Одумайтесь!

Том юбилейного 90-томного собрания сочинений: 36.

Lvyonok Yasnopolyanskiy 10.12.2016 22:07:13

«Одумайтесь!» -- несомненная вершина толстовской антивоенной публицистики и одно из лучших его публицистических выступлений за весь период его христианского проповедания 1880-1900-х гг.

Из этой статьи трудно даже выбирать что-то для цитирования, дабы подчеркнуть её не только литературные достоинства в системе идей и образов, но и главное для публицистического сочинения: её актуальность для дня сегодняшнего, в частности – для нас и для современной ситуации в путинской России – с её массовым оболванением населения «православным» лжехристианством, благословлявшим искони правительства и военщину; с военно-патриотическим «воспитанием» (одурением и развращением!) детей и малодумающих людей; с её бандюжьей циничностью; с криминализацией и милитаризацией массового сознания, вышедшими на новые «высоты» с момента преступной аннексии Чекистской Молью Обыкновенной законно украинского Крыма и началом подлой затяжной агрессии в отношении Украины (а непосредственно сейчас, в декабре 2016 года – и убийством мирных людей в Сирии).

Статью нужно – ЧИТАТЬ. Читать ЦЕЛИКОМ, а не так, как она подавалась массовому читателю в СССР: отрывками, урезками или вовсе с неоговоренными цензурными изъятиями.

И читать статью надо так же, как она писалась: с сердцем, открытым добру и Божьей истине и с мозгами, незамусоренными мирской ложью, оправдывающей насилие правительств и ложь церквей.

На этом – ПОЧТИ всё об актуальности этой статьи для нас, в нашем приближающемся 2017-м году. Дабы не превращать исследовательский очерк в политический памфлет, ниже буду говорить больше о другой эпохе, о восприятии статьи её современниками, а также о той её актуальности, которую она имела для самого старца Льва: РЕЛИГИОЗНОЙ.

Ибо, вопреки всему лживому толстОЕДению времём СССР, смеем утверждать, что лучшие «антивоенные» публицистические выступления Льва Николаевича – отнюдь не против «буржуазного милитаризма» направлены, а против БЕЗВЕРИЯ лжехристианского мира (и России в том числе, примкнувшей к нему ещё в конце Χ века, при «святом» Красном Солнышке Воване князе). Ключевые смыслы статьи – РЕЛИГИОЗНЫЕ. Это взгляд даже не просто исповедника Христова, каким является Лев в своих даже менее сильных работах, а – пророка и апостола в отношении народов всего «цивилизованного» мира.

Lvyonok Yasnopolyanskiy 10.12.2016 22:07:33

* * * * *

К началу 1890-х гг. сформировались и начали действовать два основных импульса, побудивших Л.Н. Толстого к антивоенным выступлениям в печати: один – внутренняя, духовная потребность в вере, не замутнённой обличёнными им в 1880-х церковными лжеучениями, другой – картины российской действительности: жизни гваздающихся в нищете и невежестве, грязи, а часто и в крови трудовых и военных рабов имперских «элит».

Третий импульс поступал вместе с газетами, брошюрами, с которыми знакомился Толстой и в которых отразился всплеск милитаристских настроений, наблюдавшийся в Европе в последней четверти XIX века. В условиях активации военных приготовлений среди рабов и слуг господствующей лжехристианской цивилизации распространялись, как чумная зараза, искусно подновлённые теории, выискивавшие «великий общенациональный смысл» войны, её «божественное происхождение», её якобы благодетельное влияние на исторический прогресс и даже на нравственность человека.

Ответом Л.Н. Толстого на такие идеологические инвазии в массовое сознание стал написанный в период с июня 1890 по май 1893 г. трактат «Царство Божие внутри вас, или Христианство не как мистическое учение, а как новое жизнепонимание».

Да, трактат исключительно плох по логике и структуре, растянут и местами неубедителен… но он всё равно шедеврален – по ИДЕЙНОМУ СОДЕРЖАНИЮ, ОБРАЗНОМУ СТРОЮ и по ИСКРЕННОСТИ!

Очень глубокой, серьёзной и злободневной является, к примеру, идея трактата о необоснованности и неразумности колоссальнейших денежных и людских трат человечества на армии, вооружения и войны. Одних лишь денежных сумм, спускаемых в военную прорву, было бы достаточно «для воспитания народа и совершения самых огромных работ для общественной пользы», для того, чтобы иметь «возможность миролюбиво разрешить социальный вопрос» (Толстой Л.Н. Избранные философские произведения. М., 1992. – С. 266-270).

Не в этом ли истинное «непротивление злу насилием», противостоящее пассивному «подставлению щеки»? Разве не хватило бы денежных сумм и человеческих ресурсов, истраченных правительствами стран «цивилизованного» мира в XIX и XX вв. на военное насилие, огромные армии, их вооружение, боевые действия и устранение их последствий, - разве не хватило бы их на такое преображение мира, которое позволило бы ХХ-му, и теперь уже ХХI-му векам не страдать от зол фанатизма, невежества, неравенства, преступности, терроризма?

Тот же самый терроризм от «исламского радикализма». Его ведь европейская и американская правительственная сволота, вкупе с военщиной – и породили, и вооружили, и обучили! Подтолкнули уже много веков назад чистую, более молодую, чем христианство, религию Мохаммеда – врать от имени Бога, оправдывая и казни, и военные убийства. Если бы перед глазами мусульман веками были не спонтанно-чувственные полуживотные, стремящиеся грызться с себе подобными за территорию и трофеи, а ИСТИННЫЕ христиане, соблюдающие Нагорную проповедь, особенно закон любви к врагам и непротивления – разве не пришли бы к жизнепониманию Христа и эти, «варварские», народы?

А кто вооружил современных убийц от имени извращённого ислама? Да те же, кто вооружал веками СВОИХ убийц, благословляемых попами извращённого христианства!

И эта развращённая обжорством и педерастией сволочь теперь стремится оправдать всякие «меры безопасности» и свои «контртеррористические операции» по всему миру -- опять же средствами оружия и убийства, не по Христу, а по сатане!

Трактат Толстого во многом перекликается своим идейным содержанием и с его же «Carthago delenda est» 1898 года, и с «Одумайтесь!», и с более поздней статьёй с библейским названием – «Конец века» (1906). В последней только представители не исламского мира, а японские самураи названы теми, кому суждено наказать лжехристиан за их многовековое самоуверенное отступничество от первоначального учения Христа. Японцы быстро смогли освоить и европейское оружие, и европейские же приёмы ведения войны, и главное: европейскую ЛОЖЬ РЕЛИГИОЗНУЮ, которой сподручно оказалось извратить и буддийское учение (эта тема затронута и в статье «Одумайтесь!»). Японцы стали сильны – а Европа с Америкой и ошибочно, гибельно примкнувшей к ним Россией ослабляют себя уже тем, что массово потеряли доверие церковной лжи и остались совсем без веры – руководительницы поступками.

Уже в трактате, а позднее и в статье «Одумайтесь!» и ряде других Толстой цитирует ряд авторов, разоблачая выразившуюся у них демагогию правительств, разглагольствующих о мире и одновременно, якобы для «обеспечения» этого мира, «безопасности», увеличивающих вооружения и военные расходы – в ущерб истинным нуждам обитателей их государств (Там же. - С. 266-270). Эта идея правительственного обмана также сохранила свою актуальность: по сей день любая «мощная» держава унитарного или латентно-имперского типа (США, Китай, Израиль, Россия…) – это хищник, заботящийся более всего о длине и остроте своих зубов и когтей (а вдруг у «врага» уже длиннее?). Этот инстинкт обезьяны, которой с палкой уютнее, чем без палки и приводил (и по сей день приводит) малые и большие сообщества людей к взаимному недоверию и неизбежным конфликтам за раздел и передел того, что совместно и хищнически отобрано ими у природы.

При этом даже сами «власть имущие» во времена Толстого не раз с циничной откровенностью признавались, что войска, заботу о которых они ставят превыше всего, нужны им не столько в периоды кровавого международного самоистребления «человека разумного», сколько в мирное время, для действий против собственных угнетённых народов (Там же. С. 296-297) – т.е. для обеспечения функционирования собственного «государства», собственного разбойничьего гнезда, устроенного для системно организованного отъёма нетрудовой халявы у людей трудового народа. Ведясь на собственные первобытные витальные фобии (ожидая страшных «врагов» извне), «простые граждане», т.е. большинство обитателей каждой гостерритории, издревле попали в безвыходную психологическую, а следом и экономическую и политическую, зависимость от своих же правителей, якобы защитников, а не от этого внешнего врага, которым пугают их эти правители (Там же. С. 294).

Любой же закон избранных ими (на выборах «честных и прозрачных», ясный пень!) законодателей оборачивается против них уже тем, что плодит не только коррупционный «криминал у власти», но и преступников, бунтарей, террористов, мошенников, убийц, прошедших прекрасную «школу ненависти» -- развращение заразительным примером правительственных людей, не только распиливающих бюждетные баблосы, но и распределяющих между нижестоящими ответственность за участие убийстве сограждан таким образом, чтобы молчала совесть каждого из них, от генерала до солдата (23, 332; 55, 189-191).

Другая важная тема трактата «Царство Божие внутри вас», нашедшая своё развитие и раскрытие в статье «Одумайтесь!» -- это тема ПОДЛОСТИ ПОВИНОВЕНИЯ граждан, военных рабов своего государства, обманывающей и губящей системе.

Воинская всеобщая повинность, принятая народами России, обязательная служба в войске, по мысли Толстого, есть предел не только государственного деспотизма, но и рабьего повиновения граждан, ибо она требует отречения от всего, что должно быть дорого и свято и христианину, и всякому разумному человеку и «разрушает все те выгоды общественной жизни, которые она призвана хранить» (Там же. – С. 298-299, 318-319).

Прослеживая конкретно-историческую детерминанту всеобщей воинской повинности среди цивилизованных христиан, писатель говорит о ней как о неизбежности в условиях нарастающего военного противостояния держав. Одна за другой, они ввели всеобщую воинскую повинность, и «сделалось то, что все граждане стали угнетателями самих себя» (Там же. – С. 298).

Иллюстрацией, доказывающей справедливость этого тезиса, стало для Л.Н. Толстого событие, описанное в главе 1-й заключения к трактату. 9-го сентября 1892 года на станции Узловая Сызранско-Вяземской железной дороги писатель встретился с карательным отрядом, направлявшимся, под руководством тульского губернатора Н.А. Зиновьева, для наказания крестьян, не давших своему помещику рубить лес, мошеннически отнятый у них (Там же. – С. 361-362). Льва Николаевича справедливо возмутила не столько несправедливость самого наказания, сколько та лёгкость, то нравственное безразличие, с которыми чиновники, офицеры и солдаты готовились совершить истязание «голодных и беззащитных, тех самых людей, которые кормят их» (Там же. – С. 369).

Эта взывающая к дремлющей совести «паразитов» проблема неуважения к правам и человеческому достоинству своих кормильцев, поднятая Л.Н. Толстым ещё в слове «Так что же нам делать?», развитая им в гениальных работах «Голод или не голод?», «Неужели это так надо?» и «Стыдно», по всей видимости, не скоро утратит свою актуальность. Пока «мирные народы» покойно «пасутся», не помышляя о своём праве на свободу, честь, достоинство, -- до тех пор послушное стадо можно «стричь» (налогами), «резать» (войнами), да ещё и обманывать тем, что иначе нельзя и прожить стаду. Но как только традиционные неуважение, насилие и обман встречают отпор, как только стадо становится ОБЩЕСТВОМ людей, знающих о своих человеческих правах, о естественности своего равенства с самозваными распорядителями их судеб, все эти люди обречены становиться жертвами насилий и обмана. А убивать их будут такие же, в прошлом, простые люди, но загнанные уже в рабство военной, полицейской службы (как и в казачьё или «национальных гвардейцев» -- дело не в названиях!). С болью и гневом пишет Л.Н. Толстой, что, подобно тому «как из гнилых и кривых брёвен, как ни перекладывай их, нельзя построить дом, так из таких людей нельзя устроить разумное и нравственное общество. Из таких людей может образоваться только стадо животных, управляемое криками и кнутами пастухов» (Там же. – С. 318).

Это патетическое и эмоциональное место не случайно перекликается с пушкинским стихотворением «Свободы сеятель пустынный…»: как и это стихотворение одного из немногочисленных поэтов, признанных Толстым, заключение писалось в период утраты автором обычных надежд, в том тяжёлом состоянии души, которое преследовало его периодически всю жизнь. Кроме того, пушкинские образы, настроения, понятие свободы и чести всегда были близки Толстому… Хотя в понятие свободы Толстой вкладывает высший, нежели у Пушкина, подлинно-христианский смысл. Вот хорошее его определение свободы, доступное пониманию и приятию уже проснувшихся и одумавшихся: «…Свобода – не та фантастическая свобода, которую проповедуют сторонники насилия, а та единая, истинная свобода, которая состоит в том, что каждый человек может жить и поступать по собственному рассуждению, платить или не платить подати, идти или не идти на службу, дружить или враждовать с соседним народом, что такая настоящая свобода не совместима с какой-либо властью одних людей над другими» (35, 205).

То есть: свобода есть отсутствие «клещевого» стеснения человека: с одной стороны – атавистическими животными фобиями и поведенческими программами, с другой – паразитирующими на них, грабящими и врущими попами, толстосумами, военщиной и правительствами.

ДА, это «похоже на анархизм». Но именно, что только ПОХОЖЕ. На деле Толстой не отрицал никогда власти: ни власти Бога над людьми, ни даже земной власти человека над человеком, основанной на качестве и полноте социально-ценных знаний, на авторитете, приобретённом заслугами успешного и талантливого социоменеджмента и – нравственным, искренно-добрым, любовным отношением к подвластным как к ближним и РАВНЫМ. Ударам его критики справедливо подвергалась только «государственная» власть разбойничьих гнёзд, сущность которой во все века была и остаётся неизменной: авторитет силовой санкции, принуждения, совершаемого с помощью послушных вооружённых прислужников «верхушки», и в основном – в отношении собственных граждан, угнетённых и ропщущих…

Особенно интересна, как образная и идейная предшественница «Одумайтесь!», статья «Христианство и патриотизм» (окт. 1893 – март 1894), написанная Львом Николаевичем под впечатлением от франко-русских демонстраций, проходивших в октябре 1893 г. по случаю заключения франко-русского союза и прибытия в Тулон эскадры русских военных кораблей.

Из официальных газет можно было почерпнуть сведения о съеденных на празднестве кушаньях и произнесённых речах. Со смачным сарказмом Лев Николаевич отмечает, что меню было явно разнообразнее речей о любви к миру, царю, президенту и начальнику эскадры одновременно – и всё это под музыку гимнов двух государств, один из которых, российский, прославляет царя, а другой, французский, «проклинает всех царей и обещает им скорую погибель» (39, 32).

Ложь официальных особ, в которую они, видимо, уверовали сами, шовинистический дурман, массовость «психопатической эпидемии», охватившей сотни тысяч рядовых участников торжеств и манифестаций (Там же. С. 34-36) – всё это не могло не возмущать Толстого. Самое страшное, подчёркивал писатель, то, что среди помешанных есть люди, имеющие деньги и власть для распространения своего помешательства по миру (Там же. С. 38). Между тем военные приготовления идут, деньги на вооружения тратятся миллиардами и миллионы людей уже находятся под ружьём и в России, и во Франции. Вот почему, по глубокому убеждению Толстого, неизбежно вся эта игра в мир и любовь рано или поздно окончится новым правительственным призывом к войне (Там же. С. 41).

Далее Толстой, прибегая к излюбленному им и явившемуся во всех его лучших статьях соединению художественного и публицистического начал, набрасывает поистине жуткую (но и пророческую!) картину:

«Зазвонят в колокола, оденутся в золотые мешки долговолосые люди и начнут молиться за убийство <…>. Засуетятся, разжигающие людей под видом патриотизма, к ненависти и убийству, газетчики, радуясь тому, что получат двойной доход. Засуетятся радостно заводчики, купцы, поставщики военных припасов, ожидая двойных барышей. Засуетятся всякого рода чиновники, предвидя возможность украсть больше, чем они крадут обыкновенно, засуетятся военные начальства, получающие двойное жалованье и рационы, и надеющиеся получить за убийство людей высокоценимые ими побрякушки – ленты, кресты, галуны, звёзды. Засуетятся праздные господа и дамы, вперёд записываясь в Красный Крест, готовясь перевязывать тех, которых будут убивать их же мужья и братья» (Там же. – С. 46 – 47).

Миллионы, каждый против своей разумной воли, будут втянуты скопом в новую бойню. А итог всегда один:

«…Опять одичают, остервенеют люди, и уменьшится в мире любовь, и наступившее уже охристианение человечества отодвинется на десятки, сотни лет. И опять те люди, которым это выгодно, с уверенностью станут говорить, что если была война, то это значит то, что она необходима, и опять станут готовить к этому будущие поколения, с детства развращая их» (Там же).

(Это нам НЕОБХОДИМО было процитировать почти целиком. В статье «Одумайтесь!», читатель встретит практически автоцитирование: этот же отрывок, изложенный Толстым значительно короче.)

Lvyonok Yasnopolyanskiy 10.12.2016 22:08:33

* * * * *

Но безумные, обманутые и обманывающие себя люди так и не вняли ни в 1890-е годы, ни в начале 1900-х доводам яснополянского учителя. И вот в 1904 году ими разжигается одна из жесточайших войн, хотя и не очень продолжительных, война Японии с Россией. Можно понять весь ужас и горечь, испытанную Львом Николаевичем при возникновении этой бойни.

27 января он записывает в своём дневнике:

«Война, и сотни рассуждений о том, почему она, что она означает, что из неё будет и тому под. Все — рассуждающие люди, от царя до последнего фурштата. И всем предстоит, кроме рассуждений о том, что будет от войны для всего мира, ещё рассуждение о том, как МНЕ, МНЕ, МНЕ отнестись к войне? Но никто этого рассуждения не делает. Даже считает, что не следует, что это не важно. А схвати его за горло и начни душить, и он почувствует, что важнее всего для него его жизнь, и эта жизнь — его «я». А если важнее всего эта жизнь, его «я», то кроме того, что он журналист, царь, офицер, солдат, он — человек, пришедший в мир на короткий срок и имеющий уйти по воле Того, Кто его послал. Что же для него важнее того, что ему делать в этом мире, — очевидно, важнее всех рассуждений о том, нужна ли и к чему поведёт война. А делать по отношению войны ему очевидно что: не воевать, не помогать другим воевать, если уж не удержать их» (55, 10 - 11).

«Цивилизованный мир», опозоривший себя допущением этой бойни после всего сказанного против всех войн Толстым, знал, конечно, какой отпор встретит он во взглядах великого старца. Но именно поэтому-то печать, торгующая всеми принципами, цинически притворилась незнающею и… запросила у Л. Н-ча его мнение!

9 февраля 1904 года Лев Николаевич специально съездил верхом на лошадке в Тулу за телеграммами о войне. Среди прочих он получил телеграмму из Филадельфии от большой американской газеты с вопросом: «за кого он — за русских, японцев или никого?» Ответ Толстого был следующий: «Я ни за Россию, ни за Японию, а за рабочий народ обеих стран, обманутый правительствами и вынужденный воевать против совести, религии и собственного благосостояния» (перевод с англ., 75, № 41).

Даже выращенным в религиозном обмане русским народом война с Японией принята была как истинное бедствие, и мало можно было найти людей, которые шли на войну с охотою и воодушевлением. Напротив, во многих местах России наблюдались случаи прямого сопротивления. Дух протеста против солдатского рабства в первый раз дал себя серьёзно почувствовать. И прекрасно, что немалую роль в этом протесте сыграло распространение сочинений Л. Н. Толстого!

Замечательный и по сей день лучший биограф Льва Николаевича, его друг и единомышленник Павел Иванович Бирюков, приводит такое свидетельство: некий «епископ» церковного лжехристианства Иннокентий, живший в Дальнем, в своей статье по поводу японской войны прямо упрекает офицеров в практическом исповедании ими учения Христа:

«Наблюдая, — пишет епископ Иннокентий, — картины из местной военной жизни и слыша весьма часто из уст офицеров толстовскую мораль касательно войны, невольно приходится удивляться, как может армия при таких условиях справиться со своими великими задачами… Носить военный мундир и быть поклонником толстовского учения — это похоже на то, как если бы человек, оснастивши корабль и выйдя в открытое море, отказался бы от целесообразности своего плавания» (Бирюков П.И. Биография Л.Н. Толстого. – В 4-х тт., в 2-х кн. – Кн. 2. – М., 2000. – С. 464).

Конечно, г-н «епископ» здесь в своём церковном амплуа: он ЛУКАВИТ, т.е. служит лукавому, дьяволу. Он не может не понимать, что его сравнение некорректно: если рыбака, к примеру, влечёт в море необходимость привычного им, и притом мирного, промысла, то надевать на себя особенный казённый наряд с шутовскими нашивками, побрякушками и т.п. (военный, полицейский, чиновничий…), называть себя особенными кличками (солдата, полицая, министра, прокурора…), вооружаться орудиями, адаптированными для человекоубийства – людей влечёт, главным образом, принятый ими на веру мирской обман, который поддерживают и единоверцы г-на «епископа»…

Таким образом, сила влияния Л. Н-ча уже на первых порах войны ослабляла удар встретившихся врагов.

Разумеется, многие люди, чуявшие духовную мощь Толстого, ждали от него оценки мировых событий. Ждали что он скажет по поводу войны России с Японией. Ждали этого многие, но у немногих хватило храбрости или бесстыдства задать этот вопрос самому Льву Николаевичу. Один из первых решился на это известный французский литератор и публицист Жюль Кларетти. Он поместил в газете «Le Temps» пространное открытое письмо ко Льву Николаевичу. Тон этого письма довольно легкомыслен и свидетельствует о заведомом отказе вопрошающего понять должным образом и принять идейный «фундамент» того, кого он вопрошает. Но вопрос поставлен всё же довольно остроумно, с нагловатой дотошностью, свойственной журналюгам вообще, а французским в особенности. Интересно даже то, как Жюль Кларетти отражает в себе мнение о Толстом европейской интеллигентской щелкопёрной сволочи.

«Вы по вашему способу евангелизировали мир, вы преподали ему мораль сострадания и прощения, которая не всегда признавалась последователями других культов, но которая внесла в сердца людей истинное учение Христа. И вы действительно христианин, потому что прилагаете к жизни то, о чем другие только говорят. Вы ненавидите ненависть. Вы воюете с войной. Вы грезите о братстве, о мире, о добре между людьми, которые должны наконец ввести человечество в обетованную землю, к которой столетиями шли поколения за поколениями длинной вереницей, усеивая путь свой костями. Одним словом, вы — один из тех пророков, которых утешают несчастных, и когда вы нам указываете в небе звезду, которую вы уже увидали, а мы ещё нет, путь наш нам кажется менее трудным, бремя жизни кажется более лёгким, и мы верим в будущее».

Продолжая и далее щедро расточать подобные эпитеты, он говорит наконец:

«Вполне естественно, что мы именно у вас спрашиваем, что думаете вы, дух которого возвышается над другими, что думаете вы о совершающихся событиях, которые, к сожалению, теперь владеют людьми и опрокидывают все их стремления».

«Вы видите, дорогой и великий учитель, — кончает так свою статью Жюль Кларетти, — человек есть игрушка событий. Монарх искренно хочет мира, а его заставляют вести войну. Народ стремится к покою — его будят пушечные выстрелы. Великое слово «разоружение» брошено в мир, а вооружённые флоты пробегают океаны, и границы щетинятся штыками. Пророк добра, вы поучаете людей жалости, а они отвечают вам, заряжая ружья и открывая огонь! Не смущает ли это вас, несмотря на твёрдость ваших убеждении, и не разочаровались ли вы в человеке-звере? Вот это-то я и хотел бы услышать от вас, дорогой и великий учитель!» (Цит. по: Бирюков П.И. Указ. соч. Кн. 2. – С. 463 - 464).

И как бы во исполнение этого страстного желания слушать слово Толстого, другой француз, сотрудник газеты «Figaro» Жорж Анри Бурдон, притащился лично в Ясную Поляну, чтобы выспросить у Льва Николаевича его мнение. Он вызвал Толстого на длинные беседы, изложение которых составило у него целую книгу («En écoutant Tolstoї. Entretiens sur la guerre el quelques autres sujets», Paris, 1904); но перед этим он печатает статью в «Фигаро», где вкратце передаёт сущность своего разговора. По ним видно, что Лев Николаевич, действительно, с напряжением следил за военными событиями на Дальнем Востоке. Жорж Бурдон так рассказывает о своей встрече с Толстым.

«Он первый заговорил о войне. «Какие новости? — спросил он и потом добавил: — Как же не интересоваться таким столкновением! Как грустно слышать об этих боях между людьми!»

Я возражал ему, — говорит Бурдон, — что в этой войне происходит борьба двух рас и спросил его: что он думает о последствиях победы тон или другой расы. «А какое мне дело до рас? — ответил Толстой, — я не делаю никакого различия между ними. Я стою за человека. Что же может выйти хорошего для человека из этой войны? Беда в том, что война указывает нам на полное забвение человеческих обязанностей. Над обязанностями к семье, к отечеству, к человечеству есть ещё обязанности к Богу, если вы позволите мне употребить это слово. Если оно вам не нравится, то скажем — обязанности ко Всему, с большим В. Это Всё, что я называю Богом, не подлежит оспариванию. Что бы я ни думал, я не могу избежать мысли, что я принадлежу к чему-то целому, что я составляю часть какой-то общей гармонии. Сознание моего отношения к этой гармонии обыкновенно называют религиозной идеей. И люди забывают эти основные истины. Не читая Евангелие, эту превосходную книгу, они коснеют в варварстве. И вот они втягиваются в войны, забывая, что первая обязанность мыслящего существа — это прекратить убийство!» (Бирюков. Там же. С. 464).

После нескольких наивных вопросов, на которые Лев Николаевич отвечал, смеясь, Бурдон, этот хитрый ходячий бурдюк под камамбер и бургундское, спросил его, наконец, в открытую: «В эту минуту, когда решается судьба России, вы, русский, что бы вы ни думали о войне, не делаете ли вы теперь какой-либо оговорки, — я не говорю о ваших принципах, но об их практическом приложении, об их распространении?»

«Никакой оговорки, — ответил Л. Н-ч, — но нужно быть искренним, — прибавил он улыбаясь. — В глубине души моей я не чувствую себя вполне свободным от патриотизма. Вследствие атавизма, воспитания я чувствую, что вопреки моей воле он ещё сидит во мне. Мне нужно призвать на помощь разум, вспомнить высшие обязанности, и тогда я без всякой оговорки ставлю выше всего интересы человечества. Да, моё сознание говорит мне, что убийство, в какой бы форме оно ни проявилось, каким бы поводом ни прикрывалось, всегда отвратительно. Что война есть чудовищный бич, и всё, что подготовляет её, подлежит осуждению» (Там же. С. 464 - 465).

И Лев Николаевич взволнованным, повышенным голосом прибавил:

Бурдон, несмотря на всю свою тупость, в ужасе отшатнулся от идеи, поданной ему Толстым: взять лежащий на обеденном столе нож и немедленно зарезать игравшую подле беседующих взрослых маленькую внучку Льва Николаевича. Ибо это, как тут же ликующе подчеркнул Толстой – нравственно невозможно. Даже для европейца. Даже для журналиста. Даже для Бурдона. И тут же добавил: «Если бы только христианское сознание лежало в основе души человека, ему бы так же стало невозможным взять в руки ружьё и идти убивать своих ближних!» (Там же. С. 465).

Бурдон предпочёл убраться восвояси: ответ Л. Н-ча на поставленные ему вопросы был достаточно ясен… и наверняка стал острейшим, незабвенным впечатлением на всю жизнь! Но для самого Льва Николаевича одного «съеденного» французишки было мало, и он решил высказаться на весь мир и во всю силу своего слова и своего духа – и написал статью «Одумайтесь!».

Общение с сукой Бурдоном оставило, вероятно, неприятный осадок у Толстого, выразившийся в черновиках статьи «Одумайтесь!» таким, например, пассажем в адрес всех его коллег:

«Одумайтесь вы, многоречивые и лживые писаки-журналисты. Если вам нужны рубли, которые вы добываете своею ложью и возбуждением вражды между людьми, то лучше идите грабить на большую дорогу: вы, убивая богатых и отнимая у них деньги, будете менее преступны, чем теперь, сидя дома и возбуждая вашими гадкими речами людей к вражде и всякого рода злодействам» (55, 608).
Сравним с записью в это же время в Дневнике Толстого: «Какое праздное занятие наша подцензурная литература! Всё, что нужно сказать, что может быть полезно людям в области внутренней, внешней политики, экономической жизни и, главное, религиозной, все, что разумно, то не допускается. То же и в деятельности общественной. Остаётся забава детская. “Играйте, играйте, дети. Чем больше играете, тем меньше возможности вам понять, что мы с вами делаем”» (55, 6 - 7).
«Детской забавой» осознаёт Толстой и деятельность российских либералов, их по-интеллигентски подлое отношение к правительству: «И отношение это может быть двоякое: или правительство есть необходимое условие порядка, и надо подчиняться и служить ему; или признать то, что я признаю и что нельзя не признать, что правительство есть шайка разбойников, и тогда надо, кроме того что стараться просветить этих разбойников, убедить их перестать быть разбойниками, самому выгородить себя, насколько это возможно, от участия с этими разбойникам и в пользовании их добычей. Главное – не делать то, что делают теперь либералы: признавать правительство нужным и бороться с ним его же орудиями. Это детская игра».
Л. Н-ч долго работал над этой статьёй. Уже 19 февраля в Дневнике появляется такая запись:

«Всё время пишу о войне. Не выходит ещё. Здоровье недурно. Но с некоторых пор сердце слабо. Никак не могу приветствовать смерть. Страха нет, но полон жизни и не могу» (55, 13).

Отсылая В. Г. Черткову прибавления и поправки к статье, Толстой писал ему 28 апреля 1904 г. : «Статья эта вышла как-то круто заострённая, оттого что я писал статью о том, что все бедствия людские от отсутствия религии, и уже довольно подвинулся в этой статье, когда началась война, представлявшаяся мне иллюстрацией моей мысли. От этого я соединил две темы, и, пожалуй, ни одна не обработана достаточно» (36, 604).

(Первая тема разрабатывалась Толстым в статье о значении религии «Камень главы угла» (1903), завершённой под заголовком «Единое на потребу»).

Итак, у Толстого тема войны встретилась с темой религии. В дальнейшем работа над специальной статьёй о религии на время была отложена и Толстой всецело занялся статьёй, которая с самого начала получила заглавие «Одумайтесь!» и которую сам Толстой в Дневнике и переписке называет «О войне».

Вопреки жалобам автора, последняя редакция статьи подписана им уже 8-го мая. В конечном варианте многие резкие слова и эпитеты Толстым были устранены, зачёркнуты все личные имена: «Вы, кто затеял это дело: и Николаи, и Безобразовы, и Витте, и Суворины, и Меньшиковы».

Вместе с тем писатель сомневается: «Читаю газеты, и как будто все эти битвы, освящения штандартов так тверды, что бесполезно и восставать, и иногда думаю, что напрасно, только вызывая вражду, написал я свою статью, а посмотришь на народ, на солдаток, и жалеешь, что мало, слабо написал».

Статья вышла в издании «Свободного слова», в Крайстчерче, в Англии, в 1904 г. Редакция к её заглавию сделала подзаголовок: «Статья по поводу русско-японской войны». В том же году вышло второе популярное издание, предназначенное для народа и солдат, без эпиграфов, и третье, воспроизводящее первое, но устраняющее кое-какие его ошибки.

В России «Одумайтесь» вышло впервые в 1906 г. в издании «Обновление» отдельной брошюрой (конфискована). В 1911 г. статья напечатана в девятнадцатой части двенадцатого иэдания сочинений Толстого (том также конфискован).

Lvyonok Yasnopolyanskiy 10.12.2016 22:09:34

* * * * *

Каждая глава статьи «Одумайтесь!» структурно распадается на две части. Первая часть представляет свод мнений различных мыслителей о войне. Вторая часть каждой главы представляет рассуждение Л. Н-ча на ту же тему. Структурным исключением стала заключительная глава: как и заключительная глава в трактате «Царство Божие внутри вас», она не была запланирована Толстым до последнего момента и стала его откликом на актуальнейшие события последних дней.

Л. Н-ч начинает свою статью выражением своего возмущения совершившимся фактом — объявлением войны:

«Опять война. Опять никому не нужные, ничем не вызванные страдания, опять ложь, опять всеобщее одурение, озверение людей.
Люди, десятками тысяч верст отделённые друг от друга, сотни тысяч таких людей, с одной стороны буддисты, закон которых запрещает убийство не только людей, но животных, с другой стороны христиане, исповедующие закон братства и любви, как дикие звери, на суше и на море ищут друг друга, чтобы убить, замучить, искалечить самым жестоким образом.
Что же это такое? Во сне это или наяву? Совершается что-то такое, чего не должно, не может быть, — хочется верить, что это сон, и проснуться.
Но нет, это не сон, а ужасная действительность».

Анализируя причины войны, Л. Н-ч приходит к заключению, что люди, заблудились на своём пути к благу, утратив религиозный ориентир в едином учении жизни, выраженном в основаниях всех величайших религий мира.

«Люди нашего христианского мира и нашего времени подобны человеку, который, пропустив настоящую дорогу, чем дальше едет, тем всё больше и больше убеждается в том, что едет не туда, куда надобно. И чем больше он сомневается в верности пути, тем быстрее и отчаяннее гонит по нём, утешаясь мыслью, что куда-нибудь да выедет. Но приходит время, когда становится совершенно ясно, что путь, по которому он едет, никуда не приведёт, кроме как к пропасти, которую он начинает уже видеть перед собой».

Главное заблуждение состоит именно в отрицании религии, т. е. руководящего нравственного начала.

«Лишённые религии люди, — говорит Л. Н., — обладая огромном властью над силами природы, подобны детям, которым дали бы для игры порох или гремучий газ. Глядя на то могущество, которым пользуются люди нашего времени, и на то, как они употребляют его, чувствуется, что по степени своего нравственного развития люди не имеют права не только на пользование железными дорогами, паром, электричеством, телефоном, фотографиями, беспроволочными телеграфами, но даже простым искусством обработки железа и стали, потому что все эти усовершенствования и искусства они употребляют только на удовлетворение своих похотей, на забавы, разврат и истребление друг друга».

Особенно интересен ответ на вопрос, который часто задавали лукавцы Льву Николаевичу:

«Но как же поступить теперь, сейчас, — скажут мне, — у нас в России в ту минуту, когда враги уже напали на нас, убивают наших, угрожают нам; как поступить русскому солдату, офицеру, генералу, царю, частному человеку? Неужели предоставить врагам разорять наши владения, захватывать произведения наших трудов, захватывать пленных, убивать наших? Что делать теперь, когда дело начато?
Но ведь прежде, чем начать дело войны, кем бы оно ни было начато — должен ответить всякий одумавшийся человек, — прежде всего начато дело моей жизни. А дело моей жизни не имеет ничего общего с признанием прав на Порт-Артур китайцев, японцев или русских. Дело моей жизни в том, чтобы исполнять волю Того, кто меня послал в эту жизнь. И воля эта известна мне. Воля эта в том, чтобы я любил ближнего и служил ему. Для чего же я, следуя временным, случайным требованиям, неразумным и жестоким, отступлю от известного мне вечного и неизменного закона всей моей жизни?
…На вопрос о том, что делать теперь, когда начата война, мне, человеку, понимающему своё назначение, какое бы я ни занимал положение, не может быть другого ответа, как тот, что какие бы ни были обстоятельства, — начата или не начата война, убиты ли тысячи японцев или русских, отнят ли не только Порт-Артур, но Петербург и Москва, — я не могу поступить иначе, как так, как того требует от меня Бог, и потому я как человек не могу ни прямо, ни косвенно, ни распоряжениями, ни помощью, ни возбуждением к ней участвовать в войне, НЕ МОГУ, НЕ ХОЧУ И НЕ БУДУ».

Да, всё верно, Лев Николаевич! Пока война не начата, есть и должно быть общее дело: беречься от войны всем, как берегутся люди от пожара. Не выставлять во власть и не терпеть во власти политической таких лидеров, которые не только могут не суметь урегулировать все спорные с другими правителями вопросы без войны, но могут сами втянуть своих сограждан в агрессивную авантюру. Блокировать в своих головах атавистические влечения стайно-территориальных агрессивных животных: не делить на разные государства и не метить территорию, не отнимать друг у друга общих благ Природы. Главное: не ставить авторитетными вожаками общества той лживой и лгущей от имени церкви и науки сволочи (попов и системных, казённо-дипломированных интеллигентов), которые, вместо помощи ближним в самосовершенствовании каждого в добре и разумности – оправдывали бы ложью научной, журналистской, поэтической, писательской и – самой страшной! – религиозной следование людьми этим животным, атавистическим влечениям и поведенческим структурам вместо жертвенной борьбы с ними.

А если пожар войны всё же разгорелся – как и во всяком пожаре, нужно настаивать на правде не одними словами, но и делом: уводить себя от стихии и отманивать, даже утаскивать других. Спасать всех и всё, что можно спасти. Очунать и одумывать слабых и непробудившихся.

Люди, не имеющие мужества в отстаивании своих убеждений (ведь по отдельности-то каждый – против войны!), делают противное своему разуму и совести, «призывают Бога на помощь делу дьявола, на помощь человекоубийству», а, одержав вдруг важную в их глазах военную «победу», -- «благодарят за это кого-то, кого они называют Богом» (36, 106). Видя подобное отношение людей к основному делу жизни всех и каждого – служению Богу и ближнему, веку ХХ-му Толстой пророчит не только разорение государств в гонке вооружений, но и катастрофическое вырождение вследствие гибели лучших людей, нравственное падение и развращение (Там же. – С. 115).
Корень бедствия писатель видит, и справедливо, в утрате народами Европы и Америки религиозно-нравственной опоры – руководства в приложении к жизни научных знаний, дающих власть над природой. Л.Н-ч указывает на необходимость спасительного исполнения каждым человеком воли пославшего его в жизнь Бога-Отца во имя созидания Царствия Божия на земле, а следовательно – неучастия в делах насилия (Там же. – С. 131-134).
Да, именно такие усилия ведут к реализации замысла Божия о человеке, или, выражаясь в иной терминологии, к гармоничности и долговременности взаимоотношений человека с человеком и с природой в обозримом будущем. Л.Н. Толстой дерзал мечтать о человеке действительно Разумном, избавившемся от атавизма кланово-территориального животного. Он надеялся на то, что уже в ХХ веке настанет время, когда, наконец, «обманутые люди опомнятся и скажут: да идите вы, безжалостные и безбожные цари, министры, митрополиты, аббаты, генералы, редакторы, аферисты и как вас там называют, идите вы под ядра и пули, а мы не хотим и не пойдём. Оставьте нас в покое пахать, сеять, строить, кормить вас же, дармоедов» (Там же. – С. 143).
Не так думали устроители и распорядители российско-японской бойни. И главная вина и ответственность ложилась, конечно, не только на тех, кто непосредственно гнал людей на убийство, но и на тех, кто настолько извращал и по сей день извращает душу человека, что делает возможным подчинение людей самым нелепым требованиям.

Главная доля ответственности за войну лежит на светских и религиозных учителях, которые проповедуют детям и малодумающим людям патриотизм и подкрепляющую его ложную веру, извращая учения великих учителей человечества.

В русско-японской войне было столкновение двух религий — христианской и буддийской, одинаково запрещающих убийство. Мы знаем хорошо, как учители лжехристианства «православия» извращали и извращают заповеди Христа в своих катехизисах и официальных проповедях и учебниках для школ. И вот, оказывается, точь-в-точь то же самое происходило в ту эпоху в Японии, которая уже «цивилизовалась» тогда достаточно для того, чтобы служители её государственной религии, буддизма, издают толкования на учение Будды, в которых доказывается, что хотя Будда и учил любви ко всем существам, но врагов — русских — убивать можно.

Лев Николаевич вынес эту стыдную историю из основного текста статьи в сноску. С тем большим удовольствием рассмотрим-ка её попристальней.

Влиятельный учёный монах, начальствующий над 800 монастырями, Сойен Шакю (1860 - 1919) в годы войны он служил капелланом в армии Японии и открыто радовался её победе.

В одной из пропагандистских своих статей он «объясняет», «что, хотя Будда и запретил убийство, но он же сказал, что он не будет спокоен до тех пор, пока все существа не будут соединены в бесконечном, любящем сердце» (пересказ Л. Н. Толстого в статье «Одумайтесь!»).

В статье кроме этого сказано от имени Будды: «”Тройной мир принадлежит мне. Все вещи в нём мои дети... Все они только отражения моего Я. Все из одного источника... Все части моего тела. Поэтому я не могу быть покоен до тех пор, пока малейшая часть существующего не будет доведена до своего назначения...“
Таково отношение Будды к миру, и мы, его смиренные последователи, должны идти по его пути.
Почему же мы сражаемся?
Потому что мир не таков, каким должен быть, потому что есть извращённые существа, ложные мысли, дурно направленные сердца, вследствие невежественной субъективности. И потому буддисты никогда не перестанут воевать со всеми произведениями невежества, и война их продолжится до горького конца. (То the bitter end.) Они не помилуют. (They will show no quarter.) Они уничтожат корни, из которых вытекают несчастия жизни.
Чтобы достигнуть этого, они не пощадят своих жизней».

Дальше идут, такие же, как у «православных» брёхотворцев, путанные рассуждения о самоотверже-нии и незлобивости, переселении душ и многое другое… «Всё только для того, -- констатирует Лев Николаевич, -- чтобы закрыть ту простую и ясную заповедь Будды о том, чтобы не убивать.

Наконец, говорится: «Рука, поднятая для удара, и глаз, берущий прицел, не принадлежат личности, а суть орудия, которыми пользуется Начало, стоящее выше преходящей жизни» и т. д.
(«The Open Court», May, 1904. Buddhist Views оf War. The Right Rev. Soyen Shaku).

Что тут сказать? Конечно, посоветовать каждому из таких седомудых обманщиков начать с СЕБЯ. Ибо именно ОНИ – главные извратители мышления и сердец людей, устремляющихся к миру и к добру. «Рука, поднятая для удара, и глаз, берущий прицел» -- всегда были и будут не «превыше преходящей жизни», а много ниже её. Ибо «преходящая» мирная жизнь – тоже часть жизни вечной разума, и человек должен не отступать от её законов, подчиняясь низшим поведенческим программам первобытной животной природы. «Учитель» же Сойен Шакю – благословляет именно такую потачку неизжитой животности целых миллионов людей!

Lvyonok Yasnopolyanskiy 10.12.2016 22:10:36

* * * * *
Лев Николаевич кончил было уже свою статью, когда получил интересное письмо; он записывает об этом в своём дневнике:

«8 мая. Нынче получил письмо от матроса из Порт-Артура:
"Угодно ли Богу или нет, что нас начальство заставляет убивать?"»
Есть это сомнение, и я пишу о нём, но знаю тоже, что есть великий мрак в огромном числе людей. Но, как Кант говорит, как только ясно выражена истина, она не может не победить все. Когда? — это другой вопрос. Нам хочется скоро, а у Бога 1000 лет как один час. Думается мне, что для того, чтобы кончились войны (и с войнами узаконенное насилие), нужны вот какие исторические события: нужно 1) чтобы Англия и Америка были в войнах разбиты государствами, введшими общую воинскую повинность; 2) чтобы они вследствие этого ввели общую воинскую повинность, и 3) что тогда только все люди опомнятся».

Часть этого пророчества исполнилась. В первой мировой войне Англии угрожало поражение Германией. И Англия, а потом и Америка ввели обязательную воинскую повинность. Конечно, это значительно подвинуло дело мира. Все народы узнали все ужасы войны, рабство военное и ложь всякого патриотизма. С тех пор для всех очевидно, что только на обмане, подкупе или принуждении держится никому не нужный институт солдатчины, обслуживающий никому не нужные «великие» государства, существование которых, с свою очередь – только следствие уступки масс людей своим давно изжитым и ни на что в человеческой разумной жизни не нужным, атавистическим бессознательным животным программам.

И уже поэтому так важно и актуально всякое слово религиозного публициста – такое, как гениальная статья Л. Н. Толстого «Одумайтесь!» -- служащая среди безумия войны духовным и информационным оружием, уничтожающим возможность победы для вредного хищника – такого, как Россия николаевская в годы русско-японской войны или как путинская Россия в наши дни.

Замечательный исследователь толстовского наследия, полковник Рик Мак-Пик, преподаватель в военной академии Вест-Пойнт (США), говорит об этом оружии всемирного добра так:

«Его (Толстого – Р.А.) философия войны и мира не оставляет камня на камне от традиционных критериев успеха в вооружённом конфликте, в том числе таких, как патриотизм, героизм и победа <…>. В УНИВЕРСАЛЬНОЙ СИСТЕМЕ КООРДИНАТ, ПРЕДЛОЖЕННОЙ ИМ <…>, когда люди выбирают насилие для решения какой-либо проблемы, проигрывают все, живущие на земном шаре. Для Толстого настоящая битва происходит в духовной сфере. Поэтому единственная приемлемая стратегия для ДУХОВНОГО ВОИНА – это отказ брать в руки оружие, а истинная мера победы – количество душ, спасённых от насильственной смерти. <…> Стоит ли удивляться, что редкие нации и индивидуумы откликнулись на громкий призыв к миру этого ВЕЛИКОГО ВОИНА» (Выделение наше. – Р.А.).
(Цит. по: Мак-Пик, Р. Толстой: боец за мир / Р. Мак-Пик // Лев Толстой и мировая литература: Материалы 5-й Международной научной конференции, проходившей в Ясной Поляне 12-16 августа 2007 г. – Тула, 2008. – С. 39-45).

Сам Л. Н-ч с подлинно-христианской скромностью относился к этой своей работе. Очень интересно его отношение к ней выражено им в письме к великому князю Николаю Михайловичу: он благодарит его в письме за исполненную просьбу о помощи духоборам и затем прибавляет:

«Я никак не думал, чтобы эта ужасная война так подействовала на меня, как она подействовала. Я не могу не высказаться о ней и послал статью за границу, которая на днях появится и, вероятно, будет очень не одобрена в высших сферах.

В предпоследнем письме вы писали, что может быть когда-нибудь заехали бы в Ясную Поляну. Как ни приятно бы было мне видеть вас у нас, я думаю, что я настолько неприятное лицо правительству — и в особенности буду теперь, после моей статьи о войне, — что ваше посещение меня могло бы быть неприятно для вас, и потому считаю нужным предупредить вас об этом».

Статья Л. Н-ча имела большой успех и, несомненно, способствовала просвещению человечества.

Отзывы об этой статье, напечатанной в английских газетах, дошли и до Л. Н-ча, и он записывает в своём дневнике:

«Вчера в «Русск. вед.» суждение о моей статье в Англии. Мне было очень приятно, самолюбиво приятно, и это дурно».

Приведём здесь два из этих отзывов как наиболее характерные (цит. по П.И. Бирюкову):

«Последнее воззвание Толстого представляет один из самых замечательных документов мировой истории. Это пространная и красноречивая проповедь на текст «война есть убийство». На эту тему он проповедует с логическим пренебрежением к самым излюбленным преданиям мира. Он обнажает войну, срывая с неё её украшения, гордость, торжественность, и выставляет её в её голом безобразии к ужасу человечества. «Храбрость», «патриотизм», «военная слава» — всё это для бесстрашного русского реформатора пустые слова, изобретенные для поддержания системы огульной резни, которую люди называют войной… Для цивилизованного человечества, освободившегося или, по крайней мере, отчасти освободившегося от дикого состоянии, позорно то, что война, со всеми связанными с нею жестокостями и страданиями, всё ещё считается не бедствием, которому люди подвергаются, а доблестным делом, достойным восхваления» (Freeman’s Journal).

«Статья Толстого есть пророческое слово, освещённое светом неземного происхождения. Оно дышит самым духом Христа. Но как ни замечательна эта статья со стороны освещения внутренних условий русской жизни, наш интерес сосредоточивается в борьбе иной, нежели та, которая теперь свирепствует между Россией и Японией. Толстой воплощает самое глубокое сознание современного просвещения. Бог заставляет людей выбирать между Его волей и той животностью, которая до сих пор господствовала среди большинства человечества… Наступает новая заря в эволюции высшего человечества… В словах Толстого есть дух, опасный для всех правительств. Но «когда правители отдаются безнравственному честолюбию и убивают своих братьев, увлекаясь грабительскими войнами, они не должны удивляться, если народ отрекается от них» (The Sunday School Chronicle, 29 June 1904).

Но были и отрицательные отзывы, особенно в России. Например, Софья Дмитриевна Толь (урожд. Толстая, 1854 — 1917) дочь Дмитрия Андреевича Толстого (1823— 1889), с 1882 г. министра внутренних дел, шефа жандармов и президента Академии наук, жена графа С. А. Толя, написала Льву Николаевичу письмо с обвинениями в измене «родине» (не значившими для христианина-Толстого ничего) и с более важными: в общем недоброжелательном тоне статьи.

Графиня изрядно сглупила в своём письме: она, судя по ответу Льва Николаевича, наскочила на него и с «обличением» в том, что он отвечает только тем, кто хвалит его в письмах. На деле было, скорее, наоборот: хвалители в своих похвалах чаще всего были предсказуемы и скушны Толстому, а вот ругатели… Если критика была содержательной и отправитель при этом не «забывал» указать свои имя и обратный адрес – Толстой вполне мог ответить. Ответил он 1 июля и графине, вот как:

«Графиня Софья Дмитриевна, я очень благодарен вам за то, что вы подписались под вашим письмом. А то я часто получаю такого же рода письма и, желая ответить на них, не могу сделать этого. Хочется ответить потому, что особенно больно в мои годы, когда стоишь одной ногой в гробу, знать, что есть люди, которым ты ничего, кроме добра не желаешь, которые ненавидят тебя. Хочется оправдаться, смягчить их.

Вы пишете, что я не отвечу на это письмо, потому что отвечаю только тем, кто меня хвалит. Это не совсем справедливо, я всегда с большим интересом и вниманием читаю письма, осуждающие меня, стараясь извлечь из них пользу. И такую пользу, и очень большую, я извлёк из вашего письма. Вы указали мне на то, что в моей статье есть то, чего не должно быть у христиан — негодования, осуждения. Я и прежде чувствовал это, но ваше письмо ясно указало мне это. Совершенно справедливо, что человек, опирающийся на Христа, должен стараться быть, как Он, кроток и смирен сердцем. А я совсем не то. Не в оправдание себя, но в покаяние себя могу сказать только то, что я слабый человек, далеко не достигший того идеала, к которому, стремлюсь. Я виноват, что тон, дух моей статьи недобрый, но смысл её для меня несомненно истинен, и я буду повторять то же на смертном одре. И уверен я в этом не потому что я верю себе, а потому что верю Христу и закону Бога.

Смягчающим мою вину обстоятельством может хотя немного служить то, что тогда, как вы живёте и Петербурге в среде торжественных приготовлений и воздействий войны, я живу среди несчастного народа, который, живя в крайней нужде, отсылает своих кормильцев на непонятное и ненужное ему побоище, видит только лишения, страдания и смерть. Но я боюсь опять отдаться нехорошему чувству. Лучше замолчу, так как письмо это имеет целью не убеждать вас, а просить забыть те недобрые слова, которые вы написали мне, и вызвать в себе хотя не доброжелательные, но не недоброжелательные ко мне чувства, с которыми свойственно всем людям относиться друг к другу и которые я испытываю к вам, в особенности вспоминая моё свидание с вами где-то вечером в Петербурге, свидание, оставившее во мне самое приятное воспоминание» (75, 136 - 137).

(Толстой действительно встречался с С. Д. Толь в 1878 г. у матери А. А. Толстой — Прасковьи Васильевны Толстой.)

Консервативное, как сама графина Толь, «Новое время» увидело в публиковании статьи Толстого в газете «Таймс» -- пособничество Толстому в «измене родине» в военное время:

«Что сказал бы "Times", если бы во время трансваальской войны какая-нибудь французская газета напечатала статью англичанина, который требовал бы, чтобы англичане положили оружие даже в том случае, если Кап и Дурбан, не говоря уже о Лондоне, попали бы во власть буров? «Times» протестовал бы и основательно. […]
Для чего же «Times» напечатала статью графа Толстого? Принимая во внимание направление газеты ещё до войны, принимая во внимание, что Англия – союзница Японии – напечатание такой статьи в английской газете является более чем обыкновенным промахом или наивностью. Это, прежде всего действие достойное порицания» («Новое время». 21 июня (4 июля) 1904 г.).

А насквозь патриотичный «Гражданин» делает из Толстого «злейшего врага и палача» военных «героев», браво служащих злу, олицетворённому в «Государе» и «отечестве», пославшими их сдыхать из-за халтурного неумения и преступного нежелания «государей» жить без войн:

«Каждый понимает, что есть люди, ненавидящие войну, и есть люди, ее идеализирующие; между идущими на войну и геройски умирающими на поле битвы есть ненавидящие идею войны, но из любви к Отечеству и его Государю ставящие эту любовь превыше ненависти к идее войны; это и суть ученики Христовы настоящие, ибо, подражая Его примеру, ненавидят зло, но отдают ему свою жизнь во имя любви к своему отечеству. И вот, думал я, читая строки Толстого, в какую жалкую и мизерную личность съеживается этот носитель крупного гения, с комфортом, в своем кабинете Ясной Поляны, посылающий на войну своим друзьям и братьям по крови и по духу ядовитые слова возмущения и смущения, в минуты, когда, среди лишений и страданий, они геройски исполняют свой долг и умирают за что-то святое, и когда даже дети в многомиллионном народе понимают и чувствуют, что в эти минуты нужны каждому солдату, кроме пищи, оружия и крова, слова любовного ободрения, и что тот, кто, кто в это время смущает его словом, чтобы лишить его ободрения, тот злейший враг и палач этих героев» (Гражданин. 24 июня (7 июля) 1904 г.)

Как будто не дал «обдрения» Толстой тем, кто поневоле, как скот на убой шёл на эту войну!

Всё та же похабная песенка: Толстой многие «мирные» годы пишет и повторяет одно и то же – его не слышат! Он обобщает и повторяет то же самое более ярко, в одной статье, в «годину войны» -- и вот тут-то его, наконец, услышали… и клянут за «предательство», чуть ли не за нравственную и личностную деградацию!

И будто не писан Толстым трактат «Царство Божие…» с опровержениями высокоумных «благословений» войне. «Гражданин» добавляет свои:

«Зачем понадобилось Толстому напечатать в «Times» эту гадкую антипатриотичную статью, я не знаю, но я не вижу в этом ни самопожертвования, ни жертвы собой ради проявления вложенной в него, на пользу другим людям, силы. Тут одно из двух: либо заблуждение, либо преступление. И то и другое требует немедленного осуждения. Если Толстой, как сын православной церкви, не мог быть терпим за свою религиозную ересь, то он едва ли может быть терпим, как русский гражданин и сын великого народа, за свою политическую ересь. Мы переживаем смутное время, у нас идёт разлад и брожение везде и всюду, но если эту смуту вносят в нашу жизнь не инородцы, а лучшие из русских сынов, убелённые сединой старцы, потомки знаменитых родов, что же тогда станут делать враги и пасынки России. разночинцы и интеллигентные босяки? Над этим вопросом не мешает призадуматься. Что-то ужасное творится в нашей русской жизни. Бедствием для нас является не война, а те ужасные годы мира, в которые мы окончательно развратились, ослабели физически и нравственно, опошлились и заметно поглупели. Нет, война – это не бедствие, это наше спасение, это то героическое средство, которое может встряхнуть от корня до вершины ныне ослабевший и отупевший организм. Знает Бог, что делает!» (Гражданин.1(14) июля 1904 г.)

Да уж! Знает Бог, что делал в 1917 году, убивая Империю, огрызавшуюся таким образом на пророка и спасителя человечества, жестоко преследовавшую его единомышленников, запрещавшую его книги.

И, без сомнения, Божье дело будет совершено и ещё раз (жаль, что не к столетию событий 1917-го, а позже): ибо теперешняя наследница Империи и сталинского Совка уже вовсю собирает на свою голову горящие уголья: и военными авантюрами, и внутренним ограблением и притеснением свобод своих граждан, розыском «политической ереси»!

Наконец, сволочные «Московские ведомости», плевавшиеся злобой своих доносов на Льва Николаевича ещё в неурожайном 1891 году, в пору его помощи голодающим крестьянам:

Новейший памфлет гр. Толстого

«В начале настоящей войны известный французский писатель Жюль Кларти обратился к графу Толстому с "открытым письмом", напечатанным в свое время в газете "Times". Письмо это, написанное в изысканных выражениях должно было по наивному мнению автора, поставить гр. Толстого в весьма затруднительное и даже безвыходное положение.
Французский писатель руководился такими соображениями:
«Гр. Толстой безусловный противник войны, но вместе с тем он Русский. Какая, следовательно, должна происходить "буря под его черепом", когда он как философ, должен бороться против войны, а как сын России, должен стать за вооружённую борьбу с её врагами».
Всем, кто сколько-нибудь ближе знает гр. Толстого, должна броситься в глаза явная несообразность такого рассуждения, первая посылка которого настолько же верна, на сколько ошибочна вторая.
Да, гр. Толстой – противник войны; но он давно уже перестал быть Русским, с тех пор, приблизительно, как он перестал быть православным.
А потому настоящая война не могла вызвать в нем никаких "коллизий чувств", и под его черепом не произошло никакой бури, ибо граф Толстой ныне совершенно чужд России, и для него совершенно безразлично, будут ли Японцы владеть Москвой, Петербургом и всей Россией, лишь бы Россия скорее подписала мир с Японией, на каких угодно, хотя бы самых унизительных и постыдных условиях. Так пошло и подло чувствовать, думать и высказываться не может ни один Русский человек, а потому считать Толстого Русским может разве только такой Французик, как Кларти, не имеющий ни малейшего понятия, ни о Русских, ни о России.
Весьма понятно, поэтому, что "открытое письмо" французского писателя нисколько не задело гр. Толстого, который ничего на него и не ответил; зато теперь он выпустил за границей возмутительнейший памфлет против России, с которой он уже окончательно порывает всякие связи. Если он еще живет в пределах России, то это объясняется лишь великодушием Русского Правительства, чтущего еще бывшего талантливого писателя Льва Николаевича Толстого, с которым теперешний старый яснополянский маньяк и богохульник ничего общего, кроме имени, не имеет. […]
Если бы Правительство сочло возможным сорвать личину с гр. Толстого и показать его русскому народу во всей его безобразной наготе, то этим положением был бы конец всему нашему "толстовству", и тогда, но только тогда, можно было бы представить старому сумасброду спокойно доживать свой век в его Ясной Поляне и хоронить там свою бывшую славу» (Московские ведомости 10 июля (27 июня) 1904 года).

Эту гадость лучше оставить без комментария! Единомышленники авторов «Московских ведомостей» гуляют нынче по улицам городов путинской Рассеюшки, ищут всё новых и новых «врагов» своего особого «Русского пути» и щеголяют схожими по содержанию и стилю высерами в интернете…

Разноречивыми были и мнения о статье Толстого за границей.

Например, передовица вышепомянутой «Times» так критиковала статью Толстого: «Это в одно и тоже время исповедание веры, политический манифест, картина страданий мужика-солдата, образчик идей, бродящих в голове у многих этих солдат и, наконец, любопытный и поучительный психологический этюд. В ней ярко проступает та большая пропасть, которая отделяет весь душевный строй европейца от умственного состояния великого славянского писателя, недостаточно полно усвоившего некоторые отрывочные фразы европейской мысли.

«Daily News» зато встретил статью Толстого восторженными одобрениями. «Вчера Толстой – говорит газета, – выпустил одно из тех великих посланий к человечеству, которые возвращают нас к первым основным истинам, поражающих нас своей удивительной простотой. Толстой, этот великий актив человечества, за последние полвека никогда больше не заслужил благодарности людей, как за это слово своё» (Цит. по: «Русский листок». 20 июня (3 июля) 1904 г.).

Lvyonok Yasnopolyanskiy 10.12.2016 22:11:27

* * * * *

Мнения же ИСТИННОЙ, народной и трудовой России об очередной войне – были совсем иными…

В июле месяце Толстого в Ясной Поляне посетил его друг, крестьянин М. П. Новиков. Конечно, разговор их коснулся войны. И Новиков в своих воспоминаниях приводит интересные и сильные отзывы Льва Николаевича об этом ужасном деле. Когда заговорили о войне, он воскликнул:

« — Ужасно, ужасно! И сегодня, и вчера я плакал о тех несчастных людях, которые, забывши мудрую пословицу, что худой мир лучше доброй ссоры, десятками тысяч гибнут изо дня в день во имя непонятной им идеи. Я не читаю газет, зная, что в них описываются ужасы убийств не только не для осуждения, но для явного восхваления их… Но домашние иногда читают мне, и я плачу… Не могу не плакать…»

Л. Н-ч показал Новикову полученное им письмо и предложил ему прочесть его вслух.

В письме этом неизвестный автор описывал, говорит Новиков, как они были хорошо настроены с места, из родного города, и как это настроение совершенно менялось по мере приближения к Манчжурии. «Ехали день, два, неделю, месяц, — говорилось в письме, — всё пустые поля да леса. Чай, семь тысяч проехали, а десяти деревень не видали. Степи и степи. Да на этой земле ещё 10 Рассеев поселить можно, и то полноты не будет, а китайской землёй поехали — одни горы да камни. И кой рожон нам здесь было нужно, ради чего кровь проливать из-за каких-то гор да камней? Добро бы своей земли не было. Вот когда всё это увидели да раздумали, и мысли другие пошли, и охоты не стало.

— Каково? — спросил Лев Николаевич, когда я кончил чтение. — Народ обмануть хотят, дипломаты уверяют, что иначе никак нельзя было, а мужики едут и решают по-своему, что воевать не из-за чего было.

— Да, ужасно, ужасно! — продолжал Л. Н-ч. — Совершается страшное дело, и никто не сознаёт этого. На днях на дороге догоняет деревенская баба, торопится в город, трое босых ребят с нею. Пошёл вместе, разговорились. Идёт за пособием, вторая получка вышла. «Хлопотали, хлопотали, — говорит, — бегали, бегали, у самого члена три раза были, насилу выдачки дождались». — «Что же, — спрашиваю, — привыкли без хозяина? С получкой, чай, и одни хорошо проживёте. Прежде нужды-то поди больше было?» И-и, как зарыдает баба, как зальётся, слова не выговорит. «Мы бы, — говорит, — им последнюю коровёнку отдали, даром что сами в нужде находимся. Пошто, — говорит, — детям-то деньги нужны? Им отец нужен. Они при отце только хороши и веселы. А теперь как цыплята мокрые стали, от хвоста матери не отходят. Шагу тебе ступить не дадут, всюду вяжутся». — «А разве тятька-то не воротится?» — испуганно спрашивает её девочка, утирая глаза и смотря то на меня, то на мать, и я стою, пла́чу, и они все плачут. Старый дурак я, хотел разговориться, утешить, а вышло — только в грех ввёл» (Толстой. Памятники творчества и жизни. Т. 2. Под ред. В. И. Срезневского. М. 1920, стр. 96, 97).

Но люди, понимая ненужность и вред и этой, и всякой иной войны – всё же повторяют затверженную с детства ложь в оправдание войн и всё же идут служить правительствам… Потому что ещё силён в них обман, потому что – НЕ ОДУМАЛИСЬ. Не первая капля начинающегося дождя, упав на спящего, разбудит его, но, скорее всего, только одна из многих. Так точно и одно из многих и многих напоминаний высшей истины о том, что человек сын Бога и его посланник в мире, и должен служить Богу, своему божественному началу взбуждению в мире Царства Божия, которое есть во всех нас – одно из многих таких напоминаний всё-таки пробудит разумное сознание каждого человека к христианскому пониманию жизни. Этому делу служили многочисленные выступления в печати Льва Николаевича и единомысленных ему современников. Послужит, смеем надеяться, и наш скромный очерк.

«Да, великая борьба нашего времени не та, которая идёт теперь между японцами и русскими, или та, которая может разгореться между белой и жёлтой расами, не та борьба, которая ведётся минами, бомбами, пулями, а та духовная борьба, которая не переставая, шла и теперь идёт между готовым к проявлению просвещенным сознанием человечества и тем мраком и тяжестью, которые окружают и давят его. Христос, тогда ещё, в своё время томился ожиданием и говорил: «Огонь пришёл низвесть я на землю, и как желал бы, чтобы он возгорелся». (Лука X II, 49.)

Чего желал Христос, совершается. Огонь возгорается. Не будем же противиться, а будем служить ему».

«Сомнение о том, угодно ли Богу или нет, что нас начальство заставляет убивать, это искра того огня, который Христос низвёл на землю и который начинает возгораться.

И знать и чувствовать это — великая радость» (36, 147 - 148).

___________________________________

Логин:
Пароль:
	Запомнить меня

Регистрация
Забыли свой пароль?
Войти и написать отзыв