. Идеолог патриархальной, деревенской России, он, естественно, не мог разглядеть буржуазного содержания революции, не мог увидеть в ней пролога революции социалистической. Не признавая того, что в стране прочно укладывался капитализм, не видя того, что в русском обществе уже шли «две различные и разнородные социальные войны»[30], он был вполне убежден, что только «земля есть главный предмет борьбы». Толстой полагал, что признание земли общей народной собственностью откроет и мужику и рабочему путь к созданию демократического объединения свободных и равноправных земледельцев, возвратит ихXVII XVIII к патриархальным формам жизни. Он верил, что равного и справедливого распределения земли достаточно для того, чтобы в стране устранилась почва для общественного недовольства, исчезла опасность какой бы то ни было социальной войны.
Аграрные преобразования, — писал он Николаю II, — несомненно уничтожат «всё то социалистическое и революционное раздражение, которое теперь разгорается среди рабочих и грозит величайшей опасностью и народу и правительству»[31].
Патриархальная ограниченность общественного идеала писателя, непонимание им характера революционного кризиса обусловили его иллюзорную веру в наличие «двух выходов», одинаковых по своим конечным результатам, из того сложного, сплетения общественных противоречий, которое было отличительной чертой его эпохи. Один из них, «хотя и очень трудный — кровавая революция, второй — признание правительствами их обязанности не итти против закона прогресса, не отстаивать старого»[32]. По собственному признанию Толстого, в своих «двух письмах, написанных царю», он пытался направить его на этот «второй» путь.
Несмотря на увещевания Толстого, Николай II продолжал, разумеется, «отстаивать старое». Предложения писателя и на этот раз остались также неосуществленными. И Толстой вскоре окончательно понял, что «ожидать освобождения земли от правительств вообще и в России от царя совершенно невозможно»[33].
«На письма государю я махнул рукой... Напрасно ему писать»[34], — заметил Толстой два года спустя в беседе с Д. П. Маковицким.
Не добившись от царя никаких реальных результатов, писатель, для которого всякие кровопролитные столкновения масс являлись преступлением, антигуманным актом, нарушение естественных братских связей между людьми, обращается также к самим массам, к непосредственным участникам развернувшейся борьбы, с призывом «не убий». В многочисленных публицистических выступлениях, написанных в форме прямых обращений к рабочему классу, к офицерству, к солдатам, к духовенству, даже к революционерам (которых он именует «политическимиXVIII XIX деятелями»), он излагает свою теорию «мирного устранения зла». С одной стороны, Толстой призывает массы к полному неучастию в какой бы то ни было правительственной деятельности, отказу от государственной службы, от воинской повинности, от подчинения приказам командования. В то же время он с неменьшей энергией убеждает отказаться от какой бы то ни было политической и революционной работы. Своей горячей проповедью писатель надеялся устранить опасность вооруженного конфликта, кровавого братоубийства.
Аргументацию своего отрицательного отношения к революции Толстой искал и в уроках истории, и в примерах освободительной борьбы прошлых веков, и в своей этической философии.
Проблема восстания и его значения для блага трудового народа остро волновала и занимала писателя еще в 60-е годы. В сущности ею вызывался его интерес к исторической проблематике, его многократные попытки создать роман из эпохи декабристов, в котором, по замыслу Толстого, активным действиям декабристов противопоставлялось нравственное совершенствование, общение с простым народом как единственно реальный и подлинный путь к личному и всеобщему благу.
В 1896 году в письме к детской писательнице А. М. Калмыковой Толстой высказывает свои соображения об освободительном движении в России. Он отрицает практическое значение революционной деятельности Разина и Пугачева, Радищева и декабристов, революционеров 60-х годов и народовольцев, которые, по его мнению, не привели к реальному улучшению положения трудовых масс, вызвав только усиление реакции, испуг и ожесточение правящих кругов.
Неверие Толстого в плодотворность «первого», «кровавого», выхода подкреплялось его раздумьями над опытом буржуазных революций в Европе.
Русская буржуазно-демократическая революция была буржуазной революцией эпохи империализма. К началу XX века в большинстве государств Западной Европы уже длительное время существовал буржуазный строй. Мир капиталистических отношений не был для Толстого, в отличие от передовых буржуазных идеологов XVIII века, туманной утопией равенства и братства. Глубоко справедлива была данная Толстым критика современного ему капиталистического строя, породившего чудовищную эксплуатацию трудящихся классов, рабство, классовыйXIX XX антагонизм и захватнические войны. Толстой видел, что те высокие идеалы, во имя которых на Западе возводились баррикады и лилась кровь, оказались фикцией: собственнические отношения не уничтожились, только более скрытыми стали формы угнетения, а труженик-земледелец попрежнему был лишен достаточного надела земли. Но из своих верных и глубоких наблюдений Толстой делал ложные и реакционные выводы о бесплодности и бесполезности революций, которые — с его точки зрения — никогда еще не приносили человечеству «блага».
Толстой был свидетелем поражения первой гражданской войны между пролетариатом и буржуазией во Франции, революции 1848 года в Германии и Италии, поражения парижских коммунаров и наступившего затем периода относительного затишья в Западной Европе. Весь этот большой материал истории используется писателем для аргументации против революций, для утверждения, что на данном историческом этапе борьба с господствующими классами, обладающими армией и другими мощными средствами подавления, обречена на неудачу. «Вся первая половина XIX века полна попыток разрушить насильственной революцией деспотический государственный строй. Все попытки кончились реакцией, и власть правящих классов только усилилась. Очевидно, — резюмирует Толстой, — революция не может теперь одолеть государственную власть»[35].
«В наше же время революции и свержение правительств прямо невозможны»[36], — гласит вывод Толстого. Таким образом, Толстой как бы оправдывал нерешительность, колебания патриархального русского крестьянства, стихийно искавшего новой жизни, но в то же время не созревшего для предстоящего революционного переворота.
«Принадлежа, главным образом, к эпохе 1861—1904 годов, Толстой поразительно рельефно воплотил в своих произведениях — и как художник, и как мыслитель и проповедник — черты исторического своеобразия всей первой русской революции, ее силу и ее слабость»[37], — указывал Ленин.
Русская революция, в которой буржуазия играла контрреволюционную роль, не могла вызвать к жизни прогрессивныхXX XXI буржуазных идеологических течений. В эпоху империализма, когда полностью раскрылись все глубокие и непримиримые противоречия капитализма, когда стали очевидными и несомненными признаки его загнивания и распада, когда перед рабочим классом стояла задача борьбы за социализм, исключалась всякая возможность прямой и сознательной защиты буржуазных принципов общественных отношений.
В передовых европейских странах в XVII—XVIII веках буржуазная революция являлась актом рождения нового строя, который в то время казался ее защитникам еще абсолютно прогрессивным явлением. Идеологам и участникам тогдашних революций вполне искренне представлялось, что утверждаемое ими новое общественное состояние есть необходимое условие всеобщего блага и счастья, отвечает всенародным интересам. «То были иллюзии неизбежной, немедленной и полной победы «свободы, равенства и братства», иллюзии насчет не буржуазной, а общечеловеческой республики, республики, водворявшей мир на земле и в человецех благоволение. То были иллюзии... насчет абсолютной противоположности отжившего феодализма и нового свободного, демократического, республиканского порядка, буржуазность которого не сознавалась вовсе или сознавалась до последней степени смутно»[38], — объяснял Ленин своеобразие идеологической мысли прогрессивного этапа буржуазной истории.
Эпоха русской буржуазной революции, многие «совершители и участники» которой «тоже явно не понимали происходящего, тоже отстранялись от настоящих исторических задач, поставленных перед ними ходом событий»[39], породила иные иллюзии. То были патриархальные иллюзии, нашедшие свое яркое отражение в мировоззрении Толстого.
Толстой при первом столкновении с капиталистической действительностью увидел ее антигуманную и антидемократическую сущность. Автору «Люцерна» буржуазное общество всегда казалось глубоко аморальным и бесчестным, нивелирующим и растлевающим человеческую личность. «Живет какая-нибудь семья rentier, землевладельца, чиновника, даже художника, писателя буржуазной жизнью, живет, не пьянствует, не распутничает,XXI XXII не бранясь, не обижая людей, и хочет дать нравственное воспитание детям. Но это так же невозможно, как невозможно выучить детей новому языку, не говоря на этом языке...»[40] — характеризовал Толстой в письме к Бирюкову глубокую аморальность всей буржуазной жизни.
Толстой жил в период «усиленного роста капитализма снизу и насаждения его сверху»[41], но, подобно народникам, отрицал историческую неизбежность буржуазного развития России, не сознавал, что борьба собственно идет за «свободу буржуазного общества»[42]. Так же, как стихийно выступавшее с демократическими требованиями русское крестьянство, он не видел, что объективно его программа по своему содержанию была буржуазной. Толстой не отдавал себе отчета в том, что горячо признаваемый им американский публицист-экономист Генри Джордж в действительности являлся «идеологом радикальной буржуазии», что широко пропагандируемый им проект «единого налога» мог служить лишь «попыткой спасти господство капиталистов и фактически заново укрепить его на более широком, чем ранее, основании»[43].
Ограниченность и непоследовательность «крестьянской демократии», ее буржуазное содержание были от него скрыты иллюзией борьбы за патриархальное общежитие независимых равных земледельцев, свободное от гнета социального неравенства, от деспотии помещичье-буржуазной государственной власти и классовой вражды.
Революционное для того времени требование крестьянской земельной собственности Толстой рассматривал и как барьер для желающих «направить ее (Россию. — С. Р.) на путь капитализма и фабричного производства»[44], и как защиту от Колупаевых и Разуваевых.
Толстой был далек от понимания того, что осуществление его «программы» открыло бы дорогу капиталистическому развитию, господству в деревне кулака-хищника. Он не понимал, что «пытаться спасти крестьянство защитой мелкого хозяйства и мелкой собственности от натиска капитализма значило бы бесполезноXXII XXIII задерживать общественное развитие, обманывать крестьянина иллюзией возможного и при капитализме благосостояния»[45].
Утопические представления о смысле и целях освободительной борьбы заслоняли писателю возможность найти единственно правильный путь к претворению в жизнь его страстной мечты о свободном от эксплуатации и принуждения демократическом общественном строе.
Искания большого художника, бесстрашно желавшего «дойти до корня», но остававшегося «апатичным... к той всемирной освободительной борьбе, которую ведет международный социалистический пролетариат»[46], отмечены подлинным трагизмом.
Создавшаяся в России своеобразная социально-политическая обстановка требовала соединения борьбы за демократию с борьбой за социализм. Толстой этого не видел и не сознавал, поэтому так трудна, противоречива и непоследовательна была его защита демократических идеалов.
О трагедии исканий писателя свидетельствуют замечательные строки его Дневника: «Мы все — и это не сравнение, а почти описание действительности — вырастаем и воспитываемся в разбойничьем гнезде, и только когда вырастем и оглядимся, то понимаем, где мы и чем мы пользуемся. И вот тут-то начинаются различные отношения к этому положению: одни пристают к разбойникам и грабят, другие думают, что они не виноваты, если только пользуются грабежом, не одобряя его и даже стараясь прекратить его, третьи возмущаются и хотят разрушить гнездо, но они слабы и их мало. — Что же надо делать?»[47]
Толстой страстно и искренне хотел полного и основательного уничтожения ненавистного «разбойничьего гнезда», поэтому с такой неутомимой настойчивостью искал ответа на вопрос «что делать?», волновавший многие поколения передовых русских людей.
Не веря в способность масс насилием, с оружием в руках изменить материальные основы общества, отрицая и не признавая политических форм борьбы, Толстой ищет иного «выхода», иной дороги к «доброму порядку», основанному на «разумном согласии и любви». Революционным действиям он противопоставляет философию непротивления злу насилием, политическойXXIII XXIV деятельности — воспитание человеческой личности, живущей по евангельскому принципу: «Поступай с другими так же, как хочешь, чтобы поступали с тобой», социалистическим идеям — «новое» религиозное мировоззрение.
Таким образом, проблема общественного переустройства в концепции писателя превращается в чисто этическую проблему. «Действительное улучшение в жизни людей может произойти только от улучшения самих людей»[48], — повторяет он в письме к И. М. Трегубову свою излюбленную мысль. Воспитание, формирование сознания человека в духе христианских идеалов представляется Толстому путем к изменению общественной жизни. Он в это время особенно много размышляет над проблемами воспитания и даже не раз высказывает желание написать книгу о воспитании с изложением своих педагогических взглядов. Толстой полагал, что воспитанный на новых началах человек, отрешившийся от эгоистического своекорыстия, подымется на такую нравственную высоту, при которой замена старого порядка новым произойдет безболезненно и без социальных взрывов.
Отрицание революций, вооруженной борьбы привело Толстого к ложной теории «мирной революции», осуществляющей прогресс истории путем преображения человеческого ума и сердца. «Главное дело для вас и для всякого человека всегда и теперь, — убеждал он одного из своих корреспондентов, Н. К. Ченцова, — в том, чтобы выработать в себе такое мировоззрение, такую веру, при которых нельзя бы было делать дурных поступков»[49].
Но в идеалистической концепции Толстого «дурным поступком» считалось как служба в государственных учреждениях, армии, исполнение должности старосты, полицейского исправника, налогового инспектора и т. д., так и «устройство стачек» и «революционные попытки». Призывы к неучастию в правительственном аппарате, к отказу от воинской повинности, к неподчинению начальству совмещались у него с отрицанием организованной политической борьбы, примирением с социальными бедствиями и жизненными невзгодами.
Противоречия идейной системы писателя отчетливо выступают в его письмах о кишиневском погроме. Толстой был потрясенXXIV XXV кровавыми событиями в Кишиневе, зверствами черносотенцев. Он ни минуты не сомневался, что «настоящим виновником» кишиневских событий является «правительство со своим одуряющим и фанатизирующим людей духовенством и с своей разбойнической шайкой чиновников»[50]. Но тут же он предлагал жертвам бороться со своими палачами «доброй жизнью, исключающей не только всякое насилие над ближними, но и участие в насилии»[51], то есть к смирению, к покорности — моральному воздействию на врага.
Однако сам Толстой своим искусством, с его остро обличительным содержанием, страстной общественной критикой и своими гневными публицистическими статьями, направленными против язв и пороков самодержавно-крепостнической Росси, фактически опровергал и разрушал философию пассивного отстранения от «зла».
Критика Толстым официальной церкви и догматического христианства, разоблачение им церковных институтов, которые — как показывал Толстой — выражают интересы господствующих классов, способствовала распространению антиправительственных идей, «доставляла ценный материал для просвещения передовых классов»[52]. Обличение им православия, духовенства, церковных канонов и догматов, которые освящали порабощение и угнетение трудящихся, подтачивало помещичий строй. Вот почему в дни революционного подъема правительство, встревоженное «еретической» проповедью знаменитого писателя, отлучило его от церкви. По инициативе Победоносцева и с благословения Николая II синод приказал предать имя Льва Толстого, «еретика и вероотступника», «проклятию и анафеме».
«Чиновники в рясах», «жандармы во Христе» просчитались. Демонстрация сочувствия опальному писателю, многочисленные письма и приветствия с разных концов России и из-за границы говорили о том, что Толстой в глазах общественности приобрел ореол политического борца, жертвы своих высоких и гуманных демократических убеждений. Поток приветствий, полученных «от сановников до простых рабочих», был так велик, что Толстой счел нужным отозваться специальным письмом, посланным в редакции газет. В этом письме он подчеркнул, что направленныеXXV XXVI против него действия царских холопов имели совсем иной результат, чем они рассчитывали. «Сочувствие, высказанное мне, — иронически писал он, — я приписываю не столько значению своей деятельности, сколько остроумию и благовременности постановления св. Синода»[53].
Религиозно-нравственная философия Толстого, рожденная особенностями большого исторического движения, несмотря на всю свою противоречивость, была своеобразным выражением социального протеста. Не случайно Толстой характеризовал свое учение как «революцию, не разбивающую бастилий», как «мирную революцию», которая разрушит «безбожное устройство жизни» и без крови и боев приведет общество к братству, всеобщей любви и доброй жизни.
«Вся жизнь, не только русская, но и европейская, кишит злодеяниями насилия (китайские, африканские дела), совершаемыми одними людьми над другими, — объяснял Толстой смысл своего учения. — Спокойно смотреть на это нельзя и не должно. Нужно все силы жизни употреблять на борьбу с этим злом насилия. Но вопрос в том, как бороться? Вот тут-то и важно то учение, которое показывает, как надо бороться, именно учение непротивления злу насилием»[54].
Противоречивую связь реакционной концепции Толстого с его враждебным отношением к дворянско-буржуазному обществу отмечал Ленин, когда писал, что «борьба с крепостническим и полицейским государством, с монархией превращалась у него (Толстого. — С. Р.) в отрицание политики, приводила к учению о «непротивлении злу», привела к полному отстранению от революционной борьбы масс 1905—1907 гг.»[55].
Своим критическим содержанием учение Толстого способствовало разжиганию ненависти народа к старому порядку, усиливало и укрепляло оппозиционные настроения, но вместе с тем оно приносило и серьезный вред русскому освободительному движению. «Толстовщина» нередко служила оплотом для борьбы с идеями социал-демократической партии в годы кануна революции и самой революции 1905 года.
Свою религиозную доктрину Толстой противопоставил теории научного социализма. «Я думаю, что разрешение социальныхXXVI XXVII вопросов без помощи религии есть задача неразрешимая»[56], — утверждал он. В письме к Э. Мооду Толстой высказал даже такую парадоксальную мысль: «единственное средство... что может избавить рабочих от их бедствий... только их вера в бога»[57]. С этих религиозных позиций Толстой осуждает марксизм и вообще философский материализм, отрицает стачки и восстания, народные бунты и мятежи.
В напряженные дни, когда в стране вспыхивали первые зарницы надвигающейся грозы, Толстой усиленно работает над своими социально-религиозными трактатами «Что такое религия и в чем ее сущность?», «О веротерпимости», «К духовенству», которым он, судя по высказываниям в письмах, придает огромное общественное значение. Писатель неоднократно подчеркивал, что рассматривает эти свои работы как выступление по самым злободневным и острым вопросам современности.
«...Выступление политического протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем народам, на известной стадии их развития, а не одной России»[58], — отмечал Ленин, анализируя процессы, происходившие в России в начале XX века.
История революционно-демократических крестьянских движений во всем мире дает тому ряд примеров. В Иране, где буржуазно-демократические восстания возглавили секты бабидов, в Турции, и в Индии, и в других аграрных странах Востока в XIX—XX веках реальные экономические чаяния народных масс, выступавших против феодального гнета, облекались в религиозную форму. Для всех европейских революций, в которых участвовало крестьянство, характерна религиозная окраска. Поэтому русская буржуазная революция, с ее особым характером, который «выделяет ее из числа других буржуазных революций нового времени, но сближает с великими буржуазными революциями старых времен, когда крестьянство играло выдающуюся революционную роль»[59], также вызвала и такое сложное явление, представлявшее в некоторых отношениях анахронизм, как религиозно-нравственное учение Льва Толстого.XXVII
XXVIII Подобно Томасу Мюнцеру в XVI веке, который, утверждая идею равенства людей перед богом, подразумевал под ним гражданское равенство плебейски-крестьянских масс, Толстой, доказывая, что «земля божия», имел в виду равное и справедливое распределение земли, уничтожение господства помещиков. Незрелая крестьянская масса, от имени которой выступал писатель, выражала подчас и свое недоверие к верхам, свое недовольство условиями существования, свою горечь и возмущение, свою жажду справедливости и свои законные политические права в религиозном облачении, ссылаясь во имя большей убедительности на авторитет бога.
Но если в ранних буржуазных революциях религиозно-нравственный элемент был не только закономерен, но в какой-то мере способствовал их возвышению и популярности, то в более поздние времена он тормозил процесс политического просвещения «низов» и препятствовал завоеванию тех благ, в которых они испытывали страстную потребность.
Внимательное изучение наследия Толстого, одного из величайших художников слова, раскрывает его глубокую духовную драму. Страстный и мятежный бунт писателя против всех основ эксплуататорского общества, его действенная любовь к обездоленному и страждущему народу не совмещались с догматизмом и бессилием его проповеди.
Художник, неразрывными узами связанный со своим народом, много и мучительно искавший для него счастья, не сумел найти путь к осуществлению тех высоких стремлений, которые одухотворяли его жизнь и творчество.
«Все работаю ту же работу, загородившую мне художественную, и скучаю по художественной. Очень просится»[60]. Эта запись Толстого, сделанная им в апреле 1900 года, передает внутреннее состояние писателя, в котором он находился на протяжении многих лет. Действительно, после перелома в мировоззрении Толстого публицистические статьи, выступления по социально-политическим вопросам, религиозно-нравственные трактаты подчас «загораживали» от него непосредственно литературнуюXXVIII XXIX работу. Романы и повести все чаще и чаще рассматривались им как нечто второстепенное, чему можно посвятить себя лишь после того, как осуществлены все другие замыслы и планы. «Ровно месяц не писал, — отмечает Толстой в своем Дневнике в конце 1901 года. — За это время написал 2 памятки — недурно. Хочется еще написать о религии, об отсутствии ее и письмо Николаю. Тогда можно отдохнуть за художественным»[61].
В письмах, опубликованных в настоящих томах, наиболее полно и подробно освещается завершающий этап в создании «Хаджи-Мурата». Во многих из этих писем писатель обращается к различным лицам с просьбами, касающимися его работы, с вопросами о подробностях быта, жизни и обычаев горских кавказских племен, исторических персонажей, изображенных в повести. Письма эти дают представления о необычайной требовательности писателя к себе, о его поразительной трудоспособности, его внимательном и кропотливом изучении многочисленных источников, исторических трудов, исследований, архивных материалов, мемуаров, свидетельств очевидцев, о его глубокой потребности по-настоящему вжиться в изображаемую эпоху, почувствовать ее. Из переписки с В. Стасовым, А. Толстой, И. Накашидзе, А. Каргановой и другими, кто участвовал в собирании материалов для Толстого и в выполнении его многочисленных поручений, видно, насколько чужд ему был самодовлеющий внешний интерес к историческому колориту. Его подчеркнутое внимание к детали, бытовым подробностям, к обстоятельствам бегства и гибели Хаджи-Мурата, поведению и психологии Николая и Воронцова диктовалось стремлением художиика-реалиста конкретно и точно воспроизвести определенную историческую эпоху, правдиво передать своеобразие ее общественных и личных отношений. Письма, посвященные «Хаджи-Мурату», рассказывают также и о тех сложных раздумьях и тревожных сомнениях, которыми сопровождалось творчество Толстого в последние годы его жизни. И в этом смысле они представляют особый интерес.
Сообщая П. Буланже о желании вернуться к возникшему еще в 1896 году замыслу, Толстой писал: «Неожиданно для меня всё обдумываю самую неинтересную для меня вещь —XXIX XXX «Хаджи-Мурата»[62]. Романы в противовес публицистике, проповедническим обращениям кажутся ему менее серьезным и значительным делом: «Когда кончу (Толстой имел в виду «Обращение к рабочему народу»), хочу кончить рассказ о Хаджи-Мурате. Это баловство и глупость, но начато и хочется кончить»[63]. Толстой неоднократно называет повесть «пустяками» и не раз порывается прекратить работу над ней. «Я теперь занят писанием кавказской истории. И это мне стыдно. И я, кажется, брошу»[64], — сообщает он брату. У Толстого даже были моменты, когда он, не видя смысла в своих занятиях, прерывает писание: «Я и приостановил теперь работу над Хаджи-Муратом, да и вообще эта повесть не стоит того труда, который для него полагают добрые люди»[65], — писал он И. Накашидзе.
Такого рода творческие кризисы, сопровождающиеся неверием в значение искусства для общественной жизни, сомнениями в практической необходимости художественных произведений, составляют одну из особенностей литературной биографии Толстого. Несвободно, не без внутреннего торможения протекала его работа над романом «Анна Каренина», еще в большей степени было затруднено сложными душевными переживаниями создание «Воскресения».
С кризисным периодом в жизни писателя совпало время создания «Хаджи-Мурата». «Мне кажется, — не без горечи замечал Толстой, — что все художественные работы — всё только младость. Это в ответ на ваши увещания, которые мне лестны и приятны, поощряя меня к младости. Иногда я отдаю дань желанию побаловаться»[66].
Не раз случались в жизни писателя полосы резко отрицательного отношения к художественному творчеству, прямого отказа от занятий искусством, поиски каких-то иных, непосредственных форм воздействия на действительность и общения с людьми.
Искусство никогда не являлось для Толстого самодовлеющей целью, чисто артистическим занятием, наоборот, для него характерно твердое убеждение в серьезном общественном назначении искусства, его органической необходимости для народа.XXX
XXXI С ненавистью и отвращением относился он к декадентским эстетическим концепциям, к опустошенным формалистическим творениям писателей-декадентов. Толстой всегда был на стороне реалистического общественно-содержательного искусства, в котором ясно и четко проявлялось бы отношение автора к изображаемому. Но и на эстетической позиции Толстого сказывались противоречия, свойственные всему его мировоззрению. Постоянно наблюдая мученическую, темную, полную лишений и горя жизнь мужика, бесконечно далекую от завоеваний цивилизации, достижений науки и искусства, Толстой приходил к ложным выводам. Не к революционному изменению действительности, которое вернуло бы творцу-народу отчужденные от него величайшие завоевания человеческого гения, призывал Толстой. Наоборот, на том основании, что деревенские жители обходились и обходятся без благ культуры и искусства, он подвергал сомнению полезность и правомерность самих этих благ. И не раз у него возникала мысль, что литература, живопись, поэзия являются ненужной роскошью, господским занятием, выдуманной праздными людьми условностью. Только те виды искусства, которые либо создавались при непосредственном участии самого народа (былины, народные песни, мисели), либо обладали религиозным содержанием, не подвергались его сомнениям.
На том историческом этапе, когда уже началось широкое демократическое движение низов за свое освобождение, синтез поэзии и жизни, поэзии и народной борьбы можно было найти только в признании искусства могучим средством воспитания масс в революционном духе, средством распространения и утверждения прогрессивных общественных идей, способных поднять народ на борьбу за свое освобождение.
В своей эстетической концепции Толстой этого синтеза не смог найти, и поэтому высокое уважение к искусству, страстный интерес к нему сочетались у него с недоверием к значительности художественного осмысления жизни, литературного творчества.
Чем напряженнее и острее становилась политическая атмосфера в стране, чем громче заявляли о своих требованиях и нуждах трудящиеся массы, тем болезненнее переживал Толстой противоречие между призванием художника и страстной потребностью немедленно и в прямой форме отозваться на возникавшиеXXXI XXXII в самой жизни проблемы и события. Однако в своей художественной практике Толстому удавалось преодолеть это противоречие. Когда в повесть «Хаджи-Мурат» органически вошла тема обличения царского деспотизма, «жестокой, безумной и нечестной высочайшей воли», наполнившая его произведение серьезным социальным и жизненным содержанием, она по-настоящему захватила писателя. После почти двух лет колебаний и сомнений Толстой отмечает пробуждение интереса к своему произведению: «Я пишу про Николая Павловича, и очень интересно это мне»[67], — сообщает он брату. Более подробно об этом говорится в письме к М. Л. Оболенской: «Занят я Николаем Павловичем, и как будто уясняется то, что нужно. Это сделалось два дня назад. И мне приятно это. Это, понимаешь, есть иллюстрация того, что я пишу о власти»[68].
Действительно, тема жестокости, порочности, бесчеловечности самодержавной власти, разоблачения лжи, пресмыкательства и подлости придворных кругов придала новому творению Толстого огромный общественный смысл. Жизненная история Хаджи-Мурата, изображенного жертвой деспотического произвола Николая и Шамиля, приобрела глубокое значение, сама повесть — те черты, которые составляют силу и величие русской литературы, литературы критического реализма.
Письма Толстого помогают также уяснить его отношение к современной ему русской литературе, определить круг литературных интересов писателя.
Новейшая русская литература чрезвычайно интересовала Толстого. Он с тревогой и беспокойством наблюдал за усилением в ней декадентских антиреалистических тенденций, с горечью констатировал снижение художественного уровня, идейной значительности произведений многих вступавших в литературу писателей. Работа Толстого над трактатом «Что такое искусство?» потребовала от него основательного и обширного изучения поэзии и прозы русских и западных декадентов. Сложившееся у писателя убеждение, что литература декаданса выражает интересы привилегированной верхушки, что она знаменует собой вырождение культуры, сохранялось им до конца жизни. Подвергая уничтожающей критике поэзию упадка и разложения,XXXII XXXIII Толстой положительно, с большим интересом относился к тем литературным явлениям, в которых реалистический принцип изображения действительности сочетался с значительностью жизненного содержания.
Общедемократический подъем, переживавшийся страной в начале XX века, отразился и на литературной жизни. В России к этому времени определяется целая группа прогрессивных писателей, которые в своем творчестве критиковали пороки и недостатки современного общественного строя, продолжали лучшие традиции классической русской литературы. В годы кануна революции внимание Толстого сосредоточено, главным образом, на творчестве писателей, принадлежащих к этому демократическому лагерю. Он следит за деятельностью возглавляемого М. Горьким прогрессивного издательства «Знание», внимательно читает произведения молодых, еще только входящих в литературу писателей: А. Куприна, Л. Андреева, С. Скитальца, В. Вересаева, живо интересуется А. Чеховым и М. Горьким.
В эти годы происходит также и личное знакомство и сближение Толстого с наиболее выдающимися писателями-современниками. Живя в Гаспре, он много общается с Чеховым и Горьким, видится с Короленко и Скитальцем, знакомится с Куприным.
Сложным и двойственным было отношение Толстого к глубоко оригинальному и своеобразному творчеству А. Чехова. Чехов, с которым Толстой познакомился еще в 1889 году и особенно сблизился летом 1902 года в Крыму, пленяет его духовной красотой своей личности, мягкостью, необычайной нравственной чистотой, но при этом его искренне огорчает полное равнодушие Чехова к религии, его откровенный атеизм. «Видаю здесь Чехова, — сообщает он В. Черткову, — совершенно безбожника»[69]. Еще в 90-е годы Толстой познакомился с рассказами Чехова, и с тех пор его Дневники, Записные книжки и письма пестрят разнообразными упоминаниями о впечатлениях, полученных от чтения произведений этого писателя. Толстой не сомневался, что в лице Чехова русская литература приобрела большого и талантливого художника. «Читаю хорошенькие вещицы Чехова»[70], — записывает он еще в 1889 году. «ЧиталXXXIII XXXIV ли ты Чехова некоторые новые рассказы? — спрашивает он брата, — мне очень нравится»[71]. Он с наслаждением читает и перечитывает «Душечку», даже пишет к ней предисловие, «Беглеца», очень хвалит «Палату № 6», «На подводе» и многое другое, искренне радуется творческим удачам писателя. «Как хорош рассказ Чехова в «Жизни». Я был очень рад ему»[72], — отзывается Толстой в письме к Горькому на появление повести «В овраге».
Несомненно, Чехов открыл Толстому совершенно не известные ему области и стороны жизни. Толстой отлично знал деревенскую Россию, помещичье-дворянскую среду, офицерство, но другие слои общества — мелкий городской люд, чиновники, интеллигенция, обитатели глухой провинции со всеми их житейскими тревогами и треволнениями — оставались Толстому в большой мере неизвестными. Произведения Чехова раскрывали перед ним многие теневые, страшные явления русской действительности, трогали гуманным сочувствием к «низам».
Но в то же время некоторые рассказы Чехова, в которых писатель изображал прозу обыденной жизни, духовное убожество, аморальность, опустошенность людей, искалеченных социальным бесправием, узостью и мелочностью своего существования, отталкивали Толстого. «Читал Даму с собачкой Чехова. Это всё Ничше»[73], — подчеркивает он свое неприятие внутреннего мира и переживаний героев повести, несправедливо обвиняя иx в ницшеанском индивидуализме и аморальности. «От Чехова получил отвращение — безнравственно, грязно»[74], — делится он со своей дочерью М. Л. Оболенской впечатлениями от чтения. Ценя и уважая чеховский талант, Толстой все же не мог глубоко понять внутренний пафос писателя, всегда видеть за артистичностью формы, мастерством рассказа, внешней беспристрастностью изложения — большое общественное и жизненное содержание, острую боль художника за неполноценность, уродливость людей, живущих в затхлой атмосфере отсталой монархической России.
Порой не слышал Толстой и обвинительный, обличительный голос писателя, Только поэтому он мог прийти к такого рода суждениям.XXXIV
XXXV «Разговаривая о Чехове с Лазаревским, уяснил себе то, что он, как Пушкин, двинул вперед форму. И это большая заслуга. Содержания же, как у Пушкина, нет»[75].
Требование от художника религиозно-поучительного элемента, откровенной проповеди, назидательности, предпочтение литературы, изображающей «поэзию деревенской жизни», не раз приводили Толстого к недооценке многих больших явлений мирового искусства, помешали ему в полной мере осмыслить роль Чехова для своего времени, для русской национальной культуры.
Вскоре после появления в издательстве «Знание» первого сборника рассказов молодого писателя А. Куприна Толстой одобрительно отзывается о нем. «Жалею, что тебе не понравился Куприн, — писал он своему брату. — В нем много лишнего, но очень ярко и хороши тон и язык»[76]. С этого времени Толстой постоянный читатель всех появлявшихся в печати произведений Куприна. Он ценил в творчестве Куприна его резкую критику существующего строя, силу демократического протеста против бесправия и унижения простого человека, любовь к нему. Сильное впечатление произвели на Толстого рассказ «Ночная смена», в котором изображается страшная доля солдата в царской армии, а также рассказы «Трус», «Allez», «В цирке» и многие другие.
Относясь в целом положительно к творчеству Куприна, Толстой критиковал такие произведения писателя, в которых проявлялись натуралистические тенденции, цинически-грязно изображалась человеческая личность, ослабевал обличительный пафос писателя. Роман «Яма», некоторые страницы «Поединка» вызывали неодобрение Толстого.
Не прошел Толстой мимо и другого крупного писателя современника, Л. Андреева. Получив от него первый сборник рассказов, вышедших также в издательстве «Знание», Толстой сообщает ему: «Я уже прежде присылки прочел почти все рассказы, из которых многие очень понравились мне. Больше всех мне понравился рассказ: «Жили-были». При этом Толстой заметил, что «конец кажется неестественным и ненужным»[77].XXXV
XXXVI По свидетельству Д. Маковицкого, Толстой положительно отзывался о рассказах «Валя», «На реке», «В темную даль», то есть именно о тех произведениях Андреева, которые отличались реалистической манерой изложения, вниманием к простым людям, их горестям и страданиям. Интересно, что Толстой уже тогда заметил многие из тех черт, которые с большой силой проявились в последующем творчестве писателя: антиреалистические мотивы, надуманность ситуаций и образов, схематизм и манерность. Ценя творчество раннего Андреева, Толстой резко отвергал его более поздние произведения, в которых реакционные идейные и художественные тенденции одержали верх. «Вообще у этого писателя в его первых вещах много очень хорошего, — приводит писатель С. Семенов свою беседу с Толстым. — Наоборот, об андреевских произведениях последнего периода Лев Николаевич говорил, что он их не понимает и удивляется, как может такой талант создавать такие неискренние, искусственные вещи»[78].
Сложным и противоречивым было отношение Толстого к Горькому.
С Горьким Толстой познакомился в 1900 году, когда молодой, только что ставший известным писатель робко переступил порог хамовнического дома Толстых. «Был Горький. Очень хорошо говорили. И он мне понравился. Настоящий человек из народа»[79], — записывает Толстой в своем Дневнике. Первые книги Горького с их необычайным жизненным материалом, новым героем, умением передать его силу, внутреннюю красоту и независимость, оптимистическим пафосом заинтересовали Толстого. «Мы все знаем, что босяки — люди и братья, но знаем это теоретически; он же показал нам их во весь рост, любя их, и заразил нас этой любовью. Разговоры их неверны, преувеличены, но мы всё прощаем за то, что он расширил нашу любовь»[80], — писал Толстой о творчестве молодого Горького. Но Толстой никогда не мог до конца понять исторического значения творчества Горького, хотя, несомненно, видел, что он является самым выдающимся представителем новой русской литературы, не мог полностью сочувствовать его идеям, признать его художественной манеры. Их роднила и сближала общая ненавистьXXXVI XXXVII к самодержавию, к системе социальных отношений в Российской империи, протест против угнетения и эксплуатации народа. Когда Толстой познакомил Горького со своей статьей «К рабочему народу», в которой он в резкой форме выступал против помещичьего землевладения, требовал земли для крестьянства, Горький высоко оценил ее и горячо одобрил. «Лев Николаевич... пишет статью по земельному вопросу, а! Экая силища, экое изумительное понимание запросов дня»[81], — сообщал он в одном из своих писем, после свидания с Толстым в Гаспре. Но вместе с тем их частые встречи во время пребывания Толстого в Крыму, беседы обнаруживали не только горячую искреннюю симпатию и огромное уважение друг к другу, но и серьезные идейные расхождения. И это вполне естественно. Оба гения русской литературы принадлежали к различным историческим эпохам: Толстой — патриархально-крестьянской предреволюционной России, Горький — по образному выражению Луначарского, уже слышал приближение «марша наступающих пролетарских батальонов»[82]. Это различие привело и к недооценке Толстым эстетической и идейной значимости произведений молодого Горького, к неприятию его художественной манеры, романтической приподнятости, его революционного пафоса. Это различие особенно остро сказалось в дни революции 1905 года, когда Горький гневно выступил против реакционной проповеди Толстого, против его теории непротивления злу. Историческая ограниченность мировоззрения Толстого, свойственные ему патриархальные «предрассудки» не позволили ему правильно оценить сущность горьковского творчества. Отсюда его ошибочное утверждение в письме к Коренгольду о том, что «Горький, сколько я понимаю его, не имеет еще никакого определенного мировоззрения», что «он невольно отдает дань модному и в высшей степени мне отвратительному учению ничшеанства»[83].
При всех личных симпатиях, большом интересе к творческой инвидуальности Горького Толстому был чужд и непонятен писатель, который «крепко связал себя своими великими художественными произведениями с рабочим движением России и всего мира»[84].
* * *
В годы приближения революционной грозы Толстой остро чувствовал напряженность переживаемого исторического момента, значительность совершающихся событий. Искренняя озабоченность всем происходящим, горячее участие в судьбах России помогали писателю преодолевать и старческую немощь, и изнурительные болезни, и личные невзгоды. «Условия жизни всё сложнее и сложнее, требований от жизни всё больше и больше, а сил всё меньше и меньше. Огонь догорает, а ветер, задувающий его, всё усиливается»[85], — делился Толстой своими невеселыми размышлениями с «дочкой-другом» T. Л. Сухотиной. Но именно потому, что писатель живо реагировал на эти «требования», его воля к жизни и труду усиливалась. «Огонь» вспыхивал большим пламенем и таил в себе еще огромную силу. «Тело умирает, а ум горит пламенем», — заметил Короленко после свидания с тяжело больным писателем в Гаспре. Толстой создал в эти годы великие художественные произведения, обогатил русскую и мировую литературу подлинными шедеврами, острыми публицистическими статьями, в которых он срывал «все и всяческие маски» с монархического помещичье-буржуазного государства, его общественного кодекса, его культуры и морали.
Мощь и сила толстовского гнева, величие его критики, его заблуждения и утопические иллюзии проистекали из одного источника. В творениях, с мировоззрении гениального писателя отразился процесс созревания к сознательному творчеству и политической борьбе многомиллионного русского крестьянства, русская крестьянская буржуазная революция, «зеркалом» которой его по праву назвал великий вождь пролетариата В. И. Ленин.
С. Розанова.
В настоящий том включены 353 письма Л. Н. Толстого: 158 писем за 1901 год, 195 писем за 1902 год. По автографам печатаются 172 письма, по фотокопиям — 14, по копировальным книгам и копировальным листам, представляющим собой точный отпечаток автографа, сделанный на тонкой бумаге при помощи копировальных чернил и пресса, — 119, по копиям — 42, по печатным текстам — 6. Впервые печатаются 225 писем.
Тексты восьми писем к Софье Андреевне Толстой опубликованы в томе 84 и шестидесяти шести писем к В. Г. Черткову — в томе 88.
При воспроизведении текста писем Л. Н. Толстого соблюдаются следующие правила.
Текст писем Толстого, как правило, воспроизводится с учетом последних исправлений, сделанных автором. Из зачеркнутого в сноске воспроизводятся лишь наиболее существенные варианты, причем знак сноски ставится при слове, после которого стоит зачеркнутое.
Сохраняются все особенности правописания автора, например различное написание одних и тех же слов («тетенька» и «тетинька»), ударения, поставленные им.
Слова, написанные неполностью, печатаются полностью, причем дополняемые буквы ставятся в прямых скобках: «к-ый» — «к[отор]ый»; т. к. — т[ак] к[ак]; б. — б[ыл]. Не дополняются общепринятые сокращения: и т. п., и пр., и др.
Описки (пропуски, перестановки букв, замена одной буквы другой и т. п.) исправляются без оговорок.
На месте не поддающихся прочтению слов в скобках ставится [1 неразобр.], [2 неразобр.], где цифры обозначают число неразобранных слов.XXXIX
XL Скобки автора обозначаются круглыми скобками.
Подчеркнутое автором воспроизводится курсивом.
Сохраняется пунктуация автора, если она не противоречит общепринятым нормам.
Новые абзацы вводятся только в тех местах, где начинается резко отличный по теме и характеру от предыдущего текст, причем каждый раз оговаривается в сноске: Абзац редактора. Знак сноски ставится перед первым словом введенного редактором абзаца.
Письма, публикуемые впервые, а также те, которые ранее печатались неполностью или в переводах на иностранные языки, обозначаются звездочкой.
Все даты по 31 декабря 1917 г. приводятся по старому стилю, а с января 1918 г. по новому стилю.
В примечаниях приняты условные сокращения:
Б, IV — П. И. Бирюков, «Лев Николаевич Толстой. Биография», М.— П. 1923.
ГМТ — Государственный музей Л. Н. Толстого в Москве.
ПТ — «Переписка Л. Н. Толстого с гр. А. А. Толстой», СПб. 1911.
ПТС, I, II — Письма Л. Н. Толстого, собранные и редактированные П. А. Сергеенко, изд. «Книга», I — 1910; II —1911.
ПТСО — Новый сборник писем Л. Н. Толстого, собранных П. А. Сергеенко, под редакцией А. Е. Грузинского, изд. «Окто», М. 1912.
ТП, 2, 3 — «Толстой. Памятники творчества и жизни», 2 — М. 1920; 3 — М. 1923.
ТС — «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка», изд. «Прибой», Л. 1929.
1901 г. Января 1. Москва.
1 Januar 1901.
Lieber Freund,
Ihr höchst interessanter Brief1 war just ein Monat her geschrieben und ich habe ihn längst erhalten, aber bis jetzt hatte nicht Muth und Gesundheit genug um Sie zu antworten. Es tat mir Leid dass ich so lange keine Nachricht von Ihnen hatte und deswegen war es mir eine besondere Freude Ihren Brief zu bekom[m]en und zu erfahren dass Sie wie früher energisch und tapfer in denselben Geiste arbeiten.
Sie haben vollkommen Recht dass die Christliche Weltanschaung in allem Gebieten neue und ganz von der weltlichen Wissenschaft unerwartete Bestimmungen fordert die in allen Richtungen ausgearbeitet werden müssen. Es freut mich sehr dass Sie diese Arbeit unternehmen; ich glaube dass Sie in diese Arbeit viel gutes vollbringen werden und werde mich besonders freuen wenn es mir gegeben wird es zu sehen.
Die Bildung der Gemeinde von Anhänger der Gewaltlosigkeit ist in meiner Ansicht nach ein sehr wichtiger Ereignis und ich werde Ihnen dankbar wenn Sie mir darüber nähere Nachricht geben.
Gott helfe Ihnen in Ihrem Werke.
Ihr Freund
Leo Tolstoy.
1 января 1901
Дорогой друг,
Ваше в высшей степени интересное письмо1 было написано ровно месяц тому назад, и я его давно уже получил, но до сих пор не имел ни бодрости, ни здоровья, чтобы на него ответить. Мне грустно было так долго3 4 не иметь от вас известий, и потому для меня было особой радостью получить ваше письмо и узнать, что вы, как и прежде, энергично и мужественно работаете в том же духе.
Вы совершенно правы, что христианское мировоззрение во всех областях дает новые и совершенно неожиданные для мировой науки заключения, которые во всех направлениях должны разрабатываться. Меня очень радует, что вы предпринимаете эту работу. Думая, что в этой работе вы дадите много хорошего, я буду радоваться, если мне суждено будет это увидеть.
Образование общин непротивления, по моему мнению, очень важное событие, и я буду вам очень благодарен, если вы сообщите мне об этом более подробные сведения.
Помогай вам бог в вашем деле.
Ваш друг
Лев Толстой.
Печатается по машинописной копии.
О Евгении Генрихе Шмите (1851—1916) см. т. 67.
1 Письмо от 1 декабря н. ст. 1900 г.; Шмит сообщал о начатой нм работе о Толстом. Опубликована в 1901 г. в Иене под заглавием: «Leo Tolstoi und seine Bedeutung für unsere Kultur» [«Лев Толстой и его значение для нашей культуры»]. См. письмо № 90.
1901 г. Января 8. Москва.
Получил вчера вашу статью, всю измаранную дух[овной] ценз[урой].1 Кроме незначительн[ых] перемен вымарана: 1) выноска об отмене Х[ристом] ветхозав[етного] зак[она]; 2) от слов: «чтобы дать возможность читателю» и т.д.... (7 1/2 стр.) до слов: «никакой человекоубийца не имеет жизни вечной» и выноску к этому; 3) перед концом — слова: «У нас есть обычай устраивать юбилеи...» до слов: «и не устроить юбилея». (Вместо этого поставлено: «вспомни же того...».)
Как вы решите: печатать ли в таком виде? Жду ответа.
Л. Т.
На обороте: Гробин, Курляндской губернии. Ивану Михайловичу Трегубову.4
5 Открытка. Датируется по почтовому штемпелю.
Об Иване Михайловиче Трегубове (1858—1931) см. т. 66, стр. 124.
1 В декабре 1900 г. Толстой хлопотал о напечатании статьи И. М. Трегубова «Мир мой даю вам, не так, как мир дает». (См. т. 72, письма №№ 437 и 444.) См. также письмо № 66.
1901 г. Января 17. Москва.
Dear Sir,
I was not well when I asked my friend to write to you. Now I am better and am very glad to be able to add a few words with my thanks for your books.1
They are both very nice and the idea to pu[blish] the new testament before the old is very good.
Yours truly
Leo Tolstoy.
Милостивый государь,
Я был нездоров, когда просил моего друга написать вам. Теперь мне лучше, и я очень рад, что в состоянии прибавить несколько слов, чтобы поблагодарить вас за ваши книги.1
Они обе очень хороши, и мысль напечатать новый завет перед старым весьма удачна.
И скренне ваш
Лев Толстой.
Печатается по листу копировальной книги. Приписка к письму П. А. Буланже. Датируется по его пометке на письме адресата.
1 При письме от 18 января н. ст. 1901 г. Б. Ж. Старлей прислал из Ковентри (Англия) свои книги: «Re-arranged Bible» [«Вновь просмотренная библия»], «New Testament» [«Новый завет»]. Книги эти в яснополянской библиотеке не сохранились.
1901 г. Января 14—18. Москва.
Любезный брат,
Вы спрашиваете, что может дать человеку слабому, испорченному, развращенному, как все мы, среди окружающих его со всех сторон соблазнов, что дает такому человеку силу жить христианскою жизнью?5
6 Вместо того, чтобы отвечать, и прежде, чем отвечать на ваш вопрос, я спрошу вас, что собственно означает этот вопрос? Мы так привыкли к этому вопросу, что он кажется нам вполне естественным и понятным, а между тем вопрос не только неестественен и непонятен, но чрезвычайно удивителен и странен для всякого разумного человека, не воспитанного в суевериях церковной веры.
Почему кузнец, кующий железо, или пахарь, пашущий поле, не спрашивает о том, откуда он возьмет силы для исполнения предпринятого дела, а делает его по мере сил своих, — ошибается и старается поправить сделанную ошибку, устает, оставляет на время работу, отдыхает и опять берется за нее. Разве не в том же самом положении всякий раб божий, старающийся жить христианской жизнью, исполнять познанную им волю бога?
Точно так же такой человек, если он искренен, будет по мере сил жить христианской жизнью, исполнять волю бога и, если будет ошибаться, будет поправляться и будет уставать и отдыхать и опять браться за то же дело своей жизни: приближаться по мере сил к тому совершенству отца небесного, которое указано ему.
Вопрос о том, где взять силы для христианской жизни, показывает только то, что людей кто-то уверил в том, что они могут сделаться совершенными, святыми, что для этого есть особенные средства, без своего ежечасного усилия борьбы, падений, раскаяния, подъемов и опять падений и опять подъемов, которые хотя и медленно, но все-таки подвигают человека к цели его жизни: совершенствованию в боге. Это-то суеверие, что человек не постепенными, медленными усилиями приближается к совершенству, а может сразу очиститься и стать святым, есть одно из самых ужасных и зловредных заблуждений, и оно-то усиленно проповедуется всеми церковными верами. Одни уверяют своих учеников, что посредством таинств, как то: крещения, исповеди, причастия, человек освобождается от грехов; другие утверждают, что от грехов освобождает вера в искупление, в то, что Христос-бог своей кровью очистил нас. И те и другие учат, что кроме того очищает нас молитва просительная к богу о том, чтобы он простил нам наши грехи, и не мы бы сами постарались стать лучшими, а чтобы он сделал нас хорошими. Это ужасно глупый и вредный обман. Обман,6 7 во-1-х, в том, что человек может сделаться совсем чистым. Это ложь. Человек не может быть совершенным и безгрешным, он может только более или менее приближаться, и в этом приближении весь смысл его жизни. В этом жизнь. Я даже думаю, что жизнь после смерти будет состоять хотя и в совершенно другом виде, но опять только в приближении к совершенству. В этом жизнь и в этом радость жизни. Обман, во-2-х, в том, что есть какое-то средство, кроме своего усилия, посредством которого мы можем совершенствоваться. Верить тому, что есть такие средства, полагаться на таинства, веру в искупление или молитву для совершенствования, всё равно, что кузнецу, когда у него в руках железо и молот, и есть наковальня, и горно разожжено, придумывать помимо того, чтобы бить молотом по железу, средство ковать его или просить бога о том, чтобы он дал ему силы работать.
Просить бога и придумывать средства, как совершенствоваться, можно бы было только тогда, если бы были какие-либо преграды для этого дела и сами бы не имели сил: если бы кузня была заперта, угля и железа бы не было, или не было сил поднять молот. То же и в деле совершенствования, или христианской жизни, или исполнения воли бога. Бог не требует от нас того, чего мы не можем делать, а напротив, он озаботился о том, чтобы дать нам всё, что нам нужно для исполнения его воли. Мы здесь, в этом мире, как на постоялом дворе, в котором хозяин устроил всё, что нам, путешественникам, точно нужно, и сам ушел, оставив наставление, как нам вести себя в этом временном приюте. И мука, и вода, и дрова, всё, что нам нужно, есть тут, так какие же нам еще придумывать средства и о чем просить? Только бы исполнять то, что нам предписано. Так и в нашем духовном мире: всё нужное нам дано нам, и дело только за нами. Понятно, что если мы хотим быть сразу святыми или чувствовать себя оправданными, нам нужны особенные средства и просить об этом бога. Если мы хотим быть богатыми, хотим, чтобы наши друзья и мы сами не болели и не умирали, чтобы у нас были всегда хорошие урожаи и чтобы враги наши были уничтожены, тоже нам надо просить обо всем этом бога, как просит об этом Давид в своих псалмах и как просят об этом в наших церквах. Но ведь бог ничего этого не предназначал нам: он не только не предписал нам быть праведными, безгрешными, но, напротив, дал нам жизнь, смысл которой только в том, чтобы7 8 мы сами освобождались от своих грехов и приближались к нему, и не предназначал нас быть богатыми, безболезненными и бессмертными,1 а дал нам испытания, бедность, болезни, смерти друзей и свою именно затем, чтобы научать полагать свою жизнь не в богатстве, здоровьи и этой временной жизни, а в служении ему, и дал нам врагов не затем, чтобы мы желали их погибели, а затем, чтобы мы научились уничтожать врагов любовью. Так что придумывать какие-то особенные средства спасения и просить бога нам не о чем. Всё, что нам нужно, дано нам, если мы только следуем указаниям нашей совести и бога, выраженным в евангелии. В-3-х, обман этот особенно вреден тем, что люди, поверившие в то, что они своими силами не могут исполнять волю бога и жить хорошо, перестают работать над собою, и не только перестают работать, но теряют возможность совершенствоваться. Стоит человеку увериться, что он не может сделать того, что ему нужно делать, и у него опустятся руки, и он действительно будет не в состоянии сделать нужное; стоит человеку увериться, что он болен, и он станет болен. Порченые оттого кричат, что они верят, что они порченые. Пьющие запоем оттого не исправляются, что уверены, что они не могут воздержаться. Нет более безнравственного и вредного учения, как то, что человек не может совершенствоваться своими силами.
Совершенно подобное рассуждение о необходимости какой-то внешней силы для христианской жизни существует и о необходимости какого-то несомненного доказательства совершенной истинности того, что мы знаем о боге, его воле. Там говорится, что есть что-то такое, что дает человеку силу жить христианской жизнью и исполнять волю бога. Тут же говорится, что есть что-то такое, почему я наверное узнаю, что то, что мне говорит мой разум, есть истина. И как там предполагается, что есть какое-то внешнее средство, посредством которого можно достигнуть святости помимо личного усилия, так и здесь2 предполагается, что существует какое-то средство познать истину помимо личного усилия разума и истину полную, совершенную. Но ведь это так же невозможно, как увидать свет без глаз. Истина есть то, что познается усилиями и ничем другим познаваться не может. И истина, познаваемая разумом человеческим, никогда совершенною быть не может, а только более или менее приближается к совершенной истине и может быть высшей доступной человеку истиной, но никогда не может8 9 быть совершенной истиной; не может быть совершенной истиной уже по тому одному, что жизнь как всего человечества, так и отдельного человека вся проходит и даже состоит в достижении всё более и более совершенной истины и в большем и большем исполнении ее. Превратное и нелепое понятие о том, что человеческий разум своими усилиями не может приближаться к истине, происходит от такого же ужасного суеверия, как и то, по которому человек не может без помощи извне приближаться к исполнению воли бога; состоит суеверие это в том, что полная, совершенная истина для христиан открыта богом сначала на горе Синае, а потом разными пророками Иудейского народа, потом Христом, апостолами, соборами, церковью, для браминов открыта в Ведах, для магометан в Коране; суеверие это ужасно, во-1-х потому, что оно извращает самое понятие об истине, во-2-х потому, что, раз признав за несомненную истину все те нелепости и гадости, которые приняты за откровение бога в писаниях, приходится еще больше извращать здравый смысл, чтобы оправдать все эти гадости и глупости, а в-3-х потому, что, признав источником истины непогрешимое внешнее откровение, человек перестает верить единственному средству познания истины усилием своего разума. Человек, поступающий так, делает то же, что сделал бы человек, отыскивающий путь, если бы он вместо того, чтобы делать всевозможные усилия для узнания пути, закрыл бы глаза и отдался руководству того человека, который первый взялся бы проводить его. Говорят: как же верить разуму, когда мы видим, что люди, руководимые разумом, ошибаются. Сначала, говорят, человек по разуму видел истину в православии, потом по разуму же видел истину в баптизме, потом по разуму же стал видеть истину в признании Христа человеком. Стало быть, говорят, разум может ошибаться и нельзя доверять ему. Почему же? — Когда человек верил в православие и разум его не указывал ему ничего более истинного, он познавал высшую для него истину, потом он познал более высокую истину и был прав, признавая ее. Точно так же он был прав, познав еще более высокую или чистую истину. То, выше, яснее, истиннее чего человек не может видеть и представить себе, то для него и есть истина. Очень может быть, что было бы очень хорошо и желательно, чтобы люди все сразу познали бы одну и ту же совершенную истину (хотя если бы это было, то жизнь прекратилась9 10 бы), но если и допустить, что это было бы желательно, то ведь не всё делается так, как мы желаем. Очень, может быть, желательно неразумным людям, чтобы люди не болели бы, или чтобы было средство, которое лечило бы от всех болезней, или чтобы все люди говорили на одном языке (все по-русски), но ведь это не сделается оттого, что мы вообразим, что все люди вылечиваются от нашего лекарства или все говорят и понимают по-русски. Если мы вообразим это, то только самим себе сделаем хуже, так же как мы самим себе делаем хуже, когда воображаем, что вся полная и вечная истина открыта нам в писании, предании или церкви. Воображать это уже потому особенно глупо, что рядом с нами мы можем видеть людей, которые воображают, что истина, полная и вечная, открыта им, а не нам, как это воображают буддисты, магометане и др. Особенно же вредно такое ложное воображение п[отому], ч[то] оно более всего другого разъединяет людей. Люди должны бы всё более и более соединяться, как учит Христос, а такие учения об откровениях всего более разъединяют людей. Кроме того, надо понять, что, хотим мы этого или не хотим, помимо разума никакая истина не может войти в душу человека. Если человек верит в откровение, то и тогда он верит только п[отому], ч[то] разум его сказал ему, что надо верить в такое или такое откровение, в магометанское, буддийское или христианское. Разум всё равно, что грохот или сито, которое прилажено к молотилке и веялке, так что зерно нельзя получить иначе как через этот грохот. Может быть, сквозь грохот проходил и проходит сор, но другого средства нет, и для того, чтобы получить чистое зерно, надо еще и еще пропускать хлеб и всё только через грохот разума, и другого нет средства. Если же мы вообразим, что у нас может быть чистое зерно без просевки, то мы обманем сами себя и будем питаться сором вместо хлеба, как это и происходит с церковниками. Так что не надо воображать, что всё делается, как мы хотели бы, а надо понимать, что всё делается так, как это установлено богом. А установлена богом жизнь человеческая так, что люди не могут познать всей истины, а постоянно приближаются к ней и, познавая ясней и ясней единую истину, всё более и более сближаются между собой.
Вы спрашиваете еще мое суждение о личности Христа, считаю ли я его богом? Христа я считаю таким же человеком, как и все мы, считать же его богом считаю величайшим кощунством.10
11 Христа я считаю человеком, но его учение почитаю божеским настолько, насколько оно выражает божеские истины. Я не знаю выше учения. Оно дало мне жизнь, и я стараюсь, сколько могу, следовать ему. О рождении Христа ничего не знаю, да и не нужно знать.
О загробной жизни мы знаем, что она есть, что жизнь не кончается смертью, о том же, какая будет эта жизнь, нам знать не дано, п[отому] ч[то] и не нужно нам. Под фарисеями я разумею преимущественно духовенство, под книжниками разумею ученых, не верующих в бога.
Насчет ядения тела и питья крови думаю, что место это в евангелии самое неважное и означает или усвоение учения или воспоминание, но ни в том, ни в другом случае не имеет важности и ни в каком случае не значит то, что подразумевают церковные изуверы.
Я, как умел, изложил мое понимание этого места в кратком изложении евангелия.
Брат ваш3
14 янв. 1901 г.
В письме моем я говорил о бесполезности молитвы как для осуществления наших желаний по отношению событий внешнего мира, точно так же и для внутреннего мира, для своего усовершенствования. О внешних событиях: о том, чтобы пошел дождь, или был жив любимый мною человек, или я был здоров и не умер, нельзя молиться потому, что эти события происходят по законам, установленным богом раз навсегда и так, что если мы поступаем как должно, то они всегда благодетельны для нас. Всё равно, как если бы добрый человек построил мне дом с крепкими стенами и крышей, защищающими меня, а я бы по прихоти своей желал расширить или переменить положение стен и просил об этом. О внутреннем же своем совершенствовании нельзя молиться, п[отому] ч[то] нам дано всё то, что нужно для нашего совершенствования, и прибавлять к этому ничего не нужно и нельзя.
Но то, что просительная молитва не имеет смысла, не значит то, что нельзя и не нужно молиться. Напротив, я считаю, что невозможно жить хорошо без молитвы и что молитва есть необходимое условие и доброй, и спокойной, и счастливой11 12 жизни. В евангелии указано, как должно молиться и в чем должна состоять молитва.
В каждом человеке есть искра божия, дух божий, каждый человек есть сын божий. Молитва состоит в том, чтобы, отрешившись от всего мирского, от всего, что может развлекать мои чувства (магометане прекрасно делают, когда, входя в мечеть или начиная молиться, закрывают пальцами глаза и уши), вызвать в себе божеское начало. Самое лучшее для этого то, чему учит Христос: войти в клеть и затвориться, т. е. молиться в полном уединении, будет ли оно в клети, в лесу или в поле. Молитва в том, чтобы, отрешившись от всего мирского, внешнего, вызвать в себе божественную часть души, перенестись в нее, посредством нее вступить в общение с тем, кого она есть частица, сознать себя рабом бога и проверить свою душу, свои поступки, свои желания по требованиям не внешних условий мира, а этой божественной части души. И такая молитва бывает не праздное умиление и возбуждение, которое производят молитвы общественные с их пением, картинами, освящениями и проповедями, а всегда помогает жизни, изменяя и направляя ее. Такая молитва есть исповедь, поверка прежних и указание направления будущих поступков. Положим, меня оскорбили, и я питаю недоброжелательство к человеку и желаю ему зла и не желаю сделать ему то добро, которое могу; или я потерял имущество или любимого человека, или живу, поступая несогласно с своей верой. Если я не молюсь по-настоящему, а продолжаю жить в рассеянии, я не избавлюсь от того мучительного чувства недоброжелательства к оскорбившему, точно так же потеря имущества или любимого человека будет отравлять мне жизнь, и, собираясь поступить не так, как мне велит моя совесть, я буду тревожен. Но если я сам с собой и с богом проверю себя, всё изменится: я обвиню себя, а не врага, и буду искать случая сделать ему добро; потери свои я приму как испытанье и буду стараться с покорностью переносить их и в этом найду утешение и в поступках своих разберусь, не буду, как прежде, скрывать от себя то несоответствие моей жизни с моей верой, а буду, каясь, стараться привести их к единству и в этом старании найду успокоение и радость.
Но вы спросите: в чем же должна состоять молитва? Христос дал нам образец молитвы в «Отче наш», и молитва эта, напоминая нам сущность нашей жизни, состоящую в том, чтобы быть12 13 в воле отца и исполнять ее, и самые обычные грехи наши, осуждение и непрощение братьев, и главные опасности нашей жизни — искушения, до сих пор остается лучшей молитвой и самой полной из всех, какие я знаю. Но кроме этой молитвы, истинная, уединенная молитва состоит еще и из всего того, что в словах других мудрых и святых людей или в своих собственных возвращает нашу душу к сознанию своего божеского начала и к более живому и ясному выражению требований своей совести, т. е. божеской природы, и поверки по этим требованиям своих прошедших и будущих поступков. Так что молитву уединенную и восстановляющую божественность души я не только не отрицаю, но считаю необходимым условием жизни духовной, т. е. истинной. Отрицаю я молитву общественную, кощунственную, с пением, образами, свечами и даже представлениями, и молитву просительную. Я часто удивляюсь, каким образом может существовать эта общественная и просительная молитва среди людей, называющих себя христианами, когда Христос прямо и положительно сказал, что молиться должно уединенно, а что просить ни о чем не нужно, п[отому] ч[то], прежде чем откроете рот, отец ваш знает, что вам нужно.
Про себя я вам скажу, вовсе не думая о том, что это для всех хорошо и так нужно всем делать, а что я уже давно взял привычку молиться каждый день поутру в уединении. И эта моя ежедневная молитва такова: Отче наш, иже ecu на небесех, да святится имя твое. И после этого я прибавляю: Имя твое есть любовь, бог есть любовь. Пребывающий в любви пребывает в боге, и бог в нем. Бога никто не видит нигде, но если мы любим друг друга, то он пребывает в нас, и любовь его в нас совершилась. Если кто говорит: люблю бога, но брата своего ненавидит, тот лжец, ибо не любящий брата своего, которого видит, как может он любить бога, которого не видит. Братья, будем любить друг друга. Любовь от бога, и любящий каждый от бога и знает бога, п[отому] ч[то] бог есть любовь.
Да приидет царствие твое, и я прибавл[я]ю: ищите царствия божия и правды его, а остальное приложится вам. Царствие божие внутри вас есть.
Да будет воля твоя, яко же на небеси, так и на земли; прибавляю: веришь ли ты в то, что ты в боге и бог в тебе? Верю.13
14 Веришь ли ты в то, что жизнь твоя в том, чтобы увеличивать в себе любовь? Верю. Помнишь ли ты то, что ты нынче жив, а завтра помер? Помню. Правда ли то, что ты не хочешь жить для похоти личной и для славы людской, а для исполнения воли бога? Правда, хочу жить только для этого. Не моя воля да будет, но твоя. И не то, что я хочу, а то, что ты хочешь, и не так, как я хочу, а так, как ты хочешь.
Хлеб наш насущный даждъ нам днесь; прибавляю: пища моя в том, чтобы творить волю пославшего меня и сотворить волю его. Отвергнись от себя, возьми крест свой на каждый день и следуй за мной. Возьмите иго мое на себя и научитесь от меня, яко кроток, смирен сердцем, и найдете покой душам вашим, ибо иго мое благо и бремя мое легко.
И остави нам долги наша, яко же мы оставляем должникам нашим; прибавляю: и не простит вам отец ваш прегрешения ваши, если каждый из вас не простит брату своему все прегрешения его.
И не введи меня во искушение; прибавляю: берегись искушений похоти, тщеславия, нелюбви, объядения, блуда, славы людской. Не твори милостыни перед людьми, чтобы левая рука не знала, что делает правая. И не надежен для царствия божия взявшийся за плуг и оглядывающийся назад. Радуйся тому, что тебя ругают и срамят.
Но избави нас от лукавого, берегись зла, выходящего из сердца: злые помыслы, убийства (всякое недоброжелательство к человеку), кражи (пользование тем, что не заработал), любодеяние, прелюбодеяние (хотя и мысленно), лжесвидетельства, хуления. И мы знаем, что мы перешли от смерти в жизнь, если любим брата своего. Не любящий брата своего не имеет жизни вечной, пребывающей в нем.
Так я молюсь каждый день, применяя к своим делам и своему душевному состоянию слова этой молитвы. Иногда более задушевно, иногда менее. Но кроме этой молитвы, я молюсь еще, когда один сам с собой читаю мысли мудрых и святых людей, не одних христиан и не одних древних, и думаю, отыскивая перед богом то дурное, что есть в моем сердце, и стараюсь вырвать его. Стараюсь также молиться и в жизни, когда я с людьми и меня захватывают страсти. Вот тут я стараюсь вспомнить то, что происходило в моей душе во время молитвы уединенной, и чем искренней была молитва, тем легче удерживаюсь от дурного.14
15 Вот всё, что я хотел сказать вам о молитве, чтобы вы не думали, что я отрицаю ее.
Брат ваш Лев Толстой.
18 янв. 1901 г.
Написано и датировано рукой Ю. И. Игумновой, подпись собственноручная. В ГМТ хранится черновик-автограф, почти не отличающийся от подлинника. Черновик состоит из двух самостоятельных писем, подписанных и датированных 14 и 18 января 1901 г.
Впервые опубликовано, с незначительными изменениями текста, без обращения и без указания фамилии адресата, с датой: «8 января 1901 г. », в брошюре: Л. Н. Толстой, «О разуме, вере и молитве. Три письма». Изд. «Свободное слово», Christchurch, 1901, № 71.
О Василии Кузьмиче Заволокине (р. 1862) см. т. 72, стр. 529—530. Письмо Заволокина, на которое отвечает Толстой, неизвестно.
1 Это слово восстановлено по черновику-автографу. В подлиннике: беспорочными
2 Конец этой и следующие пять фраз печатаются по вставке, приложенной к письму (написана рукой Ю. И. Игумновой). В самом письме они в несколько иной редакции.
3 В подлиннике подписи нет. В черновике-автографе — полная подпись и собственноручная дата.
1901 г. Января 18. Москва.
Москва. 17/30 янв. 1901.
Дорогой Алексей Францевич,
Лев Николаевич получил ваше письмо от 19.I.01 и просит меня ответить поскорее на поставленные вами вопросы. Он и сам ответил бы, но последнее время вообще чувствует себя нездоровым, в частности, особенно, недомогает последние дни.
1. Фамилия немецкого профессора, составившего соединение 4 евангелий, — Verus.1
2. Немецкий роман из крестьянской жизни, о котором вам говорили, называется «Büttnerbauer» и принадлежит фон-Polenz.2
3. Что касается издания ваших статей, Л[ев] Н[иколаевич] ничего не имеет против напечатания в новом издании введения к книге «Ч[то] т[акое] иск[усство]?» и вообще рад способствовать такому изданию, только едва ли он будет в состоянии написать те несколько слов, о которых вы упоминаете.3
4. Относительно же вообще издания его сочинений я могу сказать, что, насколько я мог наблюдать, вопрос такой всегда для него тяжел. С одной стороны, Л[ев] Н[иколаевич] неоднократно заявлял, что он предоставляет всякому право издания его сочинений, а с другой стороны, для15 16 лиц, интересующихся получить неискаженные оригиналы и переводы его сочинений, он указал представителя своего за границей Черткова, к которому всегда и направляет в таких случаях.
Так что в данном случае он вполне сочувствует всякому изданию, могущему иметь большое распространение, указывает на Черткова, который имеет все неискаженные оригиналы, и надеется, что вы сумеете избегнуть всего того, что могло б вредно отразиться на деятельности «Free Age Press».4
Желаю всего лучшего вам, Луизе Яковлевне,5 Марье Яковлевне6 и Наталье Александровне.7
Преданный вам П. Буланже.
Я был совсем нездоров, любезный друг Моод, когда просил П[авла] А[лександровича] написать вам за меня. Теперь мне лучше, и я приписываю, чтобы сказать вам несколько слов: а именно, что издание ваших переводов моих писаний мне может быть только приятно, потому что ваши переводы очень хороши, и я лучших не желаю, но что вы мне сделаете большое удовольствие, если, как вы и пишете, переговорите об этом с Чертковым, так, чтобы ваше издание не повредило изданию «F[ree] A[ge] P[ress]». Мое одобрение ваших переводов в письмах, разумеется, можете поместить.
Прощайте пока, желаю вам всего хорошего. Нездоровье мое состоит в скрытой лихорадке, производящей большую слабость и временно усиливающую мою обычную болезнь печени.
Когда нахожусь в хорошем душевном состоянии, то радуюсь наступающему освобождению от тела. Когда же увлекаюсь желанием сделать задуманное, жалею, что не имею силы. Привет вашей жене, Мар[ье] Як[овлевне] и Нат[алье] А[лександровне].
Ваш друг
Лев Толстой.
18 января.
Печатается по фотокопии с автографа. Приписка к письму П. А. Буланже. Отрывок в переводе на английский язык опубликован в книге Моода «The Life of Tolstoy. Later Years», London, 1910, стр. 571.
Об Алексее (Эйльмере) Францевиче Мооде (1858—1938) см. т. 71.
1 Verus, «Vergleichende Uebersicht der vier Evangelien», Leipzig [Bepyc, «Сравнительный обзор четырех евангелий», Лейпциг], 1897. См. письмо к П. И. Бирюкову от 1 августа 1899 г., т. 72.
2 Вильгельм фон Поленц, «Крестьянин» [«Der Büttnerbauer»]. Cм. письмо № 229.16
17 3 Лондонский издатель Грент Ричардс (Grant Richards) предложил Мооду издать отдельной книгой его статьи о Толстом. «Не смея просить хотя бы несколько строк предисловия», Моод просил разрешения напечатать отзывы о его предисловии к трактату «Что такое искусство?» и очерке о трактате, содержащиеся в письмах Толстого к нему 1898 г. (см. т. 71). См. письма 76 и 104.
4 В письме от 19 января н. ст. Моод сообщил о предложении Грента Ричардса осуществить издание полного собрания сочинений Толстого под редакцией Моода, с непременным условием сохранения авторского права на переводы, что противоречило принципам В. Г. Черткова и учрежденного им издательства «The Free Age Press». Об этом издательстве см. т. 72, стр. 473.
5 Луиза Яковлевна Моод, жена Эйльмера Моода, переводчица произведений Толстого.
6 Мария Яковлевна Шанкс (р. 1866), сестра Л. Я. Моод. См. о ней т. 72, прим. 3 к письму № 41.
7 Наталья Александровна Иенкен (Jenken, 1863—1927), художница, подруга М. Я. Шанкс. См. о ней т. 72, прим. 2 к письму № 41.
1901 г. Января 18. Москва.
18 янв. 1901. Москва.
Любезные братья
Василий Потапов и Иван Пономарев,
Получил ваше письмо от 31 декабря, но до сих пор не отвечал оттого, что был нездоров. Мое мнение о тех трех статьях, по которым у вас несогласие с канадским правительством, мнение мое такое:
Первая статья о том, чтобы вам владеть землею сообща, а не отдельно, очень важная, и, по-моему, вам надо употребить все усилия, чтобы добиться нарезки и укрепления не порознь на каждое лицо, а на всю общину. Я думаю, что если [между] вами есть согласие, то в крайнем случае можно даже принять землю отдельно, но владеть ею сообща. Если же согласия нет, то и при общинном владении не будет толка. Вы сами знаете, любезные братья, что вся сила не во внешних делах, а во внутреннем духовном состоянии, и потому больше всего вам в вашей новой жизни со всеми ее соблазнами надо стараться удержать в своей общине тот дух христианской жизни и братства, за который вы и были изгнаны из отечества и который дороже всех благ мира.17
18 Остальные две статьи о записке новорожденных, умерших и брачущихся, мне кажется, совсем не важны, и можно согласиться исполнять их, так как они ни в чем не противны христианской жизни.
От П[етра] В[асильевича]1 не имею писем уже очень давно, но слышал о нем недавно через знакомого, которому он писал.2 Он жив и здоров. Получив от Бодянского3 письмо о женах якутских, кот[орые] желают ехать к мужьям, я послал это письмо государю и сам написал ему, прося его отпустить в Канаду сосланных.4 На письмо до сих пор не получил никакого ответа и не имею надежды на успех. Напишите мне, как вы думаете об отъезде жен сосланных?
Брат ваш Лев Толстой.
Печатается по листам копировальной книги. Впервые опубликовано в Б, IV, стр. 19.
Ответ на письмо духоборов В. Потапова и И. Пономарева от 31 декабря н. ст. 1900 г. (получено в Москве 11 января 1901 г.), с сообщением о последних столкновениях духоборов с канадским правительством (духоборы настаивали на отмене для них частной собственности на землю и на отмене регистрации актов гражданского состояния).
1 П. В. Веригин.
2 Возможно, что Толстой имеет в виду М. О. Меньшикова. См. прим. к письму № 12.
3 Александр Михайлович Бодянский. См. о нем т. 66, стр. 319.
4 См. письмо к Николаю II от 7 декабря 1900 г., т. 72.
1901 г. Января 19? Москва.
Дорогой Дмитрий Абрамович,
Очень рад был узнать про вас. Не сетуйте на меня за то, что иногда не отвечаю. Кроме большого числа писем, становлюсь слаб и мало умственно деятелен.
Мож[ет] б[ыть], это от старости, а мож[ет] б[ыть], от нездоровья, к[оторое] испытываю уж 3 месяца. Во всяком случае, это приближение освобождения от тела, чему в хорошие минуты радуюсь.18
19 Поручение ваше исполню: прочту и попытаюсь поместить, но вперед говорю, что имею мало надежды, судя по тому, что Меньшиков не принял.1
Насчет вашего рассказа, отданного в Ниву, можете быть совершенно покойны. Мое участие состояло только в том, что я отослал с письмом.2
Прощайте пока, привет вашей жене.3
Желаю вам всего хорошего, кото[рое] только внутри нас. Я верю, что мир так устроен, что все матерьяльные страдания возмещаются духовными радостями, если только мы как должно принимаем их. Вот этой веры желаю вам.
Лев Толстой.
18 янв. 1901.
Печатается по листам копировальной книги. Дата Толстого ошибочна. Датируется по времени получения Толстым письма Литошенко от 17 января 1901 г.: «19 января 1901 г.» (почт. шт.).
О Дмитрии Абрамовиче Литошенко см. т. 71.
1 При письме от 17 января 1901 г. Литошенко прислал на отзыв свой рассказ, который забраковали в редакции «Недели».
2 Рассказ Литошенко «Странствующий дворянин» Толстой в 1899 г. отправил для опубликования А. Ф. Марксу, издателю «Нивы». Рассказ напечатан не был (см. письма к Д. А. Литошенко 1899 г., т. 72). Родные Литошенко предполагали, что Толстой и не отсылал этого рассказа издателю, прислав свои деньги якобы как гонорар.
3 Ольга Андреевна Литошенко.
1901 г. Января 20. Москва.
20 января 1901. Москва.
Дорогой брат Петр Васильевич,
Пересылаю вам по желанию Бодянского письмо его к вам, касающееся вас и братьев, живущих в Канаде. Я совершенно согласен с ним, что если и существует среди духоборов такое дикое суеверие, по которому они приписывают вашей личности сверхъестественное значение, то даже и в виду пользы, кот[орую]19 20 можно извлечь из такого суеверия, благотворно влияя на слабых людей, не следует поддерживать его, в чем я вперед уверен, вы тоже совершенно согласны, и что если такое суеверие существует, то оно существует помимо вашей воли. Не согласен я только с Бод[янским] в том, что он допускает исключительное по оказываемому ими влиянию некоторых лиц. Я думаю, что это не так, и в христианском обществе все равны и все поучаются друг у друга: старый у молодого, образованный у неученого и умный у недалекого умом, и даже добродетельный у распутного. Все поуча[ю]тся друг у друга, смотря по тому, через кого в данное время говорит дух божий. Особенных людей нет: все грешны и все могут быть святы. Сведения, кот[орые] он (Бодянский) сообщает о жизни братьев в Канаде, судя по тому, что я слышу от приехавших оттуда, справедливы, но я думаю, что он слишком строг к ним и что в них не угасает огонь религиозного служения богу жизнью. Если же когда и затемняется, то наверное разгорится с новою силою. Прилагаю вам еще письмо ко мне Поном[арева] и Потап[ова],1 из кот[орого] вы увидите, чем они озабочены.
Я очень сожалею о том, что давно не имею от вас известий. Я писал,2 но, видно, путь, по кот[орому] я писал, не верен. Я и друзья наши помним о вас, и я, по крайней мере, не перестаю пытаться уговорить правительство, чтобы оно отпустило вас и других сосланных. На днях сделал новую попытку, написав об этом письмо государю.3 И не знаю, что из этого выйдет. Думаю, что ничего. Буду пытаться еще. Прощайте, братски приветствую вас.
Лев Толстой.
Прилагаю письмо к вам братьев.4
Печатается по листам копировальной книги. Впервые опубликовано в Б, IV, стр. 19—20.
О Петре Васильевиче Веригине (1862—1924) см. т. 68.
1 Очевидно, копия письма к Толстому В. Потапова и И. Пономарева от 31 декабря н. ст. 1900 г. См. письмо № 7.
2 Это письмо Толстого к П. В. Веригину неизвестно.
3 См. прим. 4 к письму № 7.
4 В копировальном листе два последние слова плохо отпечатались. В «Биографии» П. И. Бирюкова и в машинописной копии напечатано: «квакерам». Очевидная ошибка: вероятно, имелось в виду письмо канадских духоборов на имя Веригина.
1901 г. Января 20? Москва.
Вот, дорогой Михаил Осипович, письма, кот[орые] очень бы нужно было переслать Веригину. Мой адрес, очевидно, совсем не годится. Не будете ли вы так добры устроить это?
Письмо это передаст вам сын Миша. Скажите ему, что вы решите.
Любящий вас Л. Толстой.
Датируется по письму к П. В. Веригину от 20 января 1901 г. и по отметке рукой неизвестного на подлиннике комментируемого письма (видимо, дата получения): «22.I.01».
О Михаиле Осиповиче Меньшикове (1859—1919) см. т. 68.
Толстой надеялся, что Меньшиков, знавший о подготовке ученой экспедиции из Петербурга на берега Печоры, мог этим путем устроить пересылку писем в Обдорск П. В. Веригину. См. письмо № 20.
1901 г. Января 24. Москва.
Да, было время, что я надеялся побывать у вас, и очень радовался этому. Мне так душой хорошо у тебя и Маши.1 Но теперь и не мечтаю. С того времени — 4-й месяц, как поехал к Тане в Кочеты2 и прищемил палец дверью вагона, так что ноготь сошел и до сих пор не вырос, — чувствую, что вдруг опустился сразу ступени на три старости; кроме маленьких физических недугов, главное то, что нет охоты писать, и я, к стыду своему, нет-нет да и пожалею об этом. Так я привык к этой работе. И иногда кажется, что нужно еще что-то сказать. Но это всё вздор. И без меня всё скажут, и людей много и времени впереди много.
Читаю много и газет и книг. Но рекомендовать ничего не могу: нешто Мопасан Les dimanches d’un bourgeois de Paris.3 Хорошо написано и забавно. Постараюсь прислать тебе, а из так называемого серьезного: «Буддийские Сутты», перевод Герасимова.4 Для возбуждения желчи читаю Ничше. Стоит прочесть, чтобы ужаснуться перед тем, чем восхищаются. —
Я рад, что Верочка5 с вами. Маша мне немножко пишет про нее. Целую ее и очень жалею, что не пришлось повидаться. Таню ждем к сватьбе или скоро после. Сватьба (Мишина) будет21 22 31-го. Смотрю на них, на всю их глупость молодую и стараюсь вспоминать свою глупую молодость, чтобы не осуждать их.6
Мне хорошо в своей внутренней жизни и всё становится лучше и лучше, всё больше и больше научаешься не осуждать людей и во всем, что случается, видеть для себя урок испытания и приготовления. Далеко до лета, а очень хотелось бы повидаться с тобой. Это одна из радостей моей жизни.
Привет Мар[ье] Мих[айловне]. Надеюсь, она не сердится на меня. Прощай.
Л. Толстой.
24 января 1901.
Не верь газетчикам. Они печатают известия о здоровье и болезни, чтобы наполнить столбцы, а добрых людей тревожить.
О Сергее Николаевиче Толстом (1826—1904) см. т. 59, стр. 30—32.
Ответ на его письмо от 19 января 1901 г. по поводу появившегося в «Русском слове» (№ 16 от 17 января) сообщения о нездоровье Толстого.
1 М. Л. Оболенская жила в Пирогове, по соседству с С. Н. Толстым.
2 Толстой пробыл у T. Л. Сухотиной в Кочетах Орловской губ. с 17 октября по 2 ноября 1900 г.
3 Ги де Мопассан, «Воскресные прогулки парижского буржуа».
4 «Буддийские Сутты». В переводе с пали проф. Рис-Дэвиса, с примечаниями и вступительной статьей. Русский перевод и предисловие Н. И. Герасимова, М. 1900. Толстым сделан в книге ряд пометок (сохранилась в яснополянской библиотеке).
5 Вера Сергеевна Толстая, дочь С. Н. Толстого.
6 Михаил Львович Толстой (1879—1944) женился 31 января 1901 г. на Александре Владимировне Глебовой (р. 1880).
1901 г. Января 24. Москва.
Дмитрий Федорович,
Передаст Вам это письмо князь Илья Петрович Накашидзе,1 мой приятель и человек, пользующийся всеобщим уважением и потому заслуживающий внимания к своим словам. С его братом, прекрасным юношей, чистым, нравственным, ничего никогда не пьющим,* случилась ужасная, возмутительнейшая история, виновниками которой полицейские чины.2
Судя по тому, что случилось с молодым Накашидзе, каждый из нас, жителей Москвы, должен постоянно чувствовать себя в опасности быть осрамленным, искалеченным и даже убитым (молодой Накашидзе теперь опасно болен) шайкой злодеев, которые под видом соблюдения порядка совершают безнаказанно самые ужасные преступления.
Я вполне уверен, что совершенное полицейскими преступление будет принято вами к сердцу и что Вы избавите нас от необходимости давать этому делу самую большую огласку и сами примете меры к тому, чтобы все полицейские знали, что такие поступки некоторых из них не одобряются высшим начальством и не должны повторяться.
Пожалуйста, потрудитесь прочесть описание, сделанное пострадавшим. Оно носит такой характер правдивости, что, и не зная лично этого молодого человека, нельзя сомневаться в истинности его показаний.
Желаю вам всего хорошего. Лев Толстой.
Москва. 24 января 1901.
* Говорю об этом потому, что его обвинили в пьянстве.
Печатается по листам копировальной книги. Впервые опубликовано в Б, IV, стр. 20.
Дмитрий Федорович Трепов (1854—1906) — московский обер-полицмейстер, с 1905 г. петербургский генерал-губернатор и затем товарищ министра внутренних дел; реакционер, жестоко подавлявший революционное движение.
1 Об И. П. Накашидзе см. т. 70.
2 Проходя однажды вечером по улице, брат И. П. Накашидзе, Александр Петрович Накашидзе (р. 1881), заступился за женщину, пьяную проститутку, которую избивали городовые. Он был арестован и доставлен в полицейский участок, якобы для вытрезвления. В участке его избили, и, кроме того, в камере он простудился и заболел плевритом.
1901 г. Января 28. Москва.
28 янв. 1901.
Любезный Константин Александрович,
Получил ваше письмо через монаха болгарина1 и побеседовал с ним о вас.
Простите меня, если не ответил вам, насколько мне помнится, одно письмо, полученное от вас. Помнится, не отвечал вам п[отому],23 24 ч[то] не мог исполнить вашего желания — послать вам что-нибудь из моих книжек. У меня никогда их нет, а кроме того я боюсь, что ваши взгляды так далеки от моих, что книги мои для вас будут соблазном. Чем больше я живу, чем более приближаюсь к смерти, тем более убеждаюсь в том, что церковное христианство есть величайший враг Христа, его учения и блага людей. Вы же живете в самом сердце этого — простите меня — ужасного обмана.
Пользуюсь правом, кот[орое] в вашем письме дает вопрос: что делать?, и скажу всё, что думаю. Христианину надо делать одно: искать царства небесн[ого] и правды его. Царство же небесное внутрь нас есть, т. е. следовать голосу истины (бога), кот[орый] говорит в нашем сердце, и бояться верить людям и постановлениям человеческим и в особенности не поддаваться той усиленной и усовершенствованной гипнотизации, кот[орая], сколько я знаю, доведена до высшей степе[ни] совершенства на Афоне. Если бы мы только помнили, что Хр[истос] запретил нам кого бы то ни было называть и признавать Отцом и Учителем и что всё различие учения Хр[иста] от других то, что оно устанавливает прямое — без посредников — отношение каждого человека с Отцом.
Простите, что, может быть, пишу вам неприятное. Письмо ваше мне было приятно. На все вопросы ваши буду отвечать.
Сочинения мои вам легче получить, чем мне. Адрес: England, Hants, Christchurch, Y. Tchertkoff.
Прощайте, не говорю: дай бог вам душевного спокойствия и радости, а говорю: сами возьмите и спокойствие и радость; они в нашей власти, если мы только скажем то, что различно говорил Христ[ос] по 3-м евангелиям: не моя воля да будет, но твоя (Лука), не то, чтò я хочу, а что ты хочешь (Марк), и не так, как я хочу, а как ты хочешь (Мф.). Тогда и спокойствие и радость.
Лев Толстой.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 3—4.
Константин Александрович Вяземский (1852—1903) — монах, с 1900 (?) г. — схимонах Афонского монастыря. См. т. 65, стр. 137.
Ответ на письмо от 11 января 1901 г., в котором Вяземский писал о своей неудовлетворенности жизнью в монастыре, о невежестве окружавших его монахов.
1 Дьякон Пантелеймон, болгарин, по словам Вяземского, «интеллигентный человек», решивший стать монахом.
1901 г. Января 28. Москва.
Москва, 28 янв. 1901.
Николай Васильевич,
Извините, что не скоро ответил на ваше интересное письмо. Я хотел было подробно по существу ответить на содержание вашего письма, но теперь вижу, что у меня недостанет ни силы, ни времени сделать это, и потому постараюсь ответить на главное. Практически я не могу помочь делу, о к[отором] вы пишете. Я окружен такого рода делами: нынче иду к молодому человеку, избитому полицией в Москве так, что жизнь его в опасности, избитому п[отому], ч[то] он заступился за женщину, кот[орую] полицейские били на улице.1 Вся жизнь, не только русская, но и европейская, кишит злодеяниями насилия (китайские,2 африкан[ские]3 дела), совершаемыми одними людьми над другими. Спокойно смотреть на это нельзя и не должно. Нужно все силы жизни употреблять на борьбу с этим злом насилия. Но вопрос в том, как бороться? Вот тут-то и важно то учение, кот[орое] показывает, как не надо бороться, именно учение о непротивлении злу насилием, кот[орое] к стыду русской и других церквей было скрыто и к стыду русск[ой] печати было коварно и недобросовестно перетолковано в учение о том, что надо не противиться злу. Всё учение Христа, к[оторого] это составляет только часть, состоит в том, что вся жизнь человека должна состоять в борьбе со злом, что другого смысла в жизни нет, но только подчеркнута очевидная и простая истина, что не надо бороться глупым манером: тебя ударили и ты ударь, или, правительственные учреждения совершили злодеяния, — ищи у правительств[енных] учреждений наказания за эти злодеяния, т. е. чтобы они совершали новые злодеяния. Вот от этого предостерегает учение о непротивлении насилием. Если люди заперты железной дверью в неразрушимых стенах и их мучают, то я полагаю, что неразумно напирать плечами и руками на стены и дверь и призывать к этому товарищей, а надо найти или сделать ключ или инструмент для уничтожения замка и запоров. То же и в том насилии, в кот[ором] правительства держат людей. Люди останутся мучимыми и оскорбляемыми рабами до тех пор, пока будут напирать на стены и дверь, надеясь отпереть ее и не заботясь о том, чтобы найти или сделать ключ или отмычку.25
26 Я считаю таким ключом изменение того ложного мировоззрения, грубо церковного или грубо матерьялистического, в которых в обоих правительство поддерживает и воспитывает людей, и уяснение для себя и распространение среди людей мировоззрения религиозного, христианского, не позволяющего людям участвовать в правительстве в виде ли чиновников, получающих от него деньги, собранные с народа, или в виде солдат или генералов. Знаю, что правительство всеми средствами преследует и будет преследовать таких людей. Но, во-1-х, преследование в этой области духовной гораздо труднее, чем во всякой другой, во-2-х, если бы человеку и пришлось пострадать за это, то он будет знать, что он страдает за важное, самое нужное для людей дело и что страдания его не пройдут бесследно для успеха его дела. Всё зло оттого, что люди озверены и озверяемы правительством (с помощью главной духовенства), и потому просить у озверенного правительства защиты против озверенных людей или самому делаться участником правительства, т. е. насилия, совершенно бесполезно. Одно, что можно и должно делать, по моему мнению, это то, чтобы стараться внести свет, — не культуры внешней, — а религиозного просвещения вместо религиозного мрака, старательно прививаемого людям, в общество людей, как среди взрослых, так и среди детей.
Правда, очень бы было хорошо, если бы можно бы было, узнав про насилие, угнетение, мучения одних людей другими, пожаловаться на это имеющим власть добрым, справедливым людям, или, по крайней мере, огласив эти поступки, вызвать негодование всех. Но ведь ничего этого нельзя: добрых и справедливых людей, имеющих власть, нету, оглашение, если бы и было возможно, не вызывает негодования, п[отому] ч[то] совершители этих поступков и потворщики их суть высшие чины и по своему положению пользуются всеобщим уважением. Что бы было хоть в вашем деле, если бы сделалось всё, что вы желаете: были бы наказаны виновники, и дело получило бы полную гласность? — было бы только то, что насильники, совершающие такие дела, постарались бы впредь делать то же самое более осторожно и лучше скрывать следы.
Что делать с вашими бумагами? Простите, если письмо мое не отвечает тому, что вы от меня ждали.
Лев Толстой.26
27 Если бы вы захотели напечатать об этом деле в русск[ом] издании за границей, то вот адрес издателя «Свободн[ого] Слова»: England, Hants, Christchurch, V. Tchertkoff.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 5—8. Отрывок опубликован в статье А. И. Шифмана «Лев Толстой о колониальном разбое» — «Известия Акад. наук СССР. Отделение литературы и языка», 1952, т. XI, вып. 6, стр. 525.
Николай Васильевич Скарятин (р. 1850) — врач. Дополнительными сведениями о нем и о деле, с которым он обращался к Толстому и к А. Ф. Кони, редакция не располагает.
1 Александр Петрович Накашидзе. См. письмо № 14, прим. 2.
2 Речь идет о борьбе европейских империалистов за раздел Китая на сферы влияния. См. статью Толстого «К китайскому народу», т. 34.
3 Имеется в виду англо-бурская война. См. т. 72, письмо № 214.
1901 г. Января 28. Москва.
Андрей Емельянович,
Слово «напрасно» есть позднейшая вставка, что признано всеми исследователями текста Нового Завета. В английской пересмотренной и исправленной учеными и теологами библии слово это выпущено. Если же бы даже оно не было вставлено, то и тогда я бы все-таки считал, что лучше никогда не гневаться, чем не гневаться только, когда нет для этого повода.
Лев Толстой.
Москва.
28 января 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 1.
В письме из Петербурга от 26 января 1901 г. (почт. шт.) Андрей Емельянович Чарыков (р. 1809) спрашивал, правильно ли из евангельского изречения «о гневающемся на брата своего напрасно» Толстой исключил слово «напрасно». См. «Соединение, перевод и исследование 4-х евангелий», 1, гл. IV.
1901 г. Января 28. Москва.
Простите, Иосиф Иванович, что не отвечаю. Этому мешает и нездоровье, и слабость, и то, что на ваши вопросы я много раз уже отвечал и словесно, и письменно, и печатно. На этот27 28 же вопрос прекрасно отвечает Юшко1 и Буланже,2 и на этот же вопрос всегда находится самый простой и ясный ответ в душе человека, верящего в бога и живущего для исполнения его воли.
Мне уже некогда и не к чему спорить и рассуждать о том, чем я живу в этой и с чем готовлюсь вступить в другую форму жизни, а хочется только получше исполнить то, что считаю истиной. — Если же я ошибаюсь, то будьте снисходительны к моему заблуждению так же, как я стараюсь быть снисходительным к тем, кот[орые] заблуждаются в обратную сторону и от дел кот[орых] стонет мир и залит кровью.
Лев Толстой.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 14. Очевидно, приписка к письму П. А. Буланже. Датируется по отметке на письме Петрожицкого.
Иосиф Иванович Петрожицкий (1851—1910) — бывший народный учитель, народоволец. Отбывал тюремное наказание в середине 1870-х гг. и в 1906 г. В 1888 г. под влиянием религиозно-нравственных взглядов Толстого оставил службу и переехал с семьей на Кавказ, где первое время был учителем, затем бухгалтером, а потом занимался сельским хозяйством на собственном небольшом участке земли близ Майкопа.
В письме от 18 января 1901 г. (почт. шт.) Петрожицкий спрашивал: «Почему я должен не противиться?.. Противление злу составляет частицу нашей природы, одно из ее средств самосохранения».
1 См. письмо № 19.
2 Текст письма П. А. Буланже неизвестен.
1901 г. Января 28. Москва.
Спасибо за ваше письмецо,1 дорогой Юшко. Всегда радуюсь, когда узнаю про вас. Антонов2 много мне говорил про вас, Антонов мне очень понравился, но напомнил Щербакова3 и те семена, кот[орые] упали на неглубокую землю. Очень желаю ошибаться.
Знаю, что жизнь ваша не такова, какою бы вы ее желали. Я думаю, что это судьба всех людей, ищущих познания истины28 29 и осуществления ее. Но этим не надо смущаться (хотя и не надо переставать пытаться привести свою жизнь в наибольшее соответствие с своими нравств[енными] требованиями). Не надо смущаться п[отому], ч[то] я думаю, что только человек, живущий внешнею жизнью, может устроить хорошо свою внешнюю жизнь, именно свою, п[отому] ч[то] человек, живущий внутренней жизнью, устраивая свою внутреннюю духовную жизнь, устраивает вместе с тем и жизнь других людей, но не свою внешнюю жизнь. Ваши мысли, разумеется, вполне для меня верны, т[ак] к[ак] мы черпали их из одного источника. Братски целую вас, привет вашей семье, кот[орую] люблю, лично не зная ее.
Л. Толстой.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 15. Основание датировки см. в прим. к письму № 18, написанному в тот же день.
Об Аврааме (Романе) Васильевиче Юшко (1867—1918) см. т. 70.
1 Письмо не датировано; Юшко излагал в нем свой взгляд на непротивление (писал в защиту его).
2 Василий Ильич Фурман, по сцене Антонов (1857—1919). См. т. 72, прим. 1 к письму № 403.
3 Сведений о нем не найдено.
1901 г. Января 28? Москва.
Дорогой Михаил Осипович,
Я не имею никаких путей к В[еригину] и потому очень прошу вас послать по вашему адресу.1
Очень вам буду благодарен.
Лев Толстой.
Не от нездоровья пишу так мало и дурно, а от суеты.
На обороте: Петербург. Редакция Недели. Михаилу Осиповичу Меньшикову.
1 См. письмо № 12.
1901 г. Января конец. Москва.
Очень, очень больно за тебя, милая голубушка Маша. Хотя я и знал, что тебе один шанс на 50 родить благополучно, я все-таки надеялся, п[отому] ч[то] невольно за тебя и с тобою сильно желал этого. Напиши, Коля,1 что и как, и поскорее. А ты, Маша, помни, милая, что всё это экзамен, что можно хорошо и дурно лишиться ребенка, и старайся перенести наилучшим образом, и в этом всегда большое утешение, кот[орое] может быть и очень большим. И не то, чтò я хочу, а чтò Ты хочешь, и не так, как я хочу, а как Ты хочешь. Ведь не признавать это глупо, а признать это — вполне, совсем уничтожает горе. Он теперь хочет так, и будет так и будет хорошо. Многое бы сказал, но ты понимаешь сама то направление, по кот[орому] надо мыслить и чувствовать. Мыслить недостаточно, надо чувствовать, и если чувствуешь в себе того, от кого всё зависит и для кот[орого] всё благо, то и хорошо.
Прощай, милая, целую тебя, Колю, Лизу.2
Л. Т.
Датируется по письму М. Л. Оболенской. Впервые опубликовано по копии, с датой: «февраль 1901 г.», в журнале «Современные записки», Париж, 1926, XXVII, стр. 260.
О Марии Львовне Оболенской (1871—1906) см. т. 64, стр. 80.
Ответ на письмо М. Л. Оболенской от 26 января 1901 г. (опубликовано в книге «Vater und Tochter. Tolstois Briefwechsel mit seiner Tochter Marie», Leipzig [«Отец и дочь. Переписка Толстого с дочерью Марией», Лейпциг], 1927, стр. 141).
1 Николай Леонидович Оболенский, муж Марии Львовны.
2 Елизавета Валерьяновна Оболенская, мать Н. Л. Оболенского.
1901 г. Февраля 1. Москва.
Лев Бернардович,
Очень благодарен вам за доставление посылки и жалею, что не могу лично благодарить и познакомиться с вами, — благодарить30 31 вас еще за ваше доброе отношение ко мне во время моей болезни.1
Лев Толстой.
1 февраля 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 13.
Лев Бернардович Бертенсон (1850—1929) — врач, лейб-медик. Познакомился с Толстым в Крыму (см. письмо № 224). В яснополянской библиотеке сохранилось несколько книг Бертенсона с дарственными надписями автора.
Ответ на письмо Бертенсона от 23 января 1901 г. из Петербурга, с сообщением об отправленном Толстому пакете, который он, видимо, лично получил от В. Г. Черткова в Англии.
1 См. письмо № 13.
1901 г. Февраля 1. Москва.
Милый друг
Владимир Иванович,
Когда удосужусь, напишу вам подробнее, а теперь хочется хоть несколькими словами поблагодарить вас за ваше письмо, доверие ко мне и ответить на самое существенное. Вы жалуетесь, тяготитесь своим положением, а сколько людей, в том числе и я, завидуют ему. Положение ваше было бы дурно, если бы вы скрывали от себя свои недохватки, а вы не только видите, но и показываете их людям, находящимся в том же духовном состоянии, как и вы. Не тяготитесь, милый друг, а тяните до конца — претерпевый до конца спасен будет — и только старайтесь быть кротким и смиренным сердцем, тогда иго будет благо и бремя легко. В таких отношениях, как та беспричинная злоба против вас Дадьяни,1 единственное и всегда действительное средство успокоения и избавления себя от греха это то, чтобы не считаться с обидчиком, не думать о нем, об его винах, а чем больше он обижает, тем больше забывать о нем и переносить всё внимание на себя с одной мыслью: как бы в этом испытании поступить наилучшим образом, не провалиться, а выдержать экзамен. Какой хороший киевский старик, подающий прошения.231 32 Этими людьми мир стоит. Он так решительно хочет уничтожить зло — ковшом море вычерпать, что зло испугается.
Передайте мою любовь всем вашим сожителям. Постараюсь написать еще. И вы пишите, не забывайте меня.
Любящий вас сердечно
Лев Толстой.
1 фев. 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 11—12. Впервые опубликовано в ПТСО, № 131.
О Владимире Ивановиче Скороходове (1861—1924) см. т. 71.
Ответ на письмо Скороходова от 22—23 января 1901 г. о его жизни в «толстовской» земледельческой колонии на хуторе Лескен близ Нальчика.
1 Вдова Г. А. Дадиани, скоропостижно скончавшегося во время поездки со Скороходовым за шестьдесят км. от хутора Лескен, обвиняла Скороходова в том, что он не принял своевременно мер для спасения ее мужа.
2 Скороходов писал о встрече с крестьянином М. И. Артеменко, стремившимся подавать прошения «ко всем царям земли, чтобы они заменили злое правление добрым». «Жаль этого здоровенного хохла с его верой в свою просветительную миссию к царям», — писал Скороходов. См. письмо № 95.
1901 г. Февраля 2. Москва.
Владимир Васильевич,
Получил ваше письмо с ответом на мой вопрос и очень благодарю за сведение.1
Очень рад знать, что вы бодры и здоровы. Узнал это от Смоленск[ого]2 и вижу по вашим письмам.
Я своим положением вполне доволен и имею перед вами то преимущество, что и вперед смотрю без неудовольствия. Очень желаю вам того же.3
Л. Толстой.
1 февраля.
На конверте: Петербург, Владимиру Васильевичу Стасову. Публичная библиотека.32
33 Впервые опубликовано в ТС, № 142.
О Владимире Васильевиче Стасове (1824—1906) см. т. 62, стр. 405.
Письмо, на которое отвечает Толстой, неизвестно. См. ТС, стр. 257—259.
1 По поводу письма Толстого к царю от 7 декабря 1900 г.
2 Степан Васильевич Смоленский (1846—1909), директор Московского синодального училища, исследователь старинной церковной музыки. Письмо Стасова от 27 января было передано Толстому через него.
3 Речь идет об отношении к смерти.
1901 г. Февраля 2. Москва.
Um in der letzten Zeit sich mehrfach wiederholenden Missverständnissen vorzubeugen, thue ich kund, dass ich alle Verhandlungen mit Verlegern und Uebersetzern meiner Werke in den verschiedenen Ländern meinem Freunde Wladimir Tchertkoff übertragen habe.
W. Tchertkoff hat ohne irgend welchen persönlichen Vortheil einzig und allein aus dem Wunsche die Verbreitung meiner Werke zu fördern, die Vermittelung zwischen mir und denjenigen Personen, welche die Originale der ersten Auflage meiner Werke in ihren wirklichen unveränderten Form zu Uebersetzungszwecken benutzen wollen, freundlichst übernommen und meinem Wunsche gemäss sie den Uebersetzern und Herausgebern unentgeltlich nur unter der Bedingung richtiger und genauer Uebersetzung des durchgesehenen Originals überliefert. Ich bitte W. Tchertkoff in dieser Angelegenheit als meinen unmittelbaren Bevollmächtigten betrachten zu wollen, welcher mein volles Vertrauen geniesst und bitte seine dies bezüglichen Auskünfte und Erklärungen als unbedingt genau und zuverlässig hinzunehmen.
Leo Toltsoy.
Moskau, den 2 Februar 1901.
Во избежание многократно повторяющихся в последнее время недоразумений сообщаю, что ведение всех переговоров с издателями и переводчиками моих произведений в различных странах переданы мною моему другу Владимиру Черткову.
В. Чертков любезно принял на себя, безо всякой личной для себя выгоды, а исключительно только из желания содействовать распространению моих сочинений, посредничество между мною и теми лицами, которые желают использовать для переводов оригиналы первых изданий моих33 34 сочинений в их настоящем, неизменном виде, и по моему желанию передает их переводчикам и издателям без всякого вознаграждения, но только с условием правильного и точного перевода по проверенному им оригиналу. Прошу считать В. Черткова моим непосредственным уполномоченным, пользующимся моим полным доверием, а все справки и разъяснения, даваемые им по этому делу, — безусловно правильными.
Лев Толстой.
Москва, 2 февраля 1901.
Печатается по подлиннику, написанному на пишущей машинке, подпись собственноручная. Опубликовано в 1901 г. в немецких газетах. В ГМТ хранится черновик, тоже написанный на машинке, с собственноручными исправлениями и датой. (Это текст, присланный А. К. Чертковой для подписи и почти совпадающий с подлинником.)
Заявление Толстого в немецкие газеты написано по просьбе А. К. Чертковой. Просьба ее была вызвана тем, что после публикации «Воскресения» в 1899 г., из-за вмешательства издателя «Нивы» А. Ф. Маркса, дальнейшая работа Чертковых по изданию произведений Толстого, на немецком языке была очень осложнена. Необходимо было получить непосредственно от Толстого новое подтверждение полномочий.
См. письма к В. Г. Черткову от 19 и 30 января 1901 г., т. 88.
1901 г. Февраля 6. Москва.
Со страхом пишу вам, милые мои. Последние известия о вас от 2-го. Надеюсь, что Таня, которую мы ждем нынче, привезет новые и хорошие. Да будет воля его и как он хочет. У меня всё хорошо. Пожалуйста, извещайте чаще. Целую вас.
Л. Т.
Печатается и датируется по машинописной копии. Впервые опубликовано в «Современных записках» 1926, XXVII, стр. 259.
Ответ на письмо М. Л. и Н. Л. Оболенских от 2 февраля 1901 г., написанное в ответ на предыдущее письмо Толстого. См. письмо № 23.
1901 г. Февраля начало. Москва.
Верьте Безобразову, как мне самому.
Перепечатывается из статьи П. Безобразова «Памяти великого художника» — «Одесский листок» 1910, № 277 от 2 декабря, где впервые опубликовано. Очевидно, отрывок. Датируется по содержанию.34
35 О Кузьме Терентьевиче Солдатенкове (1818—1901) см. т. 68.
В декабре 1900 г. был получен отказ в разрешении издавать еженедельный журнал «Утро», задуманный П. А. Буланже и А. Н. Коншиным (см. т. 72, прим. 7 к письму № 297). В январе 1901 г. П. В. Безобразов посетил Толстого и предложил ему план нового журнала. Направление журнала должно было быть близко мировоззрению Толстого. Толстой проект одобрил и на другой день пошел к Солдатенкову договориться о материальной поддержке журналу. Не застав его дома, оставил комментируемое письмо. Проект осуществлен не был. См. указанную выше статью Безобразова.
1901 г. Февраля 15. Москва.
Теперь тебе надо поправляться, милая, милая моя Маша, что ты, по всей вероятности, так же как Таня,1 быстро сделаешь. Очень, очень радуюсь слышать, что ты переносила и переносишь свое тяжелое испытание твердо и хорошо. В этом всё, т. е. в этом только то, что мы можем делать из своей жизни. Остальное же всё делается не нами. В этом утешение и больше, чем утешение твое и дяди Сережи,2 и в этом все мы должны полагать нашу жизнь. Надеяться же никто не мешает, и я надеюсь за тебя и Колю, что через год ты родишь и забудешь всё, что было теперь. Целую тебя, Колю, Лизу — last not least.3
Л. T.
Датируется по содержанию. Впервые опубликовано по копии в «Современных записках» 1926, XXVII, стр. 260, с датой: «18 февраля 1901 г.».
Ответ на сообщение, что 12 февраля 1901 г. у М. Л. Оболенской родился мертвый мальчик.
1 У Татьяны Львовны Сухотиной родилась мертвая девочка 26 декабря 1900 г.
2 См. прим. к письму № 144.
3 Дословный перевод: последнюю, но не меньшую.
1901 г. Февраля 19. Москва.
Милый друг Поша,
Спасибо за письмо и за карточку.1 Вы на меня сетуете, что я вам ничего не прислал в ваше издание, но я нарочно воздерживаюсь,35 36 п[отому] ч[то] это не то что неприятно будет Чертк[ову],2 но вредно его изданиям, к[оторым] не могу не желать успеха. Выгоды же никакой. Если же это доставит удовольствие вам, то удовольствие это едва ли хорошее. Раздвоение этих изданий вредит их успеху и вызывает недоумение у сочувствующих лиц и недоброжелательство.
Вы хотели прекратить свои издания, и я порадовался, — не п[отому], ч[то] они не хороши — напротив, они мне очень нравились, но п[отому], ч[то] прекращалось раздвоение и что-то недоброе между вами и Ч[ертковым]. Об изданиях, впрочем, ничего не знаю и не могу иметь мнения, но знаю одно, что несогласие между такими мне одинаково дорогими и одинаково полагающими жизнь в служении богу людьми, как вы и Ч[ертков], мне б[ыло] очень грустно. Но вы скажете: почему я выбираю Ч[ерткова], а не вас, — то ведь это потому, почему вы сделаете большее для Паши Ник[олаевны],3 чем для другой, не захотите обмануть ее ожидания, зная всё то, что она сделала для вас. То же и у меня с Ч[ертковым]. Не хочется и больно, зная всё, что он сделал и делает для собирания, уяснения, распространения моих мыслей, обмануть его ожидания.
У вас есть великое дело воспитания детей около вас.4 Положите все силы — вы и Паша — на это, и всё будет мало, будет не соответствовать важности того дела, к[оторое] вы делаете и к[оторое] может сложиться вокруг того ядра, к[оторое] уже образовалось. Прощайте и простите, целую вас и Пашу и детей.
Л. Т.
19 февр.
О Павле Ивановиче Бирюкове (1860—1931) см. т. 63, стр. 227—232
1 При письме от 25 февраля н. ст. 1901 г. Бирюков прислал фотографическую карточку своей семьи.
2 О разногласиях между П. И. Бирюковым, издававшим в Швейцарии журнал «Свободная мысль», и В. Г. Чертковым, руководившим в Англии издательством «Свободное слово», см. письмо Толстого к В. Г. Черткову от 19 февраля 1901 г., т. 88.
3 Павла Николаевна Бирюкова (р. 1867), с 1899 г. жена П. И. Бирюкова.
4 У Бирюкова воспитывались трое крестьянских детей из Костромской губернии и два сына Н. Н. Ге-младшего; в сентябре 1900 г. у Бирюковых родился сын Борис.
1901 г. Февраля 19. Москва.
Москва, 19 февр. 1901.
Любезный друг Моод,
Я, разумеется, очень сожалею о том, что вы не сошлись с Ч[ертковым] в деле переводов и печатания, но более всего огорчаюсь тому, что такие люди, как вы и он, оба живущие не для своей личности, а для исполнения того дела, на кот[орое] мы посланы, не нашли того общего принципа, кот[орый] соединил бы вас в данном вопросе. Соображения, к[оторые] вы выставляете против F[ree] A[ge] P[ress] и за copyright, справедливы, но также справедливо и то соображение, что самый процесс издания должен сообразоваться с теми основами, кот[орые] проповедуются в изданиях. И я думаю, что последний довод важнее первых. Я думаю, что если вы не согласны с этим, то ваши и вашей жены прекрасные переводы того, что уже издано и дурно переведено, должны найти издателя. Если же нет, то все-таки и то, что вы намерены делать, мне очень приятно.
Мое отношение к этому делу такое: Ч[ертков] потратил так много и продолжает тратить любовного труда на правильное воспроизведение и распространение моих мыслей, кот[орые] он вполне и очень чутко понимает, что я только могу радоваться, имея такого посредника между собою и читателями. Главное же для меня то, что после всего потраченного им труда я не могу обмануть его ожидания и, вместо помощи ему, мешать его делу. Помощь же моя в его деле ограничивается тем, что я всё новое (если что будет) распространяю прежде всего через него, предоставляя потом всем, если это кому нужно, пользоваться этим как кто хочет.
Мне и очень жалко, что я и Ч[ертков] лишаемся вашей и вашей жены помощи, очень ценной и по знанию языков, и по добросовестности работы, и по одинаковому пониманию жизни, но меня больше всего огорчает то, что не я ли своей неакуратностью и переменами был причиной отвращения, полученного вами от этой работы. Пожалуйста, простите меня за это. Главное же, не приписывайте этому важности и не позволяйте мертвым делам нарушать живое общение с живыми людьми. Дружески жму руку вам и вашей милой жене.
Лев Толстой.37
38 Печатается по фотокопии с автографа. Опубликовано в переводе на английский язык в книге Моода «The Life of Tolstoy. Later Years», London, 1910, стр. 571—572. Отрывок напечатан в статье В. И. Срезневского «Отражение в русском обществе отлучения Л. Н. Толстого от церкви» — ТП, 3, стр. 132—133.
Ответ на письма Эйльмера Моода от 3 и 19 февраля н. ст. 1901 г. по поводу английского полного собрания сочинений Толстого, осуществить которое предполагал издатель Грент Ричардс (см. прим. 4 к письму № 6). После свидания с В. Г. Чертковым Моод отказался от предложения Грента Ричардса; однако, не соглашаясь с отменой авторского права (copyright), проводимой издательством «Free Age Press», и не одобряя поведения Черткова, Моод отказался от сотрудничества и в этом издательстве. Поскольку все новые произведения Толстого впервые публиковались В. Г. Чертковым, Моод и его жена решили посвятить свои силы новым переводам произведений, ранее изданных в плохом переводе.
1901 г. Февраля 20. Москва.
Любезный брат,
Вы мне задаете столько вопросов и такие важные, что ответить на них письмом нельзя. Что я думаю об этом, я писал в своих книжках. Прислать вам их не могу. Посылаю вам одну статейку и советую сделать то, что в ней говорится.
На все же ваши вопросы дам один главный ответ. Не верьте преданиям человеческим, не верьте чудесам. Чудес никогда не было и нет. Есть одно чудо: это то, что в человеке живет дух божий. В это одно надо верить и верить в то, что говорит каждому из нас живущий в нас дух божий. А говорит он то, что во всех нас один и тот же дух и нам в этой жизни надо соединяться любовью и что эта любовная жизнь не кончится с нашей смертью.
Лев Толстой.
20 февр. 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 24.
Письмо Коханенко, на которое отвечает Толстой, неизвестно. Биографические сведения об адресате также не найдены.
1901 г. Февраля 20. Москва.
Дмитрий Александрович,
Давно уже получил ваше письмо и хотел ответить на него, да всё нездоровится и такая слабость, что неспособен к писанию и уже давно ничего не пишу. Отвечать на ваши недоумения — чего вы не понимаете — не то что не хочу, а истинно не могу, п[отому] ч[то] не понимаю ваших недоумений. Одно могу сказать, что у меня составился взгляд на жизнь, внутренно связный и вполне меня удовлетворяющий, п[отому] ч[то] я никакого другого, более меня удовлетворяющего, не только не знаю, но и не могу себе представить, тем более, что взгляд этот совпадает с учениями лучших и имеющих наибольшее число последователей людей: браминов, Конфуция, Будды, Христа, и я с этим взглядом прожил спокойно и радостно сознательно больше 20 лет и с этим взглядом собираюсь радостно и сознательно умереть. Всякий, кто усваивает это мировоззрение, не только не попадает в противоречия, но, напротив, от окружающих его противоречий приходит к единству и ясности и простоте. Противоречия же, кот[орые] усматривают в нем люди, не усваивавшие этого мировоззрения, показывают только то, что они не понимают его, не умеют обращаться с ним, точно также, как люди, не знающие или не хотящие знать законов математики, усмотрят противоречие в том, что величина может уменьшаться от умножения или что –1 × –1 = +1, или что может быть Всё это противоречия для того, кто не знает или не хочет знать законов математики, и возражать на такого рода возражения нельзя. Можно только сожалеть, что возражающий тратит время и силы на такие возражения. Не думайте, чтобы, говоря так, я думал, что я не могу ошибаться. Я очень могу ошибаться и ошибаюсь часто, примером чему служит ваше верное замечание о статейке «Где выход», которая может человека, читавшего только эту статью и дурно расположенного, заставить думать, что я думаю, что всё спасение в отказах от военной службы. Статья эта ошибочна, п[отому] ч[то] выражает мои мысли. Но когда речь идет о непротивлении злу насилием и других основных положениях мировоззрен[ия], то я не могу о них рассуждать, а могу только просить интересующихся этими предметами39 40 усвоить понятия существующ[его] мировоззрения, к[оторое] я называю христианск[им], или составить свое, более связное, ясное, простое и отвечающее на все вопросы жизни. Вообще ваше письмо произвело на меня очень грустное впечатление, во-1-х п[отому], ч[то] в нем чувствуется недоброе отношение ко мне, а это всегда больно, особенно когда это ничем не заслужено, как в данном случае, а во-2-х, и главное (пожалуйста, простите меня и примите мои слова добро и снисходительно), вы страшно запутаны в своих взглядах и путаетесь всё дальше и дальше. Откиньте на время все соображения о прошедшем и будущем, все счеты с людьми, поставьте себя лицом к богу, вспомните, что здесь вам жить придется, жить только один раз, и спросите себя: то ли вы делаете и, главное, то ли вы думаете, что нужно.
Прощайте и простите.
Лев Толстой.
20 февр. 1901.
Отрывок, без указания даты, впервые опубликован в статье В. И. Срезневского «Отражение в русском обществе отлучения Л. Н. Толстого от церкви» — ТП, 3, стр. 135—136.
О Дмитрии Александровиче Хилкове (1858—1914) см. т. 64, стр. 134. К концу 1900 г. у Хилкова вполне определилось отрицательное отношение к религиозно-нравственному учению Толстого и сочувственное — к революционерам.
Ответ на письмо от 30 января 1901 г., в котором Xилков подробно излагал, в чем состояли его расхождения с Толстым.
1901 г. Февраля 21. Москва.
Любезный брат Андрей Власов,
Я давно уже получил ваше письмо со статьею. Простите меня, что долго не отвечал вам; всё время был нездоров, да и теперь не поправляюсь, а понемногу слабею и приближаюсь к смерти плотской, на которую часто смотрю как на желательную перемену должности. Я думаю, что как в этой жизни дело наше только в том, чтобы проявлять и разжигать в себе искру божию, так и после смерти дело будет то же, хотя и в другой форме, о которой мы здесь понятия иметь не можем, и потому смерть не40 41 изменяет нашего дела, а только ставит нас в новые, лучшие против здешних условия. Лучше же будут условия п[отому], ч[то] всё в мире идет к лучшему — вперед, а не назад.
Статью вашу прочел и нашел ее хорошей и для людей полезной, только в России ее напечатать нельзя. За границей можно попробовать. Если у вас дальше написано, то присылайте. Мне кажется, что у вас всё самое главное сказано. Не забывайте того, что для того, чтобы статьи были действительны, надо, чтобы не только было справедливо то, что сказано, и хорошо, от души сказано, но надо и то, чтобы ничего не было лишнего, чтобы было ясно и коротко. В статье вашей мне особенно понравилось то, что вы главное зло усматриваете в ложной вере. Я точно так же думаю. Исправить зло, царствующее на земле, можно только тем, чтобы освободить людей от обмана, в кот[ором] их с детства воспитывают. Это очень трудно, п[отому] ч[то] слуги зла все силы употребляют на то, чтобы обман их, тем, кот[орым] они живут, не был раскрыт, но если мы хотим служить богу, то все силы наши должны употреблять на обличение обмана. Это я и стараюсь делать, пока во мне есть жизнь. Недостаток же вашего писания в том, что вы слишком много и часто опираетесь на библию. Убеждает людей не то, что слова эти есть в библии, а то, что слова эти согласны с разумом и требованиями духа. Простите.
Брат ваш Лев Толстой.
21 февр. 1901. Москва.
О сектанте Андрее Васильевиче Власове (р. 1845?) см. т. 72, стр. 222—223.
Письмо и статья Власова, которые упоминает в письме Толстой, неизвестны.
1901 г. Февраля 21. Москва.
Дорогой Карл Иванович,
Простите меня, если до сих пор сам не отвечал на ваше письмо. Здоровье последнее время плохо — слабость и вероятное приближение смерти, на кот[орую] большей частью смотрю с радостью, предвидя в ней только перемену формы деятельности41 42 той же самой, кот[орая] составляет и здесь задачу нашей жизни: проявления и расширения божеской любви, составляющей сущность нашей жизни.
Книги я просил моего друга Ге вам выслать. Сейчас справлюсь, сделал ли он это. Если нет, то вышлю и добавлю, если он выслал мало. Насчет вашей жизни с практической стороны, я бы очень был рад, если бы мог помочь вам. Напишите мне, что именно я мог бы сделать. Назовите мне людей в Либаве, от кот[орых] может зависеть доставление вам места. Очень желаю вам твердого следования тем убеждениям, к кот[орым] вы пришли и высказываете в вашем письме. Всё остальное есть обман, кот[орый] может только на время заманить вас. Очень желаю избавить вас от тяжести испытаний, но если испытания будут, то помните, что это тот случай, в кот[ором] вы можете испробовать истинность ваших убеждений и получить высшее удовлетворение и подъем на высшую ступень сознания, победив их. Претерпевый до конца спасен будет.
Охотно прислал бы вам кое-что из моих последних писаний, но не знаю, что у вас есть и можно ли их безопасно для вас доставить вам.
Брат ваш Лев Толстой.
21 февр. 1901. Москва.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 27—28.
Карл Иванович Ландер (р. 1883) — латыш, сын батрака. В 1900 г. был учителем в волостном училище. В 1902—1904 гг. был дважды арестован за распространение нелегальной литературы.
В 1900 г. Ландер познакомился с И. М. Трегубовым и благодаря ему — с запрещенными произведениями Толстого. В течение нескольких лет находился под некоторым влиянием религиозно-нравственных идей Толстого.
Ответ на письмо Ландера от 2 февраля 1901 г.
1901 г. Февраля 24. Москва.
24 февр. 1901. Москва.
Иван Евсеевич.
Лев Николаевич просил меня написать вам, что он высылает вам фунт с четвертью хины, лечебник, скотолечебник и другие книги, а также разновес и аптечные весы для развески хины.42
43 Мне так нездоровится, что просил моего помощника написать вам. Теперь же чувствую себя настолько бодрым, что хочется написать вам несколько слов, любезные братья и сестры.
Пожалуйста, пишите мне почаще и извещайте о вашей жизни. До сих пор ничего еще нет об освобождении вас в Канаду, но я не теряю надежду и пользуюсь всяким случаем, чтобы напоминать правительству о вашем положении. Недавно было письмо из Канады, что 9 жен и две матери желают приехать к вам в Якутскую область. Я воспользовался этим случаем и писал властям, что не лучше ли было бы вас отпустить.1 До сих пор не получил ответа, но все-таки надеюсь. Если ничего не будет и сестры будут настаивать на переезде, постараемся их переправить летом. О П[етре] В[асильевиче] ничего не знаю уже давно. Посылал ему письма — недавно послал одно, но ответа не получал.2 Про канадских слышно, что живут хорошо, отказались от помощи, кот[орую] им давали квакеры, и вернули Коншину деньги, кот[орые] он давал им.3 Боюсь только, что вещественным достатком они богатеют, а духовным беднеют. Мало осталось среди них людей сильных духом, а соблазнов много.
Не скучайте, любезные братья и сестры, что жизнь ваша проходит в тяжелых условиях, а постарайтесь наилучшим образом жить в этих условиях, и скорбь ваша в радость обратится. Довелось мне видеть возвращенных из Сибири декабристов4 и знал я их товарищей и сверстников, кот[орые] изменили им и остались в России и пользовались всякими почестями и богатством.5 Декабристы, прожившие на каторге и в изгнании духовной жизнью, вернулись после 30 лет бодрые, умные, радостные, а оставшиеся в России и проведшие жизнь в службе, обедах, картах были жалкие развалины, ни на что никому не нужные, кот[орым] нечем хорошим было и помянуть свою жизнь. Казалось, как несчастны были приговоренные и сосланные и как счастливы спасшиеся, а прошло 30 лет, и ясно стало, что счастье было не в Сибири и не в Петербурге, а в духе людей, и что каторга и ссылка, неволя было счастье, а генеральство и богатство и свобода были великие бедствия. Так-то и вы, милые братья: не живите кое-как до тех пор, пока выпустят, а живите во всю свою духовную силу, любя друг друга, любя врагов, во всем с радостью покоряясь воле бога, и в Якутск[ой] области жизнь будет рай, и поминать ее будете с радостью. Простите.
Брат ваш Лев Толстой.43
44 Печатается по копировальной книге № 4, лл. 29—31. Начало письма написано рукой H. Н. Ге (сына), дата проставлена Толстым.
Ответ на письмо духобора Ивана Евсеевича Конкина (ум. в 1920-х гг.) от 1 октября 1900 г., в котором он описывал жизнь духоборов, сосланных в Якутскую область, и просил прислать лечебник и хины, так как каждый год весной людей мучит лихорадка, а никакой медицинской помощи не оказывается.
1 См. письмо к Николаю II от 6 декабря 1900 г., т. 72.
2 См. письмо № 11.
3 Александр Николаевич Коншин (см. т. 72, стр. 194) дал духоборам взаймы деньги на организацию кооператива.
4 Это слово воспроизводится по машинописной копии.
5 Из декабристов Толстой лично знал Павла Ивановича Колошина, Сергея Григорьевича Волконского, Матвея Ивановича Муравьева-Апостола, Петра Николаевича Свистунова, Алексея Петровича Беляева и др. С Беляевым и Свистуновым был в переписке. См. т. 62 (письма) и т. 17 («Декабристы»).
1901 г. Февраля 24. Москва.
24.
Письмецо мое с Таниным,1 верно, разошлось с письмом Коли,2 милые мои Маша и Коля. Давно не имею от вас известий и пишу больше из эгоистич[еской] цели узнать про тебя, Маша, голубушка. Коля пишет про тебя, что ты чем хуже физически, тем бодрее духом. Смотри же или поправляйся, не падая духом, или уж вовсе не поправляйся, только продолжай быть бодрой. Я это с особенным ударением пишу, п[отому] ч[то] со мной это всегда так, когда я сильно заболею; когда же, как теперь, понемногу слабею и довольно быстро, хотя и на ногах, я бываю плох, и все эти дни всё думал, что надо приспособиться и к этому положению и делать, что можно. Это дороже всего: не давать себя заливать чужой жизнью, а чтоб жизнь, хоть слабенькой струйкой, шла из себя. Впрочем, не думай, что я плох окончательно. Очень может быть, что это временно, но я-то пользуюсь случаем приспособиться к этому положению, когда оно будет постоянно.
Ничего не пишу, читаю, стараюсь не разговаривать. «Не разговаривать» это очень приятное и полезное занятие в тех условиях, в кот[орых] живу. Стараюсь тоже не осуждать, не сердиться и любить. Это очень трудно. И временами успеваю, временами нет. Писать хочется одно: об отсутствии в нашем мире44 45 религии 3 От этого все ужасы нашей жизни. И другое, это о воспитании. Хочется Поше написать, чтобы он все свои силы положил на устройство разумной свободной школы.4 Я бы, сколько мог, помогал ему советами. Я много и думал и думаю об этом. А дело это не то что первой важности, а самое важное в мире, п[отому] ч[то] всё то, чего мы желаем, может осуществиться только в следующих поколениях. Вот ты годика через два и начинай рожать, а к тому времени и школа и система будет готова.
О д[яде] С[ереже] думал, не переставая, страдал за него. Его горе тем особенно тяжело, что оно не проходящее.5 Таня б[ыла] очень хороша и физич[ески] замечатель[но] здорова. А чем больше я ее вижу с ее мужем,6 тем больше удивляюсь на ее любовь (едва ли любовь так, как мы понимаем) к этому славному, безобидному, холодному как лед человеку. Главное, что он ее нисколько не любит и женился бог знает зачем. Разумеется, никому не говори.
Лев Толстой.
Сейчас получили письмо от Лизаньки,7 и мама и я очень рады.
Дата дополняется на основании ответного письма М. Л. Оболенской от 27 февраля 1901 г. Впервые опубликовано неполностью в «Современных записках» 1926, XXVII, стр. 261—262.
1 Письмо № 30.
2 Письмо H. Л. Оболенского неизвестно.
3 В феврале 1901 г. Толстой приступил к работе над статьей «Что такое религия и в чем ее сущность?».
4 См. письмо № 52.
5 См. прим. к письму № 144.
6 О замужестве Татьяны Львовны см. т. 72, письмо № 209. О М. С. Сухотине см. прим. к письму № 302.
7 Елизавета Валерьяновна Оболенская, гостившая в Пирогове.
1901 г. Февраля конец. Москва.
Я получил все номера Simplicissimus1 и очень благодарен вам за присылку и Г. Лангену за огромное удовольствие, к[оторое] он мне доставил своим журналом. Если бы я прожил45 46 10 лет в Германии, я бы не узнал ее так хорошо, как узнал из этого превосходного журнала. Я постараюсь написать самому Лангену (у меня сейчас нет его адреса), а пока, если будете писать, передайте ему мою благодарность.
Лев Толстой.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 32. Основание датировки: в копировальной книге письмо отпечатано после письма к Конкину от 24 февраля 1901 г.
Письмо адресовано в Мюнхен Владимиру Чумикову, переводчику произведений Толстого на немецкий язык, который прислал Толстому, по просьбе издателя немецкого сатирического журнала «Simplicissimus» Альберта Лангена, несколько номеров этого журнала. Тогда же (письмо от 15 января н. ст. 1901 г.) Ланген писал Толстому: «Я намерен провести анкету среди известных художников и других лиц о «Simplicissimus». Многие великие люди уже дали свои отзывы, и я надеюсь, что отзывы эти, собранные в одной брошюре, будут значительным протестом против тех притеснений, которые «Simplicissimus» испытал со стороны германского правительства за свои обличающие тенденции... Я не хочу издавать моей анкеты без вашего отзыва, хотя бы в несколько слов».
1 В яснополянской библиотеке сохранилось несколько номеров «Simplicissimus» за 1898—1908 гг. Отзыв Толстого о журнале см. также в письме № 53 и книге А. Б. Гольденвейзера «Вблизи Толстого», I, М. 1922, стр. 54 и 58.
1901 г. Марта 2. Москва.
Lieber Freund,
Diesen Brief übergiebt Ihnen mein guter Bekannte ein ausgezeichneter Musiker und sehr gebildeter und kluger junger Mann Alexander Goldenweiser. Es wird ihm Freude und Nutzen bringen Ihre Bekantschaft zu machen.
Ihr Freund Leo Tolstoy.
2 März 1901.
Дорогой друг,
Это письмо передаст вам мой хороший знакомый, превосходный музыкант, очень образованный и умный молодой человек, Александр Гольденвейзер. Ему будет очень приятно и полезно с вами познакомиться.
Ваш друг Лев Толстой.
2 марта 1901.46
47 Перепечатывается из книги «Die Rettung wird kommen... 30 unveröffentlichte Briefe von Leo Tolstoi an Eugen Heinrich Schmitt», Hamburg [«Спасение придет... 30 неопубликованных писем Льва Толстого Евгению Генриху Шмиту», Гамбург], 1926, стр. 56, где впервые опубликовано.
А. Б. Гольденвейзер, уехавший 26 марта из Москвы в Италию, передал письмо Шмиту в Будапеште. О Гольденвейзере см. т. 72, стр. 446.
1901 г. Марта 7. Москва.
Очень вам благодарен, любезный Петр Петрович, за вашу готовность повидать Черткова. Пожалуйста сделайте это; адрес его: Christchurch, Hants, Влад. Григ. Чертков. Еще просьба к вам: не можете ли передать прилагаемое письмо Суворину,1 передав ему мой привет и прося его напечатать его в Нов[ом] Вр[емени].
Желаю вам полезной и приятной поездки.
Лев Толстой.
7 марта 1901.
Впервые опубликовано, без указания даты, в воспоминаниях П. П. Гнедича «Последние орлы» — «Исторический вестник» 1911, 2, стр. 465.
О Петре Петровиче Гнедиче (1855—1925) см. т. 72, стр. 263.
Уезжая в Англию, Гнедич предлагал передать от Толстого письмо и посылку В. Г. Черткову.
1 Толстой пересылал Суворину для напечатания в «Новом времени» письмо А. Н. Коншина о духоборах. Суворин не опубликовал его. Содержание письма Коншина неизвестно.
1901 г. Марта 8. Москва.
Здраствуй, милая Таничка. Всё собираюсь писать тебе и всё не соберусь. Условия жизни всё сложнее и сложнее, требований от жизни всё больше и больше, а сил всё меньше и меньше. Огонь догорает, а ветер, задувающий его, всё усиливается. Хорошо, что всё тверже и тверже знаю, что огонь, гаснущий здесь, проявится в новом виде «не здесь» — он самый.47
48 Вчера очень интересный б[ыл] разговор с Коншиным — он не просвещенный материалист; были Буланже, Горбунов и Голденвейзер, и очень хорошая была беседа. Его, разумеется, не убедил ни в существовании бога, ни будущей жизни, но себя еще больше утвердил.
Маша пишет хорошо о себе: слаба телом, но бодра духом и счастлива с своим милым Колей. Смотри, будь так же. Хорошо пишет, хотя и грустно, о д[яде] Сер[еже]. Когда прошло первое чувство прощения и радости прощения, началась будничная жизнь, полная боли. Смерть лучше — там кончено, а здесь нет. Бедный д[ядя] Сер[ежа].
Вчера получил от Чертк[ова] письмо о русск[ом] изд[ании] полн[ых] сочинений.1 Разумеется, никто лучше его не может этого сделать, и надо дорожить им. Целую тебя, милую мою дочку-друга. Спасибо за интересн[ое] письмо о Шмите.2
Милого М[ихаила] С[ергеевича] целую.
Л. Т.
Сейчас получил твое письмо. Hall Caine рекламист и его «Christian»3 прескверное сочинение.
Датируется по письму С. А. Толстой от 8/21 марта 1901 г., посланному в одном конверте с комментируемым письмом. Приписка сделана на письме С. А. Толстой. Впервые опубликовано в «Современных записках», Париж, 1928, XXXVI, стр. 211.
О Татьяне Львовне Сухотиной (1864—1951) см. т. 63, стр. 294—295.
1 В. Г. Чертков предпринял издание «Полного собрания сочинений» Толстого, запрещенных русской цензурой. В конце 1901 г. вышел первый том — «Исповедь».
2 15 февраля Т. Л. Сухотина и ее муж уехали из России в Италию. Проездом остановились на несколько дней в Будапеште, где виделись с Е. Шмитом.
3 В яснополянской библиотеке, среди других книг Кена, сохранилась и эта книга: Hall Caine, «The Christian», a Story, London [Холл Кен, «Христианин», рассказ, Лондон], 1897.
1901 г. Марта начало. Москва.
Dear friend,1
Получил ваше хорошее письмо.
Все-таки жалко не то, что вы не работаете с Ч[ертковым], а то, что между вами недоброе чувство и с вашей стороны чувство48 49 собственного достоинства, граничащего с гордостью. Но не мне судить вас.
Насчет денег, кот[орые] ваша жена хочет передать на полезное людям дело, я ничего не могу присоветовать.2 Духоборам, слава богу, хорошо в Канаде и в Якутске, кажется, нет особенной нужды. И есть назначенные на их помощь деньги, кот[орые] до сих пор не требуются. Есть и на переезд жен.3 И потому распорядитесь с деньгами, как вам бог положит на сердце.
Любящий вас Л. Толстой.
Печатается по фотокопии с автографа. Датируется письмом Моода от 9 марта н. ст. 1901 г. и временем получения комментируемого письма адресатом: 25 марта н. ст. Опубликовано в переводе на английский язык в книге Моода «The Life of Tolstoy. Later Years», стр. 573.
Ответ на письмо Моода от 9 марта н. ст. 1901 г.
1 [Дорогой друг,]
2 Моод спрашивал, как распорядиться теми деньгами, которые получила его жена Луиза Моод за переводы «Воскресения», изданного в Америке. Весь гонорар она передавала в духоборческий фонд.
3 См. письмо № 38.
1901 г. Марта середина. Москва.
Уважаемый князь Леонид Дмитриевич!
Мужественная, благородная и человеколюбивая деятельность ваша 4-го марта перед Казанским собором известна всей России.1
Мы надеемся, что вы так же, как и мы, относите выговор, полученный вами от государя за эту деятельность, только к грубости и жестокости тех людей, которые обманывают его. Вы сделали доброе дело, и русское общество всегда останется вам благодарным за него.
Вы предпочли отдаться чувству негодования против грубого насилия и требованиям человеколюбия, а не условным требованиям приличия и вашего положения, и поступок ваш вызывает всеобщее уважение и благодарность, которые мы и выражаем вам этим письмом.
Лев Толстой.49
50 Перепечатывается из «Листков Свободного слова», 19, Christchurch, 1901, стр. 61, где впервые опубликовано без указания даты. Датируется по письму к В. Г. Черткову от 20 марта 1901 г. (см. т. 88). На обороте двух листов рукописи статьи «Царю и его помощникам» Толстым написаны два черновых наброска этого письма.
Леонид Дмитриевич Вяземский (1848—1909) — член Государственного совета, генерал-лейтенант.
1 4 марта 1901 г. на площади у Казанского собора в Петербурге происходила демонстрация протеста против репрессий, примененных к студентам Киевского университета: сто восемьдесят три студента, участвовавших в волнениях, были отданы в солдаты. Петербургская полиция зверски расправлялась с демонстрантами. Вышедший из Казанского собора Л. Д. Вяземский заявил протест против полицейской расправы. За это он был выслан из Петербурга и получил «высочайший выговор». Составленное Толстым приветственное письмо было покрыто многочисленными подписями — на нескольких листах — в Москве и в Петербурге.
1901 г. Марта середина. Москва.
Г. Редактор,
Не имея возможности лично поблагодарить всех тех лиц, от сановников до простых рабочих, выразивших мне, как лично, так и по почте и по телеграфу свое сочувствие по поводу постановления св. Синода от 20—22 февраля, покорнейше прошу вашу уважаемую газету поблагодарить всех этих лиц, причем сочувствие, высказанное мне, я приписываю не столько значению своей деятельности, сколько остроумию и благовременности постановления св. Синода.
Лев Толстой.
Перепечатывается из «Листков Свободного слова», 23, Christchurch, 1901, стр. 24. Датируется по письму к В. Г. Черткову от 20 марта 1901 г. (см. т. 88).
24 февраля 1901 г. в «Церковных ведомостях» было опубликовано «Определение» святейшего синода от 20—22 февраля 1901 г. об отлучении Толстого от церкви. См. т. 54, стр. 457—458. Одновременно Главное управление по делам печати разослало циркуляр от 24 февраля 1901 г., № 1579, запрещающий «обсуждение определения святейшего синода». В начале марта был новый циркуляр о запрещении помещать в газетах «телеграммы и известия о выражении сочувствия отлученному от церкви гр. Л. Н. Толстому». Но циркуляры не могли остановить общественного возбуждения. 24 февраля в Москве состоялась грандиозная демонстрация.50
51 «В этот день и в следующие мы получили столько сочувствия и депутациями, и письмами, адресами, телеграммами, корзинами цветов и проч.», — писала 2 марта 1901 г. С. А. Толстая Т. А. Кузминской. Сочувственные письма и адреса получались в течение нескольких месяцев. Писали рабочие, крестьяне, политические эмигранты, иностранцы, студенты, даже священники и аббаты. Под некоторыми адресами и телеграммами собирались сотни подписей.
Спустя девять лет В. И. Ленин в статье «Л. Н. Толстой», написанной в связи со смертью великого писателя, так оценил это событие: «Святейший синод отлучил Толстого от церкви. Тем лучше. Этот подвиг зачтется ему в час народной расправы с чиновниками в рясах, жандармами во Христе, с темными инквизиторами, которые поддерживали еврейские погромы и прочие подвиги черносотенной царской шайки» (Сочинения, т. 16, стр. 296).
1901 г. Марта 18. Москва.
Thanking for the honour of my election in Heidelberg Literary Society, I remain yours very truly
Благодаря за честь избрания меня в Гейдельбергское литературное общество, остаюсь преданный вам
Телеграмма. Печатается по тексту, написанному рукой П. А. Буланже на телеграмме Гейдельбергского литературного общества, полученной 18 марта 1901 г. (подписи на подлиннике нет). Датируется в соответствии с датой получения.
Ответ на телеграмму с извещением об избрании Толстого почетным членом Гейдельбергского литературного общества (штат Огайо, США).
1901 г. Февраля конец — марта 21. Москва.
Написал вам недавно письмо,1 милый друг Поша, и это самое письмо вызвало во мне целый ряд мыслей, кот[орые] хочется сообщить вам.
Мне всё настоятельнее и настоятельнее приходит мысль о том, что то случайно сложившееся около вас дело воспитания51 52 детей в свободной стране есть дело огромной важности, самое важное дело в жизни. Написал я это вступление около месяца тому назад; и с тех пор частью из-за нездоровья (слабость, лихорадочное состояние, боли в мускулах и, как всегда, желудок и печень. Теперь лучше), частью из-за суеты, вызванной нашими обществ[енными] событиями, о кот[орых] пусть вам пишут другие. А мне хочется продолжать то, что я начал и что очень занимает меня. Мысль о том, что устройство общества, отношений людских между собою, хотя немного менее зверское, чем теперь, и хотя немного приближающееся к тому христианскому не идеалу даже, а весьма осуществимому представлению, кот[орое] сложилось и укрепилось в нас, что устройство такое всего общества недостижимо не только наш[им], моим, но и вашим поколением, но что оно отчасти или вполне должно быть достигнуто следующим поколением, детьми, кот[орые] растут теперь. Но для того, чтобы это б[ыло], мы — наше поколение, должны работать для того, чтобы избавить это поколение от тех обманов, гипнотизации, из кот[орых] мы с таким трудом выпутывались, и не только избавить, но и дать им всю, какую можем, помощь итти по единому истинному пути — не какому-нибудь нашему, специальному, а по пути свободы и разума, кот[орые] неизбежно приводят к всех соединяющей истине. Для того же, чтобы это б[ыло], надо, чтобы были такие школы. Для того, чтобы были такие школы, нужно, чтобы были образцы, попытки образцов. И вот вы с Пашей поставлены самой судьбой и условиями ваших характеров в такое положение, что не знаю, кто лучше вас может это сделать, что вам как будто велено это делать, посвятить на это все силы вашей жизни. Вы русские, с тем идеальным, ничем не связанным стремлением к полной радикальной свободе и с ясным, определенным миросозерцанием, вытекающим из этой свободы. И вы живете в стране свободной, где ничто не помешает вам применять к жизни свои основы. И вы оба способные, здоровые, без усилия нравственные люди. И вас любят. И около вас сложилась кучка детей. И на днях говорили про это, и два человека, Булыгин2 и Михайлов3, присутствовали и оба только того желают, чтобы найти место, где спасти детей от обмана. И таких родителей и детей сотни, если не тысячи. Кроме того, хотя это и нескромно, у вас есть любящий издавна дело воспитания и теперь придающий ему величайшее значение и готовый отдать ему свои последние силы человек, к[оторый]52 53 может быть полезен вам, — это я. Только оцените всю, превосходящ[ую]4 все другие дела важность этого дела и отдайтесь ему, и, сколько могу, все силы положу на это. Ведь в деле этом всё надо сначала: 1) религиозное воспитание или даже не воспитание, но ограждение от ложн[ого] воспитания; 2) воспитание образа жизни — уничтожение извращенных привычек прислуги. 3) Предметы преподавания — способы, непринуждение. 4) Художественное: а) рисованье, как средство передачи знаний и мыслей, б) музыка, не инструменты, а прежде всего утилизация своего голоса.
5) Труд — система труда.
6) Гигиена.
Ведь это всё надо сначала. И работы без конца. Хоть бы что-нибудь сделать.
Напишите, что вы об этом думаете.5 Целую вас братски всех троих6 и детей.
Л. Т.
21 марта.
Впервые опубликовано в Б, IV, стр. 34—35.
1 См. письмо № 31.
2 Михаил Васильевич Булыгин (1863—1943). См. о нем т. 79.
3 Константин Анемподистович Михайлов. См. о нем т. 67.
4 В подлиннике: превосходящее
5 Бирюков ответил 14 апреля н. ст. 1901 г. См. письмо № 71.
6 П. И. Бирюков, П. Н. Бирюкова и жившая с ними ее сестра, Анна Николаевна Шарапова (1863—1923).
1901 г. Марта 21. Москва.
Geehrter Herr,
Zwischen Vielen Verdienste des Simplic[issimus] hat Ihre Zeitschrift den grossen Verdienst dass sie nicht lügt. Daher wird für einen das Ende des 19-ten Jahrhunderts beschreibenden Historiker im 22-ten oder 23 Jahrhundert der Simpl[icissimus] die wichtigste und kostbarste Quelle sein, nach welcher er im Stande sein wird nicht nur den Zustand der heutigen Gesellschaft kennen53 54 zu lernen, sondern auch die Glaubwürdigkeit aller übrigen Quellen zu prüfen.
Ich kann nicht umhin auch meine aufrichtigste Anerkennung der Meisterschaft der Zeichnungen zu zollen, obgleich ich in einigen Illustrationen und Carricaturen nicht so viel nach heutiger Mode gesuchter Nachlässigkeit und Übertreibung wünschen möchte.
Im ganzen glaube ich, dass die Malerei in Ihrer Zeitschrift das ihr Eigentümliche weit mehr in Geltung bringt als es in vielen Ausstellungen geschieht.
Mit vorzüglicher Hochachtung
Leo Tolstoy.
21 März 1901.
Милостивый государь,
Среди многих достоинств вашего Simplic[issimus] самое большое то, что он не лжет. Поэтому для историка, описывающего конец 19 века в 22-м или 23 веке, Simpl[icissimus] будет самый важный и драгоценный источник, по которому он, историк, будет в состоянии не только знакомиться с положением современного общества, но и проверять достоверность всех остальных источников.
Не могу также не оценить искренно мастерство рисунков, хотя в некоторых иллюстрациях и карикатурах я желал бы меньше модной теперь нарочитой небрежности и преувеличения.
Вообще я думаю, что живопись имеет в вашем журнале гораздо больше свойственного ей значения, чем на многих выставках.
С совершенным почтением
Лев Толстой.
21 марта 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 37. В ГМТ хранится черновик-автограф, написанный по-русски.
Благодаря за отзыв о журнале «Simplicissimus», данный в письме к Чумикову (см. № 41), Альберт Ланген в письме от 18 марта н. ст. 1901 г. просил Толстого сообщить более подробно свое мнение об этом журнале.
1901 г. Марта 22. Москва.
Любезный друг Моод,
Получил ваше письмо и радуюсь тому хорошему настроению, в к[отором] вы приняли мое письмо. Право, не стоит никакое54 55 дело, и тем менее самолюбие, того, чтобы лишать себя общения с людьми, особенно такими, с к[оторыми] мы едины в самом важном и существенном в жизни.
С удовольствием исполняю ваше желание, избавляющее меня от распоряжения деньгами, да еще не моими, тем более, что знаю, что ваша милая жена сумеет употребить их хорошо.1
О желании духоб[оров] переменить место я знаю только по слухам и надеюсь, что это неправда.
Брат ваш Л. Толстой.
22 марта.
Печатается по фотокопии с автографа. Отрывок в переводе на английский язык опубликован в книге Моода «The Life of Tolstoy. Later Years», стр. 572—573.
В ответ на предыдущее письмо Толстого (см. № 47) Моод в письме от 30 марта н. ст. 1901 г. сообщал о своем желании восстановить отношения с Чертковым.
1 Моод прислал Толстому на подпись текст распоряжения, согласно которому отчет в деньгах, полученных за издание «Воскресения» в Америке, издательство должно представлять непосредственно переводчице Луизе Моод.
1901 г. Марта 26. Москва.
Ваше императорское величество,
Прилагая при сем мое обращение к Вам и Вашим помощникам, прошу вас верить, что я сделал это только потому, что считал себя обязанным к этому своей совестью, и руководило мною только желание истинного блага русскому народу и Вашему величеству.
Лев Толстой.
Печатается по рукописной копии, приложенной к письму Толстого В. Г. Черткову от 26 марта 1901 г. Датируется по тому же письму.
Препроводительное письмо к экземпляру открытого обращения Толстого «Царю и его помощникам». См. т. 34 и письма к В. Г. Черткову от 26 и 30 марта 1901 г., т. 88.
1901 г. Марта 28. Москва.
Дорогой Дмитрий...
(Простите мою старческую память, забыл ваше отчество.)
Мне казалось, что я написал вам о вашей вещи. По моему мнению, она не хороша, и у вас нет того, что нужно для писательства.
Очень сожалею и искренно о том, что вы всё так же тревожны и недовольны всем окружающим. Я думаю, что это нехорошо и что вам надо убедиться в том, что для христианина не может быть нехорошо от внешних причин. И что поэтому всякое страдание, горе, неудовольствие есть только указание на свое несовершенство, на свои ошибки, заблуждения. Как в области физической, если сел на гвоздь, или обжег руку, или завшивел и исчесался, то надо встать с гвоздя, принять руку и обобрать вшей и вымыться, а не осуждать гвоздь, огонь или вшей, так и во всяком нравственном страдании надо никак не сердиться на причину этого страдания вне себя, на людей, а только самому встать с гвоздя, отстраниться от огня, вымыться, и в нравственных страданиях средство избавления всегда еще ближе и доступнее, чем в матерьяльных. Главное, надо признать себя виноватым и тогда искать. И сейчас найдешь. И как легко и хорошо сделается. Пишу это вам именно как любящий вас истинно. Передайте мой привет вашей жене.
Л. Толстой.
28 мар.
Печатается по копировальной книге 4, л. 39.
В письме от 21 марта 1901 г. Д. А. Литошенко вновь спрашивал мнение Толстого о своем рассказе (см. письмо № 9).
1901 г. Апреля 8. Москва.
Спасибо, милая Машенька, за письмо. Взял пол-листика, а может, распишусь. Прекрасно, чудесно, что ты так недовольна собой. Не утешайся и не переставай быть недовольна и56 57 за себя и за Колю. Так и надо, так и надо. Недавно записал себе в дневник, что, перебирая свою длинную жизнь, как острова выдаются те места, где вся жизнь была направлена на служение другим. Началось это с моего первого школьного учительства и потом было несколько раз и хорошие острова и полуострова.1 В твоей короткой жизни уже были эти острова, и потому ты всегда к ним будешь примеривать свою жизнь. То, что ты противуполагаешь семью, желание иметь детей жизни служения, это несправедливо. Надо соединить, подчинившись, стараясь подчинить, сколько можно, семью служению. Посылаю тебе письмо Евг[ения] Ив[ановича]2 из Ялты об этом самом, посылаю п[отому], ч[то] получил его одновременно с твоим. Жалко, что ты не приедешь, да теперь уж не к чему. Я очень занят современностью, кажется, что в ней есть и вечное. Успокоюсь, когда приеду к вам, на что надеюсь и чего желаю. Здоровье всё нехорошо, всё боли в мускулах: руки, ноги, шея и вроде лихорадоч[ного] состояния. Очень неприятно это, п[отому] ч[то] мешает поездке к вам, а хочется, ужасно хочется видеть тебя и Сережу,3 особенно теперь. Очень уж мы с ним близки к больш[ому] путешествию.4
Здесь мне хорошо по тому, как люди добры ко мне. Написал я письмо Царю и его пом[ощникам], которое вы, верно, знаете, а потом письма, к[оторые] я получал по случаю отлучения, вызвали меня на то, чтобы ответить синоду и этим письмам.5 Этот ответ Жюли6 пошлет вам. Он переписывается.
Письмо мама7 очень хорошо подействовало на нее. Ничего нельзя предвидеть. У нас, мущин, мысль влияет на8 поступки, а у женщин, особенно женских женщин, поступки влияют на мысль. Она теперь иначе судит и иначе принимает многие суждения. Вчера получил напечатанное в франц[узской] газете письмо Жози Дидрихса к Победоносц[еву].9 Очень сильное, резкое и умн[ое] письмо. Сообщим при случае. Прощай[те], целую вас вместе с пироговскими.10
Л. Т.
Основание датировки: в Записной книжке в апреле 1901 г. отмечено: «Вчера написал письма Маше, Попову и еще кому-то» (т. 54, стр. 246); письмо к Попову датировано 8 апреля, поэтому и комментируемое письмо можно датировать тем же числом. Впервые опубликовано по копии, с датой: «лето 1901 г.», в «Современных записках» 1926, XXVII, стр. 263—264. По автографу впервые опубликовано в журнале «Печать и революция» 1928, 6, стр. 116—117.57
58 1 Ср. в Дневнике Толстого запись от 8 апреля 1901 г. (т. 54, стр. 94).
2 Е. И. Попов. См. письмо № 64.
3 Сергей Николаевич Толстой.
4 То есть к смерти.
5 Статью Толстого «Ответ на определение синода от 20—22 февраля и на полученные мною по этому случаю письма» см. в т. 34.
6 Юлия Ивановна Игумнова (ум. 1940), живя несколько лет в Ясной Поляне, помогала Толстому в разборе корреспонденции и в переписке рукописей.
7 Ответ С. А. Толстой митрополиту Антонию по поводу постановления синода об отлучении. В России письмо сначала распространялось в гектографированном виде, за границей было напечатано во многих газетах. Опубликовано в «Прибавлении к Церковным ведомостям» 1901, 17, откуда перепечатано в русских газетах.
8 Зачеркнуто: чувства
9 По поводу отлучения Толстого Иосиф Константинович Дитерихс написал открытое письмо «Господину обер-прокурору синода Константину Петровичу Победоносцеву», напечатанное в заграничных газетах. Толстой читал его во французской газете «Aurore».
10 Семья С. Н. Толстого.
1901 г. Апреля 8. Москва.
Получил ваше хорошее письмо, дорогой Евгений Иваныч, и очень рад был почувствовать душевное общение с вами, гораздо больше, чем то, какое б[ыло] в Москве в ваш последний приезд.1 Тут никто не виноват. Духовное общение устанавливается или нет независимо от нашей воли.
Ваше душевное состояние я вполне понимаю и разделяю, но только не пропаганду, как сознательную цель или форму жизни. Пропаганда одна: своя добрая жизнь — действительна. Хотя я не отрицаю того, что сообщение того, что знаешь и что нужно другим, особенно если оно совершается с усилием и лишениями, не составляет иногда главн[ого] условия доброй жизни, это мне близко, и я, я сам в этом положении. Не смотрите легко на воспитание хотя бы одного человека. Это великое дело. Я писал недавно об этом Бирюковым, советую им попытаться устроить наилучшую свободную разумную школу. Они в таких для этого выгодных условиях. А важность этого дела не выразишь словами. Все наши усилия пропадут, если молодые поколения не будут готовы принять истину, будут закупорены от58 59 нее. Все усилия наши должны быть направлены на торжество истины, когда нас не будет. Это и лучше для работы.
Я написал — б[ыл] приведен к этому — ответ синоду — пришлю вам на днях, а теперь еще многое хочется писать. До смер[ти] успеть. А она, чувству[ю], близка.
Прощайте, братски целую вас. Передайте мою любовь милым Вульфам.
Л. Толстой.
8 апреля.
Печатается по копировальной книге №4, лл. 45—46. Впервые опубликовано в ПТС, I, № 210.
О Евгении Ивановиче Попове (1864—1938) см. т. 64, стр. 109. С 1898 г. по май 1902 г. Попов жил близ Алушты, занимаясь с детьми Екатерины Николаевны Вульф, жены помещика Тверской губернии, и ведя хозяйство на ее земельном участке.
Ответ на несохранившееся письмо Попова от начала апреля 1901 г. Оно было переслано Толстым М. Л. Оболенской (см. письмо № 63). Попов писал о неудовлетворенности своей жизнью в богатой семье. Он утверждал, что необходима пропаганда религиозно-нравственных идей, которым он сочувствует, и что воспитание не может дать положительных результатов, если не будут изменены внешние условия.
1 Попов был у Толстого в начале 1901 г.
1901 г. Апреля начало. Москва.
В Комитет Союза Русских Писателей.
С искренним сочувствием узнали мы о протесте Петербургских писателей против зверских поступков полиции 4 марта и о последовавшем от Союза Русских Писателей заявлении. Заявление это повлекло за собой закрытие Союза.1 Мы думаем, что закрытие это будет скорее полезно, чем вредно для тех целей, которые дороги русским писателям. Закрытием Союза администрация признала себя виновною и, не будучи в состоянии оправдать свои незаконные поступки, совершает еще новый акт насилия, тем самым еще более ослабляя свое и усиливая нравственное влияние борющегося с ней общества. И потому мы от всей души благодарим вас за то, что вы сделали, и надеемся, что деятельность ваша, несмотря на насильственное закрытие59 60 Союза, не ослабнет, а окрепнет и продолжится в том же направлении свободы и просвещения, в котором она всегда проявлялась среди лучших русских писателей.
Лев Толстой [и другие].
Текст написан на пишущей машинке, подписи собственноручные. На подлиннике позднейшая пометка: «1901 г. 22 апреля», очевидно, дата получения письма. Датируется по письму к В. Г. Черткову от 30 марта 1901 г. (см. т. 88). Впервые опубликовано в журнале «Минувшие годы» 1908, 9, стр. 1—2, где подпись Толстого воспроизведена факсимильно. Вариант, мало отличающийся от письма, напечатан в «Листках Свободного слова», Christchurch, 1901, 19, стр. 63. В ГМТ хранится черновик-автограф и написанный на пишущей машинке первоначальный текст. Текст этот был исправлен и дополнен Толстым. Первоначальный вариант, очевидно, был составлен не Толстым. Приветствие, кроме Толстого, было подписано восемнадцатью лицами и вручено председателю комитета Союза Петру Исаевичу Вейнбергу.
1 События 4 марта на площади у Казанского собора в Петербурге (см. письмо № 48) вызвали ряд общественных протестов и петиций. «Союз взаимопомощи русских писателей при русском литературном обществе» обратился 9 марта к министру внутренних дел с декларативным заявлением. Рассказав в нем о том, как некоторые из писателей стали жертвами полицейской расправы с демонстрантами, Союз требовал снятия запрета с обсуждения в печати вопроса о причинах студенческих волнений. В ответ на это заявление петербургский градоначальник 12 марта уведомил комитет Союза взаимопомощи русских писателей о закрытии Союза.
1901 г. Апреля 12. Москва.
12 апреля 1901.
Дорогой Мих[аил] Ал[ександрович],
Только нынче оказалась нужда в вашем посредничестве. Посылаю прекрасную статью о мире Ив. Мих. Трегубова.1 Как видите, она уже была напечатана в Либавск[ом] Листке.2 Предложите Суворину напечатать ее.
Если он опасается в ценз[урном] отношении, то из-за тех прекрасно выраженных в ней глубоко христианских мыслей стоит рискнуть. Le cas ou jamais.3 Попросите его очень об этом от себя и меня.4 Если бы он отказал, нельзя ли передать ее Стасову60 61 для напечатания в Новостях.5 Как бы хорошо было, если бы вы это устроили.
Если бы нашли нужным чтò исключить, то я имею carte blanche от автора — допустить или нет изменения.
Статья очень хороша. Прочтите ее, не торопясь и с точки зрения христианина.
До свиданья.
Любящий вас
Л. Толстой.
Статью, если она не будет напечатана, возвратите.
Впервые опубликовано в «Русском слове» 1911, № 230 от 7 октября.
О Михаиле Александровиче Стаховиче (1861—1923) см. т. 63, стр. 190—191.
1 См. письмо № 3.
2 «Либавские новости».
3 [Теперь или никогда.]
4 Статья была напечатана в «Иллюстрированном приложении к „Новому времени“» 1901, № 9031 от 21 апреля.
5 Петербургская ежедневная газета «Новости» (1872—1915). В. В. Стасов помещал в ней свои статьи об искусстве.
1901 г. Апреля 20. Москва.
Ольга Ивановна,
25 р. для помощи нуждающимся мною получены и будут употреблены по назначению. Пакет, заключавший выражения сочувствия мне лиц, собравшихся на П[ередвижную] В[ыставку], мне передан. Очень благодарен за добрые ко мне чувства.
Лев Толстой.
20 апреля 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 49.
Ответ на письмо О. И. Ивановой из Петербурга от 12 апреля 1901 г.
25 марта 1901 г. в Петербурге на XXIX выставке «Передвижников» около новой картины И. Е. Репина «Толстой на молитве» возникла овация в честь Толстого. Присутствовавшие послали ему приветственную телеграмму61 62 с 398 подписями, письмо и 25 рублей, собранные в пользу бедных. Телеграмма до Толстого не дошла (было запрещено передавать сочувственные телеграммы Толстому), и, очевидно, он получил текст ее почтой. Картина с выставки была снята.
1901 г. Апреля Москва.
Нельзя.
Перепечатывается из письма Трегубова к Толстому от 21 апреля 1901 г. Телеграмма. Вероятно, в письме Трегубова текст этой телеграммы приведен не полностью, не воспроизведена и подпись. Датируется по тому же письму.
Вероятно, речь идет о разрешении опубликовать отрывки из частных писем Толстого. См. следующее письмо.
1901 г. Апреля 27. Москва.
Можно печатать, пропустив только от слов «молитва такова» до слов: «так я молюсь», заменив пропущенное многоточием.
Написано на конверте письма Трегубова от 25 апреля 1901 г. Датируется по почтовому штемпелю на этом конверте (дата получения).
В письме от 25 апреля Трегубов просил разрешения напечатать вторую часть письма Толстого к В. К. Заволокину (см. письмо № 5). Разрешая публикацию, Толстой просил выпустить место о его личной молитве. Получив разрешение, Трегубов обратился к А. С. Суворину с. предложением напечатать письмо. Суворин отказал. См. «Письма русских писателей к А. С. Суворину», Л. 1927, стр. 217—218.
1901 г. Апреля 10 — мая 5. Москва.
Получил нынче ваше письмо,1 милый друг Поша, и очень рад, что вы и Паша с сочувствием отнеслись к моей мысли, что это ваша мысль, и я
Почти месяц тому назад написал эти строки и с тех пор не подходил к письменному столу — всё болел — ревматизм и лихорадка. Теперь лучше. С тех пор получил и хорошее Пашино62 63 письмо2 и еще письмо Бодянского3 и вот пытаюсь отвечать на все, а более всего самому себе, на те вопросы о воспитании, которые всегда стояли и теперь стоят передо мной. В основу всего должно стать то, что заброшено в наших школах, — религиозное понимание жизни, и не столько в форме преподавания, сколько в руководящее начало всей воспитательной деятельности. Религиозное понимание жизни, которое, по моему разумению, может и должно стать основой жизни людей нашего времени, выраженное наиболее кратко, будет такое: смысл нашей жизни состоит в исполнении воли того бесконечного начала, которого мы сознаем себя частью; воля же эта в единении всего живого и прежде всего людей: в братстве их, в служении друг другу. С другого конца это же религиозное понимание жизни выразится так: дело жизни есть единение со всем живым, — прежде всего братство людей, служение друг другу.
И это так потому, что мы живы только в той мере, в которой сознаем себя частью всего бесконечного, закон же бесконечного есть это единение.
Во всяком случае, жизненное проявление религиозного понимания — единение всего, достигаемое любовью, есть прежде всего братство людей: оно — практический, центральный закон жизни, и оно-то и должно быть поставлено в основу воспитания, и потому хорошо и должно быть развиваемо в детях всё то, что ведет к единению, и подавляемо всё, что ведет к обратному. Дети находятся всегда — и тем больше, чем моложе — в том состоянии, которое врачи называют первой степенью гипноза. И учатся и воспитываются дети только благодаря этому их состоянию. (Эта их способность ко внушению отдает их в полную власть старших, и потому нельзя быть достаточно внимательным к тому, что и как мы внушаем им.) Так что учатся и воспитываются люди всегда только через внушение, совершающееся двояко: сознательно и бессознательно. Всё, чему мы обучаем детей, от молитв и басен до танцев и музыки, всё это сознательное внушение; всё то, чему независимо от нашего желания подражают дети, в особенности в нашей жизни, в наших поступках, есть бессознательное внушение. Сознательное внушение — это обучение, образование, бессознательное — это пример, воспитание в тесном смысле, или, как я назову это, — просвещение. На первое в нашем обществе направлены все усилия, второе же невольно, вследствие того, что наша жизнь дурна63 64 находится в пренебрежении. Люди, воспитатели или — самое обыкновенное — скрывают свою жизнь и вообще жизнь взрослых от детей, ставя их в исключительные условия (корпуса, институты, пансионы и т. п.), или переводят то, что должно происходить бессознательно, в область сознательного: предписывают нравственные жизненные правила, при которых необходимо прибавлять: fais ce que je dis, mais ne fais pas ce que je fais.4 От этого происходит то, что в нашем обществе так несоответственно далеко ушло образование, и так не только отстало, но отсутствует истинное воспитание или просвещение. Если где оно и есть, то только в бедных рабочих семьях. А между тем, из двух сторон воздействия на детей, бессознательного и сознательного, без всякого сравнения важнее и для отдельных личностей и для общества людей — первое, т. е. бессознательное нравственное просвещение.
Живет какая-нибудь семья rentier,5 землевладельца, чиновника, даже художника, писателя буржуазной жизнью, живет, не пьянствует, не распутничает, не бранясь, не обижая людей, и хочет дать нравственное воспитание детям. Но это так же невозможно, как невозможно выучить детей новому языку, не говоря на этом языке и не показывая им книг, написанных на этом языке. Дети будут слушать правила о нравственности, об уважении к людям, но бессознательно будут не только подражать, но и усвоят себе, как правило, то, что одни люди призваны чистить сапоги и платье, носить воду и нечистоты, готовить кушание, а другие пачкать платье, горницы, есть кушания, и т. п. Если только серьезно понимать религиозную основу жизни — братство людей, то нельзя не видеть, что люди, живущие на деньги, отобранные от других, и заставляющие этих других за эти деньги служить себе, живут безнравственной жизнью, и никакие проповеди их не избавят их детей от бессознательного безнравственного внушения, которое или останется в них на всю жизнь, извращая все их суждения об явлениях жизни, или с великими усилиями и трудом будет после многих страданий и ошибок разрушено ими. Я говорю это не для вас, потому что, сколько я знаю, вы свободны от этого зла, и в этом отношении жизнь ваша может произвести на детей только нравственное внушение. То же, что вы далеко не всё делаете сами и пользуетесь за деньги услугами других людей, не может вредно действовать на детей, если они видят, что ваше стремление не64 65 в том, чтобы сложить с своих плеч на других труд, нужный для вашей жизни, а наоборот.
Итак, воспитание, бессознательное внушение, есть самое важное. Для того же, чтобы оно было хорошее, нравственное, нужно — странно сказать — чтобы вся жизнь воспитателя была хорошая. Что назвать хорошей жизнью? — спросят. Степени хорошества есть безграничные, но одна есть общая и главная черта хорошей жизни: это стремление к совершенствованию в любви. Вот это самое если есть в воспитателях и если этим заразятся дети, то воспитание будет не дурное.
Для того, чтобы воспитание детей было успешно, надо, чтобы воспитывающие люди, не переставая, воспитывали себя, помогали бы друг другу всё более и более осуществлять то, к чему стремятся. Средств же для этого, кроме главного внутреннего — работы каждого человека над своей душой (для меня с помощью уединения и молитвы) — может быть очень много. Надо искать их, обдумывать, прилагать, обсуждать. Я думаю, что критицизм, который употребляется у перфекционистов,6 — хорошее средство. Хорошо, я думаю тоже, в известные дни собираться и сообщать друг другу средства борьбы с своими слабостями, свои или из книг рецепты совершенствования. Хорошо, думаю, отыскивать самых несчастных людей, отталкивающих физически или нравственно, и пытаться служить им. Хорошо, думаю, пытаться сходиться с врагами, ненавидящими нас. Это я пишу наобум, au courant de la plume,7 но думаю, что это целая и важнейшая область науки воспитания себя для воздействия на детей. Только бы мы сознали важность этой стороны воспитания, и мы бы разработали ее.
Это намеки на одну сторону дела — воспитание. Теперь об образовании. Об образовании я думаю вот что: наука, учение есть не что иное, как передача того, что думали самые умные люди. Умные же люди думали всегда в трех разных направлениях, приемах мысли, думали 1) философски, религиозно о значении своей жизни — религия и философия, 2) опытно, делая выводы из известным образом обставленных наблюдений — естественные науки: механика, физика, химия, физиология, и 3) думали математически, делая выводы из положений своей мысли — математика и математические науки.8
Все эти три рода наук — настоящие науки. Нельзя подделаться под знание их, и не может быть полузнания — знаешь65 66 или не знаешь. Все эти три рода наук космополитичны — все они не только не разъединяют, но соединяют людей. Все они доступны всем людям и удовлетворяют критерию братства людей.
Науки же богословские, юридические и специально исторические, русские, французские, суть не науки, или науки вредные, и должны быть исключены. Но кроме того, что существуют три отрасли наук, существуют и три способа передачи этих знаний (пожалуйста, не думайте, что я подгоняю к трем; мне хотелось, чтобы было четыре или десять, но вышло по три).
Первый способ передачи — самый обычный — слова. Но слова на разных языках, и потому является еще наука — языки, опять соответствующая критерию братства людей (может быть, и нужно преподавание эсперанто, если бы было время и ученики желали бы). Второй способ — это пластическое искусство, рисование или лепка, наука о том, как для глаза передать то, что зна[ешь],9 другому. И третий способ — музыка, пение — наука, как передать свое настроение, чувство.
Кроме этих 6 отраслей преподавания, должен быть введен еще 7-й: преподавание мастерства, и опять соответствующее критерию братства, т. е. такое, которое всем нужно — слесарное, малярное, плотничное, швейное...
Так что преподавание распадается на 7 предметов.
Какую часть времени употребить на каждый, кроме обязательного труда для своего обслуживания, решит склонность каждого ученика.
Мне представляется так: преподаватели для себя распределяют часы, но ученики вольны приходить или нет. Как ни странно это кажется нам, так уродливо поставившим образование, полная свобода обучения, т. е. чтобы ученик, ученица сами бы приходили учиться, когда хотят, есть conditio sine q[ua] n[on]10 всякого плодотворного обучения, так же как conditio sine q[ua] n[on] питания есть то, чтобы питающемуся хотелось есть. Разница только в том, что в материальных делах вред отступления от свободы сейчас же проявляется — сейчас же будет рвота или расстройство желудка; в духовных же вредные последствия проявятся не так скоро, может быть через года. Только при полной свободе можно вести лучших учеников до тех пределов, до которых они могут дойти, а не задерживать их ради слабых, а эти лучшие ученики — самые нужные. Только при свободе66 67 можно избежать обычного явления: вызывание отвращения к предметам, которые в свое время и свободно были бы любимы. Только при свободе возможно узнать, к какой специальности какой ученик имеет склонность, только свобода не нарушает воспитательного влияния. А то я буду говорить ученику, что не надо в жизни насилия, а над ним буду совершать самое тяжелое, умственное насилие. Знаю я, что это трудно, но что же делать, когда поймешь, что всякое отступление от свободы губительно для самого дела образования. Да и не так трудно, когда твердо решишься не делать глупого. Я думаю, что надо так: А. от 2 до 3 дает уроки математики, т. е. учения тому, что хотят знать ученики в этой области. В. от 3 до 5 — рисование и т. д. Вы скажете: а самые маленькие? — Самые маленькие, если ведутся правильно, сами всегда просятся и любят акуратность, т. е. подчиняются гипнозу подражания: вчера был после обеда урок, и нынче он после обеда желает урока...
Вообще, грубо представляется мне распределение времени и предметов так. — Всех часов бдения 16. Половину из них полагаю, с перемежками отдыха, игры (чем моложе, тем длиннее), на воспитание, в тесном смысле — просвещение, т. е. на работу для себя, семьи и других: чистить, носить, варить, рубить и т. п.
Другую половину отдаю учению. Предоставляю ему избирать из 7 предметов то, к чему его тянет.
Всё это, как видите, написано кое-как. Я буду еще, если бог велит, перерабатывать это, но посылаю вам все-таки как ответ. Мой привет Зое Григор[ьевне]11 и Ив[ану] Мих[айловичу], кот[орого] письмо я получил, и советую ему не обращать внимания на то, что пишут газеты.12 Хорошие они [тоже]13 оба работники. Любовно приветствую вас с семьею и всех наших друзей.
В практическом отношении и в ответ на то, что предлагает А. М. Бодянский, мне еще хочется добавить то, что я бы не советовал ничего затевать нового, как переезд на другое место или какое-либо теоретическое предопределение того, какая должна быть школа, не советовал бы и приглашать ни учителей, помощников, ни учеников, а пользоваться теми условиями, какие есть, из того, что есть, развивая или, скорее, предоставляя развиваться дальнейшему.
Прибавлю еще о рисовании и музыке, которая, именно музыка... письмо маленького Ге,14 писавшего отцу, что его учат67 68 играть на фортепиано, навело меня отчасти на желание писать вам и содействовало этому. Обучение на фортепиано есть резкий признак ложно поставленного воспитания. Как в рисовании, так и в музыке дети должны быть обучаемы, пользуясь самыми всегда доступными средствами (в рисовании — мелом, углем, карандашом; в музыке — своей глоткой уметь передавать то, что они видят или слышат). Это начало. Если бы после — что очень жалко — для исключительных оказалось особенное дарование, тогда можно учиться писать маслян[ыми] красками или играть на дорогих инструментах.
Для обучения этой элементарной грамоте рисовальной и музыкальной я знаю, что есть хорошие новые руководства.
Для обучения же языкам — чем больше, тем лучше — я думаю, вот каким ваших детей, по-моему, надо учить: французскому, немецкому непременно, английскому и эсперанто, если можно.
И учить надо, предлагая им читать знакомую по-русски книгу, стараясь понимать общий смысл, попутно обращая внимание на нужнейшие слова, корни слов и грамматические формы. Притом учить прежде и преимущественно чужим языкам, а не своему.
Пожалуйста, не судите строго это мое письмо, а примите его как попытку набросать программу программы.
Я всю зиму хвораю и теперь далеко не в нормальном положении: болят руки, ноги от ревматизма, желудок плох, и общая физическая слабость, но жить становится всё лучше и лучше, и жизнь эта хорошая такая, что смерть не только но расстроит, но только улучшит ее.
Ваш Лев Толстой.
5 мая 1901.
Печатается по подлиннику, написанному рукой Н. Н. Ге, подпись и дата собственноручные. Редакторская дата определяется содержанием и временем получения письма Бирюкова от 17 апреля н. ст. 1901 г. (см. прим. 1). В копировальной книге № 4, лл. 50—56, отпечатана большая часть черновика-автографа, почти совпадающего с подлинником. Значительный отрывок впервые опубликован, без указания даты, под заглавием «Из письма к Н. И. Б.», в «Круге чтения» Толстого, I, М. 1906, стр. 351—355 («Недельное чтение»). Черновой вариант опубликован без даты и фамилии адресата в брошюре: Л. Н. Толстой, «Мысли о воспитании и обучении», изд. «Свободное слово», Chirstchurch, 1902, стр. 7—16.68
69 1 Письмо Бирюкова от 17 апреля н. ст. 1901 г. получено в Москве 10 апреля (почт. шт.).
2 Письмо П. Н. Бирюковой от 18 апреля н. ст. 1901 г., в котором она соглашалась с предложенными Толстым методами воспитания детей. См. письмо № 52.
3 Это письмо А. М. Бодянского неизвестно.
4 [делай то, что я говорю, но не делай того, что я делаю.] [Выражение католического духовенства.]
5 [рантье,]
6 Перфекционисты, или библейские коммунисты — американская община, возникшая в 1831 г., не признававшая частной собственности.
7 [бегло,]
8 Ср. в Дневнике Толстого запись от 22 апреля 1901 г., т. 54, стр. 96.
9 В подлиннике: знать
10 [первое условие]
11 Зоя Григорьевна Рубан-Щуровская (Ге) (р. 1861), племянница художника Н. Н. Ге. См. о ней т. 72, стр. 74—75.
12 Вместе со своим письмом от 9 апреля 1901 г. И. М. Трегубов прислал Толстому выдержки из русских и иностранных газет по поводу статьи «Мир мой даю вам, не так, как мир дает». См. письмо № 3.
13 В подлиннике слово отсутствует. Для него оставлено место переписчиком, видимо не разобравшим автографа. Воспроизводится по машинописной копии.
14 У Бирюкова воспитывались два сына H. Н. Ге-младшего.
1901 г. Мая 6. Москва.
Милый друг Поша,
В письме о воспитании забыл написать прием, к[оторый] я считаю важным при изучении языков: то, чтобы изучать всегда только один язык и на него положить все силы, отдав ему часы других занятий. И вести дело так до тех пор, пока ученик настолько овладеет языком, что будет в состоянии читать на нем книги.
Основание датировки: в копировальной книге № 4, л. 65, отпечатано среди писем от 6 мая 1901 г.
1901 г. Мая 6. Москва.
Ваше сиятельство,
Ко мне обратились жена1 и друзья А. М. Пешкова (Горького), прося меня ходатайствовать, перед кем я могу и найду возможным,69 70 о том, чтобы его, больного, чахоточного, не убивали до суда и без суда содержанием в ужасном, как мне говорят, по антигигиеническим условиям нижегородском остроге. Я лично знаю и люблю Горького не только как даровитого, ценимого и в Европе писателя, но и как умного, доброго и симпатичного человека. Хотя я и не имею удовольствия лично знать Вас, мне почему-то кажется, что Вы примете участие в судьбе Горького и его семьи и поможете им, насколько это в вашей власти.
Пожалуйста, не обманите моих ожиданий и примите уверения в совершенном уважении и преданности, с которыми имею честь быть Вашим покорным слугою
Лев Толстой.
1901. 6 мая.
Черновое.
Милостивый государь,
князь,
Ко мне обратились жена и друзья А. М. Пешкова (писателя Горького), прося меня ходатайствовать, перед кем я могу и найду возможным, о том, чтобы его, больного, чахоточного, не убивали до суда и без суда содержанием в одиночной камере ужасного, как мне говорят, по гигиеническим условиям острога. Не по одному желанию его жены и друзей, но и но моему личному расположению к симпатичному человеку и даровитому писателю, любимому не только у нас, но и во всей Европе, я бы очень желал и просто по человеколюбию избавить его от того насилия, которому он подвергается.
Почему-то мне кажется, что Вы, хотя я и не имею удовольствия знать Вас, примете сердечное участие в положении Горького и примете меры к тому, чтобы прекратить это медленное убивание человека, вина которого до сих пор неизвестна, а если и известна, то подлежит наказанию суда, а не тюремщиков.
Пожалуйста не обманите моих ожиданий и примите уверение в со[вершенном]
Черновик-автограф, значительно исправленный, печатается в его первой редакции. Впервые опубликовано в Б, IV, стр. 37.
Петр Дмитриевич Святополк-Мирский (1857—1914) — генерал-адъютант, в то время товарищ министра внутренних дел.
В дни подъема революционного движения в стране правительство поспешило изолировать Максима Горького. Формальным поводом для ареста послужило донесение о приобретении Горьким в Петербурге мимеографа для печатания воззвания к сормовским рабочим. Горький был арестован 17 апреля и заключен в тюрьму, в одиночную камеру. Близкий знакомый Горького К. П. Пятницкий, узнав о письме Толстого и получив с него копию, 12 мая обратился к П. Д. Святополк-Мирскому. 16 мая к Горькому были допущены врачи, которые нашли, что «дальнейшее пребывание в тюрьме губительно повлияет не только на здоровье, но и на жизнь». 17 мая, ровно через месяц после заключения, Горький был освобожден, с отдачей под особый надзор полиции.
Страница черновика письма к П. Д. Святополк-Мирскому от 6 мая 1901 г.
1 Екатерина Павловна Пешкова, первая жена Горького.
Письмо Горького к Толстому от 22 мая 1901 г. (почт. шт.) с благодарностью за хлопоты опубликовано в сборнике «М. Горький в Н.-Новгороде», Н.-Новгород, 1928, стр. 199.
1901 г. Мая 6. Москва.
Ваше высочество,
Тот самый писатель Горький (настоящее имя его Алексей Максимович Пешков), о котором мы в прошлом году говорили с Вами1 и писания которого Вам особенно нравились, находится теперь в ужасном положении: он вырван из семьи, от находящейся в последней степени беременности жены,2 и, больной туберкулезом легких, посажен без суда в Нижегородский, ужасный по своим антигигиеническим условиям, острог.
Его жена и друзья, зная, что я его люблю и как человека и как писателя, обратились ко мне, чтобы я, как могу, помог его и их горю, а я обращаюсь к Вам с твердой надеждой, что Вы сделаете, что можете, чтобы избавить его и его семью от того ужасного положения, в котором они находятся.
Я уверен, что Вы не упустите случая сделать доброе дело.
С совершенным уважением и преданностью
Вашего высочества покорный слуга
Лев Толстой.
6 мая 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 61—62. Имеется черновик-автограф, почти совпадающий с окончательным текстом. Впервые опубликовано в статье К. С. Шохор-Троцкого «Л. Н. Толстой и Максим Горький» — сборник «М. Горький в Н.-Новгороде», Н.-Новгород, 1928, стр. 197—198.71
72 1 Принц Петр Александрович Ольденбургский (1868—1924) приезжал к Толстому в Москву в Хамовники в начале 1900 г.
2 27 мая родилась дочь Екатерина (ум. 1904).
Ответ принца Ольденбургского опубликован в указанной выше статье К. С. Шохор-Троцкого, стр. 198.
1901 г. Мая 6/19. Москва.
Dear sir,
I think that the photograph which you sent me is very good.
Yours truly
Leo Tolstoy.
Милостивый государь,
Я нахожу, что фотография, которую вы мне прислали, очень хороша.
Искренно ваш
Лев Толстой.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 66. Основание датировки: в копировальной книге письмо находится на одном листе с письмами к Эйльмеру Мооду и Камиллу Одижье от 6/19 мая 1901 г.
В письме от 15 апреля н. ст. 1901 г. американский издатель Джон Брайант просил одобрить посланную им фотографию Толстого, которую он намерен был воспроизвести в новом издании «Всемирной истории».
1901 г. Мая 6/19. Москва.
Thank you for sending me your book. I received it and looked it over. I will read it and then send you my opinion.
Leo Tolstoy.
1901. 19 May.
Благодарю вас за присылку вашей книги. Я получил и просмотрел ее. Я прочту ее и тогда сообщу вам свое мнение.
Лев Толстой.
1901. 19 мая.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 66. Дата Толстого нового стиля: в копировальной книге письмо отпечатано среди русских писем от 6 мая.72
73 Эйльмер Моод прислал Толстому свою книгу: «Tolstoy and his Problems», Grant Richards, London [«Толстой и его учение», Грент Ричардс, Лондон], 1901. В книге переизданы статьи Моода о Толстом и напечатаны выдержки из писем Толстого с отзывами об этих статьях.
1901 г. Мая 6/19. Москва.
Monsieur,
J’ai donné une fois pour toutes mon authorisation à tout le monde d’user de mes écrits comme chacun le trouvera nécessaire.
Je suis très content de savoir que c'est vous qui vous chargez de faire de mon roman un drame et je vous prie d’agréer l’assurance de mes sentiments distingués.
Léon Tolstoy.
19 Mai
1901.
Милостивый государь,
Я раз навсегда дал право всем желающим пользоваться моими произведениями, как каждый найдет нужным для себя.
Мне очень приятно знать, что именно вы берете на себя труд написать по моему роману драму, и я прошу вас принять уверение в моем искреннем уважении.
Лев Толстой.
19 мая
1901.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 66. Основание датировки то же, что и в письме № 76.
В письме от 22 апреля н. ст. 1901 г. Камилл Одижье, автор нескольких романов, бытовых комедий, инсценировок, редактор парижского журнала «Le Monitor Ottoman», просил разрешения на инсценировку «Воскресения».
См. письмо № 109.
1901 г. Мая 6/19. Москва.
Cher Monsieur,
Votre lettre m’a trouvé en train d’écrire un article sur l’éducation en général et particulièrement sur l’éducation religieuse,173 74 qui selon moi doit être la base non seulement de l’éducation proprement dite, mais aussi de l’instruction. C’est vous dire que j’ai lu votre lettre et votre programme avec le plus grand intérêt et que je suis très content de pouvoir vous signifier mon adhésion complète à la ligue que vous fondez et mon désir de contribuer selon mes moyens au développement des idées saines sur l’éducation.
Recevez, Monsieur, l’assurance de toute ma considération.
Léon Tolstoy.
19 Mai 1901.
Милостивый государь,
Ваше письмо застало меня за писанием статьи о воспитании вообще и в частности о воспитании религиозном,1 которое, по-моему, должно служить основанием не только воспитания, в буквальном смысле слова, но и образования. Я хочу этим сказать вам, что я прочел ваше письмо и вашу программу с величайшим интересом и очень рад выразить свое полное сочувствие основываемой вами лиге и желание помочь, по мере сил, развитию здоровых взглядов на воспитание.
Примите, милостивый государь, уверение в моем полном уважении.
Лев Толстой.
19 мая 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 07. Основание датировки то же, что и в письме № 76.
Ответ на письмо Ф. Е. Постель (F. E. Postel), директора нормальной школы первоначального обучения в Савене (Нижняя Луара, Франция), от 23 апреля н. ст. 1901 г., приславшего программу организованной им «лиги» воспитания детей.
1 Имеется в виду письмо к П. И. Бирюкову (см. № 71).
1901 г. Мая 7. Москва.
Милостивый государь
Макарий Николаевич,
Письмо и рукопись вашу я получил, но не отвечал потому, что всё время нездоров, прошу за это извинить меня. Суждение о вашей интересной статье, составленной из ваших писем разным лицам, я не берусь высказать. Я чувствую слишком большое разногласие между моими и вашими взглядами и по каждому вопросу пришлось бы вновь определять понятия, на74 75 которых вы основываете свои выводы, а это завлекло бы меня слитком далеко, а потому предпочитаю только благодарить вас за ваше доверие ко мне и просить принять уверение в совершенном моем уважении.
Лев Толстой.
Я еду в деревню, рукопись же вашу оставлю в Москве у г-на Михайлова (Мал[ый] Афанасьевский пер., д. Орлова), который и возвратит вам ее, если она понадобится вам.
Печатается и датируется по копировальной книге № 4, лл. 57—58. Письмо написано рукой H. Н. Ге (сына), подпись и приписка собственноручные.
Макарий Николаевич Васильев — бывший служащий Уссурийской жел. дороги, живший во Владивостоке. Сотрудник нескольких сибирских газет (псевдоним: Дигамма). В 1901 г. жил в Петербурге.
При письме от 24 апреля 1901 г. Васильев прислал рукопись своего «Сборника писем и записок», адресованных им «в разное время на протяжении последних семи месяцев нескольким представителям высшей администрации». В этих письмах Васильев предлагал проекты ряда государственных реформ. Не имея успеха в правительственных кругах и в редакциях столичных газет, он обратился за содействием к Толстому.
1901 г. Мая 7. Москва.
Очень сожалею, что не могу исполнить вашего желания. Марки возвращаю.
Лев Толстой.
7 мая 1901.
1901 г. Мая 16. Я. П.
Получил телеграмму, сердечно благодарю.
Телеграмма. Печатается по тексту, написанному на телеграмме, полученной 15 мая 1901 г. от группы русских студентов из Дармштадта, Гейдельберга и Карлсруэ (Германия). Подписи в этом черновике нет. Датируется в соответствии с датой получения телеграммы студентов.
Члены дармштадтской русской академической читальни просили разрешения присвоить ей имя Толстого.
1901 г. Мая 21. Я. П.
Очень бы желал, чтобы вы мне поверили и последовали моему совету. Я прочел рассказ «В доме умалишенных» и пришел к убеждению, что у вас нет того, что нужно для писательства, и потому советую вам от души не заниматься этим делом.
С совершенным уважением
Лев Толстой.
21 мая
1901 г.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 72.
Письмо Екатерины Гозлер, на которое отвечает Толстой, неизвестно.
1901 г. Мая 21. Я. П.
Простите, что обращаюсь к вам без имени и отчества, кот[орых] не знаю и нет в вашем письме. Очень благодарю вас за присылку книг. Я с большим интересом прочел описание Бидельской школы, тем более, что в настоящее время отчасти занят вопросом воспитания. В практике Бид[ельской] школы1 есть много очень хорошего и поучительного, но есть существенный, по моему мнению, недостаток, состоящий в том, что считается возможным обойтись без религиозного воспитания. Религиозные вопросы детей требуют ответов. И ответы, кот[орые] дадутся на эти вопросы, важнее всех других предметов вместе. Вопрос этот слишком важен и сложен, чтобы я попытался ответить на него в письме. Если удастся, изложу его в другом месте. А пока примите мою благодарность за письмо и книги.
С совершенным уважением готовый к услугам
Лев Толстой.
21 мая 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 71—72.
Надежда Алексеевна Жаринцова — писательница по педагогическим вопросам, переводчица.76
77 При письме от 7 мая 1901 г. Жаринцова прислала Толстому книгу «Новая школа в Англии и в России», СПб. 1901, и свой перевод Джерома К. Джерома «Женихи и невесты».
1 Бидельская школа основана в Англии Д. Г. Бедлеем в 1893 г., в 1900 г. школа разместилась в Бидельсе. См. письмо № 255.
1901 г. Мая 21. Я. П.
О том, чем должно руководствоваться в жизни, я писал в своих книгах. В частном же случае ничего советовать не могу. Живите не для себя, а для того, чтобы исполнять волю бога, и тогда всё будет хорошо.
Л. Т.
21 май
1901 г.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 75.
Ответ на письмо (из Москвы) Николая Михайловича Казанского от 14 мая, в котором он спрашивал, как ему жить.
1901 г. Мая 21. Я. П.
По письму вашему вижу, что хотя вы так же, как я, отрицаете ложное церковное учение, вы иначе понимаете закон бога, чем я.
Я написал ответ синоду, в котором выразил свое исповеданье. Ответ этот не позволяют печатать,1 но, может быть, вы найдете его в вашем городе и тогда увидите, есть ли между нами разногласие и в чем оно заключается.
Впрочем, постараюсь в кратких словах изложить мое исповедание. Верю я в то, что мы все, рабы и сыны божьи, посланы в мир для того, чтобы исполнять его волю. Воля же его яснее всего выражена человеком (а не богом) Христом и состоит в том, чтобы мы поступали с другими так, как хотим, чтобы другие поступали с нами, и этим самым увеличивали бы в себе и в мире любовь и заменяли бы добром и согласием зло и насилие,77 78 которым живет человечество. Верю, что, делая так, мне будет хорошо и в жизни и после смерти.
Вот вся моя вера. Напишите мне, как вы верите и как живут ваши братья.
Любящий вас брат
Л. Т.
21 май
1901 г.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 75—76.
Ответ на письмо Николая Крастина, писаря Двинского интендантского вещевого склада, сектанта, выражавшего сочувствие Толстому по поводу его отлучения (письмо от 24 апреля 1901 г.).
1 «Ответ на определение синода», с большими цензурными изъятиями, был напечатан лишь в церковных изданиях («Церковные ведомости» 1901, № 27; «Церковный вестник» 1901, №27; «Миссионерское обозрение» 1901, № 6). Перепечатка статьи была запрещена.
1901 г. Мая 21. Я. П.
Сколько помнится, и эта фраза1 — очень неясная — есть произведение редактора или цензора. Я сейчас перечел и ясно вижу, что всё после слов: «простоты и упрямства» есть прибавка цензора.
Привет сердечный вам и вашей жене и вашим.
Л. Толстой.
21 мая.
1901
Печатается по фотокопии с автографа.
Письмо Эйльмера Моода неизвестно. Оно касалось его перевода «Севастопольских рассказов» Толстого. В ряде писем Моод спрашивал о неясных или трудных для перевода выражениях.
1 Имеется в виду фраза из «Севастополя в декабре месяце»: «Вглядитесь в лица, в осанки и в движения этих людей: в каждой морщине этого загорелого, скуластого лица, в каждой мышце, в ширине этих плеч, в толщине этих ног, обутых в громадные сапоги, в каждом движении, спокойном, твердом, неторопливом, видны эти главные черты, составляющие силу русского, — простоты и упрямства; но здесь на каждом лице кажется78 79 вам, что опасность, злоба и страдания войны, кроме этих главных признаков, проложили еще следы сознания своего достоинства и высокой мысли и чувства».
1901 г. Мая 21/июня 3. Я. П.
Cher Monsieur,
L’article dont vous parlez est de moi. Je crois que l’église théiste n’est pas autre chose que l’église unitrarienne, que je connais et estime depuis longtemps. Je crois aussi que l’opinion que vous émmettez sur Jésus le supposant un imposteur est in juste. Jesus ne s’est jamais attribué le titre de Dieu. Il a dit seulement qu’il était comme nous tous fils de Dieu et que chacun de nous possède en soi une ètincelle divine qu’il peut et doit développer. Ceci est selon moi non pas une imposture, mais une vérité qui fait le fond de la loi morale.
En vous remerciant pour votre lettre je vous prie de croire à ma parfaite considération.
Léon Tolstoy
2 Juin 1901.
Милостивый государь,
Ta статья, о которой вы пишете, принадлежит мне. Я думаю, что теистическая церковь есть не что иное, как церковь унитарианская, которую я давно знаю и уважаю. Я думаю также, что ваше мнение об Иисусе Христе, как о самозванце — несправедливо. Иисус никогда не присваивал себе имени бога. Он говорил лишь, что он, как и мы все, является сыном божиим и что каждый из нас имеет в себе искру божию, которую может и должен развивать. По-моему, это не самозванство, но истина, лежащая в основе нравственного закона.
Принося вам благодарность за ваше письмо, прошу принять уверение в моем совершенном уважении.
Лев Толстой.
2 июня 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 77—78. Датируя письмо новым стилем, Толстой, очевидно, сделал ошибку на один день; основание датировки: в копировальной книге это и следующие два иностранные письма находятся среди русских писем от 21 мая.
Ответ на письмо члена лондонской теистической церкви А. Алтхауза от 6 апреля н. ст. 1901 г., в котором он спрашивал Толстого, верно ли передано в парижской газете «Temps» от 1 мая содержание его «Ответа синоду», перепечатанное во всех английских газетах.
1901 г. Мая 21/июня 3. Я. П.
Cher Monsieur,
J'ai reçu votre lettre et j'ai lu avec une vive joie.
Je crois que les gens sincères ne peuvent pas différer dans leurs opinions ou plutôt leurs croyances religieuses. La rélation le l'homme à Dieu est partout la même. Et plus nous serons sincères plus nous serons unis.
Je vous remercie pour votre bonne lettre et me dis votre frère en Dieu.
Léon Tolstoy.
2 Juin 1901.
Милостивый государь,
Я получил ваше письмо и прочел его с живейшей радостью. Думаю, что люди искренние не могут расходиться во взглядах или, вернее, в своих религиозных верованиях. Отношение человека к богу повсюду одно и то же. И чем искреннее мы будем, тем теснее мы будем связаны.
Благодарю вас за ваше доброе письмо и называю себя вашим братом в боге.
Лев Толстой.
2 июня 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 80. Основание редакторской даты см. в прим. к письму № 88.
Ответ пастору реформатской церкви Л. А. Жерве, на его сочувственное письмо по поводу «Ответа синоду» Толстого.
1901 г. Мая 21/июня 3. Я. П.
Lieber Freund,
Ihr Buch habe ich bekommen und danke Sie herzlich für das Buch selbst.1 Ich habe es nur oberflächlich durchgesehen, mir scheint aber dass es unmöglich ist besser, genauer und klarer meine Weltanschauung auszulegen.
Ich hätte es jetzt wieder und sorgfältiger durchgelesen um Ihnen Auskunft zu geben aber einer von meinen Freunden hat es genommen und bis jetzt nicht zurückgeschickt.80
81 Die Recension Ihres Buches die Sie mir schicken scheint mir sehr gut zu sein. Es freut mich sehr zu wissen dass Sie in demselben Sinne und mit denselben Muth arbeiten. Je älter man wird desto unstreitbarer und klarer wird die Überzeugung dass der einzige Sinn des Lebens ist dass Erfüllen des Willen Gottes, welches eigentlich so freudig, leicht und von den grössten Erfolge ist.
Leben Sie wohl, Lieber Freund und Bruder.
Leo Tolstoy.
2 Juni 1901.
Дорогой друг,
Получил вашу книгу и сердечно благодарю за самую книгу.1 Я лишь поверхностно ее просмотрел, но мне кажется, что невозможно лучше, точнее и яснее изложить мое мировоззрение.
Я бы теперь перечел ее еще раз, и притом внимательнее, чтобы сообщить вам мое мнение, но один из моих друзей взял ее у меня и до сих пор не возвратил.
Рецензия на вашу книгу, которую вы мне посылаете, кажется мне весьма хорошей. Мне приятно знать, что вы работаете в том же направлении и с тою же настойчивостью. Чем человек делается старше, тем неизгладимее и яснее его убеждение, что единственный смысл жизни — это исполнение воли божией, которое к тому же так радостно, легко и плодотворно.
Будьте счастливы, дорогой друг и брат.
Лев Толстой.
2 июня 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 73—74. Основание датировки см. в прим. к письму № 88. Впервые опубликовано в книге «Die Rettung wird kommen...», стр. 57.
Ответ на письмо Шмита от 23 мая н. ст. 1901 г.
1 Шмит прислал Толстому свою книгу «Лев Толстой и его значение для нашей культуры». См. письмо № 1. (Книга в яснополянской библиотеке не сохранилась.)
1901 г. Мая 23. Я. П.
Ответ написан мною. Жалею, не мог напечатать.
Толстой.
Телеграмма. Перепечатывается из журнала «Миссионерское обозрение», 1901, июнь, стр. 800, где впервые опубликована. Дата проставлена там же.
Церковный официоз «Миссионерское обозрение» в июньском номере журнала напечатал «Ответ синоду» (с пропуском ста «кощунственных» слов), снабдив его вступительной статьей и комментарием. Чтобы доказать, всю «чудовищность» «Новой исповеди гр. Л. Н. Толстого», редакция сделала вид, будто она не допускает мысли, что ответ в такой форме может принадлежать Толстому. Заведующий редакцией 20 мая послал провокационную телеграмму с оплаченным ответом: «Желательно убедиться, действительно ли писали вы, Лев Николаевич, ответ на постановление св. синода об отлучении вас от церкви, помеченный 4 апреля».
1901 г. Мая 29. Я. П.
Любезный брат
Макарий Исидорович,
Я про вас слышал и слышал про то, что вы хотите через царя и вообще через людей предоставить спасение людям. А я полагаю, что царствие божие внутри нас и что каждому из нас надо только по мере сил перед богом и для бога исполнять его волю. А устроит людей сам бог, когда и как он знает.
Приезжать вам ко мне, я думаю, не надо. То, что я знаю, я сказал в моих книжках, а помочь вам в том, чтобы огласить ваши мысли, я не могу.
Будьте совершенны, как отец ваш небесный. И я думаю, что в этом одном наше дело. И только тем, что мы будем подвигаться в совершенстве, каждый из нас, только этим и можем мы помочь другим людям.
Брат ваш Лев Толстой.
1901. Мая 29.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 81—82.
Макарий Исидорович Артеменко — крестьянин Чигиринского уезда Киевской губернии. См. прим. 2 к письму № 25. Толстой упоминает о нем в гл. XVI статьи «Что такое религия и в чем ее сущность?» (т. 35).
1901 г. Мая 29/июня 11. Я. П.
Cher Monsieur,
Mon ami V. Tchertkoff a seul les manuscrits approuvés de mes ouvrages. La publication de Mr. Lövenfeld apparaissant presqu’en même temps que la vôtre provient de ce que je ne reconnais pas les droits d’auteur. V. Tchertkoff suit le même système pour les traductions. Dans tous les cas pour tout ce qui regarde mes écrits je vous prie, Monsieur, de vous adresser à Tchertkoff qui a toute ma confiance.
En vous remerciant pour l’envoi du Simpl[icissimus], je vous prie, Monsieur, de recevoir l’assurance de mes sentiments distingués.
Léon Tolstoy.
1901. 11 Juin.
Милостивый государь,
Мой друг В. Чертков один имеет авторизованные рукописи моих произведений. Издание г. Лёвенфельда появилось почти в одно время с вашим потому, что я не признаю авторских прав. В. Чертков следует тому же принципу в отношении переводов. Во всяком случае, по всем вопросам, касающимся моих произведений, прошу вас, милостивый государь, обращаться к Черткову, который пользуется моим полным доверием.
Принося вам благодарность за присылку мне Simpl[icissimus], прошу принять уверение в моих лучших чувствах.
Лев Толстой.
1901. 11 июня.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 83—84. Дата Толстого нового стиля: в копировальной книге письмо отпечатано после письма к Артеменко от 29 мая и перед письмом к Потапову от 30 мая.
Ответ на письмо от 30 мая н. ст. 1901 г. Альберта Лангена, ставшего немецким издателем Толстого, с запросом, действительно ли В. Г. Чертков является доверенным Толстого и чем объяснить, что полученные от него для опубликования «Мысли о смысле жизни» Толстого появились в издании Лёвенфельда.
1901 г. Мая 29. Я. П.
Очень, очень сожалею, что обстоятельства ваши не улучшаются. Хуже всего то, что вы падаете духом и не ищете утешения83 84 в вере в бога и в то, что всё, что приходится испытывать, нужно, полезно для нас, для нашей истинной духовной жизни, не кончающейся здесь. О рукописи вашей ничего не знаю. Напишу Гиляровскому.1 Я не знаю его адреса, но постараюсь узнать и напишу ему.
Лев Толстой.
1901. 29 мая.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 89.
О Михаиле Николаевиче Лизгоро см. т. 72, стр. 230—231. В 1900 г. Лизгоро был осужден на два года тюремного заключения и отбывал наказание в Томской тюрьме.
1 Владимир Алексеевич Гиляровский (1853—1935), беллетрист, поэт, публицист, автор статьи «Л. Н. Толстой и гребенские казаки» — «Голос Москвы» 1912, 22 и 24 апреля. Неоднократно встречался с Толстым. См. его «Клочки воспоминаний» — «Московская газета» 1911, 6 ноября (перепечатано в его книге: «Друзья и встречи», М. 1934). В 1899 г. Толстой передал Гиляровскому для опубликования рукопись воспоминаний Лизгоро. См. т. 72, стр. 230—231, а также воспоминания Гиляровского «Живые трупы» — «Московская газета» 1911, 8 октября, и указанную выше его книгу. В 1901 г. Толстой Гиляровскому не писал.
1901 г. Мая 29. Я. П.
Милостивый государь,
Редактор Свободной Мысли.
Благодарю вас за известие о Шопове. Хотя я не мог вполне понять его защитительную речь,1 я все-таки понял то, что он глубоко убежденный в христианской истине человек.
Он очень молод, и потому страшно за него. Помоги ему бог быть не тою землею, в которой ростки семян быстро всходят, но не могут укорениться, а тою, которая приносит плод сторицею.
Чем больше я живу и думаю и чем серьезнее думаю, приближаясь к смерти, тем больше я убеждаюсь в том, что войско, т. е. люди, готовые на убийство, есть причина не только всех бедствий, но и всего развращения нравов в нашем мире и что спасение только в том, что делает милый дорогой Шопов. Да подкрепит его бог. Чем больше живу, тем больше изумляюсь84 85 на слепоту нашего ученого мира (иногда мне кажется, что это слепота умышленная), который предлагает всевозможные средства спасения людей от их бедствий, но только не то одно, кот[орое] наверное спасает их и от бедствий и от ужасного греха убийства, которым держится существующий строй и которым мы пользуемся. Не слепы только правительства, те, которые держатся убийством и потому боятся Шоповых больше, чем всех войск соседей. Вы, вероятно, знаете по-русски, и потому извините меня, что отвечаю вам не на том языке, на кот[ором] вы пишете. Если вы имеете сообщение с милым Шоповым, то передайте ему, пожалуйста, мою любовь, благодарность, уважение и один только совет: чтобы он не настаивал на своем отказе, если он делает это для людей, а не для бога, и чтобы руководился только своим отношением к богу. Если вы меня уведомите об его дальнейшей судьбе, буду очень благодарен.
С совершенным уважением, готовый к услугам
Лев Толстой.
1901. 29 мая.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 87—88. Впервые опубликовано в болгарской газете «Свободна мисъль» в июне 1901 г.; в ПТС, II, стр. 202—203, напечатан, с датой: «1901 г., июнь», другой текст письма, представляющий, очевидно, обратный на русский язык перевод с иностранного текста.
При письме от 14 мая 1901 г. редакция болгарской газеты «Свободна мисъль» прислала Толстому номер газеты, в котором была помещена речь на суде Георгия Стоиловича Шопова (р. 1879), отказавшегося от военной службы.
1 Речь была напечатана на болгарском языке. См. письмо № 134.
1901 г. Мая 30. Я. П.
Дорогие братья,
Иван, Василий и Григорий.
Письмо ваше получил и распорядился по вашему желанию.
Якутским братьям послал несколько больше, потому что на деньги наросли проценты. Я еще верно не знаю сколько,85 86 но я на всякий случай приложил 70 рублей. Радуюсь слышать, что жизнь ваша идет хорошо. Если и есть ошибки и слабости среди молодежи, то вы не унывайте, а с любовью обличайте и помогайте слабым примером доброй жизни.
Только бы мы не закрывали глаза на свои грехи, а не переставая старались становиться хоть немного лучше: разумнее и любовнее, и всё будет хорошо в нашей жизни здесь и там, за гробом.
Братски целую вас.
Лев Толстой.
1901. 30 мая.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 85—86.
Адресаты — канадские духоборы. Их письмо, на которое отвечает Толстой, неизвестно.
1901 г. Июня 7. Я. П.
Dear Sir.
I have received your letter and your sermon on my excommunication, as well as your books for which I thank you.
I was very glad to know that I had co-religionists of which I did not know anything till now. I knew about the Unitarien but not about the Theistic Church. I have read some of the books and leaflets that you sent me to see that your belief is nearly the same as mine. I say nearly, because I do not regard Christ as an impostor as one of your co-religionists wrote to me some time ago1 and do not lay at his door all the bad things that are included in the Gospel.
All that I read in your books is quite congenial to me and especially your sermon on «The Philosophy of Human life».
I am very sorry not to be able to send you my complete answer to the «Excommunication», but I wrote to my friend in England — V. Tchertkoff (Christchurch, Hants) begging him to send to you86 87 this answer and also some of my books on religious subjects by which you will see that without knowing each other personally we come to the same conclusions because we draw from the same source: human reason, love and conscience, as you rightly put in some of your books.
With respect and love
Yours truly
Leo Tolstoy.
Милостивый государь,
Я получил ваше письмо и проповедь по поводу моего отлучения, так же как и ваши книги, и очень вас благодарю.
Очень был рад узнать, что у меня есть религиозные единомышленники, о которых до сих пор не подозревал. Я знал об унитарианцах, но не о теистической церкви. Я прочел некоторые из тех книг и листовок, которые вы мне прислали, и увидел, что ваша вера почти та же, что и моя. Говорю «почти», потому что не считаю Христа обманщиком, как писал мне один из ваших единомышленников несколько времени тому назад,1 и не взваливаю на него вину за всё дурное, что содержится в Евангелии.
Всё, что я прочел в ваших книгах, вполне мне сродно, в особенности ваша проповедь «Философия человеческой жизни».
Очень сожалею, что не могу послать вам мой полный ответ на «Отлучение», но я написал в Англию моему другу В. Черткову (Крайстчерч, Хантс), прося его послать вам этот ответ, а также некоторые из моих книг на религиозные темы, из которых вы увидите, что, не зная друг друга лично, мы пришли к совершенно одинаковому выводу, так как пользовались тем же самым источником: человеческим разумом, любовью и совестью, — как вы это вполне правильно указали в некоторых ваших книгах.
С уважением и любовью
искренно ваш
Лев Толстой.
Печатается по машинописной копии, датируется по письму к В. Г. Черткову от 7 июня 1901 г. (см. т. 88); копия ошибочно датирована 13 июня.
Чарльз Войзе (1828—1912) в 1870-х гг. основал в Англии теистическую церковь, являющуюся разновидностью унитарианской церкви. В яснополянской библиотеке сохранилось несколько его книг.
Ответ на письмо Войзе от 29 мая н. ст. 1901 г. и приложенную к нему проповедь, в которых Войзе выражал сочувствие по поводу отлучения Толстого от церкви.
1 См. письмо № 88.
1901 г. Июня 22. Я. П.
Дорогой Алексей Сергеевич,
Письмо это вам передаст мой молодой друг — в настоящем смысле этого слова — Н. Н. Ге, сын моего покойного друга и великого художника Ге, которого вы, верно, знали. Смерть Солдатенкова затормозила издание полного собрания произведений Ге, уже начатого. Количка Ге, как я привык звать его в отличие от отца, расскажет вам, в чем дело, а мне думается, что вы, о чем я очень прошу вас, не откажетесь помочь делу.1 Очень благодарю вас за напечатание прекрасной статьи Трегубова2 и очень сожалею, что вы не исполнили вашего намерения, о кот[ором] мне говорил Лева,3 — заехать к нам. Сделайте это на обратном пути; очень буду рад.
Желаю вам и вашей жене, которой прошу передать мой привет, здоровья и, главное, душевного спокойствия.
22 июня 1901. Ясная Поляна. |
Лев Толстой. |
Впервые опубликовано в книге «Письма русских писателей к А. С. Суворину», стр. 182.
Об Алексее Сергеевиче Суворине (1834—1912) см. т. 64.
1 Н. Н. Ге предпринял издание репродукций с картин своего отца, художника Н. Н. Ге. С этой целью в 1900 г. он ездил по России и делал снимки с этих картин. Издание осуществилось в 1903 г.: «Альбом художественных произведений Николая Николаевича Ге», изд. H. Н. Ге, М.—СПб., 1903, склад издания И. Н. Кнебель. Какое участие принимал в этом деле К. Т. Солдатенков и какую помощь оказал ему А. С. Суворин, неизвестно.
2 См. письма №№ 3 и 66.
3 Лев Львович Толстой.
1901 г. Июня 25. Я. П.
Ясная Поляна, 24 июня 1901 г.
Дорогой Алексей Францевич,
Лев Николаевич слаб очень, ему все нездоровится, и если он бывает занят утром, то уже не может больше ничего делать, не может отвечать на88 89 письма даже и дорогих ему людей, каким он считает вас. Поэтому он просит меня ответить на последнее ваше письмо.
Он получил вашу книгу «Tolstoy and his pro[blem]s»,1 прочел ее с удовольствием, не всю, некоторые статьи я прежде читал.2 Краткую биографию он находит превосходной, за исключением того места, где вы, со слов Софьи Андреевны, говорите, что он отпустил крестьян еще до освобождения. Это несправедливо: он перевел с барщины на оброк, отпустить же нельзя было.3
Вы спрашиваете, почему Л[ев] Н[иколаевич] не упоминает о Рёскине в «W[hat] is A[rt?]».4 Он просит ответить, что не сделал этого потому, во-первых, что Рёскин приписывает особенное нравственное значение красоте в искусстве и, во-вторых, что все его сочинения, богатые глубиною мысли, не связаны одной руководящей идеей.
Посылаю при этом ваши листки с недоумениями относительно перевода некоторых мест, с отметками, сделанными мной под диктовку и по указаниям Л[ьва] Н[иколаеви]ча.5 Что касается Рёскина, то, вероятно, Л[ев] Н[иколаевич] будет сам писать вам, как только будет чувствовать себя в состоянии. Он не хотел даже сначала, чтобы я отвечал вам на этот пункт.
Отчеркнутые мною места почти дословно записаны мной за Львом Николаевичем.6
Я очень рад, что мне выпал случай ответить на ваше письмо, и я пользуюсь этим, чтобы напомнить вам и свое уважение к вам и пожелать вам всего лучшего. Помогай вам бог в вашей работе для распространения истины. Мой привет Луизе Яковлевне, Марье Яковлевне и M-lle Иенкен.
Ваш П. Буланже.
25.
Дорогой Моод. Не хочется отсылать это письмо, — не приписав несколько слов. То, что говорит Б[уланже] о моем здоровье и усталости, справедливо, но происходит, главное, оттого, что я доканчиваю статью: Единственное средство.7 Она касается вопроса о том, чтò может избавить рабочих от их бедствий? Я старался показать, что только их вера в бога и в закон его, как он выражен в евангелии: golden rule.8 Очень много переделывал и, кажется, дошел теперь до того периода, когда начинаю портить. Я весь поглощен этой работой и потому откладываю переписку. Здоровье таково, что не могу жаловаться, п[отому] ч[то] могу работать, кажется, попрежнему. Впрочем, это должны сказать читатели и вы. Умиляюсь внимательностью вашего перевода. Хочется еще писать о религии, ее отсутствии и последствиях этого,9 о воспитании, и еще одну вещь, к[оторую] не хочу называть.10 Привет вашей жене, Мар[ье] Як[овлевне] и Иенкен. Что ваши ребята? Видеть вас,89 90 разумеется, я бы был рад, но всегда боюсь ответственности, бессилия дать соответственное такому путешествию, а потом — главное — теперь я плох, и теперь лучше не ездите. Любящий вас
Лев Толстой.
Печатается по фотокопии с автографа. 24 июня — дата письма Буланже. Напечатанное корпусом в письме Буланже — собственноручные исправления Толстого (см. прим. 1 и 2). Отрывки в переводе на английский язык опубликованы в книге Моода «The Life of Tolstoy. Later Years», стр. 588—589.
Ответ на письмо Э. Моода от 11 июня н. ст. 1901 г.
1 Вписано Толстым вместо зачеркнутого текста Буланже: Talks with [Tolstoy] — название статьи, вошедшей в эту книгу.
2 Вписано Толстым вместо зачеркнутого текста Буланже: предисловие очень понравилось.
3 В следующем издании «Краткой биографии»: «Leo Tolstoy, a Short Biography», London, 1902, стр. 5, это место соответственно изменено.
4 [«Что такое искусство?»]
5 В письме от 11 июня н. ст. 1901 г. Моод спрашивал о нескольких трудных для перевода на английский язык фразах из «Севастопольских рассказов».
6 Эти листки с пометками Буланже неизвестны.
7 См. т. 34.
8 [золотое правило.]
9 «Что такое религия и в чем ее сущность?».
10 Очевидно, «Хаджи-Мурат», к работе над которым Толстой вернулся в феврале 1901 г. после трехлетнего перерыва. См. т. 35.
1901 г. Июня 28. Я. П.
Вы спрашиваете о церковных лжах. Если дитя спрашивает об этом, всегда надо сказать, что думаешь. Я говорю и всегда скажу в этих случаях, что это заблуждение, которого ему советую опасаться.
Разумеется, не хорошо, чтобы ребенок осуждал, но в этих случаях что же делать? Лучше, чтобы он преждевременно знал бы о заблуждениях большинства, чем усомнился бы в моей правдивости, если на мне ответственность за его воспитание. Но избегать того, что вызывает такие вопросы, надо и можно. И потому водить детей в церковь — большая ошибка.
Л. Толстой.90
91 Печатается по копировальной книге № 4, л. 95. Приписка к письму П. А. Буланже. Основанием датировки служит дата письма Буланже.
Ответ на письмо Н. А. Жаринцовой от 23 июня 1901 г. по поводу присланной ей, по поручению Толстого, копии письма Толстого к П. И. Бирюкову о воспитании (см. № 71).
1901 г. Июня 28. Я. П.
Я болен сейчас,1 милый Суллер, но все-таки не могу пропустить без приписки. Хорошо вы живете, как мне рассказал П[авел] А[лександрович]. Вы всегда найдете оригинальный образ жизни и хороший.2 А я, как ни слаб телом, духом очень спокоен и радостен. Целую вас.
Л. Толстой.
Приписка к коллективному письму М. Л. Оболенской, Н. Н. Ге (сына), H. Л. Оболенского, Ю. И. Игумновой и П. А. Буланже. Дата, проставленная рукой П. А. Буланже, не воспроизводится, но положена в основу редакторской даты.
О Леопольде Антоновиче Сулержицком (1872—1916) см. т. 69.
1 О болезни Толстого см. письмо № 115.
2 В 1901 г. Сулержицкий на Днепре, переходя с места на место, помогал крестьянам в полевых и домашних работах, обучал грамоте, вместе с бурлаками тащил баржи.
1901 г. Июня 28. Я. П.
Нынче мне немного лучше, но я все-таки очень слаб. Есть ли начало путешествия большого или временное — не знаю. Но путешествие большое очень влечет меня.
Целую вас.
Лев Толстой.
Приписка к письму П. А. Буланже. Датируется, как и предыдущие два письма.
Ответ на письмо Трегубова от 6 июня н. ст. 1901 г.
1901 г. Июля 3. Я. П.
Monsieur, j’ai pour principe de ne donner aucune authorisation spéciale pour les traductions ainsi que pour les adaptions pour la scène de mes ouvrages. De sorte que je regrette beaucoup de ne pouvoir concéder à votre désir. Dans tous les cas ne vous donnez pas la peine de m’envoyer votre manuscrit. Si même je le reçois, je ne le lirai pas et ainsi ne serai pas en état de formuler mon opinion sur le mérite de votre travail.
L. Tolstoy.
Милостивый государь,
Мой принцип не давать никакого особого разрешения на перевод или обработку для сцены моих сочинений. Таким образом, к большому моему сожалению, я лишен возможности исполнить ваше желание. Во всяком случае не трудитесь присылать мне свою рукопись. Если даже я получу ее, то не прочту и, следовательно, не буду в состоянии изложить свое мнение о достоинствах вашего труда.
Лeв Толстой.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 90. Датируется по пометке на письме Одижье.
В письме от 8 июня н. ст. 1901 г. Камилл Одижье просил авторизовать его инсценировку «Воскресения». См. прим. к письму № 77.
В яснополянской библиотеке сохранилась рукопись переделки «Воскресения» Камиллом Одижье. Была ли она поставлена на сцене, неизвестно. В 1900—1903 гг. большим успехом на европейских сценах пользовалась инсценировка «Воскресения», сделанная Анри Батайлем. Русская периодическая печать того времени отнеслась отрицательно к переделке Батайля, считая ее искажением романа. См. «Русское слово» 1902, 308 и 324; 1903, № 9; «Русские ведомости» 1903, №№ 45 и 79.
1901 г. Июля 8. Я. П.
Благодарю вас, милый друг Alexandrine, за вашу любовь, которую чувствую из вашего беспокойства о моей болезни.92
93 Мне было очень хорошо, радостно и спокойно и во время болезни и теперь, во время выздоровления, в особенности от той мало заслуженной любви, которая меня окружает. Целую вас с братской любовью. Я поправляюсь, хотя еще лежу.
Л. Т.
Печатается и датируется по копировальной книге № 3, л. 145.
Об Александре Андреевне Толстой (1817—1904) см. т. 47, стр. 316—317.
Письмо А. А. Толстой, на которое отвечает Толстой, неизвестно.
1901 г. Июля начало. Я. П.
Милостивый государь,1
Меня очень огорчило ваше письмо тем, что вы высказываете такое несправедливое мнение о Суллержицком, которого, как вы сами говорите, вы не знаете и никогда не видали.2 Суллержицкий человек очень добрый, нравственный и деловитый. И это мнение не меня одного, но и всех тех, которые его знают, некоторые более 10 лет. Я же ничего кроме самого хорошего, благородного, не видал от него и не слышал о нем.
Что касается до его отношений к г-же Поль и о том, будто я содействовал их сближению, то это тоже не имеет никакого основания. Я не только никогда не одобрял или не одобрял его намерения относительно этой девушки, но в первый раз из вашего письма узнал о ее существовании, между тем Суллержицкий настолько близок мне, что, если бы он имел намерение жениться, то вероятно сообщил бы мне о том. Из этого вы видите, что я не могу исполнить вашего желания писать госпоже Поль.
Мне очень жаль было видеть из вашего письма, что вы испытываете тяжелое чувство. Позвольте мне, как старому человеку, подать вам совет о том, что если что-н[и]б[удь] удручает вас, то несите эту тяжесть одни, а не обвиняйте других, считая их причиною вашего горя. Поступая так, можно быть очень несправедливым, главное же то, что недобрые чувства к другим людям, как то, которое вы испытываете к Суллержицкому, не только не облегчают тяжести положения или горя, но во много, много раз увеличивают его. Очень бы желал, чтобы вы поверили мне и уничтожили в себе недобрые чувства к Суллержицкому,93 94 которых он никак не заслуживает, и нашли бы душевное успокоение.
Простите, что не своей рукой пишу вам. Я очень нездоров и слаб. Искренне расположенный к вам
Лев Толстой.
Написано рукой Н. Л. Оболенского, подпись собственноручная. Датируется по содержанию.
1 Далее редакцией выпущено два слова: имя и отчество адресата.
2 В письме к Толстому адресат в силу личной заинтересованности крайне резко отзывался о Л. А. Сулержицком. Сулержицкий 15 июля 1901 г. женился на пианистке Ольге Ивановне Поль (р. 1878).
1901 г. Июля 10/23. Я. П.
Mon Prince,
Je vous suis très reconnaissant pour l’еnvоі de votre poème. Il est du plus haut intérêt et je crois que la propagation des idées qu’il contient sera d’une grande utilité non seulement pour le peuple persan, mais pour les hommes de tous les continents. Je partage parfaitement l’idée émise par le dernier orateur — l’Oriental, que pour remédier au mal il faut en trouver la cause et tâcher de la supprimer. L’Oriental dit que la cause du mal est l’égoïsme et l’ignorance, mais je voudrais ajouter seulement au mot ignorance — l’ignorance de la vraie religion. Sous le terme de vraie religion j’entends une religion à la portée de tous les hommes, fondée sur la raison commune à tous les peuples et à cause de cela obligatoire pour tous.
Le principe de cette religion est exprimé dans l’evangile par ces mots: «Fais à autrui ce que tu voudrais qu’on te fît. Ceci est la loi et les prophètes». Si seulement ce principe était reconnu comme unique principe religieux pour tous les hommes, l’égoïsme qui est prêt à sacrifier le bien de son prochain pour atteindre à ces fins disparaîtrait de soi-même. De sorte que je reconnais comme cause du mal en général et des guerres en particulier uniquement l’ignorance de la vraie religion.
Je ne suis pas non plus tout-à-fait d’accord avec vous sur la fraternité que vous supposez possible entre les états et leurs94 95 chefs. Je crois que l’état, formé et soutenu toujours par la violence, non seulement exclut la fraternité, mais en est tout l’opposé.
Si les hommes sont frères, il ne peut y avoir ni empereur, ni ministre, ni général, ni sujet, ni soldat. Entre frères personne ne peut avoir le droit de commander, ni personne le devoir d’obéir. Tous doivent obéir à Dieu et non aux hommes dont les ordres le plus souvent sont contraires à la loi de Dieu.
Selon moi les guerres ne finiront que quand chaque individu sera imbu à un tel point du principe religieux de ne pas faire à autrui ce qu’il ne veut pas qu’on lui fasse, que personne ne pourra accepter l’obligation du service militaire, qui n’est pas autre chose que la préparation au meurtre, l’acte le plus contraire au principe de la réciprocité, puisque chaque homme tient plus qu’à tout autre chose à la vie et par conséquent vouloir l’en priver est faire à autrui ce que l’on ne voudrait pas qu’on vous fit.
Je crois que partout, comme chez vous en Perse les Babistes,1 il y a des gens professant la vraie religion et que malgré les persécutions, auxquelles ces gens sont partout et toujours exposés, leurs idées se propageront de plus en plus et triompheront à la fin de la barbarie et de la férocité des gouvernements et surtout des tromperies, dans lesquelles ils tâchent de tenir leurs peuples. Ce ne seront pas les gouvernements qui aboliront la guerre. Au contraire, les gouvernements tâcheront toujours d’attiser les haines nationales pour rendre nécessaires les armées, qui seules constituent leur force et leur raison d’être.
La guerre ne peut etre abolie que par les individus qui en souffrent. Elles ne seront abolies que quand la vraie religion sera tellement répandue que la majorité des hommes sera prête à souffrir plutôt la violence, que de l’employer et en refusant le service militaire rendra par là la guerre absolument impossible.
En vous remerciant encore une fois pour votre lettre et votre poème je vous prie, mon Prince, de recevoir l’expression de ma parfaite considération et de mes sentiments distingués.
Je ne vous écris pas de ma propre main, parce que étant malade je suis alité.
Léon Tolstoy.
Juillet 10/23.
1901.
Toula. Russie.
Князь,
Очень благодарен вам за присылку вашей поэмы. Она представляет высокий интерес, и я думаю, что распространение мыслей, которые она заключает, послужит на великую пользу не только для персидского народа, но и для людей всех стран. Я совершенно разделяю мысль, выраженную последним оратором, уроженцем Востока, о том, что для того, чтобы лечить зло, нужно найти причину и стараться уничтожить ее. Восточный человек говорит, что причина зла заключается в эгоизме и незнании, но я хотел бы только добавить к слову незнание — незнание истинной религии.
Под понятием истинной религии я разумею религию, доступную всем людям, основанную на разуме, общем всем народам, и поэтому уже обязательную для всех.
Основа этой религии выражена в евангелии словами: «Делай другим то, что желал бы, чтобы делали тебе. В этом закон и пророки». Если бы только эта основа была осознана, как единственная религиозная основа для всех людей, эгоизм, который всегда готов пожертвовать благом своего ближнего для достижения своих целей, исчез бы сам собой. Таким образом, я признаю причиной как вообще зла, так в частности и войны, единственно незнание истинной религии.
Точно так же я не совсем согласен с вами относительно братства, которое вы предполагаете возможным между государствами и их главами. Я считаю, что государство, основанное и постоянно поддерживаемое насилием, не только исключает братство, но представляет совершенную противоположность ему.
Если люди братья, то не может быть ни императора, ни генерала, ни подданного, ни солдата. Между братьями никто не имеет права командовать, никто не обязан повиноваться. Все должны повиноваться богу, а не людям, приказания которых чаще всего противны закону бога.
По-моему, войны не прекратятся до тех пор, пока каждый не проникнется до такой степени религиозным требованием не делать другому того, чего он не желал бы, чтобы ему делали, что никто не в состоянии будет принять на себя обязательства итти на военную службу, которая есть не что иное, как приготовление к убийству, акт, наиболее противоречащий закону взаимной любви, так как каждый человек дорожит больше всего жизнью, и потому желание лишить его этого и значит — делать то, чего не желали бы, чтобы делали вам.
Я верю, что везде, как и у вас в Персии бабиды,1 есть люди, исповедующие истинную религию, и, несмотря на все преследования, которым подвергаются эти люди везде и всегда, их идеи будут распространяться всё больше и больше, и, наконец, восторжествуют над варварством и жестокостью правительств и в особенности над теми обманами, в которых правительства стараются держать свои народы. Не правительствами будут уничтожены войны. Напротив, правительства всегда будут стараться вызывать национальную ненависть, чтобы сделать необходимым войско, которое одно только и составляет их силу и смысл их существования.
Войны могут быть уничтожены только отдельными личностями, которые от них страдают. Войны будут уничтожены только тогда, когда истинная религия будет настолько распространена, что большинство людей96 97 готово будет скорее пострадать от насилия, чем употреблять его, и, отказываясь поступать на военную службу, сделает войну совершенно невозможной.
Благодаря вас еще раз за ваше письмо и за вашу поэму, прошу вас, князь, принять уверение в моем совершенном уважении и лучших чувствах.
Не пишу своей рукой, потому что, будучи больным, прикован к постели.
Лев Толстой.
Июля 10/23.
1901.
Тула. Россия.
Написано и датировано рукой Т. Л. Сухотиной, подпись собственноручная. Отрывок, без указания фамилии адресата и точной даты, в переводе на русский язык впервые опубликован в журнале «Россия» 1924, 3 (12), стр. 179—180.
Князь Мирза Риза Хан — иранский сановник, дипломат, занимал пост иранского посланника при Александре III и Николае II. Иранский поэт (псевдоним Даниш).
При письме от 29 июня 1901 г. Мирза Риза Хан прислал перевод своей оды «Мир», посвященной Гаагской конференции 1899 г. (он был делегатом на этой конференции).
1 Бабизм — магометанская секта.
1901 г. Июля 13. Я. П.
Cher frère,
Vous m'excuserez de ce que je n’emploie pas le titre ecclésiastique qui n’a aucun sens pour moi, mais que j’emploie celui de frère qui a la même signification et importance pour vous comme pour moi.
Je vous suis très reconnaissant pour l’envoi de votre livre. J’ai lu et relu la déclaration que j’admire beaucoup et n’ai fait que feuilleter le reste qui n’a pas d’intérêt pour moi. Votre belle exposition des vrais principes chrétiens m’est une nouvelle preuve de ce que l’âme humaine est chrétienne par naissance, comme le disait un des pères de l’église1 ou plutôt le vrai christianisme correspond parfaitement aux besoins spirituels de l’homme.
Les idées que vous émettez dans votre déclaration sont les mêmes que celles auxquelles je suis arrivé en étudiant l’évangile et en y cherchant la solution du problème de ma vie. La même97 98 solution est donnée presque dans toutes les religions en leur essence et le plus clairement dans celle des brahmanes. Je dis que je n’ai fait que feuilleter le reste du livre parceque j’y trouve le vain effort, si souvent répété, de concilier les superstitions ecclésiastiques avec la véritable doctrine de Jésus. Je crois que nous servirions Dieu plus conformément à sa volonté en abandonnant complètement tous les dogmes et toutes les traditions contraires à notre notion de la vérité plutôt que de concilier ces dogmes et traditions avec la véritable doctrine chrétienne une fois qu’elle nous est révélée. Je vous prie, cher frère, de m’excuser pour la sincérité peut-être trop rude de ma lettre et d’accepter l’assurance de la parfaite considération de
Дорогой брат,
Простите меня, что я не употребляю церковного обращения, которое не имеет для меня ни малейшего смысла, а употребляю обращение «брат», которое имеет те же самые смысл и значение для вас, как и для меня.
Очень вам признателен за присылку вашей книги. Я читал и перечитывал декларацию, которой восхищаюсь, и лишь перелистал остальное, не представляющее для меня интереса. Ваше прекрасное изложение истинных христианских принципов является для меня новым доказательством того, что человеческая душа по природе своей христианка, как это говорил один из отцов церкви,1 или, скорее, что истинное христианство вполне согласуется с духовными потребностями человека.
Положения, которые вы излагаете в своей декларации, те же самые, к которым я пришел, изучая евангелие и стараясь найти в нем решение задачи моей жизни. То же решение дано почти во всех религиях в их основной сущности и наиболее ясно в браманизме. Я говорю, что лишь перелистал остальную часть книги, потому, что я нахожу в ней тщетную попытку, так часто повторяемую, примирить церковные предрассудки с истинным учением Христа. Мне думается, что мы служили бы богу более согласно его воле, отбросив совершенно все догматы и все традиции, противоречащие нашему пониманию истины, чем пытаясь примирить эти догматы и традиции с открывшимся нам истинным христианским учением. Простите мне, дорогой брат, быть может, слишком резкую искренность моего письма и примите уверение в совершенном уважении
Печатается по копировальной книге № 3, лл. 155—156. Текст написан рукой М. Л. Оболенской, подписи нет. Помеченная в копировальной книге дата (13 июля) — старого стиля, что подтверждается ответным письмом.
Французский аббат Ж. А. Пети в письмах от 27 мая и 7 июня н. ст. 1901 г. выражал Толстому сочувствие по поводу его отлучения от церкви. Кроме того, Пети прислал свою книгу «La Rénovation religieuse» [«Религиозное обновление»] (в яснополянской библиотеке не сохранилась).
1 Тертулиан (160—230).
1901 г. Июля 13. Я. П.
Еще ехавши из Москвы два месяца тому назад,1 я всё радовался мысли, что, приехав в Ясную, съезжу к тебе и повидаюсь. Но вышло так, что не совсем здоровилось, началось леченье, потом болезнь.2 Так что, живя близко, чувствую себя дальше от тебя, чем в Москве. Хорошо, что есть Maшa, кот[орая] мне всё хорошо и подробно о тебе рассказывает. Я думаю, что у вас теперь с приездом Веры,3 кот[орую] целую, всё так хорошо, как может быть при существующих условиях. Прошедшего не вернешь и не переделаешь, а настоящее при всех возможных условиях может быть хорошо, если мы только употребляем то средство доброты, неосуждения и смирения, кот[орое] всё исправляет и даже часто пользуется дурными условиями, чтобы сделать жизнь лучше. Судя по рассказам Маши, ты это самое и делаешь, и я очень радуюсь этому. Когда, как мы с тобой, так близки к переезду через главный перевал, все отношения в этом мире теряют свою задорность, и важны только всё более и более устанавливающиеся отношения с богом. Так, по крайней мере, у меня и особенно сильно было во время болезни. И того же желаю очень тебе. Верно, оно и есть. Мне во время всей моей болезни было очень, очень хорошо. Одно смущало и смущает меня, что так ли это было бы, если бы за мной не было такого облегчающего болезнь — боли — ухода. Если бы я лежал во вшах на печи с тараканами под крик детей, баб, и некому бы было подать напиться. Теперь мне совсем хорошо, только слабость — хожу, но не схожу вниз и продолжаю писать то, что кажется нужным. Прощай пока, целую тебя, Марью Мих[айловну], Веру.
Л. Т.
У меня теперь чувство, как будто на последней станции от того места, куда я еду не без удовольствия, по крайней мере, наверное без неудовольствия, нет лошадей, и надо дожидаться, пока приедут обратные или выкормят. И на станции недурно, и я стараюсь с пользой и приятностью провести время. Кстати отдохнешь, почистишься, и веселее будет ехать последний перегон.
Печатается по копии, сделанной М. JI. Оболенской и тогда же отпечатанной в копировальной книге № 3, лл. 153—154. Дата копии. Отрывок, без указания даты, впервые опубликован в Б, IV, стр. 40.99
2 Толстому нездоровилось весну и лето 1901 г. Новая болезнь бурно началась в ночь с 27 на 28 июня. В продолжение десяти дней положение было угрожающим. 1 июля С. А. Толстая писала Т. А. Кузминской: «Доктор живет неотлучно до завтра вечера и говорит, что завтрашний день все решит. Если сердце угомонится, то Левочка может еще на этот раз встать: но во всяком случае жить долго не может». Приехавший 5 июля московский врач В. А. Щуровский нашел, что основная болезнь Толстого — малярия. 4—6 июля наступило улучшение. Для окончательного выздоровления решено было, по совету врачей, осенью переехать в Крым. См. П. А. Буланже, «Болезнь JI. Н. Толстого в 1901—1902 гг.» — «Минувшие годы» 1908, 9, стр. 38—43; П. И. Бирюков, «Биография JI. Н. Толстого», IV, М.—П. 1923, стр. 38—41.
3 Вера Сергеевна Толстая, дочь С. Н. Толстого. См. письмо № 144.
1901 г. Июля середина. Я. П.
Жизнь, по моему мнению, состоит в увеличении любви. Чем больше любви, тем больше блага испытывает человек. Возмездие совершается постоянно, составляет закон жизни, и потому надо предполагать и нельзя не предполагать, что то же самое будет совершаться в жизни загробной. Чем больше увеличилась любовь в этом мире, тем больше возможно благо в будущем.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 98, где вклеена копия рукой М. Л. Оболенской (подпись в копии не воспроизведена). Датируется по письму Мороза, на которое отвечает Толстой, и по записи в Дневнике от 16 июля 1901 г. См. т. 54, стр. 105—106.
Спиридон Мороз, учитель со ст. Славянок Харьковско-Севастопольской жел. дороги, в письме от 9 июля 1901 г. спрашивал, что подразумевает Толстой в «Ответе синоду» под «возмездием душе».
1901 г. Июля 20? Я. П.
Что тебе сказать, милая Оля? Всё, что я знаю, я сказал тебе. Знаю, что ты с досадой прочтешь эти слова, но что же делать. Это крест, кот[орый] надо нести, и чем покорнее, тем лучше, покорнее не перед ним, а перед богом, от к[оторого] всё и доброе и злое. Для меня совершенно ясно, что ни ты, ни я,100 101 никто не может изменить его.1 Надо, чтобы он сам понял весь ужас своих поступков, разучился бы забывать всю ту боль, кот[орую] он причиняет не только тебе, но всем нам, всем тем, кто тебя любит, понял бы ту пропасть, к к[оторой] он идет этим всепрощением к себе и всё большей и большей жестокостью к тебе и самодовольством к себе. Я знаю, что это происходит от того поверхностного добродушия, кот[орое] он себе засчитывает в доброту. Я говорю только о том, от чего происходят его поступки, но о том, как исправить их, я не знаю ничего; знаю только, что начнется это только тогда, когда он сам поймет, что он не только не добрый, хороший человек, как он воображает, а жестокий, жалкий, кругом виноватый человек. Сделать же, чтобы это началось, не может никто, а только он сам или, скорее, тот бог, к[оторый] живет в нем. Может быть, это сделается через 20, 30 лет. А пока что? — ты спросишь, — что делать тебе пока? Терпеть и думать о том, как бы самой не сделать дурн[ого] или хоть как можно меньше дурного. Возражать же ему, угрожать и тем более уехать от него было бы дурно и очень дурно. Ты говоришь: трудно. Бог задает уроки по силам. И если тебе задан этот урок, поверь, что ты можешь его исполнить и что это тебе на пользу. Только сознание того, что, делая это, ты делаешь дело божие, для своей души. Другого утешения не только я не могу дать, но и смело говорю, что — нет. А это не только утешение, но благо, если только сумеешь так чувствовать это. Прощай и прости. Пишу тебе не только от разума, но от настоящей любви к тебе и к нему.
Л. Т.
Датируется по отметке О. К. Толстой: «Получено 21 июля 1901».
Ольга Константиновна Толстая (1872—1951) — с 1899 г. жена Андрея Львовича Толстого. См. т. 71.
1 Речь идет об А. Л. Толстом. См. письмо № 142.
1901 г. Июля 25. Я. П.
Dear Sir,
I thank you for your very interesting letter. I quite agree with you that your nation cannot accept the solution of the social101 102 problem which is proposed by Europe and which is no solution at all.
A society or community kept together by force is not only in a provisory state, but in a very dangerous one. The bonds that keep together such a society are always in danger of being broken and the society itself — liable to experience the greatest evils. In such a position are all the European states. The only solution of the social problem for reasonable beings endowed with the capacity of love is the abolition of violence and the organization of society based on mutual love and reasonable principles, voluntarily accepted by all. Such a state can be attained only by the development of true religion. By the words «true religion» I mean the fundamental principles of all religions which are 1) the consciousness of the divine essence of human soul and 2) respect for its manifestation — human life.
Your religion is very old and very profound in its metaphysical definition of the relation of man to the spiritual All — the Atman; but I think it was maimed in its moral, i. e. practical application to life; by the existence of caste. This practical application to life, so far as I know, has been made only by Jainism,1 Buddhism and some of your sects, such as Kabir Panchis2 in which the fundamental principle is the sacredness of life and consequently the prohibition to take the life of any living being, especially of man.
All the evils that you experience — the famine and chat is still more important, the depravement of your people by factory life — will last as long as your people consent to kill their fellowmen and to be soldiers (Sepoys).
Parasites feed only on unclean bodies. Your people must try to be morally clean and in so far as they are clean from murder or readiness to do it they will be free from the regime under which they labour now.
I quite agree with you thet you ought to be thankful for all that has been done by the English — for your well being — and should help them in all things tending to the civilization of your people; but you should not help the English in their government by force, and never on any account take service in an organisation based on violence. Therefore, I think, the duty of all civilized Indians is to try to destroy all old superstitions, which hide from the masses the principles of true religion, i. e. consciousness of the divine essence of human soul and respect for the life102 103 of every human being, without any exception — and to spread them as far as possible. I think — these principles are virtually, if not actually, contained in your ancient and profound religion and need only be developed and cleared from the veil that covers them.
I think that only such a mode of action can liberate the Indians from all the evils which now beset them and be the most efficacious means of attaining the goal which you are looking for.
Excuse me for stating my opinion in such a straightforward way, as, likewise, for my bad English, and believe me,
Yours truly
Leo Tolstoy.
25-th July
1901.
Милостивый государь,
Благодарю вас за ваше очень интересное письмо. Я совершенно согласен, что ваша нация не может принять того решения социального вопроса, которое предлагает ей Европа и которое, в сущности, не есть решение. Общество или собрание людей, основанное на насилии, находится не только в первобытном состоянии, но и в очень опасном положении. Связь, соединяющая такое общество, всегда может быть порвана, и само общество может подвергнуться величайшим несчастиям. Все европейские государства находятся именно в таком положении. Единственное решение социального вопроса для разумных существ, одаренных способностью любить, состоит в уничтожении насилия и в организации общества, основанного на взаимной любви и разумных принципах, добровольно принимаемых всеми. Такое состояние может быть достигнуто только развитием истинной религии. Под словами истинная религия я разумею основные принципы всех религий, которые суть: 1) сознание божественной сущности человеческой души и 2) уважение к ее проявлению — человеческой жизни.
Ваша религия очень древняя и очень глубокая в своем метафизическом определении отношений человека к духовному всему — к атману, но я думаю, что она искажена в своем нравственном, т. е. практическом применении к жизни, вследствие существования каст. Это практическое применение к жизни, насколько мне известно, было сделано только джайнистами,1 буддистами и некоторыми из ваших сект, как, например, Кабир-Панчис,2 в которой основным правилом является святость жизни и, следовательно, запрет лишать жизни какое-либо живое существо, особенно человека.
Всё то зло, которое вы испытываете, — голод и, что еще важнее, развращение вашего народа фабричной жизнью, — будет продолжаться до тех пор, пока ваш народ соглашается поступать в солдаты (сипаи).
Паразиты питаются только на нечистых телах. Ваш народ должен стараться быть нравственно чистым, и поскольку он чист от убийства или103 104 готовности к нему, постольку и он будет свободен от того режима, от которого теперь страдает.
Я совершенно согласен с вами, что вы должны быть благодарны англичанам за всё то, что они для вас сделали, — за ваше благосостояние, — и что вам следует помогать им во всем, что ведет к цивилизации вашего народа; но вам не следует помогать англичанам в их управлении насилием и ни под каким видом не участвовать в организации, основанной на насилии. Поэтому мне кажется, что долг каждого образованного индуса состоит в том, чтобы уничтожить все старые суеверия, которые скрывают от масс принципы истинной религии, т. е. сознание божественной сущности человеческой души и уважение к жизни каждого живого существа без исключения, — в том, чтобы распространять эти принципы как можно больше.
Мне кажется, что эти принципы подразумеваются, если не действительно заключаются в вашей древней и глубокой религии и требуют только развития и снятия с них того покрова, который их скрывает.
Я думаю, что только такой образ действия может освободить индусов от всех тех несчастий, которым они подвергаются, и может быть самым действительным средством для достижения той цели, к которой вы стремитесь.
Извините меня за столь откровенно высказанное мнение, а также за мой плохой английский язык.
Искренно ваш
25 июля 1901. |
Лев Толстой. |
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 132—134. В той же книге на лл. 99—100 наклеены листы черновика-автографа. Опубликовано в переводе на немецкий язык в книге П. И. Бирюкова «Tolstoi und der Orient», Leipzig [«Толстой и Восток», Лейпциг], 1925, стр. 23—25.
Ответ на письмо А. Рамазесхана, индуса, издателя журнала «The Аrуа», из Мадраса от 13 июня н. ст. 1901 г.
1 Джайна — распространенная в Индии секта.
2 Кабир — индусский религиозный мыслитель XV в.
Ответ Рамазесхана от 22 августа н. ст. и его письмо от 12 сентября н. ст. 1901 г. напечатаны в переводе на немецкий язык в указанной выше книге Бирюкова.
1901 г. Июля 28. Я. П.
Милостивая государыня,
Очень благодарен вам за ваше доброе письмо. Мне было очень приятно получить его от вас, п[отому] ч[то] я вас давно знаю.104
105 Всегда с большим удовольствием читаю ваши умные, искренние и талантливые произведения.
Желаю вам всего хорошего.
Лев Толстой.
28 июля 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 103.
Александра Алексеевна Венкстерн (1843—1908) — беллетрист, драматург (псевдонимы: А. В., А. В. Стерн).
В письме от 15 июля 1901 г. А. А. Венкстерн выражала радость по поводу наступившего улучшения здоровья Толстого.
1901 г. Июля 28. Я. П.
Дорогой Лев Павлович,
Статью Дорош[евича]1 возвращаю. Она мне не особенно понравилась. Поставить предлагаемый вами очень любимый мною эпиграф — очень хорошо. С тем, что вы советуете выпустить слова о просительной молитве, не совсем согласен.2 Мне кажется особенно важным показать лживость, невозможность и запрещенность молитв просительной о дожде, выздоровлении, избавлении от врагов и т. п., кот[орыми] полны наши церкви. Если же Хр[истос] говорит у Иоанна: теперь вы знаете, что всё, о чем попросите, дастся вам, то я понимаю эти слова так, что теперь, когда вы поняли, что можно просить только о том, чтобы бог дал вам духа своего — вселил в вас, вы поняли, что самое прошение уже есть исполнение. Просительная же молитва о телесном и внешнем есть, по-моему, страшное духовное и такое распространенное невежество, против к[оторого] нельзя достаточно предостерегать. Впрочем, если вы выпустите, я спорить и прекословить не буду. Писем Новоселова3 у меня только одно,4 в к[отором] он извиняется, что письмо его появилось в печати, не будучи послано ко мне.
Письмо же его в Миссион[ерском] обозрении ужасное, жалкое.5
Это прямо гипнотическое внушение, вследствие к[оторого] человек, рассуждая здраво обо всем, как только попадает на предмет внушения, начинает бредить. — Очень рад б[ыл] получить ваше письмо и узнать из него, что вы живы в настоящем105 106 смысле. Мне очень хорошо было и во время болезни и теперь, при поправлении. Братски целую вас.
Л. Толстой.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 106—107. Датируется по расположению в копировальной книге. Впервые опубликовано в «Ежемесячном журнале», изд. В. С. Миролюбова, 1914, I, стр. 85.
О Льве Павловиче Никифорове (1848—1917) см. т. 63, стр. 318—319.
Ответ на письмо Никифорова от 11 июля 1901 г. (почт. шт.).
1 Влас Михайлович Дорошевич (1864—1922), буржуазный журналист, писатель и театральный критик, в 1899—1902 гг. сотрудник газеты «Россия». О каком фельетоне идет речь, не установлено.
2 В 1901 г. издательством «Свободное слово» (Англия) были опубликованы под заглавием «О разуме, вере и молитве» три письма Толстого к В. К. Заволокину. Намереваясь переиздать эти письма, Никифоров предлагал поместить эпиграфом к ним 12—15 ст. тридцатой главы «Второзакония» и сделать некоторые изменения в тексте. Издание осуществлено не было.
3 Михаил Александрович Новоселов. См. т. 63, стр. 391.
4 От 23 июня 1901 г.
5 После отлучения Толстого М. А. Новоселов опубликовал «Открытое письмо графу Толстому от бывшего его единомышленника по поводу ответа на постановление святейшего синода», в котором с «православных» позиций критиковал Толстого («Миссионерское обозрение» 1901, VI, стр. 823—835).
1901 г. Июля 28/августа 10. Я. П.
Madame,
Je vous suis très reconnaissant pour la lettre que vous avez eu la bonté de m’écrire. L’appréciation des personnes, qui se trouvent aux deux extrémités de l’échelle sociale, m’est particulièrement précieuse, car elle me fait croire, plus que toute autre chose, que les idées chrétiennes dont j’ai tâché de me faire l’interprète sont les vraies, puisqu’elles répondent aux besoins de l’âme humaine malgré toutes les différences de conditions.
Je n’ai pas encore reçu l’ouvrage que vous m’envoyez. Je vous en remercie d’avance, car connaissant les idées élevées et humanitaires de Carmen Silva, je suis sûr de le lire avec le plus grand intérêt.106
107 En vous réitèrent ma reconnaissance, je vous prie, Madame, de vouloir bien accepter l’assurance de mon respect et de mes sentiments les plus distingués.
Léon Tolstoy.
10 Août 1901.
Милостивая государыня,
Я вам очень признателен за письмо, которое вы были добры написать мне. Оценка людей, стоящих на двух крайних ступенях общественной лестницы, мне особенно дорога, так как это более чем что-либо другое заставляет меня думать, что христианские идеи, толкователем которых я старался быть, истинны, раз они отвечают потребностям человеческой души, несмотря на все различия в положении людей.
Я еще не получил произведения, которое вы мне посылаете. Заранее благодарю вас за него, так как, зная высокий и гуманный образ мыслей Кармен Сильва, я уверен, что прочту его с величайшим интересом.
Еще раз выражая вам свою признательность, прошу вас, милостивая государыня, принять выражение моего глубокого уважения и лучших чувств.
Лев Толстой.
10 августа 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 109. Дата Толстого нового стиля: в копировальной книге письмо напечатано между русскими письмами от 28 июля и 1 августа 1901 г. В России в переводе на русский язык впервые опубликовано, с датой: «1901 г.», в «Полном собрании сочинений JI. Н. Толстого», под редакцией П. И. Бирюкова, XXIII, М. 1913, стр. 45; французский текст опубликован, с датой: «10 августа 1901 г.», в Б, IV, стр. 43. В ГМТ хранится черновик-автограф, почти не отличающийся от письма.
Елизавета (1843—1916) — румынская королева, писательница, известная под псевдонимом Кармен Сильва (Carmen Sylva). В яснополянской библиотеке сохранилась ее книга «Geflüsterte Worte», Regensburg [«Тихие слова», Регенсбург], 1903 — с дарственной надписью автора.
В письме от 16/29 июля 1901 г. Кармен Сильва выражала свое преклонение перед Толстым. Вместе с письмом послала свое небольшое произведение (в яснополянской библиотеке не сохранилось).
1901 г. Июля 28. Я. П.
A Mr Léon de Rosny.
Cher Monsieur,
Il y a longtemps que je connais vos travaux sur le Bouddisme et me souviens d’avoir lu plusieurs de vos ouvrages qui m’ont toujours107 108 vivement intéressés. Dernièrement j’ai reçu un opuscule sous le titre de «Boudd[h]a a-t-il existé?».1 Si c’est vous qui me l’avez envoyé, je vous en remercie beaucoup, car ce petit livre m’a intéressé sous plusieurs rapports et c’est à propos de cette lecture que j’ai demandé à Mr. Boyer2 quelles étaient vos relations avec les romanciers portant le même nom que vous.3
Je vous serai très reconnaissant si vous me faites part de vos idées sur le criterium de certitude (je ne connais que celui de Descartes4) et sur les sciences sociales, qui m’occupent particulièrement dans les derniers temps.
Je crois que la solution des questions sociales détachées de la religion est un problème impossible à résoudre.
Je serai très content de connaître votre manière de voir.
Les livres scientifiques parviennent jusqu’à moi sans empêchement.
En vous présentant mes salutations, je vous prie de croire à toute ma considération.
Léon Tolstoy.
Г-ну Леону де Рони.
Милостивый государь,
Я уже давно знаком с вашими сочинениями о буддизме и помню, что прочел с большим интересом несколько ваших трудов. Недавно я получил брошюру под заглавием «Существовал ли Будда?»1 Если это вы мне прислали, очень благодарю вас, так как эта маленькая книжка заинтересовала меня во многих отношениях, и по поводу нее я спрашивал г-на Буайе,2 какое вы имеете отношение к беллетристам, носящим то же имя, что и вы.3
Буду весьма вам признателен, если вы поделитесь со мной вашими мыслями о критерии достоверности (я знаком только с декартовским критерием),4 а также о социальных науках, которыми я особенно заинтересован последнее время.
Я думаю, что разрешение социальных вопросов без помощи религии есть задача неразрешимая.
Буду очень рад познакомиться с вашими взглядами.
Научные книги доходят до меня без затруднения.
Посылая вам свой привет, прошу вас верить моему к вам уважению.
Лев Толстой.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 110—111. Датируется расположением в копировальной книге.
Леон де Рони (р. 1837) — французский востоковед и этиолог, инициатор международных конгрессов ориенталистов, основатель научных108 109 обществ, автор многочисленных трудов о Востоке. В яснополянской библиотеке сохранилось несколько его книг.
Ответ на письмо Леона де Рони от 3 августа н. ст. 1901 г.
1 Léon de Rosny, «Le Bouddha a-t-il existé?», Paris, 1901.
2 Поль Буайе (Paul Boyer, p. 1864). См. т. 54, стр. 627. 16—18 июля 1901 г. Буайе был в Ясной Поляне.
3 Иосиф Генри Рони (Joseph Henry Rosny; псевдоним) французский романист (р. 1856). С 1891 г. работал в сотрудничестве со своим братом Жюстином. В яснополянской библиотеке сохранилось несколько его книг с дарственными надписями.
4 Рене Декарт (1596—1650). Критерием достоверности Декарт считал ясность и отчетливость.
1901 г. Июля 28/августа 10. Я. П.
Monsieur,
Je regrette beaucoup de me pas avoir reçu la lettre chargée dont vous me parlez dans la dernière. Je n’aurai pas pu l’oublier, à en juger par l’intérêt que m’inspire votre idée du messianisme, ainsi que le Babisme auquel vous ap[p]artenez. Qu’est ce que c’est que «Bahaï»? Et de quelle nationalité êtes-vous? Si vous êtes Français comment se fait-il que v[ou]s soyez babiste? Le Babisme m’intéresse depuis bien longtemps. J’ai lu ce que j’ai pu sur ce sujet et quoique le livre fondamental — la bible du Babisme m’ai paru un livre de peu de valeur, je crois tout de même que le Babisme comme doctrine morale et humanitaire a un grand avenir dans le monde oriental ayant beaucoup de rapports avec l’anarchisme chrétien et tôt ou tard doit s’unir à lui.
Recevez, Monsieur, l’assurance de mes sentiments distingués.
Léon Tolstoy.
10 Août 1901.
Милостивый государь,
Я очень сожалею, что не получил заказного письма, о котором вы пишете в своем последнем письме. Я не мог бы его забыть, судя по тому интересу, который возбуждает во мне идея мессианства, так же как и бабизм, к которому вы принадлежите. Что такое «Бахай»? И какой вы национальности? Если вы француз, то как случилось, что вы бабид? Бабизм меня очень давно интересует. Я прочел, что мог, по этому вопросу, и, хотя основная книга — библия бабизма — мне показалась малоценной,109 110 я все-таки думаю, что бабизм, как нравственное и гуманитарное учение, имеет большое будущее в восточном мире. Имея много общего с христианским анархизмом, он должен рано или поздно с ним слиться.
Примите уверения в моих лучших чувствах.
Лев Толстой.
10 августа 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 108. Основание датировки см. в прим. к письму № 124.
Ответ на письмо Габриеля Саси, начальника стола личного состава Министерства финансов в Каире, от 26 июля н. ст. 1901 г., в котором он защищал идею мессианства.
1901 г. Июля 28/августа 10. Я. П.
Geehrter Herr,
Entschuldigen Sie mich, ich bitte, dass ich so lange Ihren Brief nicht beantwortet habe, und Sie auch nicht gedankt habe für die Sendung Ihres Buches.
Ich war krank und dabei sehr beschäftigt. Ihr Buch habe ich mit grossen Interesse gelesen und obgleich ich in einigen nicht wichtigen Sachen nicht ganz einverstanden mit Ihnen bin, glaube ich, dass das Buch sehr nützlich ist und bedauere sehr dass es in Russland nicht in Übersetzung verbreitet sein kann. Noch ein mal Sie dankend für Ihr Buch, verbleibe ich hochachtungsvoll
Leo Tolstoy.
10 August 1901.
Милостивый государь,
Извините меня, пожалуйста, за то, что я так долго не отвечал на ваше письмо, а также не благодарил вас за посылку вашей книги.
Я был болен, кроме того очень занят. Книгу вашу я прочел с большим интересом, и хотя в некоторых мелочах не вполне с вами согласен, всё же думаю, что книга эта весьма полезна, и весьма жалею, что она не может быть распространена в России в переводе. Еще раз благодарю вас за вашу книгу, остаюсь уважающий вас
Лев Толстой.
10 августа 1901.110
111 Печатается по копировальной книге № 4, л. 110. Основание датировки см. в прим. к письму № 124.
При письме от 10 июля н. ст. 1901 г. д-р Пауль Вильгельм Шмидт прислал свою книгу «История Иисуса» — «Die Geschichte Jesu. 3. Abdruck. Mit einer Geschichtstabelle». Tübingen und Leipzig, 1900, VIII, 179 стр. Книга сохранилась в яснополянской библиотеке. Разрезана до 65 стр.
1901 г. Июля 28? Я. П.
Любезный друг Моод,
Немного помедлил отвечать вам на ваше первое письмо от слабости нездоровья. (Ничего серьезного. Я поправляюсь.) А пока получил ваше второе, очень приятное мне письмо, из кот[орого] вижу, что ваше несогласие и недоброжелательство к В. Ч[ерткову], с которым (недоброжелательством) вы усердно боретесь, уменьшилось или даже совсем прошло, что и должно быть, п[отому] ч[то] не могут два человека, искренно ищущие добра и правды, быть в разногласии. Это также невозможно, чтобы две величины, равные третьей, были неравны между собой. Я забыл, что написал вам о Рёскине, боюсь, что это неверно.1 На днях я прочел прекрасную книгу о нем: Ruskin et la Bible, кажется, Hugues.2 Главная черта Рёскина это то, что он никогда не мог вполне освободиться от церковно-христианского мировоззрения. Во время начала его работ по социальным вопросам, когда он писал «Unto this last»,3 он освободился от догматического предания, но туманно-церковно-христианское понимание требований жизни, кот[орое] давало ему возможность соединить этические идеалы с эстетическими, оставалось у него до конца и ослабляло его проповедь; ослабляло ее также искусственность и потому неясность поэтического языка. Не думайте, чтобы я денигрировал (denigrer4) деятельность этого великого человека, совершенно верно называемого пророком; я всегда восхищаюсь и восхищался им, но я указываю на пятна, к[оторые] есть и в солнце. Он особенно хорош, когда умный и одинаково с ним настроенный писатель делает из него выписки, как в книге Ruskin et la Bible. (Прочтите ее, — но читать всего Рёскина, как я читал, подряд, очень ослабляет впечатление.)111
112 Сейчас поправлю, что нужно, в ваших вопросах и приложу к этому письму.5 Спасибо за извещение про ваших детей. Прощайте. Мой дружеский привет всем вам.
Л. Толстой.
Печатается по фотокопии с автографа. Датируется по расположению в копировальной книге. Отрывок в переводе на английский язык опубликован в книге Моода «Tolstoy and his Problems» [«Толстой и его учение»], 1901. На русском языке отрывок напечатан, без указания даты, в Б, IV, стр. 45—46.
Ответ на письма Эйльмера Моода от 29 июля и 3 августа н. ст. 1901 г.
1 См. письмо № 104.
2 Ошибка: H. J. Brunhes, «Ruskin et la Bible», Paris [Брун, «Рёскин и библия», Париж], 1901. Книга сохранилась в яснополянской библиотеке.
3 John Ruskin, «Unto this last. Four essays on the first principles of Political Economy». Fourth edition, 1884. Русский перевод Л. П. Никифорова: «Последнему, что и первому. Четыре основных принципа политической экономии». М. 1900. Книга сохранилась в яснополянской библиотеке.
4 [унижать, умалять значение]
5 Текст этой записки неизвестен. Вопросы касались перевода «Севастопольских рассказов» и других произведений, вошедших в первый том подготовлявшегося Моодом к печати собрания сочинений Толстого. См. письмо № 190.
1901 г. Июля 28? Я. П.
Спасибо за твой ответ.1 Если не видимся, то хоть по переписке знать отношение друг к другу. Ты не можешь себе представить, как мне близко всё то, что тебя касается, и как я болею за то, что есть тяжелого в твоей жизни. А тяжелого у тебя много. Трудно придумать самому злейшему врагу всё то, что с тобой случилось.2 Тебе-то уж нечего бояться мучений на том свете (если бы они были). Ты здесь столько выстрадал, что если бы было в сто раз больше грехов, все бы простились. — Если вздумаешь, напиши. А только не делай, если не хочется. Я поправляюсь, всё копаюсь в своем писании.3 И этим живу. Маша расскажет про нас и мне про тебя, когда приедет.4 Мне жить довольно хорошо, п[отому] ч[то] я от жизни, вероятно, также и ты, ничего не жду, кроме одного: все-таки хоть напоследок112 113 постараться быть получше, подобрее. Иногда удается, иногда нет, а все-таки понемножку подвигаюсь. Прощай, целую Веру и М[арью] М[ихайловну]. Посмотрю, нет ли книги интересной тебе пос[лать].
Л. Т.
Датируется на основании предположения, что письмо написано после ответа С. Н. Толстого на письмо к нему от 13 июля 1901 г. (см. № 115), вероятно 28 июля, в день отъезда М. Л. Оболенской (см. прим. 4).
1 Письмо С. Н. Толстого неизвестно.
2 Об осложнениях в семье С. Н. Толстого см. письмо № 144.
3 24 июля Толстой начал работу над «Офицерской памяткой» и «Солдатской памяткой»; кроме того, в конце июля он делал последние исправления статьи «Единственное средство».
4 28 июля М. Л. и Н. Л. Оболенские уехали из Ясной Поляны в Пирогово.
1901 г. Августа 1. Я. П.
Г-ну А. Эндаурову.
Я получил ваш прекрасный подарок, в котором особенно дорога мне надпись, и прошу вас передать мою живейшую благодарность всем подписавшимся.
Лев Толстой.
1 августа 1901.
Впервые опубликовано в Б, IV, стр. 32. Факсимильно воспроизведено в журнале «Экран» 1928, 2, стр. 10.
Александр Меркурьевич Эндауров (1850—1918) — народоволец, технолог. С 1880-х гг. служил на Мальцовских заводах, в 1901 г. заведовал Хрустальным заводом в с. Дядькове, Брянского уезда.
В виде приветствия по поводу отлучения Толстого от церкви служащие, доктора и фельдшерицы Хрустального завода, по инициативе Эндаурова, прислали Толстому глыбу зеленого стекла (пресспапье) с монограммой и надписью, сделанной золотыми буквами: «Вы разделили участь многих великих людей, идущих впереди своего века, глубокочтимый Лев Николаевич. И раньше их жгли на кострах, гноили в тюрьмах и ссылке. Пусть отлучают вас как хотят и от чего хотят фарисеи, первосвященники. Русские люди всегда будут гордиться, считая вас своим великим, дорогим, любимым».113
114 Пресспапье находится на письменном столе в яснополянском кабинете Толстого. Первый экземпляр (бракованный) хранится в Государственном музее Л. Н. Толстого в Москве.
1901 г. Августа 2/15. Я. П.
Dear Friend,
You were right in guessing that I must be interested in the Tolstoy Society. So I was. But I am sorry that I have enough vanity left to be interested in it. I have always held the opinion and it cannot change — that to be a member of the old Society that was started by God at the beginning of conscious humanity, is more profitable for oneself and for mankind than to be a member of limited societies which we organise for the sake of attaining the end which we are able to conceive. I think the preference we give to our own Societies is due to the fact that the part we play in our own Societies seems to us to be of much greater importance than the one we play in God’s great Society.
But this is only an illusion; all the three modes of activity which you mention in your letter will be more surely attained by a man who regards himself a member of God’s great Society, than by a member of Tolstoy’s Society. Such a man who is earnest, as I know you are, will, firstly spread as much as he can the ideas that give him peace of conscience and energy in life without minding whether they are Tolstoy’s or anybody else’s.
He will secondly try with all his might to induce people to speak their mind on the most important questions of life. He will, thirdly, try to give every person he comes in contact with, as much joy and happiness as it in his power to do and will also help those who get into difficulties through strictly following the teaching of Christ.
A man belonging to God’s great Society, will beside that perform many other useful Christian acts which have neither been foreseen nor formulated by Tolstoy’s or any other Society.
I own there are some advantages in the union of persons of the same mind who form Societies; but, I think, the drawbacks of such organisations are much greater that their advantages, And so I think, for myself, that it would be a great loss to me114 115 to change my membership of God’s great Society for the most seemingly useful participation in any human Society.
I am very sorry, dear friend, to differ from your opinion, but I cannot think otherwise.
Your friend
Leo Tolstoy.
Дорогой друг,
Вы правы, предполагая, что Толстовское общество должно мне быть интересно. Я заинтересовался им. Но я сожалею, что во мне еще сохранилось достаточно тщеславия для того, чтоб интересоваться этим. Я всегда был того убеждения, и оно не может измениться, что быть членом старого общества, установленного богом при начале сознательной жизни человечества, более выгодно и для себя и для человечества, нежели быть членом ограниченных обществ, организуемых нами для достижения целей, доступных нашему сознанию. Я думаю, что предпочтение, оказываемое нами нашим собственным обществам, происходит оттого, что роль, которую мы играем в них, представляется нам гораздо более важною, чем наша роль в великом божьем обществе.
Но это только самообман: все три вида деятельности, упомянутые вами в вашем письме, более верно достигаются человеком, считающим себя членом великого божьего общества, нежели членом Толстовского общества. Такой человек, если он искренен, а я знаю, что вы искренни, будет, во-первых, распространять, насколько может, те мысли, которые дали ему душевный мир и энергию жизни, не заботясь о том, Толстого ли они, или кого-либо другого.
Во-вторых, он будет всеми силами стараться побуждать людей к высказыванию их мнений о самых важных вопросах жизни. В-третьих, он будет стремиться доставлять каждому, с кем он приходит в соприкосновение, насколько он может, больше радости и счастья, а также будет помогать тем, которых постигнут бедствия из-за точного следования учению Христа.
Человек, принадлежащий к великому божьему обществу, будет исполнять, кроме того, и много других полезных христианских дел, которые не были ни предвидены, ни определены ни Толстовским обществом, ни каким бы то ни было другим.
Я допускаю, что существуют некоторые выгоды в соединении людей одинакового образа мыслей в общества, но думаю, что невыгоды таких организаций гораздо значительнее, чем их преимущества. И потому для меня лично было бы большой потерей переменить свое членство в великом божьем обществе на кажущееся полезным участие в каком бы то ни было человеческом обществе.
Мне жаль, дорогой друг, расходиться с вами во мнении, но я не могу думать иначе.
Ваш друг
Лев Толстой.115
116 Печатается по машинописной копии. Копия датирована 15 августа 1901 г. Дата нового стиля: в Англии письмо получено 20 августа н. ст. В переводе на русский язык впервые опубликовано в «Свободном слове» 1902, 2, столб. 25.
Перси Редферн — секретарь Толстовского общества в Манчестере (Англия). Толстовское общество объединяло небольшую группу лиц, сочувствовавших религиозным взглядам Толстого. Просуществовало оно недолго.
В письме от 4 августа н. ст. 1901 г. Редферн в связи с приближавшейся годовщиной основания Толстовского общества спрашивал, в какую форму оно должно в будущем вылиться и каковы задачи такого общества.
1901 г. Августа 10. Я. П.
Долго тебе не отвечал, дорогой Лева, п[отому] ч[то] у меня составилась стариковская привычка отвечать все письма разом, и вот только теперь, 10-го авг[уста], взялся за это дело.1 Пишу тебе первому. Хотя я и понимаю, что тебе не хотелось надолго расставаться с Дорой,2 мне жалко, что ты мало времени пробыл в Англии. Интересный народ именно по тому, как я думаю, кризису в своих нравственных, религиозных основах, к[оторый] он теперь переживает, не говоря уже про необыкновенную даровитость и утонченность этого народа. Чертков писал мне, как он рад был тебя видеть.3 Здоровье мое понемногу поправляется, все-таки не переставая итти, куда должно, к уничтожению этого тела. И всегда болезнь оставляла во мне хорошее впечатление, а особенно эта. Так хорошо, спокойно и телом и душой я подходил к смерти, что не могу не желать, чтобы так же совершилась настоящая. Кроме того, такая болезнь делает то, что вам, молодым, трудно, но чего я всем и тебе очень желаю, — делает то, что ясно понимаешь и после болезни, что жить надо не для того, чтобы делать свои дела, кот[орых] никогда не доделаешь и не сделаешь так, как хочется, а дело того, кто послал нас сюда. И такое состояние и такая деятельность особенно радостны.
У нас теперь в семье всё планы о крымской поездке. Панина4 предлагает свою прекрасную дачу, и Таня и Маша с мужьями хотят ехать, и Андрюша с женой. Таня уже носит вторую половину.116
117 Очень боюсь за нее.5 Теперь у нас в Ясной Маша с Колей. Они приехали п[отому], ч[то] у меня была небольшая rechute,6 и Саша выписала их. Мих[аил] Серг[еевич] вчера проехал в Петерб[ург] отвозить в морской корпус своего сына Сережу.7 Таня очень жалеет мальчика, да и мне жаль, что его отдают в военную карьеру. Обе племянницы: Лиза и Вар[я]8 тут, и мама им очень рада. Всё по-старому, событий никаких особых не случилось. Одно будущее событие, Крым, и приготовле[ния] к нему всех занимают. Количка Ге вчера уехал совсем за границу к детям. Все, и я прежде всех, его очень жалеем, п[отому] ч[то] очень все его любим.
Прилагаю письмо на твое имя. Прощай, целую тебя, Дору, Павлушу.9 Мой сердечный привет твоим beaux-parents.10
Л. Т.
Датируется содержанием.
О Льве Львовиче Толстом (1869—1945) см. т. 63, стр. 199—200.
1 Письмо Л. Л. Толстого, на которое отвечает Толстой, неизвестно.
2 Дора Федоровна Толстая, рожд. Вестерлунд (1878—1933), жена Л. Л. Толстого. Лев Львович ездил в Англию, она оставалась в Швеции у своих родителей.
3 См. письма к В. Г. Черткову, написанные в июле 1901 г., т. 88.
4 Софья Владимировна Панина, владелица имения в Гаспре.
5 Беременность Т. Л. Сухотиной кончилась неблагополучно. 12 ноября родился мертвый мальчик.
6 [возврат болезни,]
7 Сергей Михайлович Сухотин (1887—1926), третий сын М. С. Сухотина от первого брака.
8 Дочери М. Н. Толстой Елизавета Валерьяновна Оболенская (1852—1935) и Варвара Валерьяновна Нагорнова (1850—1921).
9 Сын Л. Л. Толстого, Павел (р. 1900).
10 Тесть и теща Л. Л. Толстого Эрнст Вестерлунд (1839—1924), шведский врач, и его жена Нина Вестерлунд.
1901 г. Августа 10. Я. П.
Любезный друг Георгий,
Письмо ваше я получил уже давно1 и очень был рад и благодарен вам за него, но не отвечал по нездоровью и множеству дел. Пожалуйста, продолжайте извещать меня о своем положении.117
118 Как вы переносите заключение? Строго ли оно? Допускают ли к вам посетителей, дают ли книги? Еще известите меня о своем семейном положении. Есть ли у вас родители? Кто родные и как они относятся к вашему поступку? Не могу ли я чем-нибудь быть полезен вам? Если есть возможность, то переводите мне свои письма по-русски, а если нельзя, то пишите как можно разборчивее, чтобы можно было прочесть каждую букву. Тогда я добираюсь до смысла. Может быть, вам также трудно читать мои письма, но я думаю, что вы должны лучше понимать по-русски, чем мы по-болгарски. То, что судят вас не за причину отказа, а за неисполнение военных приказаний — это они всегда делают. Им больше делать нечего. И я истинно жалею их. И вы, находящийся в их власти и лишенный ими свободы, все-таки должны сожалеть об них. Они чувствуют, что против них истина и бог, и цепляются за всё, чтобы спастись, но дни их сочтены. И та страшная революция, которую вы производите, не разбивая бастилию, а сидя в тюрьме, разрушает и разрушит всё теперешнее безбожное устройство жизни и даст возможность основаться новому. Я все свои последние силы употребляю на то, чтобы служить в этом богу, и, если можно вам доставить, я бы рад был переслать вам то, что я писал об этом.
Братски целую вас.
Лев Толстой.
10 августа 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 103—104. Опубликовано в издававшемся в Швейцарии П. И. Бирюковым журнале «Свободная мысль» 1901, 16, стр. 250; в ПТСО, № 247 напечатано с неверной датой: «10 августа 1910 г.».
Ответ на письмо Г. С. Шопова от 14 июня 1901 г.
1 Получено в Туле 19 июня 1901 г. (почт. шт.).
1901 г. Августа 15. Я. П.
Любезный брат Тихон,
Сожалею, что не знаю отчества. Письмо ваше доставило мне большое удовольствие. Вы четвертый священник, в котором118 119 я встречаю полное согласие, не с моими взглядами, а с сущностью учения Христа, которое в настоящем его значении доступно младенцам и не может вызывать разногласия. И это мне очень радостно. Одно в вашем письме немного смутило меня. Это ваше упоминание о метафизике и церковности. Боюсь, что у вас составилась своя метафизика, или вы держитесь церковной метафизики, которая дает вам возможность с вашими взглядами оставаться священником. По тому, что вы служите 10 лет, я заключаю, что вы еще молодой человек и годитесь мне в сыновья, если не в внуки, и потому я позволю себе дать вам непрошенный совет о том, как, по моему мнению, должен поступать священник, освободившийся от суеверия и понявший учение Христа в его настоящем значении и желающий следовать ему. Часто, находясь в положении, не соединимом с следованием учению Христа, каково положение военного и священника, люди придумывают или усваивают себе какую-нибудь сложную запутанную систему метафизики, кот[орая] должна оправдать их положение. Вот от этого соблазна я бы хотел предостеречь вас. Для христианина нет и не может быть никакой сложной метафизики. Всё, что можно назвать метафизикой в христианском учении, состоит в простом, понятном всем положении, что все люди сыны бога — братья и потому должны любить и отца и братьев и вследствие этого поступать с другими так же, как желаешь, чтобы поступали с тобой. Я думаю, что всякая метафизика сверх этого от лукавого и придумана только затем, чтобы примирить свое непримиримое с христ[ианским] учением положение. Есть еще священники — я знаю таких — кот[орые], чувствуя несовместимость своего положения с чистым пониманием христианства, думают оправдаться тем, что в их положении они легче могут бороться с суевериями и распространять христианскую истину.
Полагаю и такое положение еще более неправильным. В религиозном деле цель не может оправдывать средства уже п[отому], ч[то] средства отступления от истины уничтожают всякую возможность достижения цели, состоящей в получении1 истины. Главное же то, что ни один человек не призван к тому, чтобы научать других (Мф. XXIII, 8, 9), а только к тому, чтобы самому совершенствоваться в истине и любви. И только через это совершенствование себя (без всякой мысли о других) может человек действовать на других.119
120 Простите, что возражаю вам на то, что вы не говорили, и, может быть, и не думаете, но, получив сильное и радостное впечатление от вашего письма, мне захотелось высказать всё, что я думал о трагическом положении священника, познавшего истину, и о наилучшем выходе из этого положения и об опасностях этого положения. Лучший выход из этого положения — героический выход — по-моему, тот, чтобы свящ[енник], собрав своих прихожан, вышел к ним на амвон и вместо службы и поклонов иконам, поклонился бы до земли народу, прося прощения у него за то, что вводил его в заблуждение. Второй выход тот, кот[орый] избрал лет 18 тому назад замечательный человек, покойник, знакомый мне, из Вятской семинарии, священник Аполлов, служивший в Ставропольской эпархии. Он заявил архиерею, что не может по изменившимся взглядам продолжать священствовать. Его вызвали в Ставрополь, и начальство и семейные так мучили его, что он согласился вернуться на свое место, но, пробыв меньше года, не выдержал и опять отказался и расстригся. Жена оставила его. Все эти страдания так повлияли на него, что он умер, как святой, не изменив своим убеждениям и, главное, любви.2
Это второй выход, но я знаю, как он страшно труден, ввиду семейных отношений всякого священника и окружающей его среды, и потому я вполне понимаю и никак не осуждаю священника, к[оторый] по слабости остается священником, несмотря на то, что не верит в то, что делает. Одно, что я говорю и позволяю себе советовать вам (совершенно то же я советую людям христианам, от кот[орых] требуют солдатской службы), это то, чтобы не употреблять свой рассудок на ухищрения, посредством кот[орых] представлялось бы, что, поступая дурно, я поступаю хорошо. Только бы человек держал перед собой истину во всей ее чистоте, не кривил бы душой, и он найдет средство поступить наилучшим, смотря по своим силам, образом. Священник, понимающий истинно христианское учение, должен, по моему мнению, как и всякий христианин, делать первое: стремиться познать истину во всей ее чистоте и полноте, независимо от своего положения, и, второе, по мере сил изменять свое положение, приближая его к познанной истине. (Приближение это делается само собой, если человек искренен.) Насколько же человек приблизится (священнику это очень трудно, так как его положение не только далеко, но противуположно, враждебно120 121 истине), насколько и как он приблизится, это дело его с богом, о кот[ором] посторонние судить не могут. Братски приветствую вас. Адреса моих друзей за границей выписываю. Оба человека эти такие, на кот[орых] можно во всем положиться вполне.
Любящий вас брат
Лев Толстой.
15 авг. 1901.
Англия. England, Christchurch, Hants. Vladimir Tchertkoff. Адрес Влад. Григ. Черткова. Швейцария. Suisse, Genève, Onex. Paul Birioukoff. Адрес Павла Иван. Бирюкова.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 119—125. Приписка рукой М. Л. Оболенской. Впервые опубликовано, без указания фамилии, под названием: «Письмо к православному священнику» в «Свободном слове» 1902, 2, столб. 5—7; в ПТС, I, № 209 напечатано без указания точной даты, под названием: «Письмо к православному священнику».
Тихон Петрович Богатиков — священник с. Лосево Воронежской губ. Под псевдонимом «Св. Т. Черкасский» писал в газетах о положении духовенства.
В письме от 27 июля 1901 г. Богатиков критиковал высшее духовенство, выражал сочувствие Толстому по поводу отлучения и спрашивал, куда и как ему направлять свои статьи, чтобы они печатались, так как большинство статей, посылаемых им в петербургские газеты, задерживается цензурой.
1 Это слово плохо скопировалось, и в чтении его возможна ошибка.
2 Александр Иванович Аполлов (1865—1893), сельский священник, в 1893 г. снявший сан. См. т. 65, стр. 31.
1901 г. Августа 15. Я. П.
Любезный брат,
Я получил ваше письмо, когда был болен, и первое и второе, и не отвечал вам, несмотря на то, что письма эти были мне очень радостны, во 1-х п[отому], ч[то] боялся компрометировать вас, во 2-х, был слаб и, в 3-х п[отому], ч[то] хотелось возразить вам на выраженную вами мысль о том, что вы остаетесь священником п[отому], ч[то] можете легче воздействовать на народ и что в этом случае цель оправдывает средства, но не имел времени сделать это, как мне хотелось. Теперь, получив письмо еще от одного священника, согласного во взглядах со мною и потому121 122 несогласного с православием, к[оторо]му он служит, я написал ему подробное письмо о том сложном и трагическом положении, в к[отором] находится в наше время всякий искренний и просвещенный священник. Посылаю вам это письмо, предполагая, что оно для вас может быть не лишено интереса. Братски приветствую вас и от всей души желаю вам найти наилучший выход из того тяжелого положения, в к[отором] вы находитесь.
Полюбивший вас брат ваш
Лев Толстой.
14 августа 1901.
Дата Толстого ошибочна. Основание датировки: к письму была приложена копия письма к Богатикову от 15 августа; оба эти письма в копировальной книге отпечатаны рядом и, очевидно, написаны в один день — 15 августа.
Яков Павлович Колосовский (р. 1866) — священник с. Калеевки, Черниговской губ. Религиозно-философскими произведениями Толстого интересовался с начала 1890-х гг. В 1929 г. снял сан.
Ответ на письма Колосовского от 2 февраля и 18 марта 1901 г. В первом он сообщал о своем намерении распространять произведения Толстого, во втором выражал сочувствие по поводу отлучения.
1901 г. Августа 15/28. Я. П.
Cher Monsieur,
Je viens de recevoir votre lettre et je vous remercie pour les sentiments que vous m’exprimez. Je v[ou]s suis reconnaissant aussi pour les citations que vous y faites d’Aug[uste] Sabatier.1 Je regrette beaucoup de ne connaître cet homme éminent que de nom et de réputation. La citation que v[ou]s faites de sa manière de comprendre le christianisme, me prouve que j’aurais dû être en complète com[m]union d’idées et de sentiments avec lui, ainsi qu’avec v[ou]s et tous ceux qui partagent ses idées. Il y a cependant un point sur lequel je ne suis pas d’accord avec vous: c’est l’idée que vous avez de la nécessité d’une église et, par suite, — de pasteurs, c. à d. gens revêtus d’une certain[e] autorité. Je ne puis pas oublier le verset 8 et 9 de XXIII Mathieu, non pas parceque c’est un verset de l’évangile, mais parceque c’est une vérité pour moi parfaitement évidente, qu’il ne peut pas y avoir122 123 de pasteurs, de maîtres, de directeurs entre chrétiens, et que c’est precisement cette contravention à la loi évangelique, qui à rendu presque nulle jusqu’ à présent la prédication de la vraie doctrine chrétienne. Selon moi l’idée maîtresse de la doctrine chrétienne est le rétablissement de la relation directe entre Dieu et l’homme. Tout homme qui prétend se faire l’intermédiaire de cette relation empêche celui qu’il veut diriger de se mettre en contact direct avec Dieu et — ce qui est le plus grand mal — s’éloigne tout à fait soi-même de toute possibilité d’une vie chrétienne. Selon moi s’est le comble de l’orgueil, le péché qui éloigne le plus de Dieu — de se dire que je suis en état d’aider les autres à bien vivre et à sauver leur âme. Tout ce que peut faire un homme qui tâche de suivre la doctrine chrétienne, c’est de tâcher de se perfectionner autant que possible (Math. V. 48), employer à ce perfection[n]ement toutes ses forces, toute son énergie. Ceci est le seul moyen d’agir sur ses prochains, de les aider dans la route du bien. Si l’église existe personne ne peut en connaître les bornes ni savoir s’il en est un membre. Tout ce que peut désirer et espérer un homme, c’est d’en faire partie, mais jamais personne ne peut être sûr de l’être et encore moins supposer qu’il a le droit et la possibilité de diriger les autres.
Je v[ou]s prie, cher Monsieur, de m’excuser pour la franchise avec laquelle j’expose mon opinion contraire à la votre et de croire aux sentiments de sympathie et de considération avec lesquels je me dis votre serviteur.
Léon Tolstoy.
26 Août 1901.
Милостивый государь,
Я только что получил ваше письмо и благодарю вас за выраженные вами чувства, а также за приведенные выдержки из Огюста Сабатье.1 Я очень жалею, что знал этого выдающегося человека только по имени и отзывам о нем. Выдержка о его манере понимания христианства, которую вы приводите, доказывает мне, что я мог бы быть в полном единении мыслей и чувств с ним, так же, как и с вами и со всеми, кто разделяет его взгляды. Но все-таки есть пункт, в котором я с вами не согласен — это ваша идея о необходимости церкви и, следовательно, пасторов, т. е. людей, облеченных некоторой властью. Я не могу забыть 8 и 9 ст. XXIII гл. от Матфея не потому, что это евангельские стихи, но потому, что для меня это очевидная истина, что не может быть пасторов, учителей и духовных руководителей между христианами и что именно это нарушение евангельского закона до сих пор обращало почти в ничто проповедь123 124 истинного христианского учения. По-моему, основная идея христианского учения есть восстановление непосредственного общения бога с человеком. Всякий человек, который думает стать посредником в этом общении, мешает тому человеку, которым он хочет руководить, прийти в непосредственное соприкосновение с богом и — что есть худшее зло — совершенно удаляет себя самого от всякой возможности христианской жизни. По-моему, это есть верх гордости, грех, наиболее удаляющий от бога, если сказать себе, что я в состоянии помогать другим хорошо жить и спасать их души. Всё, что может делать человек, старающийся следовать христианскому учению, — это совершенствоваться, сколько возможно (Матф. V, 48), употреблять на это совершенствование все свои силы, всю свою энергию. Это единственное средство влиять на своих близких, помогать им на их пути к добру. Если церковь существует, никто не может знать ее пределов, ни того, состоит ли он ее членом. Все, чего может желать и на что может надеяться человек, это участвовать в ней, но никто не может быть уверенным в этом и еще менее предполагать, что он имеет право и возможность управлять другими.
Прошу вас, милостивый государь, извинить меня за откровенность, с которой я излагаю свое мнение, противоположное вашему, и верить чувствам симпатии и уважения, с которыми я остаюсь вашим покорным слугою.
Лев Толстой.
26 августа 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 126—127. Дата Толстого нового стиля: в копировальной книге письмо находится после письма к Богатикову от 15 (по новому стилю 28) августа и перед письмом к Зутнер от 28 августа н. ст. Впервые опубликовано в газете «La vie nouvelle» 1901, от 14 декабря с предисловием Бурдери; в переводе на русский язык, под датой «26 августа ст. ст. 1901 г.», опубликовано в «Свободном слове» 1902, 2, столб. 7—8.
Ответ на письмо Э. Бурдери, пастора свободной реформатской церкви в Меше (Франция), от 15 августа н. ст. 1901 г. В этом письме Бурдери выражал сочувствие мировоззрению Толстого и его ответу синоду, а также обосновывал свой разрыв с римско-католической церковью, с семьей и друзьями и свою преданность французскому свободному протестантству.
1 Луи Огюст Сабатье (1839—1901) — французский протестантский богослов.
1901 г. Августа 15/28. Я. П.
Chère Baronne,
Je vous remercie pour votre bonne lettre. Il m’a été très agréable de savoir que vous me gardez un bon souvenir.124
125 Au risque de vous ennuyer en répétant ce que j’ai dit maintes fois dans mes écrits, et ce que je crois vous avoir écrit, je ne puis m’abstenir de vous dire encore une fois que plus j’avance en âge et plus je médite la question de la guerre, plus je suis convaincu que l’unique solution de la question est le refus des citoyens à être soldats. Jusqu’ à ce que chaque homme à l’âge de 20, 21 ans abjurera sa religion — non seulement le christianisme, mais les commandements de Moïse: tu ne tueras pas, et promettra de tuer tous ceux que lui ordon[n]era de tuer son chef, même ses frères et parents, comme le dit à toute occasion cet idiot bavard et cruel qu’on appelle Empereur d’Allemagne,1 — jusqu’alors la guerre ne cessera pas et deviendra de plus en plus féroce, ce qu’elle devient de nos jours.
Pour que la guerre disparaisse il ne faut ni conférences, ni sociétés de paix, il ne faut qu’une chose: le rétablissement de la vraie religion et à la suite de cela le rétablissement de la dignité de l’homme.
Si la moindre partie de l’énergie qui est dépensée à présent pour les articles et les beaux discours dans les conférences et les sociétés de paix était employée dans les écoles et parmi le peuple pour détruire la fausse religion et propager la vraie, — les guerres deviendraient bientôt impossibles.
Votre excellent livre2 a produit un grand effet en popularisant l’horreur de la guerre. Il faudrait à présent montrer au[x] gens que ce sont eux-mêmes qui produisent tous les maux de la guerre en obéissant aux hommes plus qu’à Dieu. Je me permet de vous conseiller de vous vouer à cette oeuvre qui constitue l’unique moyen d’atteindre le but que vous poursuivez.
En vous priant de m’excuser pour la liberté que je prends, je vous prie, chère Madame, d’agréer l’assurance de mes sentiments les plus distingués.
Léon Tolstoy.
28 Août 1901.
Дорогая баронесса,
Очень вам благодарен за ваше доброе письмо. Мне было чрезвычайно приятно узнать, что вы сохраняете обо мне хорошее воспоминание.
Рискуя надоесть вам повторением того, что я говорил много раз в своих писаниях и о чем, мне кажется, я вам писал, не могу воздержаться, чтобы125 126 не сказать вам еще раз, что чем дольше я живу и чем больше думаю над вопросом о войне, тем больше я убеждаюсь, что единственное решение вопроса — это отказ граждан быть солдатами. До тех пор пока каждый человек в возрасте 20, 21 года будет отказываться от своей религии — не только от христианства, но и от заповедей Моисея: не убий, и пока будет обещать убивать всех тех, кого ему прикажет убить его начальник, даже своих братьев и родителей, как говорит при всяком случае этот болтливый и жестокий идиот, называемый германским императором,1 — до тех пор не прекратится война и будет становиться всё более и более жестокой, — такой, какой она делается в наше время.
Для того, чтобы не было войны, не надо ни конференций, ни обществ мира, а нужно только одно: восстановление истинной религии и, как следствие этого, восстановление достоинства человека.
Если бы самая малая часть энергии, которая тратится сейчас на статьи и на речи на конференциях и в обществах мира, употреблялась бы в школах и среди народа на уничтожение ложной религии и на распространение истинной, — войны скоро стали бы невозможными.
Ваша превосходная книга2 произвела огромное действие в смысле внушения ужаса к войне. Теперь следовало бы показать людям, что они сами производят всё зло войны, повинуясь людям больше, чем богу. Позволяю себе посоветовать вам посвятить себя этой работе, которая представляет единственное средство достигнуть той цели, которую вы преследуете.
Прося вас извинить меня за смелость, которую я беру на себя, прошу вас, сударыня, принять уверения в совершенном почтении и уважении.
Лев Толстой.
28 августа 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 128—129. Дата Толстого нового стиля: в копировальной книге письмо отпечатано перед письмом к Чирьеву от 15 августа. В ГМТ хранятся два черновика-автографа, одно без даты, другое датировано 25 августа 1901 г., по содержанию мало отличающиеся от последней редакции письма.
Берта Зутнер (1843—1914) — немецкая писательница, автор романа «Долой оружие». См. т. 68.
В письме от 14 августа 1901 г. Берта Зутнер выразила Толстому сочувствие по поводу отлучения.
1 Об отношении Толстого к германскому императору Вильгельму II см. «Царство божие внутри вас», гл. VIII, «Патриотизм и правительство», гл. IV, «Не убий», письма к кн. Г. М. Волконскому от 4 декабря 1899 г. и к Л. Ф. Анненковой от 2 августа 1900 г., т. 72.
2 В яснополянской библиотеке сохранился русский перевод Ф. И. Булгакова: «Против войны», СПб. 1891. См. т. 66, стр. 58—59.
1901 г. Августа 15. Я. П.
Милостивый государь,
Очень рад буду познакомиться с вами. Мы пробудем в деревне, Ясной Поляне, до первых чисел сентября. Что же касается проекта реформ высших учебн[ых] заведений, то я боюсь, что мое мнение об этом предмете не может вам быть ни полезным, ни интересным. Я полагаю, что наше правительство, имея в виду готовить для себя в высших учебн[ых] заведениях нужных ему чиновников — цель, не совместимая с истинным образованием, — никогда не разрешит разумной и свободной постановки образования. Conditio sine qua non истинного образования есть полная свобода как учащих, так и учащихся и их отношений между собой, а этого-то не хочет и не может допустить наше правительство, а потому и все проекты, подлежащие утверждению правительства, не могут достигнуть цели.
Благодаря вас за ваше доброе отношение ко мне, прошу принять уверения в моем совершенном уважении.
Лев Толстой.
15 авг. 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 130—131.
Сергей Иванович Чирьев (р. 1850) — физиолог, профессор Киевского университета. В яснополянской библиотеке сохранились одиннадцать его книг, с надписями от автора.
В письме от 3 августа 1901 г. Чирьев просил разрешения приехать в Ясную Поляну, чтобы познакомить Толстого со своим проектом реформы высших и средних учебных заведений. Приезжал ли он, неизвестно.
1901 г. Августа 20—21. Я. П.
Как обидно было, что ты ехал уж и не доехал.1 А было бы очень хорошо. Я не отчаиваюсь, и, может, ты выберешь времячко и приедешь. Мы едем, говорят, 5-го.2 Я чувствую себя и не дурно и не хорошо. Сердце стучит не ровно и слабо временами, и ревматические боли в членах. Скучно, что очень много у меня нянек и мне нельзя жить, пока жив, — поехать к тебе, например, чего бы мне так хотелось. Мне совсем б[ыло] лучше,127 128 а потом rechute,3 а потом опять, так что ясно, что все подшипники сломались и зубья поломались, и одно починят, другое разладится. Благодарю бога, что это состояние мне не только не тяжело, но б[ыло] приятно вернуться к сознанию близкой развязки. Прости, что всё о себе болтаю. Про тебя постоянно думаю и за тебя чувствую. Боюсь, что ты упрекнешь меня в фразе или в том, что чужая болячка не болит, но это было бы несправедливо, и я все-таки скажу, что спасение как для всех нас, так и для тебя в твоем великом горе4 — сознание того, что оно от бога и что если оно от бога, то надо и можно нести его. Для того же, чтобы нести его, есть одно только средство: прощать и любить и жить не для себя, а для бога. Что делать, что то, что для меня истина, к[оторой] я живу, звучит фальшиво, п[отому] ч[то] она выражалась неискренно. Я другого не могу ни думать, ни чувствовать ни для себя, ни для тебя.
Теперь у нас, кроме Машеньки,5 чужие: Маклакова, Берсы: Лиз[авета] Андр[еевна], муж и дочь,6 и еще Буланже и Хирьяков,7 кот[орые] тебе были бы скучны, да и погода очень дурная, а по всей вероятности скоро все разъедутся, и погода исправится, и тогда как бы хорошо было, если бы ты приехал. Я думаю, что тебе менее неприятно бы было приехать прямо на лошадях. Привет Мар[ье] Мих[айловне], целую Верочку. Оболенские будут у тебя дня через два-три.8 Они тебе еще расскажут про нас.
Л. Т.
Приписываю на другой день.
Вчера уехали все, кроме Маклаковой, к[оторая] тоже едет дня через два, и погода, кажется, установилась. Так что хорошо бы тебе теперь приехать.
Датируется по «Ежедневнику» С. А. Толстой, в соответствии с днями пребывания в Ясной Поляне названных в письме лиц.
1 Неизвестно, какую поездку имеет в виду Толстой. Соответствующего письма С. Н. Толстого в архиве не найдено.
2 Толстые уехали в Крым 5 сентября 1901 г.
3 [возврат болезни,]
4 См. письмо № 144.
5 М. Н. Толстая, сестра Толстого. Приехала в Ясную Поляну 16 августа
6 Сестра С. А. Толстой, Е. А. Берс (1843—1919), ее второй муж и двоюродный брат Александр Александрович Берс (1844—1921) и дочь от второго брака Елизавета Александровна.128
129 7 Александр Модестович Хирьяков (р. 1863), писатель, впоследствии белоэмигрант. См. т. 66, стр. 286.
8 М. Л. и H. Л. Оболенские уехали из Ясной Поляны в Пирогово 23 августа.
1901 г. Августа 22—23? Я. П.
Вчера, проснувшись, я опять стал думать о тебе, Андрюша, и решил, что непременно переговорю с тобой и выскажу тебе всё то, что не только думаю про тебя и что чувствую, но и всё то, что мы все в один голос говорим про тебя. Думаю, что если тебе и неприятно будет услышать это, тебе будет полезно. Пожалуйста, Андрюша, выслушай, то есть прочти, что я имею сказать, внимательно и, главное, на минуту перенесись в меня и пойми, что мною руководит только желание тебе добра и что я пишу только потому, что в этом моя обязанность и что я, по всем вероятиям, скоро умру, и будет нехорошо, если умру, не высказав тебе того, что считаю нужным. Так вот вчера я, как встал, пошел наверх в библиотеку — тебя не было, — чтобы поговорить с тобой, но как вошел на лестницу, так услыхал этот дурацкий писк и крик грамофона — средство праздно и скверно убивать время — и так стало противно в сравнении с тем серьезным и добрым чувством, с к[оторым] я шел, что я ушел вниз, надеясь, что ты сойдешь вниз проститься. Но ты пришел вниз вместе с Ольгой,1 и мне при ней не хотелось говорить. Так и осталось. Но в душе у меня набралась такая потребность высказать тебе, что думаю о твоей жизни, что вот пишу.
Дело в том, что уж давно твой образ жизни, твой тон, твои роскошные праздные привычки, твои отношения с женой, твои знакомства, твое невоздержание в вине — всё это очень нехорошо и всё это идет хуже и хуже. Не говоря уж про этот дурацкий грамофон, занятие самого дурного вкуса, вчера твое обращение с Ольгой, как с какой-то девчонкой или рабой, в котором ты не стеснялся, при всех, было для всех мучительно. Всем было больно и неловко, но все делали из приличия и жалости к Ольге вид, что не замечают. Твоя веселость тоже такая, что она не только не заражает других, но другим делается совестно. И это129 130 я говорю не свое одно мнение, но мнение всех, кот[орых] я не называю, чтобы не вызвать в тебе к ним недоброго чувства. Твоя праздная жизнь, вино, табак — главное вино, — дурное, если и не дурное, то очень низменное духовно и умственно общество заставили2 тебя потерять ту чуткость, понимание чувств других людей, к кот[орым] ты был способен. И теперь твое присутствие в нашем кругу заставляет всех только сжиматься со страхом перед возможностью всякого рода неловкости, грубости даже с твоей стороны. Причина этого всего твоя самоуверенность, самодовольство, основанная на физической силе, подвижности, на имени и, главное, на возможности тратить деньги, кот[орых] ты не заработал и не можешь заработать. Только представь себе, что бы ты был и какую роль ты играл бы, если бы у тебя не было денег и имени, — того самого, что не твое, а случайно принадлежит тебе. Только ясно представь себе, что бы ты был без имени и денег, и ты ужаснешься. И потому, главное, что тебе нужно, это жить так, как будто у тебя этого нет, т. е. жить так, чтобы хоть сколько-нибудь быть полезным другим, а не быть всем, кроме твоих собутыльников, в тягость. Одним словом, хочу сказать тебе, что ты живешь очень, очень дурно и, для меня совершенно ясно, идешь к полной погибели, заглушая в себе все лучшие человеческие способности, из которых у тебя есть одно самое дорогое — доброе сердце, когда оно не заглушено гордостью, желанием властвовать, вином. Теперь я даже и этого не вижу, а вижу обратное в твоей ужасной жестокости к твоей прекрасной жене, кот[орую] ты совсем не понимаешь. Тебе надо не ее учить, как ты это делаешь, а учиться у нее.
Я вижу, что ты погибаешь, и не один, а с семьей, и спасение твое только в одном: в самообвинении, в смирении, в признании того, что ты очень дурно жил и живешь и что тебе надо не то что кое-что изменить в своей жизни, а изменить всё и начать всё сначала. Перестать пить, курить, цыган, лошадей, собак, прекратить сношения с праздными людьми и найти занятие — полезное для других, а не для себя. Как это сделать? Не могу предписать. Если бы ты — что невозможно почти и чего я, к несчастию, не ожидаю — поверил мне, то ты сам бы нашел, и Ольга помогла бы тебе. Одно могу сказать, что надо найти занятие на пользу других, а не такое, к[оторое] себе приятно или выгодно, и отдаться ему. И еще то, что хотя можно изменять свою жизнь и оставаясь в прежних условиях — в Таптыкове,3 но130 131 это очень трудно, и поэтому думаю, что полезно бы тебе, если бы ты хотел изменить свою жизнь, оставить Таптыково.
Вообще, надо помнить, что все соображения о Таптыковых, о деньгах имеют, в сравнении с вопросом о твоей душе, к[оторая] гибнет и может воскреснуть, имеют так же мало значения, как комариное крылышко на возу.
Прости меня, если недостаточно осторожно и любовно сказал то, что считал нужным. Не умел лучше. Руководила же мною любовь к человеку не только вообще, но и к близкому по сердцу.
Твой отец Л. Толстой.
Датируется по почтовому штемпелю. Впервые опубликовано в юбилейном сборнике «Лев Николаевич Толстой», Гиз, М.—Л. 1928 [1929], стр. 72—74.
Об Андрее Львовиче Толстом (1877—1916) см. т. 69.
1 Ольга Константиновна Толстая, первая жена А. Л. Толстого.
2 В подлиннике: заставило
3 Имение А. Л. Толстого в Тульском уезде, в восемнадцати километрах от Ясной Поляны. Куплено в 1900 г.
1901 г. Августа 23? Я. П.
Милая Маша,
Передай это письмо Верочке. Прочти и реши, можно ли его дать. Целую тебя и Колю.
Л. Т.
Когда приедете?
Записка к М. Л. Оболенской по поводу письма к В. С. Толстой от того же числа (см. № 144). Поскольку в письме М. Л. Оболенской от 26 августа и в письме С. Н. Толстого от 1 сентября, написанных в ответ на письмо № 144, это письмо к В. С. Толстой упоминается как недавно полученное, вероятнее всего допустить, что записка была написана одновременно с письмом: или в день отъезда М. Л. Оболенской из Ясной Поляны (23 августа), или накануне вечером. Очевидно, Толстой не присутствовал при отъезде и поручил передать М. Л. Оболенской письмо с этой запиской. Вопрос: «Когда приедете?» относится к возвращению Оболенских в Ясную Поляну перед отъездом Толстых в Гаспру.
1901 г. Августа 23? Я. П.
Милая Верочка,
Мар[ья] Ник[олаевна]1 говорит мне, что ты хотела бы знать мое мнение о том, что тебе делать, а мне как раз в это же время хотелось сказать, чтò тебе, по моему мнению, надо делать. Я много и мучительно думал и думаю о твоем положении и, главное, о тяжелом, ужасном положении твоего отца, и вот что мне хочется сказать тебе: именно две вещи.
Первое то, что тебе не надо думать, что каким-нибудь внешним устройством — постройкой домика у калитки или чем бы то ни было ты можешь облегчить свое (а главное, его) положение. Облегчить его, исправить ничем внешним нельзя твое положение.2 Да и не следует тебе думать, чтобы твое положение могло быть облегчено. Тебе надо думать только о нем (о твоем отце), а о себе, о своем спокойствии нельзя думать. Оно навсегда, так же как и его спокойствие, уничтожены и ничем, кроме как любовью, исправлены быть не могут. Тебе надо забыть о себе и только думать о том и делать то, что может хоть сколько-нибудь смягчить, уменьшить его, причиненные тобой, страдания. Не думай, чтобы я, любя и жалея его, был слишком строг к тебе и обвинял бы тебя. Так естественно казалось бы, зная, что все страдания его произошли от твоих поступков, обвинять тебя, но когда я подумаю о тебе, вникну в твое положение, я вижу, что и тебя я не могу обвинять. С тобой случилось несчастие, — на тебя нахлынуло какое-то безумие, кот[орое] на время скрыло от тебя всё, и ты так же не виновата, как больной за то, что он делает в бреду. Главное же, не могу тебя винить п[отому], ч[то] знаю твою доброту, твое смирение, твое желание добра и твое раскаяние. Не могу тебя винить, а между тем все-таки ты причина его страданий, ты, какая теперь есть, — ты с ребенком. Ты не виновата, как не виноват больной, вызывающий своей болезнью отвращение, но отвращение это все-таки ему нельзя победить. В этом-то ужасный трагизм вашего положения, и из этого вытекает то, что исправить положения нельзя, а надо нести его так, как оно меньше заставляет страдать его. Это крест, посланный вам обоим, и надо нести его как крест, посланный от бога. Хочет он (отец), чтобы ты оставалась с ним, оставайся,132 133 хочет он, чтобы ты уехала, переехала, как Оболенские предлагают, чтобы ты переехала к ним, — переезжай. Во всяком случае, забудь о себе и делай только то, что ему лучше. Это одно, что я хотел сказать тебе.
Другое, как мне ни трудно говорить про это, я все-таки скажу, п[отому] ч[то], когда, как я, стар и близок к смерти, надо говорить всю правду. Правда не может быть вредна, а может только быть полезна. Так второе, что я хотел сказать, это то, что, по моему давнишнему убеждению, всегда во всех случаях человек должен стремиться к целомудрию. Если он девственен, оставаться таким, если он женился, то стремиться к тому, чтобы разжениться и стать опять целомудренным. Это правило для всех браков. А особенно для твоего. Тебе надо теперь, особенно имея ребенка, оставаться целомудренной. Всякое отступление от этого в твоем положении было бы ужасным несчастием и ничем не оправдывалось бы, так как вы разлучены, и для этой разлуки, чтобы она всегда продолжалась, есть достаточные и самые важные и святые причины.
3 Так вот, милая Верочка, пожалуйста, прости меня, если я грубо касаюсь твоих ран. Я не умел иначе и не мог воздержаться. В одном я совершенно уверен и советую тебе: поступай так, как бы ты поступила, если бы знала, что через несколько часов умрешь, т. е. поступай так, как должно перед богом, а не как тебе хочется для жизни.
Очень, очень любящий тебя дядя
Лев Толстой.
Я не пишу отцу об этом письме. Поступи, как найдешь нужным.
На конверте: Вере Сергеевне.
Основание датировки см. в письме № 143.
Вера Сергеевна Толстая (1865—1923) — дочь С. Н. Толстого, сотрудница издательства «Посредник», для которого переводила на русский язык произведения Диккенса и других авторов.
В 1900 г. В. С. Толстая вышла замуж за башкирца Абдерашида. Брак не был известен семейным и не был оформлен. С. Н. Толстого тяжело поразило это событие (оно стало ему известно в последние месяцы беременности Веры Сергеевны). Душевное состояние отца было подавленным еще потому, что годом раньше при тех же условиях другая его дочь, Варвара Сергеевна (1871—1920), вышла замуж за пироговского крестьянина Владимира Васильева.133
134 1 Сестра Толстого М. Н. Толстая. Приехала в Ясную Поляну 16 августа.
2 Чтобы избежать трудных отношений с отцом, В. С. Толстая предполагала уйти от родителей, построить дом и поселиться в нем с сыном; но она осталась в доме родителей и с отцом своего ребенка больше не встречалась.
3 Абзац редактора.
1901 г. Августа 26/сентября 7. Я. П.
Dear sir.
I received your book «The Immortal Pilot» and have begun to read it. By the two first chapters that I have read I think that I will completely agree with the contents of the book, and the style of it is very good.
Thanking you for the book I remain yours truly
Leo Tolstoy.
7 September 1901.
Милостивый государь,
Я получил вашу книгу «Бессмертный кормчий» и начал ее читать. Судя по первым двум главам, которые я прочел, мне кажется, что я буду вполне согласен с содержанием книги, а стиль ее очень хорош.
Благодаря вас за книгу, остаюсь искренно ваш
Лев Толстой.
7 сентября 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, л. 138. Дата Толстого нового стиля: в копировальной книге иностранные письма от 7—9 сентября отпечатаны среди русских писем от конца августа.
При письме от 17 августа н. ст. 1901 г. из Чикаго Ричард Бёдингхауз прислал свою книгу «Бессмертный кормчий» — «The Immortal Pilot», Chicago, 1901 (сохранилась в яснополянской библиотеке).
1901 г. Августа 26. Я. П.
Спасибо, милый друг Колечка, за письмецо. Маша уехала к себе с тем, чтобы съехаться с нами в день отъезда, 5-го, так что134 135 и вы, если будете писать не сейчас, то пишите Крым, Кикинеиз.1 Я здоров, как должно быть. Работаю. То, что при вас писал,2 кончил и теперь пишу о религии,3 об ее отсутствии и въехал в работу. Нынче 26, и у нас полон дом: сестра с дочерью и внучкой,4 Соня Илюшина,5 Конст[антин] Алекс[андрович],6 Лева,7 Сережа,8 Суллер, Михайлов и еще кто-то есть и кто приезжает.9 Как хорошо, что вам хорошо, только смотрите, чтобы всё так же было. Всё это так и должно быть среди тех людей, с к[оторыми] вы живете. Только помните, что если что вам покажется не так, то это вы ошибаетесь, а не перемена в том, что так было и есть хорошо. Чер[тков] писал мне, что Поша б[ыл] у них и что им б[ыло] по-старому очень хорошо.10 Побывав, как я, в сенях того света, так ясно, что только одно на потребу — пребывающий в любви пребывает в боге, и бог в нем. Получил письмо из Голандии о новом отказе от военной службы и такое же от Юшко. Голандец прекрасно объясняет свой отказ. Пришлю вам оба письма. Попрошу Юл[ию] Ив[ановну]. Прощайте. Сам не знаю, кому пишу теперь, вам или Поше. Оба вы мне одинаково близки и дороги и обе ваши жены.11 Детей целую.
Л. Т.
В переводе на итальянский язык опубликовано в книге: Nicola Gay «I miei rapporti con Tolstoi e la sua famiglia». Firenze, G. C. Sansodi-editore. 1936, стр. 127—128. Датируется содержанием.
О Николае Николаевиче Ге (1857—1940) см. т. 63, стр. 208.
Ответ на письмо Н. Н. Ге из Женевы от 31 августа н. ст. 1901 г.
1 Ошибка. Почтовый адрес Толстых в Крыму был: Кореиз.
2 «Единственное средство».
3 «Что такое религия и в чем ее сущность?».
4 В Ясной Поляне с М. Н. Толстой гостила дочь ее, Елена Сергеевна Денисенко со своей дочерью Татьяной Ивановной.
5 Жена И. Л. Толстого, С. Н. Толстая.
6 Константин Александрович Иславин (1827—1903), дядя С. А. Толстой. См. т. 83, стр. 75—76.
7 Л. Л. Толстой приехал в Ясную Поляну 20 августа.
8 С. Л. Толстой приехал 23 августа.
9 28 августа приехал М. Л. Толстой с женою, 30 августа — И. Л. Толстой.
10 П. И. Бирюков приезжал к В. Г. Черткову в Англию.
11 Жена Н. Н. Ге — Зоя Григорьевна Рубан-Щуровская (Ге).
1901 г. Августа 26/сентября 8. Я. П.
Cher Monsieur,
Je v[ou]s suis très reconnaissant pour la nouvelle que v[ou]s me communiquez dans votre dernièr[e] lettre et pour la traduction de la lettre très remarquable de Klosterman.1 Ne me gardez pas rancune de ce que je laisse quelque fois vos lettres sans réponse. Cela provient de ma faiblesse ainsi que de mes occupations. Ce qui m’embarasse aussi dans ma correspondance avec vous, c’est que je ne connais ni votre adresse ni votre nom que je copie sans pouvoir le prononcer ni savoir les lettres qui le composent.
J’adresse cette lettre à la Rédaction de Vrede2 en priant le Gérant de vous la faire tenir.
C’est toujours avec plaisir que je recois vos interessantes lettres et vous prie de m’excuser si je ne suis pas toujours exact à y répondre et de recevoir l’assurance de ma parfaite considération.
Léon Tolstoy.
8 Septembre 1901.
Милостивый государь,
Очень вам признателен за известие, которое вы сообщаете мне в вашем последнем письме, и за перевод в высшей степени замечательного письма Клостермана1. Не сетуйте на меня за то, что я иногда оставляю ваши письма без ответа. Виною этому моя слабость, а также мои занятия. Моя переписка с вами также затрудняется тем, что я не знаю ни вашего адреса, ни вашего имени, которое я списываю, не умея его произнести и не зная, из каких букв оно состоит.
Адресую это письмо в редакцию «Vrede»,2 прося заведующего передать его вам.
Всегда с удовольствием получаю ваши интересные письма и прошу вас извинить меня, если не всегда аккуратно отвечаю, и принять уверение в моем совершенном уважении.
Лев Толстой.
8 сентября 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 139—140. Дата Толстого нового стиля. Основание датировки см. в прим. к письму № 145.
О Ж. Ван-Дэйле см. т. 68.
1 В письме от 1 сентября н. ст. 1901 г. Ван-Дэйль сообщил текст заявления Е. Клостермана о его отказе от военной службы. Заявление было переведено Ван-Дэйлем с голландского языка на французский.
2 «Vrede» — журнал, издававшийся в Голландии.
1901 г. Августа 27/сентября 9. Я. П.
Cher Monsieur,
Ma réponse à votre première question: ce que pense le peuple russe de l’alliance franco-russe? est celle-ci:
Le peuple russe, le vrai peuple n’a pas la moindre idée de l’existence de cette alliance. Si cependant cette alliance lui fut connue, je suis sûr que (tous les peuples lui étant également indifférents) son bon sens ainsi que son sentiment d’humanité lui montreraient que cette alliance exclusive avec un peuple plutôt qu’avec tout autre ne peut avoir d’autre but que de l’entraîner dans des inimités et peut être des guerres avec d’autres peuples et lui serait à cause de cela au plus haut point désagréable.
A la question si le peuple, russe partage l’enthousiasme du peuple français? je crois pouvoir répondre que non seulement le peuple russe ne partage pas l’enthousiasme du peuple français (si cet enthousiasme existe en effet ce dont je doute fort), mais s’il savait tout ce qui se fait et se dit en France à propos de cette alliance, il éprouverait plutôt un sentiment de défiance et d’antipathie pour un peuple qui sans aucune raison se met tout à coup à professer pour lui un amour spontané et exception[n]el.
Quant à la question: quelle est la portée de cette alliance pour la civilisalion en general, je crois être en droit de supposer que cette alliance ne pouvant avoir d’autre motif que la guerre ou la menace de la guerre dirigée contre d’autres peuples, son influence ne peut être que malfaisante. Pour ce qui est de la portée de cette alliance pour les deux nations qui la forment, il est clair qu’elle n’a produit jusqu’à présent et ne peut produire dans l’avenir que le plus grand mal aux deux peuples. Le gouvernement français, la presse ainsi que toute la partie de la société française qui acclame cette alliance, a déjà fait et sera obligée de faire encore de plus grandes concessions et compromissions dans ses traditions de peuple libre et humanitaire pour faire semblant ou d’être en effet uni d’intentions et de sentiments avec le gouvernement le plus despotique, rétrograde et cruel de toute l’Europe. Et cela a été et ce sera une grande perte pour la France. Tandis que pour la Russie cette alliance a déjà eu et aura, si elle dure, une influence encore plus pernicieuse. Depuis cette malheureuse137 138 alliance le gouvernement russe qui avait honte jadis de l’opinion européenne et comptait avec elle ne s’en soucie plus, se sentant soutenu par cette étrange amitié d’un peuple réputé le plus civilisé du monde. Il marche à présent la tête haute au milieu de ses amis les Français aux sons de la Marseillaise et de l’hymne servile du Боже Царя храни (qui doivent être trés étonnés de se trouver ensemble) et devient de jour en jour plus rétrograde, plus despotique et plus cruel. De sorte que cette étrange et malheureuse alliance ne peut avoir d’après mon opinion que l’influence la plus néfaste sur le bien-être des deux peuples ainsi que sur la civilisation en général.
Recevez, cher Monsieur, l’assurance de mes sentiments les plus distingués.
Leo Tolstoy.
9 Septembre 1901.
Милостивый государь,
Мой ответ на ваш первый вопрос о том, что думает русский народ о франко-русском союзе? — следующий:
Русский народ, настоящий народ, не имеет ни малейшего понятия о существовании этого союза; но если бы даже он знал об этом союзе, я уверен, что так как все народы для него одинаково безразличны, то его здравый смысл, а также его чувство человечности указали бы ему, что этот исключительный союз с одним народом, предпочтительный перед всяким другим, не может иметь иной цели, как ту, чтобы вовлечь его во вражду, а, быть может, и в войны с другими народами, и потому союз этот был бы ему в высшей степени неприятен.
На вопрос: разделяет ли русский народ восторги французского народа? — я думаю, что могу ответить, что не только русский народ не разделяет этого восторга (если этот энтузиазм существует на самом деле, в чем я сильно сомневаюсь), но если бы народ знал обо всем, что делается и говорится во Франции по поводу этого союза, то он испытал бы скорее чувство недоверия и антипатии к тому народу, который без всякого разумного основания начинает вдруг проявлять к нему внезапную и исключительную любовь.
Относительно вопроса: каково значение этого союза для цивилизации вообще? — думаю, я в праве предположить, что так как союз этот не может иметь другой цели, кроме войны, направленной против других народов, то влияние его не может не быть зловредным. Что касается значения этого союза для обоих национальностей, заключающих его, то ясно, что как в прошлом, так и в будущем он был и будет огромным злом для обоих народов. Французское правительство, пресса и вся та часть французского общества, которая восхваляет этот союз, уже пошли и будут принуждены итти дальше на еще большие уступки и компромиссы против традиций138 139 свободного и гуманного народа для того, чтобы сделать вид или на самом деле быть согласными в намерениях и чувствах с правительством, наиболее деспотичным, отсталым и жестоким во всей Европе. И это было и будет большим ущербом для Франции. Между тем, в отношении России этот союз уже имел и будет иметь, если он продолжится, влияние еще более пагубное. Со времени этого злополучного союза русское правительство, некогда стыдившееся мнения Европы и считавшееся с ним, теперь уже более не заботится о нем; чувствуя за собой поддержку этой странной дружбы со стороны народа, считающегося наиболее цивилизованным в мире, оно шествует теперь, высоко подняв голову, среди своих друзей французов под звуки Марсельезы и раболепного гимна Боже царя храни (которые должны быть очень удивлены тем, что очутились рядом) и становится с каждым днем всё более реакционным, деспотичным и жестоким.
Так что этот странный и несчастный союз не может иметь, по моему мнению, другого влияния, кроме самого отрицательного, на благосостояние обоих народов, так же как и на цивилизацию вообще.
Примите, милостивый государь, уверения в моих лучших чувствах.
Лев Толстой.
9 сентября 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 141—143. Дата Толстого нового стиля (см. письмо № 145). В ГМТ хранятся два мало отличающиеся от подлинника черновика: первый, написанный и датированный собственноручно (в копировальной книге № 4 отпечатано на лл. 135—137), и второй — сделанная переписчиком копия, исправленная Толстым (оба датированы 8 сентября 1901 г.). Опубликовано тогда же в ряде иностранных газет. В переводе на русский язык напечатано в «Свободном слове» 1901, столб. 4—5.
Пьетро Мадзини — парижский корреспондент итальянских газет. В письме от 28 августа н. ст. 1901 г. Мадзини просил ответить на его анкету о франко-русском союзе.
1901 г. Августа 28. Я. П.
Спасибо, Машичка, за письмо. Мама его прочла, и я вижу, что ей стало неприятно, что ты ей не написала, и вообще она на тебя сердится, и, кроме того, кто-то ей рассказал, что ты дала мне подписать мое посмертное желание, и она сейчас пришла в ужасном раздражении об этом говорить.1 Так что я писал с тем, чтобы ты ей написала, а теперь думаю, что лучше не надо. Таня не приехала нынче, 28,2 а телеграфировала, что приезж[ает] завтра.
На обороте: Московско-Курск. дор. Лазарево, Марье Львовне Оболенской.139
140 Секретка. Дата (месяц, год) дополняется по почтовому штемпелю. Впервые опубликовано по копии, с датой: «август 1901 г.», в «Современных записках», XXVII, 1926, стр. 264. По автографу напечатано в журнале «Печать и революция» 1928, 6, стр. 117—118.
Ответ на письмо М. Л. Оболенской от 26 августа 1901 г., опубликованное с небольшими сокращениями в переводе на немецкий язык в книге «Vater und Tochter», стр. 146—147.
1 В июне 1901 г. М. Л. Оболенская попросила отца подписать сделанную ею выписку дневниковой записи 27 марта 1895 г., содержавшей распоряжения Толстого на случай смерти (см. т. 53, стр. 14 и сл.). В августе Толстой подписал документ. В этом завещании он отказывался от авторских прав на все сочинения, поэтому факт подписания завещания был скрыт от большинства семейных; но вскоре И. Л. Толстой, узнавший о бумаге, рассказал о ней С. А. Толстой. Документ по настоянию С. А. Толстой был ей отдан в 1902 г.
2 28 августа — день рождения Толстого.
1901 г. Августа 28. Я. П.
Дорогие друзья Владимир и Ольга Федоровна,1
Ваше несчастие глубоко трогает меня. Ужасно мне вас жаль и бедную девочку. Но больше всего жаль Гастева, если он не понимает2 всей гадости, нечестности совершенного им поступка. Все люди слабы, и страсть похоти самая ужасная, могучая страсть, как мы все знаем. С этой страстью есть только два средства обходиться; оба средства имеют целью достижение наибольшего целомудрия: одно средство в том, чтобы, как те скопцы, про кот[орых] сказано в евангелии, к[оторые] оскопляются для царств[ия] небесного и могут вместить совершенно воздерживаться от половой любви, по крайней мере поставить себе, как монахи, законом девственность. Это для того, кто может вместить. Если же человек чувствует, что не может вместить, то сделать, как Павел говорил: жениться. Жениться же значит подчиниться всем тем мирским условиям, очень мудро выработанным веками, при кот[орых] совершаются браки, т. е. жениться более или менее ровням в период зрелости и с согласия ближних и, главное, родителей. Гастев не соблюл первого и не подчинился второму, и потому поступок его дурной. Но я — исполненный грехов — никак не решусь бросить камень в него,140 141 если он понимает все значение совершенного им греха и кается в нем; если же он не признает себя очень виноватым, не перед людьми, а перед богом, не мучается своим грехом, тогда я осуждаю и жалею его. — Но что же делать теперь? По-моему, идеал всякого человека вне брака и в браке есть целомудрие. И потому тот, кто девствен[ен], должен стараться удержать свою девственность; тот, кто сошел на низшую ступень, вступив в брак, должен, во-первых, оставаться навсегда верным своему супругу и, во-вторых, в самом браке соблюдать наибольшее целомудрие. В вашем случае, вы не можете себе представить, как мне близок к сердцу, особенно п[отому], ч[то] у моих близких людей произошел подобный же, еще тяжелее вашего случай,3 в вашем деле я думаю, что надо поступить так: считать брак между вашей дочерью и Петром совершившимся, так чтобы ни тот, ни другой не считал себя возможным вступить в брак с другим лицом, а потом стараться обоим соблюсти наибольшее целомудрие в этом браке. Так как она слишком молода для рождения детей и т[ак] к[ак] рождение и кормление того ребенка, к[оторого] она носит, займет около двух лет, во время к[отор]ых ей нужно быть свободной от полов[ых] сношений, то действительно хорошо бы было для устранения соблазна Петру удалиться на это время, только переписываясь с ней и с вами. Главное же, что нужно, это то, чтобы П[етр] вполне понял свою вину, покаялся в ней и чтобы вы, даже если он и не покается, по-христиански простили бы его, полюбили бы врага, искренно полюбили, пожалели его, если он кается, и еще больше, если он не кается. Тогда вы все вместе, соединенные любовью, сами найдете, что и как нужно поступить. (Я все-таки думаю, что надо поступить, как я говорю; я перед богом думал об этом от всей души.) Мало того, что найдете, как надо поступить, но это несчастие двинет вас вперед в приближении к богу. А это приближение к богу важнее всего и в этом мире и в том. —
Милый Владимир, вы не поверите, как я вас люблю — так и вижу перед собой и очень, очень мне вас жалко и вашу жену. Но, милые друзья, обратите вашу печаль в радость — это возможно. И средство всегда только одно: отрешение от себя, от своего самолюбия, гордости, исключительной привязанности, и, главное, — любовь. Если Г[астев] не видит своей вины, то он еще больше будет оправдывать себя, если будет чувствовать нелюбовь с вашей стороны. Но ничто, как любовь ваша, не укажет141 142 ему его грех и его путь. — Я очень состарился в нынешнем году, близок к смерти, т. е. к перемене жизни, и мне очень хорошо. Нынче, 28 ав[густа], мне пошел 74-й год. Через неделю меня везут в Крым. Приезжать вам, милый В[ладимир] И[ванович], ко мне не нужно, но пишите мне, и, если могу чем-нибудь выразить вам мою любовь, буду очень рад. Целую вас с женой и детьми.
Л. Толстой
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 144—146. Датируется содержанием.
В. И. Скороходов и его жена О. Ф. Скороходова 25 августа 1901 г. (почт. шт.) писали, что их пятнадцатилетняя дочь Ольга забеременела от П. Н. Гастева, жившего с ними на хуторе и принимавшего участие в воспитании детей. О П. Н. Гастеве см. т. 70.
Вскоре П. Н. Гастев вступил в брак с О. В. Скороходовой.
1 В копировальной книге обращение, как и дальнейшие упоминания фамилии Гастева и Скороходова, вычеркнуты.
2 Зачеркнуто: всего ужаса.
3 Имеются в виду осложнения в семье С. Н. Толстого. См. письмо № 144.
1901 г. Августа 28. Я. П.
Очень жаль, дорогой Владимир Васильевич, что не удалось увидаться с вами в Ясн[ой] Поляне. А главное, худо, что вы больны. Пожалуйста, попросите ваших близких известить меня, как идет ваше здоровье. Это хорошо, что ваша работа подвигается.1 В наши годы это главная радость. Я хвораю, но по перестаю работать,2 à tort или à raison3 думая, что моя работа нужна. Ну, бог даст, увидимся в Крыму.4 Мы хотим уезжать 5-го сентября. Целую вас, вашим близким мой привет и просьба извещать меня о вашем здоровьи.
Лев Толстой.
28 авг. 1901.
На обороте: Петербург. Публичная библиотека. Владимиру Васильевичу Стасову.
Впервые опубликовано в ТС, № 148.
Ответ на письмо Стасова от 24 августа 1901 г. (не опубликовано). В ТС, стр. 267—268 опубликовано ответное письмо Стасова на комментируемое письмо Толстого.142
143 1 В письме от 24 августа 1901 г. В. В. Стасов сообщал, что продержал корректуру «Архитектуры», «Скульптуры» и «Живописи» — части своего большого труда «Искусство в XIX веке». Книга открывается «Посвящением гр. Л. Н. Толстому».
2 См. письмо № 146, прим. 3.
3 [справедливо или нет]
4 Стасов в Крым не приезжал.
1901 г. Сентября 2/15. Я. П.
Chère Madame,
Je regrette beaucoup de ne pas être en êtat de vous recevoir à Jasnaia Poliana. Nous sommes sur notre départ pour la Crimée. Je vous connais depuis bien longtemps et n’ai jamais manqué de lire vos articles dans la Revue des Deux Mondes et aurais été charmé de faire votre connaissance. Mais je crains fort que vous serez mal recompensée du grand voyage que vous avez l’intention d’entreprendre en Crimée, d’autant plus que ma santé n’étant pas complètement rétablie, je puis ne pas être en êtat de profiter, comme je le voudrais, de votre aimable société.
Dans tous les cas recevez, Madame, l’assurance de mes sentiments distingués.
Léon Tolstoy.
2/15 Septembre
1901. Jasnaia Poliana.
Милостивая государыня,
Я очень сожалею, что не могу принять вас в Ясной Поляне. Мы собираемся уезжать в Крым. Я знаю вас уже очень давно и никогда не пропускал случая прочесть ваши статьи в «Revue des Deux Mondes» и был бы очень рад познакомиться с вами лично. Но я боюсь, что вы будете плохо вознаграждены за большое путешествие в Крым, которое вы предполагаете совершить, тем более что мое здоровье не вполне еще восстановлено и я могу оказаться не в состоянии воспользоваться вашим приятным обществом, как бы мне этого ни хотелось.
Во всяком случае, примите, милостивая государыня, уверение в моих лучших чувствах.
Лев Толстой.
2/15 сентября
1901. Ясная Поляна.143
144 Печатается по копировальной книге № 4, л. 147. Подлинник написан и датирован рукой T. Л. Сухотиной, подпись собственноручная.
Мария Тереза Блан (р. 1840, псевдоним: Т. Бензон — Th. Bentzon) — французская писательница, переводчица, постоянный сотрудник парижского журнала «Revue des deux Mondes».
М. Блан, путешествовавшая по России, в письме из Полтавской губ. от 30 августа 1901 г. просила разрешения посетить Толстого.
Приезжала в Гаспру в конце 1901 г. Путешествию по России посвятила несколько очерков («En Petite Russie» [«В Малороссии»]), напечатанных в «Revue des deux Mondes» 1902,1 Avril, 14 Mai, 15 Août. Встреча с Толстым описана в последнем очерке «Autour de Tolstoï» [«Около Толстого»].
1901 г. Сентября 2—5? Я. П.
Geehrter Herr,
Mein bester Freund W. Tchertkoff verfolgt nur zwei Ziele: eine güte Übersetzung und die Unentgeltlichkeit, d[ass] h[eisst] das Recht für alle die es thun wollen, meine Schriften ohne Zahlung zu publiciren. In jedem Falle da Tchertkoff ein höchst freundlicher Mensch ist wird er alles mögliche thun um Ihnen behülflich zu sein, wenn Sie sich an ihn direct wenden.1
Милостивый государь,
Мой лучший друг В. Чертков преследует лишь две цели: хороший перевод и безвозмездность, т. е. право для всех желающих издавать бесплатно мои сочинения. Во всяком случае, так как Чертков человек в высшей степени любезный, он сделает всё возможное, чтобы помочь нам, если вы непосредственно к нему обратитесь.1
Печатается по копировальной книге № 4, л. 148. Датируется по расположению в копировальной книге.
Ответ на письмо от 10 сентября н. ст. 1901 г., в котором Ланген высказывал огорчение по поводу того, что В. Г. Чертков отдаст предпочтение другим немецким издателям.
1 Конец письма со слов «ln jedem» в копировальной книге не отпечатался. Дописан карандашом рукой неизвестного.
1901 г. Сентября 5. Я. П.
Как я благодарен П[авлу] А[лександровичу], что он предложил мне приписать вам: один бы но собрался. У вас, сколько144 145 слышу, всё по старому, стало быть, по очень хорошему. Мы все — теперь я менее грешен в этом — бываем недовольны нашей жизнью, а со стороны видно, какая хорошая та жизнь, которой мы часто недовольны. Такова ваша жизнь, несмотря на болезнь вас обоих, особенно вашу.1 Как вспомнишь про вашу жизнь, так станет хорошо на душе. Великое благо болезнь для людей, живущих духовной жизнью. Вы это испытали и сумели воспользоваться этим благом, а я только начинаю испытывать. Теперь я занят статьей о религии: определение ее и выяснение ее отсутствия в нашем мире и ужасных последствиях этого. Очень меня занимает эта работа. Хорошо у меня и в работе, и в семье (очень), и, главное, в душе. Дай бог вам постоянно того же. С большой любовью приветствую вас обоих.
Л. Толстой.
Приписка к письму П. А. Буланже, T. Л. Сухотиной и М. А. Шмидт. Дата проставлена на подлиннике рукой Буланже. Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 1915, 4, стр. 7.
О Гаврииле Андреевиче Русанове (1844—1907) см. т. 63, стр. 217.
1 Жена Г. А. Русанова, А. А. Русанова, была больна туберкулезом. У Г. А. Русанова была сухотка спинного мозга, на долгие годы приковавшая его к постели.
1901 г. Сентября 8. Севастополь.
8 сентября.
Пишу тебе, милый Лева, из Севастополя за полчаса до отъезда. Мама хотела тебе писать, но она так много хлопочет, что я взялся тебе написать, чему очень рад. В Туле у меня сделался жар, кот[орый], к несчастью, очень напугал мама. У ней сильный грипп, но она бодра, особенно теперь, п[отому] ч[то] мне лучше и погода чудная: ночи теплые, и красота необыкновенная. Я немножко оглядел свои знакомые за 46 лет места, к[оторые] трудно узнать.1 С нами Маша, Коля, Буланже и Гольденвейзер. Целуем тебя, мама и я. Будь здоров и хорош и целуй за нас Дору и Пав[лушу].
Л. Т.
На обороте: Петербург. Таврическая, 19, Льву Львовичу Толстому.145
146 Толстые выехали из Ясной Поляны 5 сентября 1901 г. и 7 сентября приехали в Севастополь. Остановились в гостинице Киста, близ Приморского бульвара. В городе ждали приезда Толстого, на вокзале встретила его толпа, в гостиницу приходили с цветами, приветствиями. Выехали Толстые из Севастополя на другой день утром и вечером приехали в Гаспру. См. воспоминания П. А. Буланже «Болезнь Л. Н. Толстого в 1901—1902 годах» — «Минувшие годы» 1908, 9, стр. 33—68, и книгу А. Б. Гольденвейзера «Вблизи Толстого», I, М. 1922, стр. 67—70. В обеих книгах даты, относящиеся ко времени переезда Толстого от Тулы до Гаспры, неверны.
1 После Крымской кампании Толстой был в Севастополе в 1885 г. См. т. 83, письма №№ 313, 314. Во время прогулок 7 сентября 1901 г. он, как и в 1885 г., вспомнил свою жизнь в Крыму во время войны и старался узнавать знакомые места. Гулял на Приморском бульваре, на Графской пристани, был в Музее обороны, где находился и его портрет, как защитника Севастополя. См. указанные выше воспоминания П. А. Буланже.
1901 г. Сентября 16. Гаспра.
Хотел тебе нарочно писать, милая Таня, но главное сказать успею здесь. Ты себя не бережешь,1 и это меня постоянно беспокоит. Пожалуйста, пожалуйста напусти на себя хоть половину того страха, к[оторый] я за тебя испытываю. Привет милому М[ихаилу] С[ергеевичу] и всем вашим. Мне очень, слишком хорошо — стыдно даже. И здоровье как будто справляется.
Л. Т.
Приписка к письму С. А. Толстой. Дата проставлена в ее письме.
1 T. Л. Сухотина была беременна.
1901 г. Сентября 21. Гаспра.
Решить вашего вопроса не могу. Знаю только, что ищущий духовного блага находит его: оно всегда в нашей власти.146
147 Искание его есть уже обретение его. А мне кажется, что вы искренно ищете его.
То, что вам кажется, что вы идете назад, лучше, чем если бы вам казалось, что вы быстро идете вперед. Для меня есть только одна жизнь: служение богу1 через совершенствование или совершенствование через служение богу и людям, и потому, как бы далек я ни был от того, чем я хотел бы быть, я не могу не желать жить той одной жизнью, которую признаю. То же и для всех людей, если они поймут, в чем жизнь. Не робейте и не уставайте: сначала и опять сначала.
Л. Толстой.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 151—152. Датируется по отметке в копировальной книге. Впервые опубликовано в воспоминаниях Наживина «О Льве Николаевиче» — «Международный Толстовский альманах», М. 1909, стр. 163.
Иван Федорович Наживин (р. 1874) — сын лесопромышленника из крестьян, беллетрист. В начале 1900-х годов сочувствовал религиозно-нравственным взглядам Толстого. Жил в то время за границей. Впоследствии реакционер, служивший в Осведомительном агентстве Добровольческой армии, а затем белый эмигрант. Злостный клеветник на СССР.
Ответ на письмо Наживина от 24 сентября н. ст. 1901 г., написанное после первого посещения им Ясной Поляны 1 сентября 1901 г.
1 Зачеркнуто: и людям
1901 г. Сентября 23. Гаспра.
23 сент. 1901.
Любезный друг Моод,
Я получил письма Prime, Overbury, Redfern и Comut (не разобрал)1 и, разумеется, прочел с большим интересом. Передайте, пожалуйста, им и попросите простить меня за то, что не отвечаю каждому отдельно. (Здоровье мое хотя и лучше, чем прежде, но я с большим трудом могу работать в этом странном, располагающем к эгоистически животному состоянию климате.) Так передайте им, что я не только ничего не имею против существования и наименования Tolstoy soc[iety],2 но низшая часть моего существа испытывает удовольствие при147 148 мысли, что мои писания будут предметом внимания религиозных людей и будут лучше поняты, но высшее, что есть во мне, противится этой мысли, и, как самому хочется быть свободным от всяких связей и всякой исключительности для того, чтобы ничто не отвлекало от прямого непосредственного общения с богом, так этого же самого желал бы для близких мне по духу друзей моих. Скажите им, что то, что я писал им, я писал, руководимый любовью к ним, и рад был увидать из их писем, что они все знают про ту опасность, кот[орая] сопутствует всякой исключительности, о кот[орой] я предостерегал их.
Работа моя о религии3 идет очень медленно и туго, несмотря на то, что, чем больше я думаю об этом предмете, тем более вижу важность его, и очень желал бы высказать то, что думаю об этом. —
Я назвал проповедника Кизеветер4 п[отому], ч[то] тип его мне дал Бедекер,5 немец, проповедующий по-английски. Разумеется, перемените ему фами[лию], т[ак] к[ак] я назвал его англичанином.
Живу я среди прелестной природы и климата и величайших удобств жизни и чувствую, что умственно опустился, нет энергии, сам не знаю, от болезни или от матерьяльного довольства. Прощайте, привет вашим.
Л. Толстой.
Печатается по фотокопии с автографа. Отрывок в переводе на английский язык опубликован в газете «Manchester City News» 1901, October 5; другой отрывок напечатан в книге Моода «The Life of Tolstoy. Later Years», стр. 592.
1 В ответ на свое письмо к секретарю Толстовского общества в Манчестере Перси Редферну (см. № 131) Толстой через Эйльмера Моода получил письма от членов этого общества: Пристле Прайма (Priestley Prime), Гарри Овербери (Harry Leonard Overburry), Перси Редферна (Percy Redfern) и М. Конеч (М. G. Conuch).
2 [Толстовское общество,]
3 «Что такое религия и в чем ее сущность?».
4 20 сентября н. ст. 1901 г. Моод писал: «Жена моя пересматривает свой перевод «Воскресения» для нового издания и просит меня спросить вас об имени Кизеветер. Оно звучит очень не по-английски, а между тем он проповедовал на английском языке. Не лучше ли назвать его Кезвикер? Кезвик — это деревня в Кумберланде, где ежегодно происходят большие собрания евангелистов. И это название звучит как фамилия».148
149 В ответном письме от 24 октября н. ст. Моод сообщил, что в переводе оставит фамилию Кизеветер, потому что, оказывается, нигде в романе он не назван англичанином.
5 Доктор Ф. В. Бедекер (F. W. Bedeker) — немец по происхождению, в 1859 г. переселившийся в Англию, проповедник-миссионер. Несколько раз приезжал в Россию. Был у Толстого в 1889 г. См. т. 50 и статью О. И. Срезневской «Доктор Бедекер в «Воскресении» Толстого» — ТП, 3, стр. 89—102.
1901 г. Октября 1. Гаспра.
37 лет тому назад я сломал руку, а ты собиралась рожаться,1 а теперь ты собираешься рожать, а я рожаться.2 У меня маленькая rechute, и довольно неприятно — боли ног и рук и, главное, то, что не могу делать не только физич[еских], но и умствен[ных] усилий. Как начну писать, сейчас перебои. Стараюсь найти занятие внутри себя, но менее успешно, чем дома. Радуюсь тебя видеть очень. Слишком здесь хорошо. Вот ты увидишь. Так что Мих[аилу] Серг[еевич]у будет как раз в пору.3 Прощай, голубушка.
Л. Т.
Основание датировки: письмо послано в одном конверте с письмом С. А. Толстой к Татьяне Львовне от 1 октября 1901 г.
1 Толстой сломал руку на охоте 26 сентября 1864 года. Дочь Татьяна родилась 4 октября того же года.
2 Т. е. умирать; по объяснению Толстого — переходить в новую жизнь.
3 T. Л. Сухотина и ее муж М. С. Сухотин пробыли в Гаспре с 9 по 19 октября.
1901 г. Октября 3. Гаспра.
Спасибо вам, милый друг, что вы нам часто пишете.1 Нехорошо только, что тоскуете. Это совсем скверно. Я нынче думал, что как бывает во сне что-нибудь такое страшное, что прибегаешь к последнему средству, спрашиваешь: не сон ли это? Делаешь усилие и просыпаешься. Так же и в жизни. Когда живешь не духовной жизнью — страдаешь и не знаешь, как быть. И тогда149 150 надо тоже спросить себя: не спишь ли? И сделать усилие — перейти в жизнь духовную. И тогда всё соскакивает. Есть люди, у к[оторых] нет этого прибежища, а у вас есть. Сделайте усилие, милый друг. Если живешь для бога, всё хорошо. Я это испытываю беспрестанно, т. е. свихиваюсь и кое-как справляюсь.
Целую вас братски. Мне хорошо, также радуюсь на внешнюю красоту. Писать хочется, но работаю еще плохо.2
Датируется по содержанию и пометке П. А. Буланже.
О Павле Александровиче Буланже (1865—1925) см. т. 63, стр. 350. Буланже сопровождал Толстых в их поездке в Крым.
Комментируемое письмо написано после возвращения Буланже из Гаспры в Москву.
1 Письма Буланже этого периода неизвестны.
2 Над статьей «Что такое религия и в чем ее сущность?».
1901 г. Октября 16. Гаспра.
Получил ваше письмо, любезный друг Шопов. Если в вашем тяжелом испытании вас может утешить или поддержать мысль о том, что я, и не я один, а много неизвестных вам в России и Англии друзей ваших, люблю вас и страдаю за вас, то от всей души пишу это вам.
Но не могу не повторить того, что, кажется, уже писал вам, а именно то, что не мучайте себя и не страдайте из-за славы людской, из-за того, чтобы наши общие друзья единоверцы, и я в том числе, хвалили и любили вас. Эта слава вредна и также вредны дела, делаемые во имя ее, как бы они ни казались хороши.
Делайте только то, что требует от вас бог, говорящий в вашей совести. И если он в совести вашей не требует того, чтобы вы продолжали терпеть, то покоритесь. И ваша слабость и покорность злу будут менее вредны и для вас и для людей, чем если вы выдержите мученическое испытание не для бога, а для славы людской. Я верю, что таков закон жизни, и потому советую вам перед богом строго испытать свою душу и поступить так, как она того требует перед богом.150
151 Я же всегда вас буду любить и буду вам благодарен.
Сейчас вместе с этим письмом постараюсь написать письмо в болгарскую газету, в котором постараюсь раскрыть болгарскому правительству всю гнусность его поведения.
Лев Толстой.
16 окт. 1901. Кореиз. Таврической губ.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 159—160.
В подлиннике, написанном и датированном рукой T. Л. Сухотиной, поправки и собственноручная подпись Толстого.
Ответ на письмо Г. С. Шопова от 4 декабря 1901 г., приведенное Толстым в его письме в редакцию газеты «Свободна мисъль» от 17 октября 1901 г. См. письмо № 165.
1901 г. Октября 17. Гаспра.
В редакцию «Свободной мысли».
Милостивый государь
г-н Редактор,
Я сейчас получил следующее письмо Шопова:
«Глубокоуважаемый Лев Николаевич,
В моей судьбе наступает новый перелом. После двух неудачных попыток больничного начальства уволить от службы меня, как больного, вчера мое дисциплинарное начальство меня взыскало обратно в баталион, и с сегодняшнего дня начнутся для меня новые мучения. Вдобавок меня будут судить за какую-то растрату казенных вещей — рубашек, полотенец и пр., о получке которых я даже и не вспоминаю. Баталионный начальник пришел в больницу и употребил давление на больничных (военных) врачей, которые во избежание скандала согласились выписать меня из больницы. Увижу ли я когда-либо божий свет, будучи свободным — не знаю».
Из этого письма я вижу, что болгарское правительство не только грубо и жестоко, но и поразительно глупо (я говорю: правительство, потому что я уверен, что мелкие чины не стали бы так варварски грубо поступать с этим, во всяком случае, долженствующим внушать симпатию и уважение юношей, если бы это не соответствовало желаниям и требованиям высшего правительства). Понятно, что правительства больших государств,151 152 как Франция, Германия и самое гадкое правительство — моего отечества, могут и даже должны поступать жестоко с людьми, как Шопов, своей жизнью, поступками указывающими тот путь нравственного прогресса, по которому идет человечество. Им, т. е. правительствам, больше делать нечего, потому что они держатся грубой силой, а нравственный прогресс состоит в замене грубой силы сознанием братства людей. И потому правительства должны подавлять всякие проявления истинного прогресса, что они и делают из чувства самосохранения. Но маленькие народности и государства, как Болгария, Сербия, Швейцария и др., очевидно ничего не могут достигнуть грубой силой. Они всегда в деле борьбы силою будут задавлены неизмеримо могущественнейшими государствами: Австрией, Германией, Францией, Англией, Россией.
Роль малых народностей не в том, чтобы, обезьяничая, подражая большим государствам, предаваться милитаризму и всем ужасам и жестокостям, связанным с ним (как это видно хоть на маленьком примере Шопова), а в том, чтобы, будучи свободными от тяжести и грубости милитаризма, итти по мере сил своих вперед по пути нравственного прогресса, указывая путь большим народам.
Так делала это Германия, хотя не столько в смысле нравственного, сколько в смысле эстетического и научного прогресса, когда она была разделена на маленькие герцогства и не вкусила еще духовно убившего ее яда грубой силы. Так поступает милая Швейцария, показывая людям пример и возможность соединения свободы и благоустройства.
Как бы хорошо было, если бы ваш болгарский народ во-время опомнился и вместо того, чтобы заводить у себя войска, усиливать дисциплину и мучать людей только для того, чтобы не отставать от своих заблудших, подражающих большим народам соседей и быть в состоянии драться с ними, — если бы ваш хороший, трудолюбивый, умный народ все свои силы употребил на то, чтобы установить у себя свободу и равенство, показывая этим пример другим народам, вместо того, чтобы пытаться делать то, чего он не может, — пугать своих соседей своим дисциплинированным войском, — как бы это было хорошо!
Поступки же, подобные мучительству Шопова, кладут не только позор на правительство, совершающее их, но и внушают нехорошее мнение об обществе, молчаливо терпящем такие152 153 нечестивые дела. Шопова мучают умышленно, как солдата, тогда как он с самого начала отказался от причисления его к войску, и не по капризу или нежеланию быть полезным людям, а потому, что военная служба, имеющая целью убийство, несогласна с тем христианством, которое исповедует и народ и правительство Болгарии; и потому суд над Шоповым, как над нарушившим дисциплину солдатом, есть ложь и обман, совершаемый правительством и его рабами над беззащитным, честным человеком.
Становясь даже на точку зрения правительства, которое может опасаться, что, если оставить безнаказанным отказ Шопова, никто не станет служить, всё, что может делать правительство не только для соблюдения справедливости, но и из чувства самосохранения, это то, чтобы заставить его отбыть какую бы то ни было общественную службу, не несогласную с его верой.
Прошу вас напечатать в вашей газете это мое письмо; если же, по условиям вашей прессы, нужно изменить или выключить что, то делайте, как вы знаете.
С совершенным почтением ваш покорный слуга
Лев Толстой.
Еще очень прошу вас переслать или передать прилагаемое письмо Шопову.
Л. Толстой.
17 октября 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 157—158 и три листа без номеров. Написано рукой T. Л. Сухотиной, с поправками Толстого и О. К. Толстой. Приписка и подпись рукой Толстого. Впервые опубликовано с небольшим сокращением в газете «Свободна мисъль» 1901, 6 ноября. В ПТСО, № 135, уничтожено по приговору московской судебной палаты и сохранилось лишь в ста экземплярах книги.
1901 г. Октября 19. Гаспра.
Любезный Сильняк,
Получил ваше грустное письмо.1 Как жаль, что с самого начала так оттолкнута публика. Благодарю вас за отчет. Он понадобится, чтобы послать его Мансуровой,2 давшей деньги.153
154 Но вы не пишете, почему вы не могли удовлетворить требований и сколько еще нужно денег, чтобы дело пошло.
Не унывайте, любезный друг. Надо довести дело до конца. Получил письмо от Ланд[ера],3 участвующего в новой газете и просящего меня о сотрудничестве, которого я, к несчастию, не могу ему дать.
Как вы живете — духовно хорошо ли вам?
Любящий вас
Лев Толстой.
19 окт. 1901.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 155—156.
Яков Иванович Сильниак — учитель, организатор первой в Москве вегетарианской столовой на Знаменке. Средства на организацию столовой были переданы через Толстого Е. И. Мансуровой.
1 Письмо Сильниака неизвестно.
2 Елизавета Ильинична Мансурова, крупная московская домовладелица, жившая за границей.
3 Возможно, речь идет о К. И. Ландере. См. письмо № 37.
1901 г. Октября 19. Гаспра.
Дорогой друг
Александр Никифорович,
Сейчас получил письмо от Сильниака, очень обстоятельное, по отчету о деньгах, но неясное о том, почему дело останавливается (ясно, что от недостатка денег) и сколько нужно денег, чтобы оно пошло. Пожалуйста, вы вместе с друзьями, П[авел] А[лександрович],1 Михайлов, Ив[ан] Ив[анович],2 обсудите. Если дело может итти, то дайте на [1 неразобр.] денег рублей 500, посылаю вам чек.3 Если же вероятия за то, что дело не пойдет, то прекратите всё. Я посылаю отчет Сильняка Мансуровой. Мож[ет] быть, она даст денег, но до нее письмо дойдет не скоро. Здоровье, как я хотел телеграфировать Ч[ерткову], chancelant,4 но все-таки лучше, чем в России. Получил ваше милое письмо.5 Сейчас видел вашего Сашу6 и ходил с ним в Алупку, он меня на гору подталкивал.7
Л. Т.154
155 Печатается по копировальной книге № 4, л. 155. Датируется по содержанию и расположению в копировальной книге.
Об Александре Никифоровиче Дунаеве (1850—1920) см. т. 64. В 1901 г. Дунаев принимал участие в организации вегетарианской столовой. См. письмо № 166.
1 П. А. Буланже.
2 И. И. Горбунов-Посадов.
3 В распоряжении Толстого были деньги, получавшиеся им от императорских театров за постановки его пьес (см. письмо от 28 января 1903 г. в Московскую контору императорских театров, т. 74), а также передававшиеся ему разными лицами на расходы по его усмотрению.
4 [колеблющееся,]
5 Письмо неизвестно.
6 Александр Александрович Дунаев (р. 1872), старший сын А. Н. Дунаева, служивший в то время в чайной фирме С. В. Перлова. Жил близ Гаспры, в Олеизе.
7 В копировальной книге несколько последних слов не отпечаталось.
1901 г. Октября 27. Гаспра.
27 окт. 1901.
Милостивый государь,
Очень благодарю вас за присылку вашей прекрасной книги «Общественные воззрения Томаса Мора», которую прочел с величайшим удовольствием и пользой.
Лев Толстой.
Подлинник написан и датирован рукой О. К. Толстой, подпись собственноручная. Впервые опубликовано в «Летописях Государственного Литературного музея», кн. 2, М. 1938, стр. 220.
Евгений Викторович Тарле (р. 1874) — историк, с 1927 г. академик. При письме от 25 сентября 1901 г. Тарле прислал свою книгу «Общественные воззрения Томаса Мора в связи с экономическим состоянием Англии его времени», изд. ред. журнала «Мир божий», СПб. За этот труд Тарле получил в 1901 г. степень магистра.
1901 г. Октября 30. Гаспра.
30 окт.
Спасибо за письмо.1 Я понемножку выздоравливаю и понемножку умираю. Последнее все-таки берет верх. Очень155 156 берегусь. Больше езжу верхом, чем хожу. Дома всё хорошо. Работа2 двигается черепашьим шагом, но двигается. Я послал Ив[ану] Ив[ановичу] предисловие.3 Исправив, пришлите мне раньше печатания. Надо сделать поправки и дополнения в именах.
Целую вас.
Л. Т.
1 Письмо П. А. Буланже неизвестно.
2 Над статьей «Что такое религия и в чем ее сущность?».
3 Предисловие к роману Вильгельма фон Поленца «Крестьянин». Русский перевод В. М. Величкиной с предисловием Толстого издан «Посредником» в 1902 г. См. т. 34.
1901 г. Октября 30. Гаспра.
30 окт.
Получил ваше хорошее, искреннее и умное письмо. Разумеется, третье.1 Нынче получил телеграмму.2 Здоровье скрипит, и мне немножко досадно, что на такую не только возможность, но необходимость моей скорой смерти смотрят как на что-то необычное, недолжное. Пишите мне и так же будьте строги к себе. Привет всем братьям.3 Вас целую.
Л. Т.
Печатается по копировальной книге № 3, л. 158.
О Викторе Анатольевиче Лебрене (р. 1882) см. т. 72, стр. 251.
Ответ на письмо Лебрена от 12 октября 1901 г. из Николаева (почт. штемпель. Лебрен ошибочно датировал его 12 ноября).
1 Толстой заметил в беседе с одной из своих знакомых, что Лебрена можно сравнить с человеком, забравшимся высоко на колокольню и беспокоящимся, удержится ли он на такой высоте. Лебрен выдвинул в своем письме к Толстому три толкования этого сравнения (последнее: Толстой боится, что Лебрен вследствие своей молодости может «наглупить» и сбиться с пути) и спрашивал, которое из них правильнее.
2 Телеграмма неизвестна.
3 Имеются в виду последователи религиозно-нравственного учения Толстого.
1901 г. Октября конец. Гаспра.
Каждый день собираюсь тебе писать. Но всё слабость, и после кой-какой работы утром уж ничего не могу делать. Сначала напишу тебе о моем телесном и душевном состоянии.
Телесное, по общепринятому взгляду, плохо: плохо то, что болезнь сердца. Чуть сделаешь усилие самое небольшое — подымешься в гору, как в Пирогове от реки к дому, и начнутся перебои, т. е. раз 5 ударит пульс и остановится на один, на два удара, и неприятное чувство в груди, даже боль. А это пройдет, начнутся боли в ногах и, главное, руках. Так что, по общепринятому, плохо, т. е. явно идет к концу этой жизни, но есть много хорошего. Хорошо, что по всем вероятиям конец будет от сердца, т. е. скорый, и то, что ревматизмы — боли подстегивают к выходу из этого помещения. От этого и душевное состояние мое хорошо, тем более, что я поддерживаю его хорошими мыслями и работой о религии (я пишу),1 кот[орая] меня очень занимает и кот[орая], может быть и ошибаюсь, но думаю, может быть полезна людям. — Теперь расскажу тебе о внешней жизни здесь. Bo-1-x, Гаспра, именье Паниной, и дом, в к[отором] мы живем, есть верх удобства и роско[ши], в к[оторых] я никогда не жил в жизни. Вот-те и простота, в к[оторой] я хотел жить. Ну как тебе сказать: въезд через парк по аллее, окаймленной цветами, розаны и др[угие], всё в цвету, и бордюрам[и] к дому с двумя башнями и домовой церковью. Перед домом круглая площадка с гирляндами из розанов и самых странных красивых растений. В середине мраморный фонтан с рыбками и статуей, из к[оторой] течет вода. В доме высокие комнаты и две террасы: нижняя вся в цветах и растениях с стеклянными раздвижными дверями, и под ней фонтан. И сквозь деревья вид на море. На верху терраса с колонами, шагов 40 в длину, с изразцовым полом, и внизу овраги, деревья, дорожки, дома, дворцы и огромный вид на море. В доме всё первосортное: задвижки, нужники, кровати, проведенная вода, двери, мебель. Такой же флигель, такая же кухня, такой же парк с дорожками, удивительными растениями, такой же виноградник со всеми самыми вкусными съедобными сортами.
1 Статья «Что такое религия и в чем ее сущность?».
1901 г. Ноября 6. Гаспра.
Я с тебя взял дурной пример: начал тебе писать длинное письмо с описанием здешней жизни, но не послал, п[отому] ч[то] не кончил. А между тем вот 2 месяца, что мы здесь, и дня не проходит, чтобы я несколько раз не подумал о тебе, о твоих семейных делах, о твоем душевном настроении. Напиши мне обо всем и как попало, как и я теперь пишу. Уж недолго нам на этом свете помнить и любить друг друга. То длинное письмо я не послал не п[отому], ч[то] оно не вышло, а п[отому], ч[то] она не кончено. Я хотел тебе описать всю особенность и внешнюю красоту здешней жизни, и, как писатель, очень уж подробно расписался, а ни сил, ни времени нехватило кончить. Живу я здесь в роскошнейшем палацо, в каких никогда не жил: фонтаны, разные поливаемые газоны в парке, мраморные лестницы и т. п. И, кроме того, удивительная красота моря и гор. Со всех сторон богачи и разные великие князья, у к[оторых] роскошь еще в 10 раз больше. Да это я после опишу. Живем мы здесь: я, С[офья] А[ндреевна], Саша, к[оторая] всё становится лучше и лучше. Таня пока одна, а ждет сюда к 15 мужа с детьми, и Ольга, жена Андрюши. Он приедет. Маша жила с нами, но переехала в Ялту — лечиться. От нас 12 верст. Таня, бедная, кажется, не доносит, и теперь 7 мес[яцев] и начинается уже тревога, т. е. похоже, что ребенок не жив.1 Был Сережа и уехал на днях. Мы здоровы (надо так сказать) — я выздоравливаю потихоньку, но приближаюсь к смерти шибко. Умер А. В. Олсуфьев,2 утром ходил, за 10 минут говорил, знал, что умирает, прощался со всеми, давал советы детям и часто повторял: я никак не думал, что так легко умирать. У него была сахарная болезнь, к[оторая] понемногу изводила его. — Лева-сын приучает меня к доброте, несмотря на причиняемую боль своими глупыми, бездарными и бестактными писаниями.3
Целую тебя, М[арью] М[ихайловну], Верочку. Прости за почерк, пишу лежа.4
Датируется по рукописной копии, отпечатанной в копировальной книге № 4, лл. 163—164. Небольшой отрывок впервые опубликован в книге В. А. Жданова «Любовь в жизни Льва Толстого», 2, М. 1928, стр. 179.158
159 1 В ночь на 12 ноября Т. Л. Сухотина родила мертвого мальчика.
2 Адам Васильевич Олсуфьев (1833—1901). См. т. 54, стр. 110 и 477.
3 Лев Львович Толстой закончил свой большой роман «Поиски и примирение», который начал печататься в «Ежемесячных сочинениях» в 1902 г. В этом романе критикуется мировоззрение Толстого.
4 С. А. Толстая писала А. Б. Гольденвейзеру в тот же день, 6 ноября: «Уже шестой день Лев Николаевич лежит больной, у него местное воспаление, как думает доктор, от ушиба о седло. Теперь ему лучше, но еще в постели» (А. Б. Гольденвейзер, «Вблизи Толстого», I, стр. 76).
1901 г. Ноября 7. Гаспра.
Дорогой Дмитрий Александрович,
Меня мучает совесть за то, что не ответил вам до сих пор на ваше важное письмо о Павловском деле.1 Bo-1-x, всё хвораю и сейчас пишу в постели (ревматизм) и больными руками. Во-2-х, понадеялся на Таню, к[оторой] поручил вам ответить, а она всё мешкала. Теперь, кажется, написала и послала вам очень важное письмо Дудченко,2 копию с к[оторого] оставили для адвоката.
Ужасно думать, что это проделки врагов правды и добра. В Московск[их] Вед[омостях], кот[орых] выписки посылали царю, из этого составили целый заговор, присоединив к этому речь Стаховича.3 Это всё хорошо и доказывает только близость их конца, но жалко ужасно молодых людей, кот[орые] пострадают и от страданий отрекутся от истины, не укрепившись в ней. Я сделаю всё, что могу, чтобы помочь им. Адвокат найдется самый лучший, и постараемся не дать извратить дело. Я через Чер[тковых] имею известие, что из ваших друзей там не было никого и только два штундиста. На всякий случай, если вы не имеете их, посылаю вам вырезки из Моск[овских] Вед[омостей].
О так называемой свободе совести очень хочется написать, исправив, главное, ложную постановку вопроса.4
О себе скажу, что мне очень хорошо здесь, но смерть всё так же близится, в чем тоже не вижу худого, когда живу полной жизнью. Передайте мой привет вашей жене.5159
160 Как мне жалко, что между нами как будто пробежала черная кошка, и мы как-то настороже друг перед другом.6 Нельзя ли это уничтожить совсем, passer l’éponge,7 чтобы было по старому, когда так приятно было любовно общаться. Давайте же. Дружески, братски жму вам руку.
Л. Толстой.
7 ноября.
1 «Павловское дело» — разгром сектантами-штундистами церкви в с. Павловки, Сумского уезда Харьковской губернии. В письме от 29 октября н. ст. 1901 г. Хилков просил Толстого пригласить адвокатов на процесс павловцев (Хилков был близок с павловцами; он отдал им свою землю, находившуюся близ этого села).
2 Митрофан Семенович Дудченко (р. 1867). См. т. 65, стр. 311.
3 В сентябре 1901 г. орловский губернский предводитель дворянства М. А. Стахович выступил на местном миссионерском съезде с предложением «ходатайствовать пригодным порядком» о свободе совести. Съезд отклонил предложение Стаховича. В статье «Внутреннее обозрение» В. И. Ленин писал: «...Г. Стахович интересен для нас, разумеется, не как образчик человека с ясной и последовательной политической мыслью, а как образчик самого «жизнерадостного» русского дворянчика, всегда готового урвать кусочек казенного пирога. И до какой же безграничной степени должна доходить «деморализация», вносимая в русскую жизнь вообще и в жизнь нашей деревни в особенности полицейским произволом и инквизиторской травлей сектантства, чтобы даже камни возопияли! Чтобы предводители дворянства горячо заговорили о свободе совести!» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 5, стр. 267). См. также статью Ленина «Политическая агитация и «классовая точка зрения» (Сочинения, т. 5, стр. 310—310).
4 Речь М. А. Стаховича послужила толчком к началу работы над статьей «О веротерпимости», которую Толстой закончил 28 декабря 1901 г. См. т. 34.
5 Цецилия Владимировна Хилкова (1860—1922). См. т. 67.
6 См. письмо № 35.
7 [смыть,]
1901 г. Ноября 11. Гаспра.
Дорогой Анатолий Федорович,
пишу вам не своей рукой, потому что все хвораю и после своей обычной работы так устаю, что даже и диктовать трудно. Но дело, о котором пишу вам, так важно, что не могу откладывать.160
161 Хорошая моя знакомая и сотрудница во время голодного года,1 самое безобидное существо, Вера Величкина, находится в тех тяжелых условиях, которые описаны в прилагаемой выписке письма Чертковой, которое переписано слово в слово. Пожалуйста, remuez ciel et terre,2 чтобы облегчить участь этой хорошей и несчастной женщины. Вам привычно это делать и исполнять мои просьбы. Сделайте это еще раз, милый Анатолий Федорович.
Жила Величкина за границей, потому что училась медицине, и имеет докторский диплом.3
Любящий вас
Лев Толстой.
11 ноября 1901.
Почт. Ст. Кореиз,
Таврическ[ой] губ.
Подлинник написан и датирован рукой О. К. Толстой, подпись собственноручная. Впервые опубликовано без указания точной даты и с небольшим сокращением в «Воспоминаниях о Л. Н. Толстом» А. Ф. Кони — «Нива». Ежемесячные литературные и популярно-научные приложения» 1908, 9, столб. 69.
Об Анатолии Федоровиче Кони (1844—1927) см. т. 67. В 1901 г. Кони был сенатором.
В октябре 1901 г. Вера Михайловна Величкина (1868—1918), жена В. Д. Бонч-Бруевича, была при возвращении в Россию арестована и отвезена в Петербург, в дом предварительного заключения. Ей предъявлено было обвинение в принадлежности к социал-демократической организации и в устройстве демонстрации в Женеве против русского консульства.
Об аресте Величинной сообщили Толстому А. К. Черткова и В. Д. Бонч-Бруевич. См. письмо № 186. После письма Толстого положение Величкиной было улучшено, а весной 1902 г. она была освобождена и вскоре уехала за границу. См. о ней т. 67.
1 В. М. Величкина работала с Толстым по оказанию помощи голодающим в 1891 г.
2 [употребите все средства,]
3 Величкина закончила медицинское образование в Берне.
1901 г. Ноября 22. Гаспра,
Дорогой Николай Васильевич,
Помните, я вас просил о защите Павловцев. Дело это гораздо более — хотел сказать: интересное — более важное, чем я161 162 думал. Пророк, возбудивший их, б[ыл], очевидно, провокатор. Его личность не могут установить. Он сидит в остроге и называется Федосенко, но это неправда.1 Впрочем, подробности вам расскажет Михайлов. Они на днях получат обвинительный акт и должны выбрать защитника. Решите, кого им взять. Не просить ли Карабчевского?2 Я могу. Или достаточно Маклакова, или что вы решите другое. — Я всё хвораю, но не жалуюсь. Поминаю о вас.
Ваш Лев Толстой.
Датируется по письму № 179, написанному в тот же день. Впервые опубликовано без указания даты в ТП, 2, стр. 48—49.
О Николае Васильевиче Давыдове (1848—1920) см. т. 63, стр. 141—142. В 1901 г. Давыдов был председателем Московского окружного суда.
1 Разгром церкви в с. Павловки (см. письмо № 175) был следствием проповеди сектанта Киевской губ. М. Н. Тодосиенко (Толстой неправильно написал его фамилию), уверявшего, что «скоро все будут равны, земля у панов отберется и роздана будет крестьянам, что церкви православные должно разрушать, дабы освободить скрытую в них правду» (из обвинительного акта).
Предположение, что Тодосиенко был провокатором, очевидно, ошибочно. Он пострадал больше других: был осужден па пятнадцать лет каторжных работ. Подозрение возбуждало терпимое отношение к нему уездной администрации. Вернее допустить, что Тодосиенко был в своей экзальтации искренен, а полиция воспользовалась его появлением, чтобы добиться осложнений в Павловках и расправиться с местными сектантами.
2 Николай Платонович Карабчевский (1851—1925) — адвокат, писатель, после Октябрьской революции белоэмигрант. Был лично знаком с Толстым.
Защитниками по делу павловцев выступали В. А. Маклаков, И. К. Муравьев, Н. В. Тесленко и др.
1901 г. Ноября 22. Гаспра.
Дорогой Василий Алексеич,
Михайлов передаст вам подробности дела Павловских. Я надеюсь, что вы не откажетесь защищать их. Дело не только важное, но очень интересное. Если бы это было нужно, не пригласить162 163 ли Карабчевского? Решите, нужно ли это в интересах дела. Решайте скорее, п[отому] ч[то] на днях им выдадут обвинит[ельный] акт.
Дружески жму вам руку.
Лев Толстой.
22 ноября 1901.
О Василии Алексеевиче Маклакове (р. 1869) см. т. 71.
1901 г. Ноября 24/декабря 7. Гаспра.
Dear friend,
I received your letter and meant to answer it but the last two months I have been so weak that I could not do it. So you must excuse me for my long silence.
I read your letter twice and considered the matter as well as I could and could not arrive at a definite solution of the question. You may be right but I think not for every person which will read the book. It can have a bad influence over persons who will read not the whole book and not take in the sense of it. It might also have quite the opposite influence so as it was intented to. All what I can say in my defense is that when I read a book the chief interest for me is the Weltanschau[u]ng des Authors, what he likes and what he hates. And I hope that the reader, which will read my book with the same view will find out what the author likes or dislikes and will be influenced with the sentiment of the author. And I can say that when I wrote the book I abhorred with all my heart the lust and to express this abhorrence was one of the chief aims of the book.
If I have failed in it I am very sorry and I am pleading guilty if I was so inconsiderate in the scene of which you write, that I could have produced such a bad impression on your mind.
I think that we will be judged by our conscience and by God — not for the results of our deeds, which we can not know, but for our intentions. And I hope that my intentions were not bad.
Yours truly
Leo Tolstoy.
7 December 1901.
Дорогой друг,
Получил ваше письмо и предполагал ответить на него, но последние два месяца я был так слаб, что не мог этого сделать. Поэтому вы должны извинить меня за мое долгое молчание.
Я дважды прочел ваше письмо, обдумывал вопрос как умел, но не мог прийти к определенному решению его. Вы, может быть, и правы, но, я думаю, не по отношению к каждому человеку, который будет читать эту книгу. Она может иметь дурное влияние на тех людей, которые прочтут не всю книгу и не проникнутся ее смыслом. Она могла также иметь совсем обратное влияние, как и предполагалось. Всё, что я могу сказать в свою защиту, это следующее: когда я читаю книгу, главный интерес для меня — мировоззрение автора, что он любит и что ненавидит. И я надеюсь, что читатель, который будет читать мою книгу с той же точки зрения, поймет, что любит и чего не любит ее автор, и проникнется чувством автора.
Еще могу сказать, что писал эту книгу, всем сердцем ненавидя похоть, и что выразить это отвращение было одной из главных целей этой книги.
Если мне это не удалось, очень об этом сожалею и признаю себя виноватым, если был так неосмотрителен в сцене, о которой вы пишете, что мог произвести на вас такое плохое впечатление.
Думаю, что мы будем судимы нашей совестью и богом не за последствия наших поступков, которых мы не можем знать, но за наши намерения. И я надеюсь, что мои намерения не были дурны.
Искренне ваш
Лев Толстой.
7 декабря 1901.
Печатается по копировальной книге № 3, лл. 160—161. Дата Толстого нового стиля: в копировальной книге письмо отпечатано перед письмом к В. Г. Черткову от 24 ноября. Впервые опубликовано в журнале «The Athenaeum», London, 1902, № 3910. В переводе на русский язык напечатано в «Полном собрании сочинений Л. Н. Толстого», под редакцией П. И. Бирюкова, XXIII, М. 1913, стр. 44—45.
Джон Беллоуз (1831—1902) — квакер, сочувствовавший религиозно-нравственным взглядам Толстого. См. т. 68.
Ответ на письмо Джона Беллоуза от 14 октября н. ст. 1901 г. (получено в Кореизе 9 октября 1901 г., почт. шт. ) по поводу «Воскресения», печатавшегося в 1899 г. в России и за границей. Джон Беллоуз, к которому В. Г. Чертков обратился за советом по поводу изданий «Воскресения», прочитав роман, пришел к заключению, что он не может принимать участия в его распространении, и высказывался против принятия в духоборческий фонд квакеров денег, вырученных от переводов «Воскресения».
В письме от 14 октября Беллоуз подробно излагал свое отношение к роману, выражая особенное недовольство сценой соблазнения Катюши Масловой.
1901 г. Ноября 24. Гаспра.
Получил ваше письмо. Спасибо, что пишете. Я всегда рад получать ваши письма и знать, что вы делаете телесно и духовно. Здоровье мое всё то же. Мне хорошо. Кончаю работу.1 Привет матушке.2
Л. Толстой.
24 нояб. 1901.
Печатается по копировальной книге № 3, л. 162.
Ответ на письмо от 10 ноября 1901 г., в котором Лебрен благодарил Толстого за предыдущее письмо (см. № 171).
1 Над «Что такое религия и в чем ее сущность?».
2 Луиза Лебрен. См. о ней т. 72, стр. 403.
1901 г. Ноября 24. Гаспра.
Кореиз,
Крым.
Любезный Николай Михайлович,
Пожалуйста, примите эту мою форму обращения так, как я понимаю ее — не как признак неуважения, а напротив, как признак уважения и желания отношений не как к какому-то исключительному лицу, а как человека к человеку.
Получив ваше письмо, за которое вам очень благодарен, я задумался над тем, что мне отвечать на главный вопрос.
Я не беру на себя смелости давать совет в определенном частном случае: слишком много в таких делах есть условий, известных только тем лицам, которые решают вопрос, а между тем от этих условий и зависит такое или иное решение вопроса; но, как правило общее и несомненное, повторю то, что и говорил уже — что поступок, в котором человек лишается того, что ему дорого, для другого человека, наверное доставит тому, кто лишается, истинное и лучшее благо. Но вопрос о другом лице. Для его разрешения, мне кажется, самое лучшее, высказав этому лицу свою готовность всё сделать для его блага, предоставить ему, т. е. ей, решать, что делать. Вот всё, что имею сказать165 166 об этом. Нечто еще то, что от всей души желаю вам такого разрешения этого вопроса, при котором вы, вспоминая про то, что сделали, не раскаивались, а, напротив, радовались бы на то, что поступили так, как поступили.1
Благодарю вас очень за присылку вашей книги.2 Она очень интересна и хорошо составлена. От души желаю вам всего истинно хорошего.
Лев Толстой.
1901. 24 ноября.
Впервые опубликовано в «Литературном наследстве», № 37-38, М. 1939, стр. 299.
Вел. кн. Николай Михайлович (1859—1918) — старший сын вел. кн. Михаила Николаевича, сына Николая I, автор исторических работ из эпохи Александра I. В яснополянской библиотеке сохранилось несколько его книг. Познакомился с Толстым 26 октября 1901 г. в Гаспре. См. об этом в отрывке его дневника «Мои свидания осенью 1901 г. в Крыму с графом Л. Н. Толстым, 26, 31 октября и 3 ноября» — «Красный архив» 1927, 2 (21), стр. 232—235, и в «Биографии Л. Н. Толстого» П. И. Бирюкова, IV, М.—П. 1923, стр. 53 и сл. Толстой писал В. Г. Черткову 30 ноября 1901 г.: «Был у меня здесь несколько раз ваш бывший товарищ Николай Михайлович, сын Михаила Николаевича. Что ему нужно, не знаю... Он мало интересен. Слишком знакомый тип» (т. 88).
1 В беседе с Толстым 26 октября 1901 г. и в письме от 15 ноября 1901 г. Николай Михайлович затронул вопрос о своих отношениях с Еленой Михайловной Барятинской (ум. 1915). (Женитьба на ней влекла за собой осложнения для него как члена царской фамилии.)
2 «Князья Долгорукие, сподвижники имп. Александра I в первые годы его царствования», СПб. 1901.
1901 г. Ноября 29. Гаспра.
Кореиз, Таврич. губ.
Любезный Сергей Петрович,
Если бы для служения богу была обещана награда, то сознание такого духовного общения, которое возникло между мною и вами, было бы совершенно достаточно для этого.166
167 Это общение в боге с самыми различными людьми уже много лет составляет лучшую радость моей жизни. И хотя вы доставили мне ее невольно, я все-таки благодарен вам за нее. Уже по той книжечке, которую вы составили, я узнал, что у меня есть новый единоверец и друг, и радовался этому, теперь же тем более рад, зная, кто он и что могу войти в личные сношения с ним.
На ваш вопрос о том шаге, кот[орый] вы считаете нужным или желательным сделать, я могу сказать вам только то, что этот вопрос возникает всегда перед человеком, переходящим от религиозного равнодушия к сознанию христианской истины. Вопрос этот стоял и стоит передо мной так же, как он стоит перед всеми без исключения моими единоверцами и друзьями, как русскими так и иностранцами. Решение этого вопроса для меня в том, что так как цель всех поступков христианина есть служение богу любви, увеличение в себе и других любви к богу и людям, то одно из первых требований такого служения есть ненарушение существующей взаимной любви к семье, к близким: к родителям, к жене, к детям. И поэтому каждому человеку предстоит взвесить — что только он один может сделать — каким действием он более отступит от закона любви: продолжением ли деятельности или жизни, противной любви, или освобождением себя от нее, несмотря на нарушение этим поступком любви к ближним, семейным. Выбор того или другого выхода явно зависит и от преступности положения, от кот[орого] предстоит освободиться, и от ясности понимания этой преступности, и от степени любви, связывающей с семьею. Но, во всяком случае, решить этот вопрос может только тот, кого он касается. Одно прибавлю, что в случае решения в пользу неизменения своего положения надо, главное, не стараться оправдать это положение, а, не переставая, признавать его дурным и не переставать желать избавиться от него так, чтобы воспользоваться первой возможностью это сделать, не нарушая любви.
От всей души желаю вам найти тот выход из вашего положения, кот[орый] бы удовлетворил требованиям вашей совести. И этот выход вы, наверное, найдете, если перенесете вопрос из области суда человеческого на суд бога, заботясь только о том, чтобы сделать то, что он хочет.
Лев Толстой.
29 ноября 1901.167
168 Печатается по копировальной книге № 3, лл. 163—164. Впервые опубликовано, с датой: «конец ноября 1901 г.», в Б, IV, стр. 52—54.
Сергей Петрович Поляков (1865—1904) — с 1883 г. служил в Ковенском окружном суде. Автор брошюры, изданной под псевдонимом «Александров»: «Учение графа Толстого о жизни (посвящается читателям «Воскресения»)», Ковно, 1900 (переиздана «Посредником» в 1902 г.). Сохранилась в яснополянской библиотеке.
В письме от 20 ноября 1901 г. С. П. Поляков сообщал, что, соглашаясь с взглядами Толстого, он хотел бы оставить службу в судебном ведомстве, но его тревожит будущее семьи, которая останется тогда без средств.
1901 г. Декабря 2. Гаспра.
Получил ваше письмо, милый друг Поша. Кое-что о себе и об отношении моем к революционным листкам я написал и письме к Ив[ану] Михайловичу].1 Вы прочтете у него.
Вам же теперь пишу только о делах. Очень рад позировать вам и буду категорич[ески] отвечать на ваши вопросы.2
Salomon3 пишет мне, что переводы Bienstok’a4 ужасны. То, что я читал из них, подтверждает это его мнение. Художественное пускай он уродует, это всё равно, но религиозно-философское и так часто недостаточно ясно, точно выражено. В дурном же переводе, как у него, может совсем скрывать и извращать смысл. Не можете ли вы помочь этому? Это не важно, но все-таки было бы лучше.
Скажите Б[онч]-Брюевичу,5 что, получив его письмо и письмо Гали о том же, я тотчас же написал Кони — единственный человек, через кот[орого] я могу просить, и нынче получил от него ответ. Он горячо взялся за дело, но пишет, что дело более серьезно, чем думаю я и Галя, выписку из письма к[оторой] я посылал ему, и что пока придется ограничиться устранением тех тягостных условий, в которых она находится.
Всё, что слышу про вас и что вы про себя пишете, очень радует меня, особенно за милую, правдивую, твердую Пашу, к[оторую] отцовски целую. Не тяготитесь своей жизнью. Я уверен, что через 20, 30 лет она в ваших воспоминаниях займет выдающееся место.168
169 Как радостно тоже то, что ваши отношения с Ч[ертковым] стали прежние. Тоже, когда будете перебирать близких людей, Ч[ертков] займет в вашем сердце большое место.
У нас идет бесцельное клокотание,6 — не могущее ни к чему привести, кроме как служить показателем ненормальности всего хода русской жизни — в кругах учащейся молодежи, и тихая религиозная сапа в глубоких народных недрах. Я чувствую ее и радуюсь сознанием того, что близко осуществление сознаваемого — «при дверях», какого — никто не знает. Но изменение жизни будет, п[отому] ч[то] изменилось то, что ею движет, — религиозное мировоззре[ние].
Прощайте, милый друг. Нежно, тоже отцовски целую вас.
Лев Толстой.
2 декабря 1901.
Отрывок впервые опубликован в Б, I, стр. 8; другой отрывок, без указания даты, опубликован в Б, IV, стр. 54.
1 См. письмо № 187.
2 Парижское издательство Шток предложило П. И. Бирюкову написать биографический очерк для полного собрания сочинений Толстого. Первый том составленной Бирюковым биографии был закончен в 1905 г. и издан в 1906 г., последний, четвертый, том закончен в 1922 г., издан в 1923 г. Работая над биографией, Бирюков обращался к Толстому с многочисленными вопросами.
3 Шарль Саломон. См. т. 6G.
4 Ж. В. Биншток (J. W. Bienstock), автор нескольких статей о Толстом во французской периодической печати, переводчик произведении Толстого на французский язык, печатавшихся в издательстве Шток, в Париже.
5 Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич (р. 1873). См. письмо № 177 и т. 72, стр. 235.
6 С осени 1901 г. возобновились волнения среди студенчества, вызванные репрессиями министра просвещения Ванновского.
1901 г. Декабря 2. Гаспра.
Дорогой Иван Михайлович,
Всё собираюсь вам написать по вопросу, к[оторый] вы мне задали,1 но всё не выберу времени. Утро занят работой над статьей о религии2 и не решаюсь оторвать от этой работы часть169 170 времени, к[оторого], по всем вероятиям, мне мало осталось в этом мире; работу же эту считаю себя обязанным сделать. Теперь почти кончил. Здоровье колеблющееся, но все-таки приближающее к переходу в другую форму жизни. И переход этот всё более и более кажется естественным и часто, к стыду сказать, — желательным. Душевно мне очень хорошо. Очень желал бы, чтобы и вам так было. Не скажу, чтобы всегда так было. Велика уже привычка нерелигиозной мирской жизни, но есть тот приют, в к[оторый] уходишь и в к[отором] свободен и радостен, в к[отором] всё благо, или не приют, а крылья, хоть и плохенькие, но кот[орые] все-таки уносят иногда туда, где нет ни печали, ни воздыхания, ни страха, ни сомнений, а жизнь бесконечная.
Перестаньте вы искать, милый друг, и заботиться о божественности или небожеств[енности] Христа, а обратитесь к тому, от к[оторого] вы изошли, к[оторого] носите в себе и к к[оторому] вернетесь, и отдайтесь ему: не моя воля, но твоя, и вы увидите, что не может быть сомнений. Ну, теперь о деле. Листки3 я прочел и листок о том, как4 поработили народ учением Хр[иста] или что-то такое, — прекрасен, и я обеими рук[ами] подписываю его. Кто писал его? Хорош и листок о штунде. Но листок об уличных беспорядках очень жалкий. Он, кроме того, что безнравственен, непрактичен и просто глуп. Если бы я был правительство, я бы печатал такие листки на казенный счет и распространял в миллионах экз[емпляров]. Ничто более основательно не может подорвать или сделать невозможным доверие народа к людям, разделяющим взгляды того, что там написано, как такие листки. Безнравственно то, что предлагает листок, п[отому], ч[то] если солдат доведен целым рядом внушений (гипноза) до того, что он поставлен в необходимость убивать или нести тяжкие страдания и, кроме того, так затуманен, что не видит греха убийства, человек, к[оторый] бы послушал составителя листка, будет приготовляться к убийству и совершать его, не вызванный к этому ничем, кроме весьма сомнительных утверждений составителя листка, что от совершенного им убийства ему и его братьям будет лучше жить на свете.
Непрактично то, что предлагает листок, п[отому], ч[то] немыслимо, чтобы безоружные, недисциплинированные люди могли отнять оружие у вооруж[енных] и дисциплинир[ованных] и если бы, на что есть 1 шанс из 1000, где-нибудь и случилось170 171 это, то эти отнявшие оружие были бы сейчас же задавлены настоящими войсками из других мест.
Глупо же это п[отому], ч[то] готовиться к убийству тем людям, к[оторые] хотят освободиться от убийств и угроз убийства, значит дать своим врагам единственный законный повод употреблять против них все возможные насилия и даже убийства и оправдывать все прежде совершенные.5
Целую вас.
Л. Толстой.
2 дек. 1901.
Заявлять о том, что я не солидарен с людьми, разделяющими взгляды листка об ул[ичных] бес[порядках], я полагаю излишним.6 Я скоро 30 лет со всех сторон повторяю одно и то же, что всё дело в духовном состоянии людей, что всякое насилие есть грех, а насилие тех, к[оторые] борются против насилия, есть безумие, и потому искренний человек не смешает меня с насильниками революционерами, а что неискренний может взвести на всякого какую ему нужно клевету, против этого ничем не оградишь[ся], да и не нужно.
Отрывок впервые опубликован и «Свободном слове» 1901, 2, столб. 26.
1 Письмо Толстого является ответом на три письма Трегубова: от 24 октября, 2 ноября и 24 ноября н. ст. 1901 г.
2 «Что такое религия и в чем ее сущность?».
3 В подлиннике адресатом сделана сноска: «Народные листки, кот[орые] издавал Хилков». См. прим. 5.
4 В подлиннике вставлено адресатом: попы.
5 В 1901 г. Д. А. Хилков предпринял в Женеве издание «Народных листков» (издание анонимное). В «Листке» «Об уличных беспорядках», составленном Д. А. Хилковым, предлагалось рабочим группироваться в «десятки» по роду оружия, чтобы организованно выступать во время волнений. Вокруг таких «десятков» должно быть объединено остальное население. «Десятки», получив оружие, должны напасть на противника, в первую очередь уничтожив гражданское, полицейское и военное начальство.
6 Трегубов выражал опасение, что публикация в «Народных листках» произведений Толстого наравне с революционными статьями способна ввести в заблуждение некоторых читателей, которые могут подумать, что Толстой солидарен с содержанием всех «Листков».
1901 г. Декабря начало—середина. Гаспра.
Дорогой Евгений Иванович,
Простите, что не ответил вам письменно.1 Надеюсь, поговорим. Приезжайте как-нибудь к нам с Кат[ериной] Николаевной]2, к[оторой] очень кланяюсь и хотел бы повидать так же, как и наши семейные.
А еще вот что: письмо это передаст вам очень милый и близкий нам человек Петр Леонид[ович] Мануйлов.3 Он слаб здоровьем, но очень силен духом. Он одинокий, и ему хорошо будет с вами. Здоровье мое всё как должно быть, приближая меня к переходу и не давая забыть переходности этой жизни, что очень полезно для серьезного и хорошего отношения к ней.
Так, пожалуйста, приходите.4
Л. Толстой.
Печатается по машинописной копии. Датируется содержанием.
1 Очевидно, имеется в виду письмо Е. И. Попова от 11 ноября 1901 г. (о властолюбии).
2 Екатерина Николаевна Вульф.
3 Петр Леонидович Мануйлов, уроженец Казани. Был болен туберкулезом.
4 Попов приезжал в Гаспру и конце декабря. Уехал 1 января 1902 г.
1901 г. Декабря 23. Гаспра.
Любезный друг Моод,
Я получил ваше письмо и статью.1 Мне очень жаль, что вы написали ее.
Вы огорчили этим и не только не усилили чувства любви — а это главное дело жизни — в душе близкого вам человека, Черткова, а, напротив, вызвали в нем недобрые чувства — ничем не выражаемые, но невольно испытываемые им.172
173 Всякие соображения, отчеты, пожертвования не весят ничего в сравнении с нарушением любви. Я понимаю, что многое вам было неприятно, и вы не воздержались, как это случается со всеми нами, и потому не осуждаю вас, но, любя вас, указываю вам на то, что кажется мне вашей погрешностью.
Пожалуйста, простите меня, если я этим сделал вам неприятное.
Я, кажется, уж писал вам о том, как мне необыкновенно понравилось ваше издание первого тома.2 Всё превосходно, и издание, и примечания и, главное, перевод, и еще главнее, добросовестность, с кот[орой] это всё сделано. Я открыл случайно на двух гусарах и дочел до конца, точно новое что-то и написанное по-английски.
Здоровье мое колеблется, но не мешает мне работать, и я очень благодарен за это. Впрочем, и без этого не могу не быть благодарен тому, кто дал мне ту возможность прекрасной жизни, к[оторой] я пользуюсь.
Передайте мою любовь вашей жене и М[арье] Я[ковлевне] и Генкен, если они с вами и близко вас. Что ваши дети? Не успеем оглянуться, как они — старшие, заявят уж свои особенные свойства и требования. Дай бог, чтобы это были хорошие.
Любящий вас Л. Толстой.
Печатается по фотокопии с автографа. Опубликовано в переводе на английский язык в книге Моода «The Life of Tolstoy. Later Years», стр. 593—594.
1 После напечатания квакерами отчета о духоборческом фонде Моод счел необходимым опубликовать на английском языке «Сообщение и отчет о трудных препятствиях, встретившихся в деле издания „Воскресения“», Челмсфорд, 1901. В этом отчете Моод со своей точки зрения изложил историю написания и опубликования «Воскресения». Он обвинял В. Г. Черткова, ведавшего заграничными изданиями романа, в неправильных действиях, мешавших, по мнению Моода, всему делу и работе переводчиков.
Вместе с письмом от 11 декабря н. ст., в котором Моод излагал причины, побудившие его опубликовать свою статью, он послал Толстому оттиск статьи.
2 Leo Tolstoy, «Sevastopol and other Military Tales». Translated by Louise and Aylmer Maude. Grant Richards, London [Лев Толстой, «Севастополь и другие военные рассказы. Перевод Луизы и Эйльмера Моод». Грент Ричардс, Лондон], 1901. Книга сохранилась в яснополянской библиотеке. Отзыв Толстого был сообщен Мооду О. К. Толстой в письме от 20 ноября 1901 г. (см. стр. 363).
1901 г. Декабря 30. Гаспра.
Благодарю вас, Леонид Николаевич, за присылку вашей книги.1 Я уже прежде присылки прочел почти все рассказы, из которых многие очень понравились мне. Больше всех мне понравился рассказ: «Жили-были», но конец, плач обоих, мне кажется неестественным и ненужным.
Надеюсь когда-нибудь увидаться с вами и тогда, если вам это интересно, скажу более подробно о достоинствах ваших писаний и их недостатках.2 В письме это слишком трудно.
Желаю вам всего хорошего.
Лев Толстой.
30 дек. 1901.
Печатается по копировальной книге № 3, л. 185. Впервые опубликовано в газете «Русское слово» 1908, № 126 от 1 июня.
Леонид Николаевич Андреев (1871—1919) — писатель. Толстой ценил первые рассказы Андреева, написанные в реалистической манере, и относился отрицательно к большей части позднейших. В яснополянской библиотеке имеется несколько книг Андреева с дарственными надписями автора.
1 Андреев прислал первый сборник своих рассказов (СПб. 1901). В 1910 г. Толстой перечитывал эти рассказы, и тогда же Д. П. Маковицкий отметил в своих записках (5—6 и 9 октября 1910 г.): «О «Молчании» Лев Николаевич сказал, что фальшиво. С одобрением выразился о дьяконе в «Жили-были», но сказал, что конца рассказа нет. Хвалил рассказ «Валя» — превосходный. «На реке», «В темную даль» — прекрасные».
2 Л. Н. Андреев приезжал к Толстому в Ясную Поляну 21—22 апреля 1910 г.
1901 г. Декабря 30. Гаспра.
Милостивый государь,
Я получил ваше письмо и устав Вегет[арианского] Общ[ества]. Очень радуюсь его основанию.
Я думаю, что все вопросы жизни людской решаются несомненно верно и бесповоротно только тогда, когда они рассматриваются с нравственной точки зрения. То же и с вопросом вегетерьянства: основа его есть сознание несправедливости и жестокости174 175 убивания живых существ для своего, очень низкого разбора, удовольствия вкуса (т[ак] ка[к] возможность быть вполне здоровым без употребления мяса достаточно доказана).
Не знаю, насколько справедливо ваше мнение о влиянии мясной пищи на алкоголизм, но очень желал бы, чтобы это было так. Против алкоголизма должны быть употребляемы, мне кажется, другие меры — тоже развитие нравственного сознания. Но если и вегетерьянство влияет на ослабление этого ужасного врага человечества, то нельзя не радоваться этому.
С совершенным уважением
ваш покорный слуга
Лев Толстой.
30 дек. 1901.
Александр Петрович Зеленков (1850—1914) — доктор медицины, гомеопат, вегетарианец, автор ряда статей и книг. Некролог д-ра Зеленкова см. в «Вегетарианском обозрении» 1914, 4, стр. 125—126 и 139—141.
В письме от 20 декабря 1901 г. д-р Зеленков сообщил об открытии в Петербурге Вегетарианского общества. Вместе с письмом прислал устав общества.
1901 г. Декабря 30. Гаспра.
30 дек. 1901 г.
Милостивый государь
Карл Романович,
Простите, что так долго не отвечал на ваше письмо. Оно застало меня больным, а потом затерялось.
Книгу вашу я знаю и очень рад был ее появлению.1
Рассуждения о пользе общины людей правящих классов подобны рассуждениям людей, которые, сняв для своего употребления тес с крыши и кирпичи из печей дома, рассуждали бы о том, полезен ли такой разоренный дом для жизни.
Если вы когда-нибудь будете на южном берегу, то очень рад буду вас видеть. Но нарочно, пожалуйста, не ездите. Я могу быть нездоров, и наверное мои разговоры никак не окупят вашу поездку и потерю времени.
Желаю вам всего хорошего.
Лев Толстой.175
176 Печатается по копировальной книге № 3, л. 175 (письмо не отпечаталось; текст вписан О. К. Толстой).
Карл Романович Качоровский (Кочаровский, р. 1870) — экономист-народник, автор работ, посвященных общинному землевладению. После Октябрьской революции белоэмигрант. Упоминается в письме Ленина к Горькому от 22 ноября 1910 г. (Сочинения, т. 34, стр. 380).
Ответ на письмо Качоровского от 10 октября 1901 г.
1 «Русская община. Возможно ли, желательно ли ее сохранение и развитие? (Опыт цифрового и фактического исследования)». В яснополянской библиотеке этой книги нет.
1901 г. Декабря 30/1902 г. января 12. Гаспра.
Koreis. Crimea.
Dear friend,
I thank you heartily for sending me your writings1 and especially for your kind letter.
I can say quite sincerely that I never forgot and never will the gladness that I felt in knowing you and your work and the joy that I got from my communion with you.2 I can not help saying that I am sorry for the importance that you attach to spiritism. Your true and pure Christian faith and life are much more reliable than all that the spirits can say to you.
Your true friend
Leo Tolstoy.
1 Jan./30 dec. 1902.
Кореиз. Крым.
Дорогой друг.
От души благодарю вас за присылку ваших сочинений1 и особенно за ваше доброе письмо.
Могу сказать совершенно искренно, что я никогда не забывал и никогда не забуду, какой радостью для меня было знакомство с вами и вашей деятельностью, и ту радость, которую я получал от общения с вами2. Не могу не сказать, что я сожалею о значении, которое вы придаете спиритизму. Ваша истинная и чистая христианская вера и жизнь достойны гораздо большего доверия, чем всё, что могут вам сказать духи.
Ваш искренний друг
Лев Толстой.
11 янв. /30 дек. 1902.176
177 Печатается по копировальной книге № 3, л. 176 (текст плохо отпечатался, восстановлен О. К. Толстой). Авторская дата нового стиля ошибочна.
О Джоне Кенворти см. т. 67.
Ответ на письмо Кенворти от 11 декабря н. ст. 1901 г. На этом письме Толстой написал черновик ответа, почти без изменений вошедший в первую фразу второго абзаца письма.
1 В яснополянской библиотеке сохранилось несколько книг Кенворти. Среди них книга: «Tolstoy: His Teaching and Influence in England», second edition, London [«Толстой: его учение и влияние в Англии», второе издание, Лондон], 1901.
2 О последней встрече Толстого с Кенворти в 1900 г. см. т. 72, стр. 386.
1901 г. Декабря 30. Гаспра.
Я совсем не согласен с вашим планом, дорогой Ив[ан] Мих[айлович]. Нельзя готовиться к жизни во время жизни. Надо жить, готовясь к будущей жизни. А приготовление в этой жизни к этой жизни есть большой соблазн — самообман. Кроме того, я думаю, что никогда не надо переменять той формы жизни, в к[оторой] находишься, без того, чтобы не быть к тому крайне вынужденным. Я уверен, что Бирюковы рады вам и вы всегда полезны им. Зарабатывать же, я думаю, вы можете и без изучения языков или до изучения их (учить языки — между работой). Вы можете писать кореспонденции. Я люблю вашу манеру писания и я думаю, что она должна нравиться и другим.
О том же, что вы изучите вопрос о Христе, узнав языки, я могу только удивляться или, скорее, огорчаться. Ну, пусть он бог, если вы не можете освободиться от этой мысли. Для вас это не важно, п[отому] ч[то] вы свободны от всего вредного, что связывается с этим обожествлением, все-таки вопрос не в том, кто он, а в том, как бы нам жить по открытому им закону. И для того, чтобы жить так, надо всю энергию. Так что ничего не останется на изучение вопроса, кто он? Главное же, разве не очевидно, что бог не мог поставить нас, всех людей, в необходимость таких сложных изучений и что вопрос решается как-нибудь проще.
Сложные, трудные вопросы возникают только тогда, когда в основе лежит ложь, истина же всегда проста и ясна.177
178 Письмо ваше не застало Бул[анже], и я послал его в Моск[ву]. Целую вас братски.
Лев Толстой.
30 дек. 1901.
Ответ на письмо Трегубова от 2 января н. ст. 1902 г.
1901 г. Декабря 30. Гаспра.
Получил ваше письмо и ни минуты не усумнился в вашей искренности и серьезности. Чистые молодые люди вашего возраста очень часто гораздо яснее понимают основные религиозные вопросы, чем люди пожилые, в особенности люди в полном расцвете физич[еской] силы и деятельности. Очень желал бы прислать вам те книги, к[оторые] вы желаете иметь, но у меня их пока один экземп[ляр]. Если приобрету больше, то пришлю вам. Теперь же посылаю брошюру: Как читать евангелие, к[оторую], я надеюсь, вы прочтете внимательно и сделаете по ней отметки в евангелии и прочтете несколько раз такое евангелие.
В том, что вы искренни и серьезно относитесь к религиозным вопросам, убедили меня ваши вопросы — все самые существенные: 1) признавать ли всё евангелие священным, боговдохновенным? Разумеется, нет. В этом зловреднейший обман, лишающий евангелие всего его значения. 2) Конфирмироваться ли, не веря в догматы, признаваемые лютер[анской] церковью? Разумеется, нет. Если дурно лгать перед людьми и ложь всегда отзовется дурными последствиями, то насколько хуже лгать перед богом (ложь эта так часто совершается, что она незаметна людям и что таких лгунов очень много) и насколько ужаснее последствия такой лжи.
3) Вопрос о целомудрии тоже вопрос, показывающий вашу искренность. В вашем возрасте это самый существенный вопрос. Не верьте ни товарищам, ни докторам и знайте, что удержать целомудрие до полной возмужалости, когда возникнет вопрос о браке, легко и тем легче, чем больше убежден человек в том, что это легко, что тут нет никакого подвига, а что это есть только несовершение преступления, кот[орое] не перестает быть преступлением оттого, что его все делают.178
179 Вы стоите на добром пути, берегитесь всего того, что может вас свести с него, и дорожите этим — тем, что вы стоите на этом пути — больше всего на свете.
Любящий вас Лев Толстой.
30 дек. 1901.
Впервые опубликовано H. Е. Фельтеном в его статье «Мое знакомство с Толстым», подписанной псевдонимом «Н. Моряк» — «Речь» 1910, прибавление к № 306 от 7 ноября.
Николай Евгеньевич Фельтен (1884—1940) — потомок академика архитектуры Ю. М. Фельтена (1730—1801). Из последнего класса коммерческого училища был исключен за политическую неблагонадежность, выразившуюся в поездке в Ясную Поляну. В течение нескольких лет занимался нелегальным изданием и распространением запрещенных произведений Толстого и в 1907 г. был за это арестован и приговорен к шести месяцам заключения в крепость (отбывал наказание в 1911 г.). Известие об этом аресте послужило Толстому поводом для написания статьи «Не убий никого» (1907 г., см. т. 37). Автор нескольких статей и воспоминаний о Толстом, напечатанных в периодических изданиях.
1901 г. Декабря 31. Гаспра.
Милый друг Поша,
Вероятно, вы правы, предполагая, что я наткнулся на места дурного перевода Бин[штока]. Теперь, когда вы ему сказали и сами взялись за просмотр религиозно-философ[ского] отдела, всё будет очень хорошо. Чертк[овский] листок1 очень хорош, и хороша ваша статья.2 То, что пишете о вашей жизни, для меня радостно. Радостно и то, что Паша хочет писать о воспитании.3 Я всё надеюсь, что вы и практически осуществите хоть отчасти разумное христианское воспитание.
Мое здоровье то ухудшается, то улучшается. Теперь я в хорошем периоде. О религии кончил4 и на днях отправлю.5 Занят другим,6 о чем не хочется писать в письме, к[оторое] мож[ет] б[ыть] будут читать прежде вас.
Вообще же, чем дальше я живу, тем больше радостей, и несмотря и благодаря болезни.
Мне становится ясно, что мы горюем, страдаем, недовольны жизнью только в той мере, в кот[орой] живем своим плотским179 180 «я». И радуемся и счастливы беспрепятственно в той мере, в кот[орой] соединяем свое «я» с богом и живем им.
Целую вас, Пашу и вашего сына.
Лев Толстой.
31 дек. 1901. Гаспра.
Отрывок, без указания фамилии адресата, впервые опубликован в журнале «Единение» 1916, 2, стр. 1.
Ответ на письмо П. И. Бирюкова от 31 декабря н. ст. 1901 г., написанное по поводу предыдущего письма к нему Толстого (см. письмо № 186).
1 Периодическое обозрение «Свободное слово», выходившее в Англии под редакцией В. Г. Черткова с декабря 1901 г. Всего вышло за 1901—1905 г. восемнадцать номеров. Толстой читал первый номер.
2 «Об анархизме». Реферат, читанный П. И. Бирюковым на митинге в Борнмауте 25 сентября 1901 г.
3 См. П. Н. Бирюкова, «О новой свободной школе» — «Жизнь», Лондон, 1902, 2, стр. 206—212.
4 «О веротерпимости». Дата: 28 декабря 1901 г.
5 Толстой собирался отправить статью В. Г. Черткову в Англию для первой публикации. Напечатана в изд «Свободное слово», 72, Christchurch, 1902.
6 Толстой работал над письмом к царю. См. письмо № 204.
1902 г. Января 1. Гаспра.
Дорогой Александр Никифорович,
Письмо это вам передаст мой очень милый знакомый и земский Кареизский доктор.1 Он очень живой и умный человек, и ему, вероятно, будет приятно, будучи на съезде, познакомить[ся] с вами, и вам и ваш[ей] семье, к[оторой] передайте мой привет и поздравлен[ие] с новым годом, будет, вероятно, приятно узнать его. Он меня лечил и расскажет вам про меня.
Братски целую вас и тужу, что давно не вижу вас.
Ваш Лев Толстой.
1 янв. 1902.
1 Константин Васильевич Волков (р. 1871), врач-хирург Кореизской земской больницы. Впоследствии врач в г. Ядрине (Чувашская АССР). Автор «Набросков к воспоминаниям о Л. Н. Толстом» — ТП, 2, и «Из воспоминаний о Л. Н. Толстом» — «Красная Чувашия» 1935, 27 ноября.
Волков ездил в Петербург на Пироговский съезд врачей. Толстой поручил ему передать в Москве Дунаеву для пересылки В. Г. Черткову рукопись статьи «О веротерпимости». В конце января, когда Толстой заболел воспалением легких, Волков был вызван из Петербурга телеграммой.
1902 г. Января 5. Гаспра.
Дорогой Николай Михайлович,
Если Вы помните, в одном из свиданий наших в Гаспре я говорил Вам, что имею намерение написать письмо государю.1181 182 Здоровье мое не поправляется, и, чувствуя, что конец мой близок, я написал это письмо, не желая умереть, не высказав того, что думаю об его деятельности и о том, какая бы она могла быть. Может быть, что-нибудь из того, что я высказываю там, и будет полезно.
Вопрос для меня теперь в том, как доставить это письмо так, чтобы оно попало прямо в руки государя.
Я помню Ваш совет и последовал ему, и письмо это хотя и откровенно осуждает меры правительства, но чувство, которым оно вызвано, несомненно доброе, и, надеюсь, так и будет принято государем.
Не можете ли Вы мне помочь доставить это письмо непосредственно тому, кому оно назначено? Если Вам почему-нибудь неудобно это сделать, будьте так добры, телеграфируйте мне: нет. Если же Вы согласны сделать это, то телеграфируйте: да, и я сейчас же пошлю письмо Вам или в Петербург, кому Вы укажете.2
Пожалуйста, простите меня за то, что, может быть, злоупотребляю Вашей любезностью. Я делаю это потому, что, мне кажется — извините меня за мою самонадеянность — письмо это может иметь хорошие для многих последствия. А к этому, сколько я понял Вас, Вы не можете быть равнодушны.
С совершенным уважением и искренним сочувствием остаюсь готовый к услугам
Лев Толстой.
5 января 1902. Гаспра.
Впервые опубликовано без обозначения даты в Б, IV, стр. 57.
1 Николай Михайлович был в Гаспре три раза (см. прим. к письму № 182). Судя по его дневнику (см. «Красный архив» 1927, 2 (21), стр. 234), разговор об этом письме состоялся при последнем свидании.
2 В телеграмме от 13 января Николай Михайлович ответил согласием. См. письмо № 203.
1902 г. Января 7. Гаспра.
Александр Яковлевич,
Легенда «40 лет» принадлежит не мне, а Костомарову. Мною приделан к ней был конец, который я считал более подходящим для народного чтения.
Я ничего не имею против напечатания того, что в этой легенде написано мною.1
С совершенным уважением готовый к услугам
Лев Толстой.
7 янв. 1902.
Печатается по копировальной книге № 5, л. 11, где отпечатана копия, сделанная О. К. Толстой.
Александр Яковлевич Острогорский (1868—1908) — писатель по педагогическим вопросам, с 1896 г. редактор педагогического научно-популярного журнала «Образование». Острогорский просил у Толстого разрешения напечатать в «Образовании» легенду «Сорок лет». В 1886 г., сократив и несколько изменив изложение украинской легенды «Сорок лет», сделанное историком Н. И. Костомаровым, Толстой добавил к ней последнюю, XIV главу (см. т. 26). Написанное Толстым окончание легенды было впервые опубликовано в книге: «Памяти В. Г. Белинского». Литературный сборник, составленный из трудов русских литераторов, М. 1899.
1 См. письмо № 220.
1902 г. Января 16. Гаспра.
Дорогой Николай Михайлович,
Очень, очень Вам благодарен за Вашу милую телеграмму, из которой я еще раз мог убедиться в том, что Вы не боитесь «скарлатины» и стоите выше такого страха, что меня очень радует за Вас и мои отношения к Вам.1
Прилагаю письмо государю, к сожалению, написанное не моей рукой. Я начал было это делать, но почувствовал себя настолько слабым, что не мог кончить. Я прошу государя извинить меня за это. Письмо посылаю не запечатанным с тем, что если Вы найдете это нужным, могли прочесть его и решить еще раз, удобно ли Вам передать его. Письмо может показаться в некоторых183 184 местах резким — правду или то, что считаешь правдой, нельзя высказывать наполовину, и потому Вы, может быть, не захотите быть посредником в деле, неприятном государю. Это не помешает мне быть сердечно благодарным Вам за Вашу готовность помочь мне. В таком случае я изберу другой путь. Вы же пока оставьте письмо у себя.
Вы в Петербурге, и теперь, вероятно, решается тот вопрос, о котором Вы говорили мне.2 От всей души желаю, чтобы он решился согласно с высшими требованиями Вашей совести, т. е. не в виду личного счастия, а истинного добра других. Тогда наверное всё будет хорошо. Здоровье мое идет всё хуже и хуже, и я быстро приближаюсь к тому концу, или, скорее, большой перемене жизни, которая иногда чужда мне, а иногда близка и даже желательна.
Прощайте, еще раз благодарю Вас и от души желаю Вам всего истинно хорошего.
Лев Толстой.
Гаспра.
Впервые опубликовано в Б, IV, стр. 58.
1 При втором свидании с Николаем Михайловичем (31 октября 1901 г.) Толстой высказал опасение, что для вел. князя знакомство с ним не безопасно. «Ведь я скарлатина», — сказал тогда Толстой. См. «Красный архив» 1927, 2 (21), стр. 233—234.
2 Имеются в виду отношения Николая Михаиловича с Е. М. Барятинской.
О передаче письма Николаю II Николай Михайлович известил Толстого телеграммой от 28 января 1902 г. См. письмо № 245.
1902 г. Января 16. Гаспра.
Любезный брат,
Такое обращение я счел наиболее уместным потому, что обращаюсь к Вам в этом письме не столько как к царю, сколько как к человеку — брату. Кроме того еще и потому, что пишу Вам как бы с того света, находясь в ожидании близкой смерти.
Мне не хотелось умереть, не сказав Вам того, что я думаю о Вашей теперешней деятельности и о том, какою она могла бы184 185 быть, какое большое благо она могла бы принести миллионам людей и Вам и какое большое зло она может принести людям и Вам, если будет продолжаться в том же направлении, в котором идет теперь.
Треть России находится в положении усиленной охраны, т. е. вне закона. Армия полицейских — явных и тайных — всё увеличивается. Тюрьмы, места ссылки и каторги переполнены, сверх сотен тысяч уголовных, политическими, к которым причисляют теперь и рабочих. Цензура дошла до нелепостей запрещений, до которых она не доходила в худшее время 40-вых годов. Религиозные гонения никогда не были столь часты и жестоки, как теперь, и становятся всё жесточе и жесточе и чаще. Везде в городах и фабричных центрах сосредоточены войска и высылаются с боевыми патронами против народа. Во многих местах уже были братоубийственные кровопролития и везде готовятся и неизбежно будут новые и еще более жестокие.
И как результат всей этой напряженной и жестокой деятельности правительства, земледельческий народ — те 100 миллионов, на которых зиждется могущество России, — несмотря на непомерно возрастающий государственный бюджет или, скорее, вследствие этого возрастания, нищает с каждым годом, так что голод стал нормальным явлением. И таким же явлением стало всеобщее недовольство правительством всех сословий и враждебное отношение к нему.
И причина всего этого, до очевидности ясная, одна: та, что помощники Ваши уверяют Вас, что, останавливая всякое движение жизни в народе, они этим обеспечивают благоденствие этого народа и Ваше спокойствие и безопасность. Но ведь скорее можно остановить течение реки, чем установленное богом всегдашнее движение вперед человечества. Понятно, что люди, которым выгоден такой порядок вещей и которые в глубине души своей говорят: «après nous le déluge»,1 могут и должны уверять Вас в этом; но удивительно, как Вы, свободный, ни в чем не нуждающийся человек, и человек разумный и добрый, можете верить им и, следуя их ужасным советам, делать или допускать делать столько зла ради такого неисполнимого намерения, как остановка вечного движения человечества от зла к добру, от мрака к свету.
Ведь вы не можете не знать того, что с тех пор, как нам известна жизнь людей, формы жизни этой, как экономические185 186 и общественные, так религиозные и политические, постоянно изменялись, переходя от более грубых, жестоких и неразумных к более мягким, человечным и разумным.
Ваши советники говорят Вам, что это неправда, что русскому народу как было свойственно когда-то православие и самодержавие, так оно свойственно ему и теперь и будет свойственно до конца дней и что поэтому для блага русского народа надо во что бы то ни стало поддерживать эти две связанные между собой формы: религиозного верования и политического устройства. Но ведь это двойная неправда. Во-первых, никак нельзя сказать, чтобы православие, которое когда-то было свойственно русскому народу, было свойственно ему и теперь. Из отчетов обер-прокурора синода2 Вы можете видеть, что наиболее духовно развитые люди народа, несмотря на все невыгоды и опасности, которым они подвергаются, отступая от православия, с каждым годом всё больше и больше переходят в так называемые секты. Во-вторых, если справедливо то, что народу свойственно православие, то незачем так усиленно поддерживать эту форму верования и с такою жестокостью преследовать тех, которые отрицают ее.
Что же касается самодержавия, то оно точно так же если и было свойственно русскому народу, когда народ этот еще верил, что царь — непогрешимый земной бог и сам один управляет народом, то далеко уже не свойственно ему теперь, когда все знают или, как только немного образовываются, узнают — во-первых то, что хороший царь есть только «un heureux hasard»,3 а что цари могут быть и бывали и изверги и безумцы, как Иоанн IV или Павел, а во-вторых то, что какой бы он ни был хороший, никак не может управлять сам 130-миллионным народом, а управляют народом приближенные царя, заботящиеся больше всего о своем положении, а не о благе народа. Вы скажете: царь может выбирать себе в помощники людей бескорыстных и хороших. К несчастью, царь не может этого делать потому, что он знает только несколько десятков людей, случайно или разными происками приблизившихся к нему и старательно загораживающих от него всех тех, которые могли бы заместить их. Так что царь выбирает не из тех тысяч живых, энергичных, истинно просвещенных, честных людей, которые рвутся к общественному делу, а только из тех, про которых говорил Бомарше: «médiocre et rampant et on parvient à tout».4
И если многие русские люди готовы повиноваться царю, они не могут без чувства оскорбления повиноваться людям своего круга, которых они презирают и которые так часто именем царя управляют народом.
Вас, вероятно, приводит в заблуждение о любви народа к самодержавию и его представителю — царю то, что везде при встречах Вас в Москве и других городах толпы народа с криками «ура» бегут за Вами. Не верьте тому, чтобы это было выражением преданности Вам — это толпа любопытных, которая побежит точно так же за всяким непривычным зрелищем. Часто же эти люди, которых Вы принимаете за выразителей народной любви к Вам, суть не что иное, как полицией собранная и подстроенная толпа, долженствующая изображать преданный Вам народ, как это, например, было с Вашим дедом в Харькове, когда собор был полон народа, но весь народ состоял из переодетых городовых.
Если бы Вы могли, так же, как я, походить во время царского проезда по линии крестьян, расставленных позади войск, вдоль всей железной дороги и послушать, что говорят эти крестьяне: старосты, сотские, десятские, сгоняемые с соседних деревень и на холоду и в слякоти без вознаграждения с своим хлебом по нескольку дней дожидающиеся проезда, Вы бы услыхали от самых настоящих представителей народа, простых крестьян, сплошь по всей линии речи, совершенно несогласные с любовью к самодержавию и его представителю. Если лет 50 тому назад при Николае I еще стоял высоко престиж царской власти, то за последние 30 лет он, не переставая, падал и упал в последнее время так, что во всех сословиях никто уже не стесняется смело осуждать не только распоряжения правительства, но самого царя и даже бранить его и смеяться над ним.
Самодержавие есть форма правления отжившая, могущая соответствовать требованиям народа где-нибудь в центральной Африке, отделенной от всего мира, но не требованиям русского народа, который всё более и более просвещается общим всему миру просвещением. И потому поддерживать эту форму правления и связанное с нею православие можно только, как это и делается теперь, посредством всякого насилия: усиленной охраны, административных ссылок, казней, религиозных гонений, запрещения книг, газет, извращения воспитания и вообще всякого рода дурных и жестоких дел.187
188 И таковы были до сих пор дела Вашего царствования. Начиная с Вашего возбудившего негодование всего русского общества ответа тверской депутации, где Вы самые законные желания людей назвали «бессмысленными мечтаниями»,5 — все Ваши распоряжения о Финляндии,6 о китайских захватах,7 Ваш проект Гаагской конференции, сопровождаемый усилением войск,8 Ваше ослабление самоуправления и усиление административного произвола, Ваша поддержка гонений за веру, Ваше согласие на утверждение винной монополии,9 т. е. торговли от правительства ядом, отравляющим народ, и, наконец, Ваше упорство в удержании телесного наказания, несмотря на все представления, которые делаются Вам об отмене этой позорящей русский народ бессмысленной и совершенно бесполезной меры,10 — всё это поступки, которые вы не могли бы сделать, если бы не задались, по совету Ваших легкомысленных помощников, невозможной целью — не только остановить жизнь народа, но вернуть его к прежнему, пережитому состоянию.
Мерами насилия можно угнетать народ, но нельзя управлять им. Единственное средство в наше время, чтобы действительно управлять народом, только в том, чтобы, став во главе движения народа от зла к добру, от мрака к свету, вести его к достижению ближайших к этому движению целей. Для того же, чтобы быть в состоянии сделать это, нужно прежде всего дать народу возможность высказать свои желания и нужды и, выслушав эти желания и нужды, исполнить те из них, которые будут отвечать требованиям не одного класса или сословия, а большинству его, массе рабочего народа.
И те желания, которые выскажет теперь русский народ, если ему будет дана возможность это сделать, по моему мнению, будут следующие:
Прежде всего рабочий народ скажет, что желает избавиться от тех исключительных законов, которые ставят его в положение пария, не пользующегося правами всех остальных граждан; потом скажет, что он хочет свободы передвижения, свободы обучения и свободы исповедания веры, свойственной его духовным потребностям; и, главное, весь 100-миллионный народ в один голос скажет, что он желает свободы пользования землей, т. е. уничтожения права земельной собственности.
И вот это-то уничтожение права земельной собственности и есть, по моему мнению, та ближайшая цель, достижение которой188 189 должно сделать в наше время своей задачей русское правительство.
В каждый период жизни человечества есть соответствующая времени ближайшая ступень осуществления лучших форм жизни, к которой оно стремится. Пятьдесят лет тому назад такой ближайшей ступенью было для России уничтожение рабства. В наше время такая ступень есть освобождение рабочих масс от того меньшинства, которое властвует над ними, — то, что называется рабочим вопросом.
В Западной Европе достижение этой цели считается возможным через передачу заводов и фабрик в общее пользование рабочих. Верно ли или неверно такое разрешение вопроса и достижимо ли оно или нет для западных народов, — оно, очевидно, не применимо к России, какова она теперь. В России, где огромная часть населения живет на земле и находится в полной зависимости от крупных землевладельцев, освобождение рабочих, очевидно, не может быть достигнуто переходом фабрик и заводов в общее пользование. Для русского народа такое освобождение может быть достигнуто только уничтожением земельной собственности и признанием земли общим достоянием, — тем самым, что уже с давних пор оставляет задушевное желание русского народа и осуществление чего он всё еще ожидает от русского правительства.
Знаю я, что эти мысли мои будут приняты Вашими советниками как верх легкомыслия и непрактичности человека, не постигающего всей трудности государственного управления, в особенности же мысль о признании земли общей народной собственностью; но знаю я и то, что для того, чтобы не быть вынужденным совершать всё более и более жестокие насилия над народом, есть только одно средство, а именно: сделать своей задачей такую цель, которая стояла бы впереди желаний народа. И, не дожидаясь того, чтобы накатывающийся воз бил по коленкам, — самому везти его, т. е. итти в первых рядах осуществления лучших форм жизни. А такой целью может быть для России только уничтожение земельной собственности. Только тогда правительство может, не делая, как теперь, недостойных и вынужденных уступок фабричным рабочим или учащейся молодежи, без страха за свое существование быть руководителем своего народа и действительно управлять им.189
190 Советники Ваши скажут Вам, что освобождение земли от права собственности есть фантазия и неисполнимое дело. По их мнению, заставить 130-миллионный живой народ перестать жить или проявлять признаки жизни и втиснуть его назад в ту скорлупу, из которой он давно вырос, — это не фантазия и не только не неисполнимо, но самое мудрое и практическое дело. Но ведь стоит только серьезно подумать для того, чтобы понять, чтò действительно неисполнимо, хотя оно и делается, и что, напротив, не только исполнимо, но своевременно и необходимо, хотя оно и не начиналось.
Я лично думаю, что в наше время земельная собственность есть столь же вопиющая и очевидная несправедливость, какою было крепостное право 50 лет тому назад. Думаю, что уничтожение ее поставит русский народ на высокую степень независимости, благоденствия и довольства. Думаю тоже, что эта мера несомненно уничтожит всё то социалистическое и революционное раздражение, которое теперь разгорается среди рабочих и грозит величайшей опасностью и народу и правительству.
Но я могу ошибаться, и решение этого вопроса в ту или другую сторону может быть дано опять-таки только самим народом, если он будет иметь возможность высказаться.
Так что во всяком случае первое дело, которое теперь предстоит правительству, это уничтожение того гнета, который мешает народу высказать свои желания и нужды. Нельзя делать добро человеку, которому мы завяжем рот, чтобы не слыхать того, чего он желает для своего блага. Только узнав желания и нужды всего народа или большинства его, можно управлять народом и сделать ему добро.
Любезный брат, у Вас только одна жизнь в этом мире, и Вы можете мучительно потратить ее на тщетные попытки остановки установленного богом движения человечества от зла к добру, мрака к свету и можете, вникнув в нужды и желания народа и посвятив свою жизнь исполнению их, спокойно и радостно провести ее в служении богу и людям.
Как ни велика Ваша ответственность за те годы Вашего царствования, во время которых Вы можете сделать много доброго и много злого, но еще больше Ваша ответственность перед богом за Вашу жизнь здесь, от которой зависит Ваша вечная жизнь и которую бог дал Вам не для того, чтобы предписывать всякого рода злые дела или хотя участвовать190 191 в них и допускать их, а для того, чтобы исполнять его волю. Воля же его в том, чтобы делать не зло, а добро людям.
Подумайте об этом не перед людьми, а перед богом и сделайте то, что Вам скажет бог, т. е. Ваша совесть. И не смущайтесь теми препятствиями, которые Вы встретите, если вступите на новый путь жизни. Препятствия эти уничтожатся сами собой, и Вы не заметите их, если только то, что Вы будете делать не для славы людской, а для своей души, т. е. для бога.
Простите меня, если я нечаянно оскорбил или огорчил вас тем, что написал в этом письме. Руководило мною только желание блага русскому народу и Вам. Достиг ли я этого — решит будущее, которого я, по всем вероятиям, не увижу. Я сделал то, что считал своим долгом.
Истинно желающий Вам истинного блага брат Ваш
Лев Толстой.
16 января
1902.
Черновое.
1901 г. Декабря 26—31. Гаспра.
Г[осударю] И[мператору] Н[иколаю] II.
Любезный брат.
Такое обращение я счел наиболее уместным п[отому], ч[то] обращаюсь к вам именно как к человеку — брату, которому от всей души желаю истинного блага, кроме того еще и п[отому], ч[то] пишу вам как бы с того света, находясь в ожидании близкой смерти. Мне не хотелось умереть, не сказав вам того, что я думаю о вашей теперешней деятельности и о том, какою бы она могла быть: какое большое благо она могла [бы] принести вам и миллионам людей и какое страшное зло она может принести людям, если будет продолжаться в том же направлении, в каком она идет теперь. Для того, чтобы сказать всё, что я думаю, буду говорить прямо и откровенно и надеюсь, что вас не оскорбит такая прямота и откровенность. Есть два пути жизни, и нельзя итти по обоим вместе, и каждый человек идет по тому или другому: служит богу или маммоне, как сказано в евангелии. И вы, любезный брат, идете по пути зла и смерти и всё более и более удаляетесь от пути добра и истинной жизни. Было бы слишком длинно да и бесполезно перечислять всё то зло, кот[орое], начиная от жестокого и ненужного угнетения Финск[ого] народа до ужасной китайской войны, стоившей, не говоря о деньгах народа, столько жизней и внесшей новую волну191 192 огрубения и озверения в общество, было сделано в ваше царствование. Довольно сказать то, что недовольство правительством, озлобление против него, начавшееся с прошлого царствования, растет во всех сословиях, кроме чиновников, паразитов правительства и потому всегда довольных им, и в последнее время дошло до той степени, что никто уже ничего не ждет от правительства, все осуждают его и все ждут такого или иного переворота извне, к[оторый] развязал бы или разорвал ту петлю, к[оторая] всё туже и туже затягивает горло всего народа. Почти половина России находится в положении усиленной охраны, т. е. вне закона, армия полицейских, явных и тайных, всё увеличивается и увеличивается, тюрьмы и каторги переполнены сверх сотни тысяч уголовных политическими, к к[оторым] причисляют теперь рабочих; цензура дошла до нелепостей запрещений, до кот[орых] она не доходила в худшие времена 40-х годов, религиозные гонения становятся всё жесточе и жесточе, бедность и пьянство народные увеличиваются, и, самое ужасное, везде в городах и фабричных центрах выставляются войска с боевыми патронами против народа, и было уже братское кровопролитие и неизбежно должны будут эти братоубийства учащаться и увеличиваться. И причина всего этого самая простая и до очевидности ясная. То, что отчасти глупые, отчасти коварные и все корыстные помощники ваши советуют вам остановить текущую реку, уверяя вас, что этим они обеспечивают вашу безопасность и благо народа, понятно, что люди, к[оторые] говорят: après nous le déluge, и к[оторым] это подобие остановки реки выгодно, могут и должны уверять вас в этом, но удивительно, как вы, свободный, ничем не заинтересованный человек и человек добрый, как все говорят, можете верить им и, следуя их ужасным советам, делать или допускать делать столько жестокости и зла людям. Ведь с тех пор, как стала известна жизнь людей, мы видим, что человечество не переставая движется от менее совершенных к более совершенным формам жизни: от людоедства к рабству, от рабства к личной свободе, от грубой власти тиранов к более разумной форме правительства, от поклонения идолам к поклонению единому богу, от невежества к просвещению. Нельзя остановить это движение. И тот, кто захочет это сделать, только потратит свои силы и сделает несомненное зло себе и другим людям. А между тем это самое делается теперь в России вами и вашими советчиками. В этом и только в этом всё то зло, от которого страдает Россия, и от этого должно произойти еще худшее зло и величайшие несчастия для России и для вас лично.
Ваши иногда просто глупые, а иногда коварные советники говорят вам, что русскому народу свойственно православие и самодержавие и что он любит его и что поэтому надо поддерживать и то и другое. Это совершенная и двойная неправда: во-первых,
Страница черновика письма к Николаю II
от 26—31 декабря 1901 г.
никак нельзя сказать, чтобы православие было свойственно русскому народу теперь. То, что оно, мож[ет] б[ыть], было свойственно народу когда-то, не доказывает того, чтобы оно было свойственно теперь. Теперь, напротив, как вы можете это видеть из отчетов Побед[оносцева], народ, несмотря на усиленную деятельность миссионеров, всё больше и больше удаляется от православия. Во-вторых и главное, если справедливо, что народу свойственно православие и он любит его, то незачем и поддерживать его и гнать противные ему учения. То же и с самодержавием. Самодержавие не может быть в наше время свойственно никакому народу, п[отому] ч[то] никакой народ не может любить того, чтобы над ним властвовали Иоан[ны] IV с своими опричниками, Павлы с своими гатчинцами и т. п., или чтобы под прикрытием самодержавия властвовали над ним вчера Аракчеевы, завтра Победоносцевы и Сипягины. Ведь самодержавие царя есть только слово, не имеющее значения. Управлять при сложности теперешнего механизма управления 130-миллионным народом не может один человек, а управлять им будут всегда не царь, а люди, и большей частью очень плохие. Вы скажете, что царь может выбрать хороших. К несчастию, не может царь и выбрать хороших людей, п[отому] ч[то] ему не из кого выбирать их. Он знает только десятка два людей, разными происками втершихся в его близость и загораживающих от него всех остальных. Прекрасная иллюстрация к этому последние два назначения — Вановского11 и Черткова12, действительно, два поднятых с кладбища трупа, как это было в какой-то карикатуре. Вы выбираете, но выбираете не из тех тысяч живых, честных, полных энергии людей, к[оторые] рвутся к общественному делу, а из оборышей13 общества. Так что управляют Рос[сией] при самодержав[ном] образе правл[ения] вовсе не царь или избранные люди, а те, про кот[орых] говорил Бомарше: médiocre et rampant et on parvient à tout. И эти-то в лучшем случае только посредственности, если не прямо дурные люди, под фирмой правительства управляют Россией и уверяют вас, что народ любит это, как в поваренной книге говорится, что раки любят, чтобы их варили живыми. Это неправда. Народ не может не любить того, чтобы им управляли люди, к[оторых] он любит и уважает, а не тех, к[оторые] большей частью подлостью или через женщин пролезли в доверие к царю. Вас, вероятно, приводит в заблуждение о любви народа к самодержавию и представителю его, царю, то, что везде при встречах вас в Москве и других городах толпы с криками ура бегут за вами. Не верьте тому, чтобы это было выражение преданности вам — это толпа любопытных, вполне равнодушных, к[оторые] побегут точно так же за всяким непривычным зрелищем, часто же толпа есть подделанное и подстроенное полицией сборище (как это, н[а]п[ример], было с вашим несчастным дедом в Харькове, когда в соборе была толпа193 194 народа, состоявшая вся из переодетых городовых). Если бы вы могли, так же как я, походить во время царского проезда по линии крестьян, расставляемых позади войск вдоль всей железн[ой] дороги, и послушать, что говорят эти крестьяне: старосты, десятские, сгоняемые со всех деревень и на холоде и в слякоти без вознаграждения, с своим хлебом, по нескольку дней дожидающиеся проезда, вы бы услыхали сплошь по всей линии речи, совершенно несогласные с любовью к самодержавию и его представителю. Если лет 50 тому назад при Никол[ае] I еще стоял высоко престиж царской власти и лица царя, то за эти года он не переставая падал и особенно упал в последнее время. Разумеется, тем, к[оторые] властвуют над народом благодаря престижу самодержавия, надо всеми силами поддерживать его и уверять вас, что вас обожают и что не нужно никаких перемен, напротив, надо только усилить самодержавие. Они не могут говорить иначе, п[отому] ч[то] живы только самодержавием, но вы не верьте этому, самодержавие есть форма правления отжившая, могущая существовать где-нибудь в центральной Африке, отделенной от всего мира, но в России, где люди всё более и более просвещаются общим европейским просвещением, она держится только как не соскочившая еще, но уже лопнувшая скорлупа ореха. И все разумные люди тяготятся ею и ненавидят ее. Так вот то положение, в к[отором] вы находитесь. И перед вами лежат два пути: один тот, чтобы, продолжая начатую деятельность, со всех сторон с помощью своих помощников, казнями, ссылками, тюрьмами, уличными избиениями останавливать заливающее вас море самых законных требований народа, бояться его, прятаться от него, всякую минуту опасаться за свою жизнь и возбудить против [себя] негодование всех лучших людей мира, умереть своею или насильственной смертью, оставив по себе и в народе и в истории недобрую и постыдную память, или, откинув всякую робость и ни к чему не ведущие старания удержать старое, не только не противодействовать движению к свету и добру вашего народа и всего человечества, но стать во главе его и, привлекши к себе всех лучших людей, тех самых, кот[орые] теперь непримиримые враги ваши, поставить перед людьми такую же задачу, какая была освобождение крестьян при вашем деде, оперевшись не на гнилое, развратное, бессильное и малочисленное дворянство, а на весь 100-миллионный свежий могучий рабочий народ, заслужить любовь всех лучших людей мира и славную память в потомстве.
Но вы скажете, какая же теперь есть задача, равная и подобная освобождению крестьян? Каждый исторический период есть всегда тот ближайший впереди идеал, к кот[орому] стремится и кот[орое] ближе всего может достигнуть человечество. В прошлом столетии это б[ыло] освобождение от рабства. В нынешнем столетии это то, что назыв[ается] рабочим вопросом,194 195 корень к[оторого], по моему мнению, в отжившем и самом возмутительно несправедливом праве земельной собственности. Вопрос этот не только поднят, но разрешен теоретически давно уж Генри Джоржем в его сочинениях Progress and Poverty14 (вы, вероятно, знаете их, а если не знаете, то прочтите, или пусть сделают вам конспект из них). Мысль его в том, что земля не может быть предметом собственности и что для упорядочения владения землей нужно перевести все подати на землю, обложив ее по степени ее ценности. Проект Г. Дж[орджа] был отвергнут15 в Англии, Америке, Германии и Франции влиянием больших землевладельцев и капиталистов и в парламентах и в прессе. И потому осуществить этот проект можете только вы, пользуясь самодержавною властью, и осуществление его особенно важно и нужно в такой земледельческой стране, как Россия, где до сих пор в народе живет убеждение, что земля божия и не может быть собственностью. Осуществление этого проекта мне кажется так же возможно, как было возможно при вашем деде осуществление освобождения. Точно так же можно учредить главное учреждение и начать работать по губерниям (как это и б[ыло] для освобождения крестьян) для оценки земель, обложения их и выработки соответственных законов. Я лично твердо убежден, что это возможно и что тот царь, кот[орый] сделает это и покажет этим, что это возможно, сделает одно из величайших дел для блага человечества. Как ни сильно убежден в этом я лично, я охотно допускаю, что я ошибаюсь, что людьми более сведущими и умными, чем я, будет доказано, что [это] не полезно или вовсе невозможно, но одно я знаю несомненно, что для того, чтобы вам спастись и спасти русский народ от величайших несчастий, необходимо найти тот ближайший к разрешению и возможный к осуществлению всемирный передовой вопрос, содействующий благу не одного сословия, а всего народа, и сделать его своей целью, повести свой народ к его достижению. Только тогда вы не только избавитесь от окружающих вас опасностей, от угрожающих вам несчастий, от нелюбви к вам вашего народа, но сделаете своими друзьями и помощниками всех лучших людей России и будете действительно любимы народом, на к[оторый] вы сами будете в состоянии опереться против кучки отсталых эгоистичных людей. Как ни убедительны эти доводы, основывающиеся на широких соображениях, они все-таки могут быть ошибочны. Но есть еще один довод, приводящий к тому же, кот[орый] не может быть ошибочен и несомненно справедлив, независимо от того, примете ли вы его или нет.
Довод этот состоит в том, что жизнь наша здесь, в этом мире, дана одна только, и мы можем испортить ее, сделать из нее ряд страданий для себя и других и можем сделать ее величайшим благом для других и для себя в этой жизни и в будущей.195
196 Вы находитесь в этом отношении в особенном положении, в таком, в к[отором] это различие между величайшим благом и величайшим злом для себя и других особенно велико.
Я не знаю вашей интимной жизни, а если бы и знал, не стал бы говорить про нее, но ваша публичная жизнь, открытая для всех, вся дурная, насколько ваша личность выразилась в ней, начиная с вашей нехорошей речи о бессмысленных мечтаниях, ваша поддержка гонений за веру, ваши распоряжения в Финляндии, ваше сочувствие китайским захватам, ваш проект Гаагской конференции, сопровождаемый усилением войск, ваше сочу[в]ствие учреждению земских нач[альников],16 ваше согласие на учреждение винной монополии, торговли от правительства ядом, отравляющим народ, и, наконец, ваше упорство в неотмене телесного наказания, несмотря на бессмысленность и бесполезность этой меры, и всех представлений, к[оторые] делаются для отмены ее, всё это прямо дурные дела, кот[орые] вы делали, делаете или в к[оторых] участвуете.
Любезный брат, велика на вас ответственность за те года вашего царствования, во время кот[орых] вы можете сделать много доброго и много злого, но еще больше ваша ответственность перед богом за вашу жизнь здесь, от к[оторой] зависит ваша вечная жизнь и кот[орую] бог дал вам не для того, чтобы проводить ее, как нам нравится, а для того, чтобы служить ему исполнением его воли. Повторяю, вы живете только раз в этом мире и если погубите эту жизнь, ничем уже не поправите ее. Так не губите ее. А помните, что прежде всего вам надо стараться изменить самого себя, признать свои ошибки, смирить свое самовластие, гордость, одним словом, оставить тот путь жизни, на кот[ором] вы стоите, и вступить на новый и на этом новом пути делать дела не для последствий, к[оторые], произойдут от них, не для славы людской, а для бога, для того, чтобы исполнить его волю. Только тогда, когда вы будете делать то, что вам предстоит, для бога, только тогда вы будете делать это безбоязненно, смело, только тогда вы найдете силы бороться с теми давящими вас и старшими родственниками, окружающими вас, и только тогда будет плодотворно то, что вы будете делать.
Всё, что отвлекает вас от истинной хорошей жизни, так ничтожно, неважно, что не стоит того, чтобы отдать за это спокойствие совести и безопасность, не говоря уже о вечной жизни.
Любящий вас Л. Толстой.
31 дек. 1901.
Подлинник написан на машинке, последняя фраза, подпись и дата собственноручные. Впервые опубликовано по копии в «Свободном слове» 1904, 14, столб. 1—7. По подлиннику опубликовано в журнале «Былое» 1917, 1 (23), стр. 16—21. В ГМТ имеется черновик-автограф, датированный196 197 31 декабря 1901 г. (первая редакция письма). Первая страница черновика написана на неотправленном письме П. А. Буланже к Л. Н. Андрееву от 26 декабря 1901 г., в силу чего можно датировать черновик 26?—31 декабря 1901 г. (Публикуется как черновой вариант.) В ГМТ хранятся также черновые листы последующих редакций письма и экземпляр последней редакции, предназначавшийся для адресата: начат собственноручно, закончен и датирован рукой Е. В. Оболенской. Временем писания письма (от первой редакции до последней, отправленной адресату) следует считать 26? декабря 1901 г. — 16 января 1902 г. В Календарном блокноте есть ряд упоминаний об этой работе (см. т. 54).
1 [после нас хоть потоп]. Выражение, приписываемое мадам де Помпадур; стало девизом жизни и царствования французского короля Людовика XV; впервые употреблено в сочинении аббата Мабли (1709—1785). Вошло в поговорку.
2 Отчеты обер-прокурора синода о состоянии православной церкви. Издавались ежегодно.
3 [счастливая случайность,]
4 [«будь ничтожен и подобострастен, и всего достигнешь»]. П. Бомарше, «Женитьба Фигаро», III акт, 3-я сцена. Точный текст: «médiocre et rampant, l’on arrive à tout».
5 См. статью Толстого «Бессмысленные мечтания», т. 31. В статье «Гонители земства и Аннибалы либерализма» В. И. Ленин, характеризуя внутреннюю политику Николая II, с сарказмом вспоминал его «знаменитые» слова о «бессмысленных мечтаниях» (Сочинения, т. 5, стр. 45).
6 См. письмо № 230.
7 См. прим. 2 к письму № 16.
8 См. письмо Толстого к группе шведской интеллигенции от 7—9? января 1899 г., т. 72, № 3.
9 Винная монополия введена при министре финансов С. Ю. Витте в 1895 г.
10 См. об этом статью Толстого «Стыдно», написанную в 1895 г. (т. 31). Телесные наказания были отменены лишь в августе 1904 г. Применялись и после этого закона в дисциплинарном порядке к заключенным и карательными отрядами при подавлении крестьянских восстаний. Об отношении Толстого к манифесту, отменившему телесные наказания, см. «Свободное слово» 1904, 13, столб. 26.
11 Петр Семенович Ванновский (1822—1904), с 1901 г. (после убийства министра Боголепова) министр народного просвещения, проводивший, как и его предшественник, реакционную политику.
12 Михаил Иванович Чертков (1829—1905), член государственного совета, с 1901 г. варшавский генерал-губернатор.
13 Зачеркнуто: подонков
14 [Прогресс и бедность]
15 Зачеркнуто: замолчен
16 Институт земских начальников учрежден законом 12 июля 1889 г. для создания твердой правительственной власти с судебными и административными функциями. В административные входил в первую очередь надзор за органами крестьянского сословного управления.
1902 г. Января 17. Гаспра.
Любезный брат Петр Васильевич, письмо ваше от февраля 1899 года я получил только теперь. Какой-то неизвестный человек переслал мне его.1 Вероятно, вы знаете из других источников о жизни ваших и моих братьев в Канаде, скажу вам только вкратце, что, по всем последним сведениям, они живут матерьяльно хорошо и не только не нуждаются более в помощи, но оказывают ее другим. Желательно бы было, чтобы они и духовно также преуспевали. И думаю, что это так и будет, несмотря на то, что с внешней стороны многие из них в настоящее время как бы ослабели: оставили общую жизнь и предались соблазнам.2 Я думаю, что такое отступление от христианской по внешности жизни не будет им во вред и поведет их вперед к совершенствованию, к которому стремится и движется всё живущее. Христианская закваска в них так сильна, что, вкусив мирской жизни, они не могут не пожелать возвратиться к христианской. И если они вернутся, то вернутся сознательно, а не по стадному чувству и подчинению авторитету, как это для многих было теперь.
Еще мне хотелось сказать вам, что мне очень не нравится их отказ от принятия земли в личную собственность. Такой отказ мог бы иметь смысл, если бы они во всем другом были совершенны. А то в более важном они отступают от требований христианской жизни, а тут вдруг из-за номинального признания собственности земли (они всегда могут, приняв землю в личную собственность, пользоваться ею на начале общинности) они расстраивают свою жизнь. То же и об отказе их о[т] записи браков и рождений. Еще будут вопросы, когда для них придется отстаивать свои христианские верования или, скорее, христианскую жизнь, как, например, вопрос войны или суда и тому подобных — тогда пускай постоят всеми силами.
Давно ничего не знаю про вас. Пишите мне о себе, ваших чувствах, мыслях, намерениях. Пишу вам мало, потому что не надеюсь, чтобы письмо дошло до вас, и, кроме того, что болен уже давно и быстро, думаю, приближаюсь к смерти или, точнее, к переходу в другую форму жизни, и пишу в постели.198
199 Пусть это послужит вам извинением за мой дурной почерк.
Братски целую вас.
Брат ваш Лев Толстой.
17 янв. 1902.
Печатается по копировальной книге № 5, лл. 16—19, где отпечатана копия, сделанная Е. В. Оболенской и О. К. Толстой.
1 Толстой получил письмо П. В. Веригина от 1 февраля 1899 г.
2 См. т. 72, письмо № 246.
1902 г. Января 17. Гаспра.
Гаврилу Андре[е]вичу Русанову.
Землянск.
Письмо ваше, дорогой Гаврила Андреевич, застало меня больным (всё желчные припадки, осложнившиеся ослаблением сердца), но теперь мне лучше, и я рад, что могу написать вам несколько слов. То, что вы пишете о своем отношении к смерти, я совершенно понимаю. Мы часто стараемся вообразить себе смерть и переход туда; но это совершенно невозможно, как невозможно вообразить бога. Всё, что можно, это то, чтобы верить, что она есть и есть, как и всё, исходящее от бога — добро. И это вы, верно, знаете и делаете, и я стараюсь.
Мне очень хорошо. Болезнь не мешает, а скорее способствует работе и внешней и внутренней. Кончил о религии,1 кончил еще письмо г[осударю],2 кот[орое] послал, и теперь хочу взяться за художеств[енные] работы — оканчивать начат[ое],3 если ничто не отвлечет.
Жалею, что Борю4 не видал.
Братский привет Ант[онине] Ал[ексеевне]. Целую вас.
Лев Толстой.
Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 1915, 4, стр. 8.
Ответ па письмо Г. А. Русанова от 3 января 1902 г.
1 «Что такое религия и в чем ее сущность?».
2 См. письмо № 204.
3 «Хаджи-Мурат».
4 Предполагался приезд к Толстому в Крым сына Русанова, Бориса Гавриловича (р. 1875).
1902 г. Января 17/30. Гаспра.
Любезный друг,
Я давно жалел о том, что ничего не знаю про вас, и потому был особенно рад вашему письму. Letters of John Chinaman я получил и прочел с большим удовольствием. Это, разумеется, писал не китаец, а англичанин, и очень хороший и умный англичанин. Я бы желал знать, кто он. Получил и вашу Suggestions. Они носят на себе характер всего того, что вы делаете и пишете, естественной оригинальности, — отрывочности и полнейшей правдивости и искренности.
Но успеха, кот[орый] я желал бы этому предприятию, оно иметь не будет.
Я всё хвораю и радуюсь тому, что научаюсь этому радоваться, как должен и не может не радоваться всему, что с ним случается, человек, верящий в бога. Быть недовольным, огорчаться чем-нибудь, значит не верить в бога, и наоборот. Это suggestion,1 из к[оторого] вы, вероятно, поймете мою основную мысль.
Пишу вам в постели и устал. Напишите о себе.
Братски приветствую вас.
Лев Толстой.
29/17 января 1902.
Печатается по копировальной книге № 5, лл. 14—15, где отпечатана копия, сделанная Е. В. Оболенской. Дата копии нового стиля ошибочна: в копировальной книге копия отпечатана среди русских писем от 17 января.
Об Артуре Карловиче Син-Джоне см. т. 68.
Ответ на письмо Син-Джона от 10 января н. ст. 1902 г. Син-Джон сообщал об отправке Толстому книги: G. Lowes Dickinson, «Letters from Chinaman» и своей работы «Suggestion: An occasional Advertiser». Книги в яснополянской библиотеке не сохранились.
1 [намек,]
1902 г. Января 18. Гаспра.
Дорогой Алексей Николаевич,
Я решительно не помню, из каких источников я почерпнул сведение об аббате; помню только, что я где-то вычитал о посещении Петербурга таким аббатом, но ни имени его, ни подробностей о нем не помню.
Извините за дурной почерк, пишу в постели.
Желаю вам всего хорошего.
Лев Толстой.
От г-на Д’Анкона я письмо получил во время болезни и забыл. Сейчас оно нашлось. Дурно пишу, п[отому] ч[то] болен и в постели.
Печатается по копировальной книге № 5, л. 20, где отпечатана копия, сделанная Е. В. Оболенской. Дата проставлена в копии и подтверждается записью в Календарном блокноте от того же числа (см. т. 54).
Алексей Николаевич Веселовский (1843—1918) — историк русской и западноевропейской литературы, компаративист, в то время приват-доцент Московского университета.
В письме от 8 января 1902 г. Веселовский от имени Алессандро д’Анкона (Alessandro d’Ancona), историка литературы, профессора в Пизе, спрашивал, какое историческое лицо выведено в романе «Война и мир» под именем аббата Морио. О том же писал Толстому д’Анкона в письме от 3 ноября z. ст. 1901 г.
Сведения об аббате Морио Толстой заимствовал из книги Тьера «Histoire du Consulat et de l’Empire» [«История консульства и империи»].
1902 г. Января 20. Гаспра.
Граубергеру, в посад Дубовку.
Дорогой Федор Христофорович,
Я совершенно согласен с тем, что вы пишете. Я понемногу приходил к этому убеждению и теперь пришел окончательно, что и выразил в своей статье «Что такое религия и в чем ее сущность?», кот[орая] теперь, вероятно, печатается у Ч[ерткова].1
Несогласен я с вами только в одном и очень важном, а именно: действительно, в данное время, и особенно у нас в России,201 202 обман церковный и государственный составляют главное препятствие для установления или хотя бы приближения2 к христианской жизни, но нельзя сказать, чтобы борьба с этими обманами составляла бы главное дело христианина. Дело христианина, посредством которого он достигает всех целей, в том числе и той, к[оторая] теперь у нас в России предстоит ему, везде и всегда одно: разжигать свой огонь и светить им перед людьми. Обращение же всего своего внимания, всех своих усилий на какую-нибудь одну частную цель, как н[а]п[ример], на жизнь трудами рук, на проповедь или, как в данном случае, на борьбу с теми или другими обманами, есть всегда ошибка, подобная тому, что бы делал человек при наводнении, если бы вместо того, чтобы спускать воду из главного источника или работать над плотиной, удерживающей всю воду, делал бы преграды в своей улице, не видя того, что вода с других сторон зальет его.
Получив ваше письмо, я хотел писать вам, напоминая о том, что в борьбе надо быть мудрыми, как змеи, и кроткими, как голуби; но этого мало, надо не забывать ни на минуту главную общую цель и не отдаваться работе к достижению частной цели. Это не значит того, чтобы не бороться с обманами (когда знаешь, что они величайшее зло, невольно будешь делать это), но бороться только тогда, когда эта борьба является следствием общего стремления к совершенствованию. Еще сравнение: надо защитить дома от возможности пожаров сообщаться всем домам. Можно нарубить зеленых веток и натыкать их между домов. И это будет как будто действительно на день, два. Но можно посадить маленькие деревца, и, когда они укоренятся и вырастут, это будет действительно навсегда. Надо, чтоб в деятельности нашей были корни. А корни эти в нашей покорности воле бога, в нашей личной жизни, посвященной совершенствованию и увеличению любви.
Физическое здоровье мое всё плохо, но душевно мне очень хорошо, и могу работать и работаю, как умею, более серьезно ввиду близкого конца. Вас помню и люблю и боюсь за вашу горячность.
Мой привет брату.
Лев Толстой.
Впервые опубликовано без указания фамилии адресата, без обращения, под названием «Письмо о религиозном отношении к жизни», в «Свободном слове» 1902, 3, столб. 27—28.
О Федоре Христофоровиче Граубергере (1857—1919) см. т. 71.
Ответ на письмо Граубергера от 28 декабря 1901 г., в котором он высказывал свое отношение к религиозным вопросам, в связи с последней статьей Толстого «Единственное средство».
1 Статья напечатана в издании В. Г. Черткова «Свободное слово», № 75, 1902.
2 В подлиннике: приближению
1902 г. Января 20. Гаспра.
Владимир Васильевич,
Вы спрашиваете, на чем основано правило: мужу иметь одну жену и жене одного мужа, и находите, что отступление от этого правила может не представлять ничего дурного.
Ваше недоумение совершенно справедливо, если признавать правила о том, что мужу должно иметь одну жену и жене одного мужа, за правило религиозное, т. е. основное, абсолютное, не подлежащее исключениям. Но правило это не основное религиозное, а выводное из основного религиозного правила: любви к ближнему, поступания с ним так же, как хочешь, чтобы поступали с тобою; точно так же правило не воровать, не быть праздным, а работать (не работающий пусть не ест). Все эти правила, как и многие другие, суть указания мудрых религиозных учителей о том, что в практической жизни в различных отношениях вытекает из основного правила. В имущественном отношении вытекает правило не красть, в отношении способов кормиться — правило самому трудиться, а не пользоваться трудами других, в отношении столкновений между людьми правило не мстить, не воздавать обидчику тем же, а терпеть и прощать, в отношении половом: держаться мужу одной жены и жене одного мужа.
Религиозный учитель говорит, что, поступая так во всех этих отношениях, будет хорошо и лучше, чем поступать так, как принято в мире, что если бы и могли быть случаи, в которых неследование этим правилам не производило бы никакого203 204 зла, все-таки лучше следовать им, потому что отступление от этих правил производило и производит неисчислимые бедствия. Кроме того, и само правило это обосновано тем, что, имея одну жену и одного мужа, человек более приближается к христианскому идеалу целомудрия, чем отступая от него.
Желаю вам, как молодому человеку, наибольшего приближения к этому идеалу и всего истинно хорошего, состоящего только в внутреннем совершенствовании.
Лев Толстой.
Печатается по копировальной книге № 5, лл. 21—23, где отпечатана копия, сделанная О. К. Толстой.
Ответ на письмо Владимира Васильевича Егорова (Москва) от 3 января 1902 г.
1902 г. Января 22/февраля 4. Гаспра.
Chers et honorés confrères,
J’ai été très content de ce que le prix Nobel ne m’a pas été decerné. Primo, cela m’a délivré d’un grand embarras celui de disposer de cet argent qui, comme l'argent en général d’après ma conviction ne peut produire que du mal et, secondo, cela m’a procuré l’honneur et le grand plaisir de recevoir l’expression de sentiments sympathiques de la part de tant de gens, hautement estimés quoique personnellement inconnus.
Recevez, chers confrères, l’assurance de ma sincère reconnaissance ainsi que de mes meilleurs sentiments.
Léon Tolstoy.
Дорогие и уважаемые собратья,
Я был очень доволен, что Нобелевская премия не была мне присуждена. Во-первых, это избавило меня от большого затруднения — распорядиться этими деньгами, которые, как и всякие деньги, по моему убеждению, могут приносить только зло; а во-вторых, это мне доставило честь и большое204 205 удовольствие получить выражение сочувствия со стороны стольких лиц, хотя и незнакомых мне лично, но всё же глубоко мною уважаемых.
Примите, дорогие собратья, выражение моей искренней благодарности и лучших чувств.
Лев Толстой.
Печатается по копировальной книге № 5, л. 28, где отпечатана копия, сделанная О. К. Толстой. Впервые опубликовано в шведских газетах в феврале 1902 г. В переводе на русский язык перепечатано в «С.-Петербургских ведомостях» 1902, № 46 от 15 февраля. Сохранился черновик-автограф, окончательный текст которого полностью совпадает с письмом (на нем дата рукой О. К. Толстой: «20 января 1902 г.»).
Нобелевские премии впервые распределялись в 1901 г. Литературная премия была присуждена Шведской академией наук французскому поэту, представителю философской лирики, Сюлли Прюдому (1839—1907).
По этому поводу группа шведских литераторов и ученых прислала Толстому адрес-протест следующего содержания (перевод с французского): «Ввиду впервые состоявшегося присуждения Нобелевской премии в литературе мы, нижеподписавшиеся писатели, художники и критики Швеции, хотим выразить Вам наше преклонение. Мы видим в Вас не только глубоко чтимого патриарха современной литературы, но также одного из тех могучих и проникновенных поэтов, о котором в данном случае следовало бы вспомнить прежде всего, хотя Вы, по своему личному побуждению, никогда не стремились к такого рода награде. Мы тем живее чувствуем потребность обратиться к Вам с этим приветствием, что, по нашему мнению, учреждение, на которое было возложено присуждение литературной премии, не представляет в настоящем своем составе ни мнения писателей-художников, ни общественного мнения. Пусть знают за границей, что даже в нашей отдаленной стране основным и наиболее сильным искусством считается то, которое покоится на свободе мысли и творчества».
Ответ Толстого послан на имя проф. Оскара Левертина.
1902 г. Января 25? Гаспра.
Благодарю за известия, хотя неполные, о моих трех вопросах.1 Здоровье всё то же. На днях был приступ, теперь лучше. Телесный я спорит с духовным, отвращаясь от смерти. Но мне очень хорошо. Желаю вам всего истинно хорошего.
Л. Т.
Датируется по почтовому штемпелю. Впервые опубликовано в книге А. Б. Гольденвейзера «Вблизи Толстого», I, М. 1922, стр. 82.
Об Александре Борисовиче Гольденвейзере (р. 1875) см. т. 72, стр. 446.205
206 1 Письмо Гольденвейзера неизвестно. Вероятно, Толстой благодарил за исполнение поручений, данных Гольденвейзеру при его отъезде из Гаспры в Москву.
1902 г. Января 31. Гаспра.
<Сер. Ник. Т.> Лазарево, Московско-Курской, Графу Толстому.
Радостно быть на высоте готовности к смерти, с которой легко и спокойно <и меньш> переменишь форму жизни.1 И мне не хочется расставаться с этим чувством, хотя доктора и говорят, что болезнь повернула к лучшему.2 <Лев Толстой>.3
Чувствую твою любовь и радуюсь ей.
Левочка.4
31 янв.
1902 г.
Телеграмма. Написана рукой П. А. Буланже, подпись собственноручная. Дата проставлена М. Л. Оболенской. Впервые опубликовано в Б, IV, стр. 59.
Ответ на телеграмму C. Н. Толстого: «Хочу ехать, боюсь не доеду. ради бога, телеграфируйте».
1 Начавшееся у Толстого 25 января 1902 г. ползучее воспаление легких трудно поддавалось лечению. Температура доходила до 40°. Положение несколько дней было критическим. Лечили доктора: И. Н. Альтшуллер, К. В. Волков, С. Я. Елпатьевский и В. А. Щуровский. Два раза в день устраивался консилиум, ночью дежурили врач и кто-либо из семейных.
2 30 января наступило временное улучшение.
3 Эта подпись сделана рукой П. А. Буланже.
4 Текст телеграммы был написан на одной стороне листа почтовой бумаги. На телеграф была отправлена копия, а на подлиннике М. Л. Оболенская написала С. Н. Толстому: «Милый дядя Сережа, во время всей своей болезни папа постоянно тебя поминает и сегодня захотел послать тебе телеграмму, которую ты уже получил, но которую прилагаю, потому что папа захотел сам ее подписать и, лежа, с большим трудом подписал: «Левочка». Когда он диктовал тебе эту телеграмму, он под конец очень взволновался и заплакал».
1902 г. Февраля 3. Гаспра.
Милая М[арья] А[лександровна], я второй раз испытываю, чтò вы хорошо знаете, как радостна близость к смерти.
Письмо к C. Н. Толстому
Не говоря о любви окружающих, находишься в таком светлом состоянии, что переход кажется не только не странным, но самым естественным. Доктора говорят, что могу выздороветь, но когда я в хорошем духе, — мне жалко терять, что имею.
Прощайте, благодарю вас за любовь, которая много раз утешала меня.
Ваш брат и друг Лев Толстой.
Печатается и датируется по машинописной копии (сверено с рукописной копией М. Л. Оболенской). Написано под диктовку. Отрывок опубликован в книге В. А. Жданова «Любовь в жизни Льва Толстого», 2, стр. 197. Впервые опубликовано полностью в книге Е. Е. Горбуновой-Посадовой «Друг Толстого, Мария Александровна Шмидт», М. 1929, стр. 89.
О Марии Александровне Шмидт (1843—1911) см. т. 64, стр, 55.
1902 г. Февраля 10. Гаспра.
Жалею, что сказал слово, кот[орое] огорчило тебя. Человек не может быть чужд другому, особенно когда так близко связан, как я с тобою.
О прощении речи не может быть, конечно.
Печатается по Записной книжке. Вписано рукой М. Л. Оболенской, датировано ею же. Впервые опубликовано в т. 54, стр. 263.
Поводом к разногласиям между Толстым и его сыном Львом Львовичем послужило новое выступление Л. Л. Толстого на литературном поприще. В 1902 г. в издававшемся под редакцией И. И. Ясинского журнале «Ежемесячные сочинения» (№№ 1—12) печатался роман Л. Л. Толстого «Поиски и примирение». В роман введен автобиографический элемент; прототипами некоторых персонажей послужили лично известные автору последователи Толстого, изображенные в романе в весьма непривлекательных чертах. Публикации предшествовала реклама в «Биржевых ведомостях» (1901, № 343 от 16 декабря, № 346 от 19 декабря). Было объявлено, что в романе «Льва Толстого-сына» изображено «толстовство».
29 января Лев Львович приехал в Гаспру. «Когда он вошел ко Льву Николаевичу, Лев Николаевич сказал ему, что ему трудно говорить, а всё, что он думает и чувствует, он написал в своем письме, и передал письмо сыну. Лев Львович прочел письмо тут же в комнате Льва Николаевича, потом вышел в соседнюю и на глазах у всех сидевших там (между207 208 прочим, Софьи Николаевны Толстой) разорвал письмо умирающего отца на мелкие кусочки и бросил в сорную корзину» (А. Б. Гольденвейзер, «Вблизи Толстого», I, стр. 87—88). Содержание этого письма неизвестно. О комментируемом письме см. запись от 10 февраля 1902 г. в дневнике С. А. Толстой («Дневники С. А. Толстой», кн. 3).
1902 г. Февраля 23. Гаспра.
Здравствуйте, дорогой внучек, здоровье всё идет на поправку, стараюсь, чтобы духовно не шло на убыль. Грустно не видеть вашей желтой курточки и не слышать неслышных шагов.
Скажите М[арье] В[икторовне],1 что я прошу ее простить меня за то, что был поводом такой долгой разлуки с вами. То, что вы мне были в самое физически тяжелое время так полезны и приятны, пусть будет за меня хоть отчасти заступничеством. Пишите почаще и больше. Мне дорого всё касающееся вас. Прощайте, братски целую вас.
Л. Т.
Печатается и датируется по машинописной копии (сверено с рукописной копией М. Л. Оболенской). Написано под диктовку. Впервые опубликовано в статье П. А. Буланже «Нежная душа» — «Утро России» 1911, № 257 от 8 ноября.
Павел Александрович Буланже приехал в Крым 30 января, после известий о тяжелом заболевании Толстого. Прожил в Гаспре по 22 февраля. См. его воспоминания «Болезнь Л. Н. Толстого в 1901—1902 гг.» — Минувшие годы» 1908, 9.
1 Мария Викторовна Буланже, жена П. А. Буланже.
1902 г. Февраля 24. Гаспра.
Милый П[авел] А[лександрович], нынче мне опять лучше, и, хороший или дурной признак, — духовная спячка. Жду ваших писем. Пишите, когда свободны, и всё, что придет в голову, только не хвалите меня. Прощайте, целую вас. Привет М[арье] В[икторовне].
Л. Т.
Печатается и датируется по рукописной копии М. Л. Оболенской. Написано под диктовку.
1902 г. Февраля 25. Гаспра.
Дорогой П[авел] А[лександрович], нынче опять день хуже, в особенности по самочувствию. Нового в физическом отношении ничего нет. Получил ваше письмо из Лозовой,1 был рад, продолжайте так же. Целую вас. Привет М[арье] В[икторовне] и ее матушке. (За папа подписываюсь, чтобы его не беспокоить.)
Л. Т.
Печатается и датируется по машинописной копии, сверено с рукописной копией М. Л. Оболенской. Написано под диктовку, очевидно, М. Л. Оболенской.
1 Письмо П. А. Буланже от 23 февраля, по дороге из Крыма в Москву.
1902 г. Февраля 27. Гаспра.
Дорогой П[авел] А[лександрович], вчера был большой жар до 38,3 и 108 пульс, продолжавшийся часов 6. Нынче лучше. Это ухудшение мне полезно. Я невольно стал с нетерпением ждать выздоровления, — теперь же решил, что надо жить только настоящим, а настоящее очень хорошо. Хоть годà так жить. Одно мучает, что мучаешь окружающих. Прощайте, привет вашим.
Л. Т.
Решил жить настоящим, и мне стало гораздо лучше.
Печатается и датируется по машинописной копии (сверено с рукописной копией Е. В. Оболенской). Впервые опубликовано в статье П. А. Буланже «Нежная душа» — «Утро России» 1911, № 257 от 8 ноября.
1902 г. Февраля 28. Гаспра.
Дорогой П[авел] А[лександрович],
Нынче видел объявление «Образования»,1 и очень не хорошо. Выходит, что я присвоил себе произведение Костомарова, и209 210 редакция совершенно права, тогда как надо было напечатать, что это произведение Костомарова, с приделанным к нему Л. Н. Толстым заключением. Для этого же им надо прежде всего получить разрешение наследников Кост[омарова], а еще тогда вдова Кост[омарова] не желала дать этого разрешения.2
Пожалуйста, так и внушите им и напечатайте опровержение их объявлению.3 Здоровье ныне не дурно, хорошо спал, и также спокоен, на всё, кажется, одинаково готов. Жалею только, что очень поглупел. Целую вас, привет вашим. От вас из Москвы еще не было ни одного письма.
Л. Т.
Печатается и датируется по машинописной копии (сверено с рукописной копией М. Л. Оболенской). Написано под диктовку.
1 Редактор журнала «Образование» А. Я. Острогорский, получив разрешение на опубликование написанного Толстым окончания легенды Н. И. Костомарова «Сорок лет» (см. письмо № 202), поместил в периодической печати объявления о том, что в февральском номере «Образования» будет напечатан рассказ гр. Л. Н. Толстого «Сорок лет».
2 Алина Леонтьевна Костомарова (1830—1908). О переписке Толстого с ней по этому вопросу см. т. 63.
3 В февральском номере «Образования» легенда была напечатана за подписью «Гр. Л. Н. Толстой», но с примечанием редакции, что легенда «Сорок лет» была напечатана в 1876 г. историком Н. И. Костомаровым, Толстой же значительно сократил ее и написал другой конец (XIV главу). Сообщалось также, что легенда печатается с разрешения А. Л. Костомаровой. Подробнее об этом см. в т. 26, стр. 698—699.
1902 г. Марта 1. Гаспра.
Вчера был опять сильный жар, 37 и 9 и пульс выше ста. Спал дурно; но нынче с утра мне хорошо, лучше прежнего. В сущности, положение то же, что и при вас. Доктора говорят, что идет к лучшему, я не имею основания им не верить и не позволяю себе мечтать о выздоровлении, а довольствуюсь тем, что есть. Мне хорошо и спокойно, только жаль окружающих и совестно за исключительную роскошь, которой пользуюсь. Получил нынче первое письмо от вас.1 Прощайте.
Лев Толстой.210
211 Печатается и датируется по машинописной копии (сверено с рукописной копией Е. В. Оболенской). Написано под диктовку.
1 Первое из Москвы письмо П. А. Буланже — от 25 февраля 1902 г.
1902 г. Марта 2. Гаспра.
Дорогой Павел Александрович, вчерашние сутки были хороши: температура не доходила до 37, спал порядочно; нынче аппетит прекрасный, не знаю, что будет нынче, но температура поднимается, доктора находят, что всё подвигается к лучшему. Боюсь, что[бы] из-за объявления «Образования» не огорчить и не обидеть кого-нибудь. Пожалуйста, смягчите, что можно, с свойственной вам добротой. От вас всё только одно письмо. Мне продолжает быть хорошо. Прощайте, привет вашим.
Лев Толстой.
Печатается и датируется по машинописной копий (сверено с рукописной копией Е. В. Оболенской и М. Л. Оболенской). Написано под диктовку.
1902 г. Марта 3. Гаспра.
Дорогой Лев Бернардович,
Получил сегодня ваше милое письмо и очень благодарен за него, так же, как и за готовность помочь мне.
К счастью, теперь мне ничего не нужно, и болезнь идет нормальным ходом к улучшению. Я просил пользующего меня врача Волкова написать вам подробности. Его описание вы найдете на последней странице этого листка.1
То, что теперь нет надобности в вашей помощи, не мешает мне быть вам в высшей степени благодарным и за тот приезд и за вашу внимательную заботливость обо мне. Я всё еще так слаб, что не могу ворочаться сам на постели и не могу писать,211 212 но мне все-таки нe хотелось оставить письма вашего без ответа, и я диктую жене.
Желаю вам всего лучшего.
Искренно благодарный вам
Лев Толстой.
Печатается и датируется по машинописной копии (сверено с рукописной копией М. Л. Оболенской). Подлинник написан рукой С. Л. Толстой, подпись собственноручная.
По просьбе С. А. Толстой Л. Б. Бертенсон приезжал в Гаспру в январе 1902 г. (22—24 января), принимал участие в лечении и уехал накануне заболевания Толстого воспалением легких. О встречах Бертенсона с Толстым см. в его «Страничке к воспоминаниям о Л. Н. Толстом» — «Сборник воспоминаний о Л. Н. Толстом», изд. «Златоцвет», М. 1911, стр. 81—92, где на стр. 90 впервые опубликовано комментируемое письмо.
Ответ на письмо Бертенсона от 26 февраля 1902 г.
1 Приписка К. В. Волкова в копии не воспроизведена.
1902 г. Марта 3. Гаспра.
3-го марта 1902 г.
Гаспра, 7 час. вечера.
Милый Павел Александрович,
вчера температура не поднялась выше 37,2, и общее состояние заметно улучшается, одно — тоска по ночам и недостаточно сна. Ну, вот и всё о моем физическом состоянии. Получил нынче ваше длинное и хорошее второе письмо. Зацепина я знаю, и очень хорошо передать ему столовую;1 но бесконечное число раз важнее не обидеть Сильняка, потому что это первое и единственное дело в жизни — не раздражать людей, а увеличивать в них любовь. Я в первый раз вполне ясно понял это во время моей болезни. Надо выучиться бросать все свои личные планы, если только при исполнении их нарушается любовь. Я удивляюсь, что вы не получили ни одного письма; я написал вам на другой день вашего отъезда и продолжал писать каждый день, до сегодняшнего дня. Прощайте, целую вас.
Л. Толстой.
Подлинник написан и датирован рукой Е. В. Оболенской, подпись собственноручная. Впервые опубликовано в статье П. А. Буланже «Нежная душа» — «Утро России» 1911, № 257 от 8 ноября.212
213 1 В письме от 27 февраля 1902 г. Буланже сообщал о намерении А. Т. Зацепина (см. о нем т. 68) купить вегетарианскую столовую, дела которой находились в затруднительном положении. См. об этом письма №№ 166 и 167.
1902 г. Марта 6. Гаспра.
Дорогой П[авел] А[лександрович], вчера получил вашу телеграмму с дороги в Петербург1 и потому пропустил один день. Значительно нового ничего нет, t° не поднимается до 37 и пульс maximum 95; чувствую себя бодрее, но всё еще не могу ни ворочаться, ни писать, да и писать не хочется. Выноска в «Образовании» совершенно удовлетворительна,2 только напрасно они публиковали о повести Толстого. — А всё обидно, что на 12 писем не имею ни одного ответа. Целую вас. Что милый Михайлов? Давно ничего не знаю про него.
Л. Т.
Печатается и датируется по машинописной копии (сверено с рукописной копией М. Л. Оболенской). Написано под диктовку.
1 Телеграмма из Клина по поводу публикации легенды «Сорок лет».
2 См. прим. 3 к письму № 220.
1902 г. Марта 6/19. Гаспра.
Cher Monsieur Pottecher,
Je vous remercie beaucoup pour l’envoi de vos pièces, je ne les ai reçu qu’à présent, au moment où je suis alité après une maladie sérieuse, que je viens de faire et ne puis répondre de ma main et que brièvement à votre lettre.
Je connais vos travaux et les approuve et les admire depuis longtemps. Je suis pleinement convaincu que vous réussirez et aurez une grande et bienfaisante influence sur la régénération du théâtre, qui de jour en jour devient un amusement pour les oisifs et se détourne de plus en plus de sa véritable destination.
Je suis convaincu que vous réussirez parceque l’oeuvre à213 214 laquelle vous travaillez est une oeuvre d’abnégation inspirée par le désir de servir le peuple, qui nous a donné tout ce que nous possédons.
Recevez, Monsieur, l’assurance de mes sentiments sympathiques.
Léon Tolstoy.
Дорогой господин Потшер,
Очень благодарю вас за присылку ваших пьес, получил их только сейчас, лежа в постели, после только что перенесенной серьезной болезни, а потому не могу ответить на ваше письмо собственноручно и должен быть очень кратким.
Я знаю ваши труды, одобряю их и давно ими любуюсь. Совершенно уверен, что вы достигнете успеха и будете иметь большое и благотворное влияние на возрождение театра, который изо дня в день превращается в забаву для праздных людей и всё более и более отклоняется от своего истинного назначения.
Убежден, что вы достигнете желаемого, ибо дело, которому вы служите, это дело самоотвержения, вдохновленное желанием служить народу, давшему нам всё, что мы имеем.
Примите, милостивый государь, выражение моей симпатии.
Лев Толстой.
Печатается и датируется по машинописной копии. Написано под диктовку. Большой отрывок опубликован в переводе на русский язык в «Литературном наследстве» 1937, № 31-32, стр. 1012.
Морис Потшер (р. 1867) — французский драматург, основатель первого народного театра во Франции. См. об этом театре в книге Ромэна Роллана «Народный театр», М.—П. 1919, стр. 56—57.
Ответ на письмо Потшера от 19 сентября н. ст. 1901 г., в котором он рассказывал о работе над устройством Народного театра и выражал свое глубокое уважение Толстому.
В яснополянской библиотеке сохранилась его книга: «Le Théâtre du Peuple, Renaissanse et Destinée du Théâtre Populaire», Paris [«Народный театр, его возрождение и задачи», Париж], 1899, с дарственной надписью автора.
1902 г. Марта 8. Гаспра.
Милый Павел Александрович,
Т° несколько дней не поднимается выше 37, пульс иногда учащается даже до 108, но на короткое время и ровный, без214 215 перебоев. Мне всё так же хорошо, всё так же окружен любовью людей. Нынче получил ваше третье письмо в письме к Маше.1 Прощайте, пишите же чаще. Целую вас.
Лев Толстой.
Нынче уезжает Ив[ан] Моис[еевич],2 и с завтрашнего дня будет помогать молодой врач армянин.3
Печатается и датируется по машинописной копии (сверено с рукописной копией М. Л. Оболенской). Написано под диктовку.
1 Эти письма П. Л. Буланже неизвестны.
2 Иван Моисеевич Сивицкий (р. 1866). См. т. 54, стр. 593—595.
Судя по «Ежедневнику» С. А. Толстой и по Календарному блокноту, Сивицкий уехал не 8, а 9 марта вместе с Е. В. Оболенской.
3 Доктор Амазасп Оганесович (Иванович) Оганджаньян (р. 1874). См, т. 54, стр. 598.
1902 г. Марта 10/23. Гаспра.
10/23 März 1902.
Lieber Herr von Polenz,
Herzlich danke ich Ihnen für die Sendung Ihrer Bücher, mit denen Sie mir eine grosse Freude bereiten. Ausser Ihrem schönen Roman «Der Büttnerbauer», den ich nicht genug lieben kann, kenne ich noch den «Grabenhäger», in welchem ich dasselbe Talent und dieselbe Wahrhaftigkeit gefunden habe, obwohl mich die Tendenz desselben nicht völlig befriedigt.
Alles was Religion anbetrifft interessirt mich lebhaft und ganz besonders hätte gewünscht Ihre Ansichten über dieselbe zu erfahren, daher bedaure sehr, dass Sie mir Ihren religiösen Roman «Der Pfarrer von Breitendorf» unserer russischen Censur halber nicht zu senden konnten.
Indess mir könnte geholfen werden, wenn Sie so freundlich sein wollen das Buch an untenstehende Adresse zu senden, es würde dann sicher in meine Hände gelangen, da Herr von Malzoff1 alle Drucksachen censur frei aus dem Auslande bezieht.
Obwohl ich mich auf dem Wege der Besserung befinde, bin ich in Folge meiner schweren Krankheit doch noch so schwach, dass die Feder nicht führen kann, sonder mich fremder Hilfe bedienen muss.215
216 Indem ich Ihnen besten Erfolg wünsche in Ihren fernern literarischen Bestrebungen, verbleibe mit herzlichen Grusse
Ihr Sie werthschätzender
Leo Tolstoy.
10/23 марта 1902.
Дорогой господин Поленц,
Сердечно благодарю вас за присылку ваших книг, которыми доставили мне большое удовольствие. Кроме вашего прекрасного романа «Крестьянин», для которого я не нахожу достаточно хвалебных слов, я знаю еще «Землевладельца», в котором я нашел тот же талант и ту же правду, хотя тенденция его не вполне меня удовлетворяет.
Всё, что касается религии, меня живо интересует, и мне особенно хотелось бы узнать ваши взгляды, поэтому очень сожалею, что из-за русской цензуры вы не смогли прислать мне ваш религиозный роман «Деревенский священник».
Но вот что можно было бы сделать: если вы будете так добры послать эту книгу по прилагаемому адресу, то она наверное попадет мне в руки, так как господин Мальцов1 получает из-за границы всё печатное без цензуры.
Хотя я и нахожусь на пути к выздоровлению, но вследствие тяжелой болезни еще так слаб, что не могу водить пером и должен пользоваться посторонней помощью.
Желая вам наилучшего успеха в ваших дальнейших литературных замыслах, остаюсь с сердечным приветом
глубоко уважающий вас
Лев Толстой.
Печатается и датируется по машинописной копии (сверено с рукописной копией М. Л. Оболенской). Написано под диктовку. Дата копии, очевидно, — дата подписания подлинника; продиктовано письмо 9 марта (см. т. 54, стр. 301).
Вильгельм фон Поленц (1861—1903) — немецкий беллетрист, драматург. Отзывы Толстого о нем см. в Предисловии к роману Поленца «Крестьянин», т. 34; в письме к В. Г. Черткову от 30 ноября 1901 г., т. 88; в письме 1903 г. к автору книги о Поленце Ильгенштейну, т. 74.
В яснополянской библиотеке сохранились следующие книги Поленца на немецком языке: «Der Grabenhäger», два тома; «Junker und Fröhner Dorftragödie», 1901; «Luginsland. Dorfgeschichten», 1901.
Ответ на письмо Поленца от начала марта 1902 г. (письмо не датировано). Выражая сочувствие Толстому в его болезни и радость по случаю наступившего выздоровления, Поленц писал (перевод с немецкого): «Может быть, теперь вы имеете желание, граф, прочитать что-нибудь из сочинений подписавшегося. Я тем более осмеливаюсь надеяться на это, что, как я узнал из прессы, вы исключительно милостиво высказались о моем216 217 романе «Крестьянин». Поэтому я позволил себе поручить моему издателю в Берлине, Ф. Фонтану, послать вам мои сочинения о крестьянах, которыми вы очень интересуетесь и которых так глубоко понимаете».
1 См. прим. 5 к письму № 237.
1902 г. Марта 14. Гаспра.
14 марта 1902. Гаспра.
Крым. Ст. Кореиз.
Хотя я еще лежу и не могу писать, милый Арвид, не хочу оставить вашего письма без ответа. Как хорошо que vous persévérez.1 Претерпевый до конца спасен будет. Как часто мы губим хорошее дело именно тем, что отчаиваемся в середине, а часто и в конце его. Особенно это хорошо у вас, в вашем матерьяльно трудном положении, хотя, собственно, самые трудные и сложные материальные условия ничего, ровно ничего не весят в сравнении с требованиями духовной жизни для того, кто живет ею.
Как бы хорошо было, если бы ваши финляндцы перенесли средства борьбы из патриотических интересов в общие, вечные. Не отказывались бы от военной службы в известных условиях, а совсем, как от дела противного не только христианству, но и самой нетребовательной совести. Отказы от военной службы всё чаще и чаще повторяются, как распускающиеся в разных местах почки весной. Я так и умру с уверенностью, что «близко, при дверях» изменение всего существующего строя от лжи и насилия к разуму и любви не только в Финляндии или России, но во всем христианском мире. Вы, верно, знаете про отказы во Франции и в Болгарии.
Рад был узнать про Ольгу Константиновну.2 Я хотел несколько раз ей отвечать, но не знал ее адреса. Хотелось бы знать, как ей живется. Передайте ей мою любовь. Прощайте, пишите хоть изредка.
Искренно любящий вас
Лев Толстой.
Очень благодарю вас за ваш портрет.3
Печатается и датируется по рукописной копии. Написано под диктовку. Впервые опубликовано в книге Арвида Ернефельта «Мое пробуждение», М. 1921, стр. XXV.
Об Арвиде Александровиче Ернефельте (1861—1933) см. т. 68.
Ответ на письмо Ернефельта от 14 марта н. ст. 1902 г., в котором он подробно писал о волнениях в Финляндии, вызванных манифестом 29 июня 1901 г., утвердившим для Финляндии новый устав о воинской повинности.
1 [что вы продолжаете быть стойким.]
2 О. К. Клодт.
3 Портрет (фотография) Ернефельта находится в яснополянском кабинете Толстого.
1902 г. Марта 15. Гаспра.
Я чувствую себя перед тобой виноватым, милая Лизанька, за то, что до сих пор ни разу не писал тебе. Это единственная маленькая приятность, которую я мог бы тебе сделать взамен за то большое добро, которое ты сделала мне. Я говорю не только о матерьяльной помощи, которую ты так хорошо умеешь подавать, но о том главном — увеличении любви — которое ты производишь всем своим существом. В самый сильный период моей болезни мне вдруг так ясно стало, что всё на свете пустяки и не стоит внимания, кроме одного — увеличения любви в себе и других людях, что это должно быть постоянной целью нашей жизни. Теперь плоть вновь забирает свои права, и я уже не так всей душой чувствую это, хотя ни минуты не сомневаюсь в истине этого и всеми силами стараюсь закрепить это в себе.
На днях я вспомнил место из евангелия, где говорится о бедствиях, ожидающих род человеческий: войны, моры, глады, — и последнее, как самое ужасное бедствие: — «и охладеет в людях любовь». Вот против этого-то и надо бороться.
Положение мое всё то же, как при тебе: худоба, слабость и, слава богу, — всё душевное спокойствие. О подробностях, верно, напишет Маша.
Целую Сашу1 и кланяюсь твоим хозяевам.2 Целую тебя, вспоминаю, как ты бегала вокруг стола за доктором для Николиньки.3
Твой друг и дядя
Л. Толстой.218
219 Печатается и датируется по машинописной копии (сверено с рукописной копией М. Л. Оболенской). Написано под диктовку. Дата копии совпадает с записью в Календарном блокноте от 15 марта 1902 г. (см. т. 54).
Елизавета Валерьяновна Оболенская (1852—1935) — племянница Толстого, дочь Марии Николаевны и Валерьяна Петровича Толстых. С 1871 г. замужем за Леонидом Дмитриевичем Оболенским (1844—1888). Автор воспоминаний о Толстом, часть которых опубликована в журнале «Октябрь» 1928, 9, стр. 207 и сл., и в «Летописях Государственного Литературного музея», кн. 2, М. 1938, стр. 279—331; в книге 12 «Летописей», М. 1948, стр. 125 и сл. опубликованы письма Е. В. Оболенской к ее дочери, М. Л. Маклаковой, с сведениями о Толстом. Сохранилось только это письмо Толстого к Е. В. Оболенской. Были написаны еще два. Первое — перед ее замужеством, когда Елизавета Валерьяновна просила Толстого приехать и убедить мать дать согласие на брак с Л. Д. Оболенским. Второе — во время тяжелой болезни ее сына Николая, когда опасались за его жизнь. Оба письма утеряны, копии с них не сохранились.
Оболенская приехала в Гаспру 25 января и оставалась там, ухаживая за больным Толстым, до 9 марта.
1 Александра Леонидовна Долинино-Иванская (р. 1876), дочь Е. В. Оболенской.
2 Михаил Андреевич и Елена Михайловна Долинино-Иванские. Оболенская проехала из Гаспры в их имение Карамышево, Крапивенского уезда Тульской губ.
3 Толстой вспомнил детскую игру, любимую детьми М. Н. Толстой. Елизавете Валерьяновне было в то время лет семь. Сестра ее Варенька изображала больную, брат Николенька — доктора, а Лизанька «ездила» (бегала вокруг стола) за доктором для больной. (По воспоминаниям Е. В. Оболонской.)
1902 г. Марта 15. Гаспра.
Милый Николай Васильевич, получил фотографию с вашей картины и очень вам за это благодарен. Картина так же мне нравится, как и прежние. Особенно хороши покупатель, его молодец и сама корова. Жаль, что остальные лица повторяют прежние. Еще больше жаль, что не удалось вам написать задуманного. Ваши сюжеты всегда так важны, и вы так хорошо умеете рассказать то, что хотите, — живописью.
Я еще лежу и не могу писать своей рукой. Желаю вам всего лучшего.
Лев Толстой.219
220 Печатается по машинописной копии (сверено с рукописной копией М. Л. Оболенской). Написано под диктовку. Дата копии «18 марта», очевидно, ошибочна; датируется по записи в Календарном блокноте от 15 марта 1902 г. (см. т. 54).
Николай Васильевич Орлов (1863—1924) — художник, автор ряда картин из крестьянской жизни. Несколько фотографий с его картин находятся в яснополянском кабинете Толстого. В 1908 г. Толстой написал предисловие к альбому картин Орлова «Русские мужики», изд. Т-ва Р. Голике и А. Вильборг, СПб. 1909. «Орлов мой любимый художник, а любимый он мой художник потому, что предмет его картин — мой любимый предмет. Предмет этот — это русский народ, настоящий русский мужицкий народ», — писал Толстой в этом предисловии (см. т. 37).
Ответ на письмо Орлова от 2 марта 1902 г. с сообщением, что картину, о сюжете которой он лично говорил с Толстым, ему написать не удалось и что он написал картину «Недоимка», фотографию с которой приложил к письму.
1902 г. Марта 18. Гаспра.
Дорогой П[авел] А[лександрович]. Не стал писать вам каждый день, узнав из письма вашего, что вы всё в разъездах, и не получая от вас писем. Теперь же думаю, что вы в Москве, и письма ваши получаю. Вчера одно и сегодня другое,1 что мне было очень приятно. Здоровье понемногу поправляется, но очень понемногу. Всё еще лежу, хотя понемногу начинаю сам ворочаться. Очень тронула меня записка вашей жены. Хорошо тоже, что вам естественно случилось поговорить о самом важном с вашим Колей,2 хотя не следует приписывать особенной важности таким разговорам с такими детьми. Уход за мной всё такой же идеальный и физически и нравственно. Лежу и ничего не делаю и совершенно неожиданно для меня всё обдумываю самую неинтересную для меня вещь — Хаджи-Мурата.3 — Передайте мою любовь Дунаеву, Михайлову и Ив[ану] Ив[ановичу] и напишите про них. Вообще пишите почаще, не утруждая себя, — мне так радостно общение с вами.
Л. Т.
Печатается и датируется по машинописной копии (сверено с рукописной копией H. Л. Оболенского). Написано под диктовку. Впервые опубликовано в статье П. А. Буланже «Нежная душа» — «Утро России» 1911, № 257 от 8 ноября.220
221 1 В архиве сохранилось письмо Буланже от 13 марта с запиской от его жены. См. прим. 2.
2 Второе письмо, в котором Буланже описывал свой разговор с сыном, неизвестно.
3 Работа над «Хаджи-Муратом» продолжалась с перерывами до 1904 г. С особенным напряжением работал Толстой над повестью с весны 1902 г. до лета 1903 г. См. т. 35.
1902 г. Марта 18/31. Гаспра.
18/31 Mars 1902.
Monsieur,
Je n’ai jamais dit, ni pu dire ce que m'attribue faussement Mr. Essebac, car j’ai toujours éprouvé le plus grand dégoût pour ce qui d’après cette fausse citation constitue le grand charme de l’amour.
Recevez, Monsieur, l’expression de mes sentiments les plus distingués.
Léon Tolstoy.
18/31 марта 1902.
Милостивый государь,
Я никогда не говорил и не мог сказать того, что мне ложно приписывает г. Ессебак, так как я всегда испытывал сильнейшее отвращение к тому, что, согласно этой ложной цитате, составляет великое очарование любви.
Примите, милостивый государь, выражение моих лучших чувств.
Лев Толстой.
Печатается по машинописной копии (сверено с рукописной копией М. Л. Оболенской). Написано под диктовку.
Ответ на письмо Эдуарда Боти из Парижа от 23 марта н. ст. 1902 г. При письме Боти прислал проспект-рекламу книги Achille Essebac, «Luc». Эпиграфом к проспекту и, очевидно, к самой книге поставлено высказывание, приписанное Толстому: «L’amour sensuel est bon pour les charretiers et l’amour platonique pour les imbéciles. Le plus grand charme de l’amour consiste en combinaisons étranges et en situations hors nature» [«Чувственная любовь хороша для ломовых извозчиков, а любовь платоническая для глупцов. Наибольшее очарование любви в странных сочетаниях и необычайных положениях»]. Боти выражал уверенность, что текст этот не принадлежит Толстому, и просил подтвердить это.
1902 г. Марта 20. Гаспра.
Дорогой Павел Александрович,
Спасибо, что пишете, нынче получил ваше письмо с запиской на ремингтоне.1
Мое положение почти всё то же, доктора говорят, что есть больное место в рубль серебряный, завтра ставят на него мушку. Неприятно только то, что в середине ночи от 12—4 бывает тоска, бессонница и даже упадок духа. Остальное время всё хорошо. Лежу, подумываю, поглядываю на небо и на моих добрых нянек и ничего не желаю лучшего.
Продолжайте писать, когда вздумаете, люблю ваш почерк и то, что им написано, и того, кто им пишет.
Прощайте, иду спать.
Л. Т.
Печатается и датируется по машинописной копии. Написано под диктовку. Впервые опубликовано в статье П. А. Буланже «Нежная душа» — «Утро России» 1911, № 257 от 8 ноября.
1 Письмо и записка неизвестны.
1902 г. Марта 20. Гаспра.
Маша тебе, верно, всё написала о моем здоровьи. Мне же тебе давно хочется написать то, что я думал о тебе в самое близкое к смерти время моей болезни. Но теперь писать мне трудно и не выйдет так, как я тогда думал. Как ты счастлив, что живешь и болеешь без докторов, мной же завладели. А думаю, что без них я бы скорее выздоровел или умер. Прощай пока. Целую Марью Михай[ловну] и Верочку.
Приписка к письму М. Л. Оболенской (сохранился лишь конец ее письма). Дата письма названа в ответном письме C. Н. Толстого от 31 марта 1902 г.
1902 г. Марта середина. Гаспра.
Это хорошо, что вы себя ругаете,1 но надо себя и в руках держать и муштровать, тогда только growing pains2 дадут настоящий, духовный growing.3 Маша, вероятно, пишет вам обо мне. Перемены так незначительны, что их не замечаешь. Главное, каюсь, жалею, что не могу писать, что хочется. От Поленца получил письмо и все его сочинения, за исключением его религиозного романа, который запрещен в России. Но я через Классена4 и Мальцова5 получил его, читаю и восхищаюсь. Как это несравненно выше той нашей литературной дребедени, которой все восхищаются. Я не дочел еще романа, но думаю, что угадываю его содержание и одобряю. Он посвящен Эгиди6 и называется «Der Pfarrer von Breitendorf».7 Хорошо бы, если бы вы могли достать и дать перевести, разумеется, с сокращениями. Он прошел бы, как прошел Роберт Ельсмер,8 — как мне кажется, гораздо менее серьезный, чем роман Поленца. Пишите почаще. Ваши письма одно из моих больших удовольствий. Дружеский привет вашей жене. Что молодежь Русановы? Милый Коля? В техническом? Ну, прощайте.
Л. Т.
Печатается по машинописной копии (сверено с рукописной копией М. Л. Оболенской). Основание датировки: в письме к Поленцу от 10 марта 1902 г. (см. письмо № 229) Толстой просил выслать книгу на имя Мальцова, а в комментируемом письме он сообщает, что книга уже получена.
1 Письмо Буланже, на которое отвечает Толстой, неизвестно.
2 [боли роста]
3 [рост.]
4 Карл Христианович Классен, управляющий имением гр. Паниной.
5 Вероятно, Иван Сергеевич Мальцов, флигель-адъютант. Жил в Симеизе. Имел право получать заграничные издания без цензурного просмотра. Толстой был знаком с ним.
6 Христофор Мориц фон Эгиди (1847—1898), немецкий писатель. Находился под влиянием Толстого.
7 «Деревенский священник».
8 Humphry Ward, «Robert Elsmer». Русский перевод: Гемфри Уард, «Отщепенец» — «Книжки Недели» 1889, 1—10.
1902 г. Марта 23. Гаспра.
Здравствуйте, милый друг Поша и милый друг Паша. Очень рад, что у вас благополучно родилась девочка.1 Уверен, что прибавление вашего семейства увеличит ваши труды, но не изменит склад вашей жизни, кот[орая] вам кажется такой неудовлетворительной, а нам такой хорошей, желательной. Я завтра 2-й месяц в постели — стоять не могу, но понемногу силы прибавлются. В первый раз нынче сам пишу. Получил от Биншт[ока] переводы 1-го тома и ваше хорошее предисловие3 и Lettres и Carnet d[u] s[oldat]3. Перевод хорош. Видно, надо еще жить немножко. Как хорошо бы было, если бы я всегда знал, как теперь, что единствен[ный] смысл срока большого или малого моей жизни дан мне только, чтобы служить делу божь[ему].
Прощайте, целую вас.
Ваш Л. Толстой.
Приписка к письму М. Л. Оболенской. Датируется по ее письму. Отрывок впервые опубликован без указания точной даты в Б, IV, стр. 62—63.
1 В марте 1902 г. у Бирюковых родилась дочь Ольга.
2 Первый том полного собрания произведений Толстого, издававшегося на французском языке издательством Шток. В томе помещено предисловие — биографический очерк П. И. Бирюкова. См. письмо № 186.
3 Сборник писем Толстого и «Солдатская памятка» (в изд. Штока).
1902 г. Марта 23. Гаспра.
23 марта 1902 г
10 ч. вечера.
Дорогой П[авел] А[лександрович], пишу вам в особенности для того, чтобы сказать, что мне второй день значительно лучше. Написал нынче утром своей рукой Черткову и Бирюкову. Эпиграфом из Ruskin’a, № 93, непременно поставьте. Неужели нужно уже 2-е издание?1 Получил от Поленца и другие его сочинения, и они очень слабы. Дня два нет от вас писем,224 225 и мне в моей праздности жалко лишиться этого удовольствия. Прощайте.
Ваш друг Л. Толстой.
Получил книгу Кенворти — странная, но не дурная.2
Печатается по машинописной копии (сверено с рукописной копией О. К. Толстой). Написано под диктовку. Впервые опубликовано в статье П. А. Буланже «Нежная душа» — «Утро России» 1911, № 257 от 8 ноября.
1 Речь идет о предисловии Толстого к русскому переводу романа Вильгельма фон Поленца «Крестьянин», изданному «Посредником» в 1902 г. Буланже предложил поставить эпиграфом во втором издании предисловия одну мысль Джона Рёскина из его «Избранных мыслей» (вып. второй, изд. «Посредник», М. 1902), значащуюся в этом издании под № 93. Во втором и последующих изданиях русского перевода романа Поленца с предисловием Толстого этот эпиграф не напечатан.
2 John Coleman Kenworthy, «Tolstoy. His Life and Works». With Portraits and Ilustrations, London — Newcastle [Джон Келеман Кенворти, «Толстой. Его жизнь и труды». С портретами и иллюстрациями, Лондон — Ньюкастль], 1902.
1902 г. Марта 23. Гаспра.
Здравствуй, милый Лева, начну с пустяков: мне очень неприятно вспомнить, что когда ты приехал1 и подошел ко мне, я был нечист, и от меня воняло. Постарайся отделить впечатление этой вони от впечатления нашего свиданья. Ты пишешь,2 что Петербург вам труден для жизни, я тоже думаю так, но то хорошо в жизни вообще, что чтò не прямо добро в виде радости для нас, то добро в виде поучения, если только мы сумеем воспользоваться им. Поцелуй за меня милую Дору, очень радостно слышать от всех, кто узнает ее, — похвалу ей.
Про здоровье мое, верно, пишет тебе Маша. Видно, продлен еще на короткое время срок жизни. Так ясно, что это продление означает то, что как будто говорит кто-то: «Вот, пожалуй, доживи еще, и надеюсь, что будешь жить лучше, чем прежде». Так это ясно для меня, старика, но так же и должно бы быть ясно и для всех молодых. Всякое продление жизни есть данная возможность сделаться лучше. Кланяйся моим петербургским знакомым, в особенности милой бабушке,3 о кот[орой] всегда225 226 слышу и вспоминаю с умилением за ее незаслуженную мною любовь. Прощай, целую вас всех, включая и Павлика, благо, заочно, — он не испугается старика.
Любящий тебя отец Л. Толстой.
Приписка к письму М. Л. Оболенской, сделанная под диктовку Толстого ее же рукой, подпись собственноручная. Дата проставлена на ее письме.
1 О приезде Л. Л. Толстого в Гаспру см. прим. к письму № 215.
2 Очевидно, письмо Л. Л. Толстого к матери. Оно упоминается в письме М. Л. Оболенской.
3 Александра Андреевна Толстая.
1902 г. Марта 27. Гаспра.
Получил нынче ваше письмо, милый друг П[авел] А[лександрович]. Спасибо. Как видите, я сам пишу, хотя и вечером. Бывает подъем температ[уры] до 37,2 и пульс выше 100, но дело идет медленно на поправку. Нынче написал маленькое предисловие к большому евангелию1 и рад, что могу связно работать. То же, что вы пишете про успех Бютнерб[ауэра],2 мне очень приятно. Как хорошо, что вы на себя всё жалуетесь. Это, как англичане говорят, growing pains, болит от росту. Прощайте, дружок.
Ваш Л. Т.
27 марта. 8 часов вечера.
Впервые опубликовано в статье П. А. Буланже «Нежная душа» — «Утро России» 1911, № 257 от 8 ноября.
Ответ на письмо Буланже от 24 марта 1902 г. (получено 27 марта, почт. шт.).
1 Предисловие ко второму изданию «Соединения, перевода и исследования четырех евангелий». Предисловие написано в письме к В. Г. Черткову от 26—28 марта 1902 г. См. т. 88.
2 «Der Büttnerbauer» [«Крестьянин»], роман Поленца. В письме от 24 марта Буланже сообщал, что изданный тиражом в пять тысяч экземпляров роман разошелся за одни месяц и пришлось печатать еще пять тысяч.
1902 г. Апреля 2. Гаспра.
Дорогой П[авел] А[лександрович], посылаю вам брошюру профессора Гейма,1 присланную мне из Киева2 с просьбой напечатать и сказать о ней несколько слов, если я одобряю ее содержание.
Брошюра превосходная и написана необыкновенно тепло и сердечно. Предмет же брошюры, как вы видите, дело огромной важности, о котором было писано довольно много, но который до сих пор остается неразъясненным для огромного большинства; как говорит французская пословица: нет более безнадежных глухих, как те, которые не хотят слышать. И таких глухих по вопросу о половом воздержании всё еще очень много и, к сожалению, среди врачей старого завета (молодые большей частью разделяют взгляды этой брошюры), которые проповедуют и поощряют разврат во имя науки. Замечательно предисловие автора, где он говорит, что его брошюра подверглась нападкам врачей, не признающих его компетентным в этом вопросе. Также и то, что лицо, приславшее мне брошюру, несмотря на многократные попытки, не могло поместить ее ни в одном журнале, а между тем мысли, так прекрасно выраженные в этой брошюре, могут принести большую пользу молодежи, часто жестоко страдающей от незнания, как должно поступить в этом вопросе, и часто погибающие в борьбе между животною потребностью, поощряемой дурными примерами, и голосом совести, всегда протестующим против подчинения духовной потребности чистоты удовлетворению низшей животной потребности.
Если вы найдете, что это письмо может содействовать обращению внимания публики на эту статью, напечатайте его там, где будете печатать статью, в каком-либо журнале и во всяком случае в «Посреднике».3
Л. Т.
Печатается по машинописной копии (сверено с рукописной копией М. Л. Оболенской). Написало под диктовку. Датируется по Календарному блокноту, запись от 2 апреля 1902 г. (см. т. 54). Впервые опубликовано, без указания даты и фамилии адресата, во вступительной заметке к изданной «Посредником» брошюре А. Гейма (см. прим. 1 и 3).227
228 1 Толстой послал П. А. Буланже рукопись перевода лекции-статьи профессора Цюрихского политехникума и университета геолога А. Гейма (р. 1849) «Половая жизнь с точки зрения естественной истории развития», перевод с немецкого В. Деловой.
2 Рукопись была прислана переводчицей В. Деловой. Возможно, что Толстой ошибочно указал город. Найденное в архиве письмо переводчицы отправлено из Каменец-Подольска.
3 В конце года получено было разрешение на опубликование (дозволено цензурой 27 ноября 1902 г.), и в 1903 г. брошюра А. Гейма была издана «Посредником».
1902 г. Апреля 5. Гаспра.
Дорогой Николай Михайлович,
Хотел писать Вам тотчас же по получении Вашей телеграммы,1 но тут же слег и два месяца не мог сидеть и взять пера в руки. Хотелось же мне писать Вам для того, чтобы от всего сердца благодарить Вас. Я почувствовал к Вам особенную благодарность за то, что Вы исполнили мою просьбу, несмотря на то, что исполнение ее могло повредить Вам и что самое письмо, которое Вы передали — и, вероятно, читали, о чем я просил Вас — должно быть несогласно с Вашими взглядами и, скорее, неприятно Вам. Если я ошибаюсь, то я очень рад и прошу Вас простить мне мои сомнения. Во всяком случае теперь, когда я первый день в состоянии писать, я пользуюсь им, чтобы горячо благодарить Вас.
Мне передано было через Черткова,2 что письмо принято благосклонно (это очень приятно) и дано обещание никому не показывать. Я об этом не просил, но если Вы нашли нужным это сделать, то, вероятно, Вы имели свои причины, и я ничего не имею против этого.
Хотелось мне еще разъяснить Вам некоторые изложенные мною мысли, чего я не мог сделать в письме, надеясь, что если Вы и не разделяете моих взглядов, Вы поймете меня и посмотрите на мои предположения не как на плод фантазии непрактического человека — как, я уверен, в лучшем случае, смотрят на меня в правительственных кругах, — а как на результат серьезной и продолжительной работы мысли, пришедшей к убеждению, что для спасения самодержавия от полного крушения228 229 есть только одно средство: усвоение правительством тех передовых целей, к которым стремится человечество, и ведение с помощью своей власти к этим целям своего народа. Передовая же цель, к которой всегда стремился и стремится русский народ, по моему убеждению, есть освобождение земли от права частной собственности. Об этом предмете было много писано и теперь пишется, но разработан этот вопрос самым основательным образом Henry George’eм3 в его большом сочинении «Progress and Poverty4 и в более сжатом «Social Problems».5 Вопрос этот, по моему мнению, стоит на той же самой точке необходимости разрешения его, на которой стоял в первой половине прошлого столетия вопрос крепостного права и рабства. Но не