Предисловие к путеводителю по публицистике Л.Н. Толстого

Публицистика Льва Толстого - исповедь и проповедь

«По долгу совести и чувству справедливости не могу молчать...»

Лев Толстой

Мощный голос Толстого-публициста звучал на весь мир в легальной и бесцензурной прессе: статьях, воззваниях, обращениях к русскому народу, правительству, революционерам, открытых письмах, телеграммах в редакции русских и иностранных газет, интервью русским и зарубежным журналистам. Трудно назвать сколько-нибудь значительное событие общественной жизни его времени, которое не нашло отражения в его публицистике, письмах, в которых, по меткому определению Герцена, «запеклась кровь событий». «Опять буду писать о современном», «а события нудят, требуют ответа на них», – признавался Толстой своим корреспондентам.

«Изумительное понимание запросов дня», отмеченное его современниками, отклик на самые острые, больные проблемы превращали многие его статьи в важные документы эпохи. Опубликование каждой из них, «особенно в пору цензурного гнета», было «своего рода литературным событием, которое нередко приобретало крупное значение и в общественной жизни страны», – отмечал ведущий журналист авторитетной газеты[1].

Каждое слово Льва Толстого, автора знаменитого манифеста русской публицистики «Не могу молчать», жадно ловила русская и мировая печать. На страницах русской и зарубежной прессы ежедневно и, как правило, на первой полосе, появлялись публицистические выступления самого Толстого и материалы о нем. В них излагались его взгляды, мнение по тому или иному злободневному вопросу: отношение к закрытию Первой и созыву Второй Государственной Думы, к антивоенному движению, о рабочем и земельном рабстве, о смертной казни, о политике Бисмарка и Вильгельма II. В интервью с Толстым, наряду с рассказами о том, «как живет и работает великий писатель», включались даже отдельные отрывки из его запрещенных цензурой статей, хотя появление их «в урезанном виде» огорчало Толстого.

Пристальное внимание печати всего мира вызвала и энергичная общественная деятельность писателя: создание сельских школ, участие в московской переписи, помощь голодающим крестьянам, защита преследуемых правительством духоборов и организация их переселения, участие в движении сторонников мира.

Имя великого писателя, общественного деятеля, публициста, проповедника не сходит со страниц газет и журналов и после того, как написаны его художественные произведения, покорившие весь мир. В течение тридцати последних лет жизни все силы Толстой отдает преимущественно публицистике: «Если хочешь что сказать, скажи прямо».

Вступив на религиозно-философский путь, путь обретения истины, веры, Толстой стремился к «проповеди изустной и печатной»; излюбленный им жанр исповеди получил в его публицистике поразительное по своей искренности воплощение. Толстой-публицист сочетает качества общественного деятеля, учителя жизни с чертами исследователя и художника. Он остро ощущал свою сопричастность происходящим событиям, чувствовал личную нравственную ответственность за состояние мира, жизнь людей.

Идеи великого писателя, мыслителя, публициста оказали огромное влияние на духовную жизнь России и всего мира. К каждому слову Толстого «с жадностью прислушивается весь современный мир, каждая строчка <…> на лету ловится не только нашей журналистикой, но и печатью всех государств Европы. Никогда еще русское слово не имело такого могущества, никогда еще русское слово не приобретало такого влияния и не поднималось до такой ослепительной высоты, как в словах и мыслях Льва Толстого», – с гордостью заметил в конце ХIХ в. «Журнал журналов и энциклопедическое обозрение».

В начале 1900-х годов, когда отмечались 300-летний юбилей русской печати и 50-летний юбилей литературной деятельности Толстого и его 75-летие, пресса объявила юбилеи Толстого «праздником русской мысли, праздником русского слова»; причем, подчеркивалось, праздником «свободного печатного слова». «Великий гражданин Русской земли», проповедник, апостол социальной справедливости – так характеризовала Толстого русская пресса. В обращениях к нему звучали энергичные краткие формулы-строки: «Ваше имя – пароль и лозунг в борьбе с неправдой жизни», «Вы – мощный борец за общественные идеалы» и призыв: «Возвысьте Ваш голос», «Ваше авторитетное слово». Читателям всего мира было важно узнать его мнение по различным вопросам: «А что скажет Толстой?».

Лидер позднего народничества, автор знаменитой статьи о «деснице и шуйце» Толстого Н. К. Михайловский провозгласил: «Лев Толстой для нас больше чем великий писатель. Он как бы живой, облеченный в плоть и кровь символ достоинства печатного слова»[2]; вслед за ним В. Г. Короленко утверждал: Толстой «поднял печатное слово на недосягаемую высоту»[3].

С гордостью увидел в Толстом своего авторитетного коллегу их младший современник М. Лемке; будущий историк русской цензуры в письме к нему заявил: «Вы <...> наш, журналистов, старший товарищ, старейшина. Одно сознание: “Да ведь я по профессии товарищ Толстого” – я убежден – спасло не одного журналиста от нравственного падения»[4].

Не любивший пафоса А. П. Чехов не раз говорил: «Вот умрет Толстой, и все к черту пойдет!». В его словах, приведенных в воспоминаниях И.А. Бунина, речь шла не только о литературе. Чехов сказал о ней лишь во вторую очередь: «И литература».

Мысль о возможной смерти Толстого вызывала у многих сознание огромного духовного сиротства. А. Блок писал в статье «Солнце над Россией»: «Часто приходит в голову: все ничего, все еще просто и не страшно сравнительно, пока жив Лев Николаевич Толстой... Пока Толстой жив, идет по борозде за плугом, – не страшно, упыри дремлют».

Литературно-общественная деятельность Толстого служила нравственным ориентиром для всего русского общества. Журналисты и литераторы первыми воздали дань уважения великому русскому писателю и публицисту, посвятив ему свой Первый Всероссийский съезд 1908 г.: «На нашем обществе лежит обязанность увековечить те духовные богатства, которые дал миру гений Толстого»[5].

Авторитетное слово Толстого-публициста облетело весь мир. Он публиковал свои публицистические произведения в России и за рубежом. «Герцен громил из Лондона. Толстой громит в Лондоне из Ясной Поляны и Москвы, громит в России при помощи литографий, которые продаются по 20 копеек», – отметил А. С. Суворин в своем дневнике[6].

Толстой-художник, мыслитель, общественный деятель, публицист занимал особое положение в мире. Приводя свидетельства его всемирной славы, обозреватель журнала «Вестник Европы» утверждал, что запрещенные в России произведения Толстого расходятся огромными тиражами за границей, что там он «чуть ли не в три раза популярнее, чем в самой России», потому что во всем мире «безвозбранно печатаются все его произведения»[7]. Это было связано, в частности, с отказом писателя в 1891 г. от авторских прав, разрешением «безвозмездно издавать в России и за границей» его произведения – заявление было им опубликовано в газетах «Русские ведомости» и «Новое время».

Корреспонденты русских и иностранных газет осаждали писателя просьбами высказаться по различным вопросам. Публикация новой статьи Толстого вносилась в летопись важнейших событий с указанием на счастливый журнал, в который он отдал свое произведение. Многие журналисты и издатели обращались к писателю с просьбами о сотрудничестве.

Каждое его произведение обсуждалось в прессе, вызывало ожесточенную журнальную полемику, часто выходившую за рамки чисто литературных споров, заметно усилившуюся в связи с появлением публицистики в позднем творчестве писателя. Трудно назвать газету или журнал того времени, которые не высказали бы своего отношения к писателю, не приняли бы участия в толках о Толстом.

В публицистике Толстого запечатлены важнейшие вехи общественно-литературной жизни. В них – летопись целой эпохи, позволяющая увидеть, осознать, кем был Толстой для России столетие назад, на чем основан его поистине всемирный авторитет.

Но до сих пор публицистика относится к забытой части наследия Л. Н. Толстого, хотя страстные публицистические выступления против насилия, привлекающие к нему людей всего мира, в нашей стране все еще мало известны современному читателю. Из всего огромного творческого наследия Толстого – великого художника, глубокого мыслителя, страстного публициста, общественного деятеля – наименее доступными широкому читателю остаются его публицистические произведения: социальные, философские, религиозные, эстетические статьи и трактаты.

До сих пор работы Толстого-публициста, оказавшие огромное влияние на общественное мнение людей всего мира, в большинстве своем не переиздавались почти сто лет и стали сегодня библиографической редкостью.

Но современный интернет-читатель получил наконец-то возможность войти в общение и с Толстым-мыслителем, публицистом, общественным деятелем.

Наконец-то «весь Толстой», его наследие в полном объеме вскоре станет достоянием всех, 90-томное собрание его сочинений доступен каждому читателю и почитателю великого писателя, мыслителя, публициста, педагога, общественного деятеля.
Об этом сообщили все ведущие информ-агентства страны.

Презентация нового портала о жизни и творчестве писателя, созданный совместно Государственным музеем Л.Н. Толстого и музеем-усадьбой «Ясная Поляна», прошла в преддверии 185-летия со дня рождения писателя, и были представлены первые результаты проекта "Весь Толстой в один клик", цель которого создание электронной версии 90-томника писателя.

90-томное собрание сочинений Л. Н. Толстого доступно для чтения и на сайте И. В. Петровицкой[8].

В последнее десятилетие опубликованы и прокомментированы дневники и записные книжки Толстого последних лет[9]; издан курс лекций о дневниках Толстого известного философа В. В. Бибихина с созвучной ученому яркой вступительной статьей Ольги Седаковой «Весть Льва Толстого»[10].

Подготовленный на факультете журналистики Московского университета сборник избранных публицистических работ позднего Толстого «Пора понять» выдержал уже три издания[11]..Недавно вышла монография И. Петровицкой «Лев Толстой – публицист и общественный деятель».[12]

На занятиях спецсеминаров и спецкурсах, посвященных Толстому-публицисту, особенный интерес студентов вызывают такие темы, как «Жанр открытого письма в публицистике Л. Толстого», «Духовное “воскресение” человека в художественном и публицистическом творчестве Толстого», «Толстой-онлайн» и «Толстой-публицист на страницах Интернета и современной печати», «Мастерство Толстого-публициста», «Обращение к юношеству», «Воздействие Л.Н. Толстого на духовно-нравственную атмосферу Московского университета»[13], «Письма Толстого журналистам, писателям, общественным деятелям»[14].

Во многих университетах, педагогических вузах проводятся научно-исследовательские конференции, по материалам которых издаются сборники[15].

В последнее время заметно усилился интерес к духовным исканиям, личности Л. Толстого; не утихают бурные, порой ожесточенные споры о его учении, взглядах, которые тревожили ум, будили совесть его современников. И сегодня есть немало размышляющих, ищущих смысл жизни людей, особенно среди молодежи, для которых истинная вера не слепа, которые не отмахиваются от искусительных вопросов. Именно им всегда был близок духовный опыт Л. Толстого. И ведь именно к юношеству, к студенчеству обращены многие статьи и открытые письма Толстого-публициста: «Верьте себе», «К молодым людям», «Письмо тифлисским барышням», «Письмо студенту о праве», «Студенческое движение» 1899 г., «Неделание» и «Письмо N.N. о ненасилии» выпускнику петербургского университета М. А. Энгельгардту. Празднованию в Московском университете Татьянина дня посвящена горько-ироничная статья «Праздник просвещения 12 января», в которой Толстой призывал профессоров и студентов «старейшего русского университета»: «Пора понять, что просвещение распространяется не одними туманными и другими картинами, не одним устным и печатным словом, но заразительным примером всей жизни людей и что просвещение, не основанное на нравственной жизни, не было и никогда не будет просвещением…».

Ответ Толстого парижскому студенту, будущему классику французской литературы и общественному деятелю Ромену Роллану, спрашивавшему, возможно ли совместить проповедуемое писателем служение науке и искусству с нравственным требованием физического труда и служения ближнему, получил широкое распространение под заглавием «Ручной труд и умственная деятельность (из письма к французу)»; чешской молодежи адресована статья «О социализме». Одно из последних писем направлено в редакцию газеты «Голос студенчества»: Толстой дал согласие на публикацию своей «переписки со студентами двух университетов».

В поисках ответа на волнующие их вопросы о смысле и назначении своей жизни, в стремлении найти приложение своим силам молодое поколение обращалось к Толстому. И сегодня можно утверждать, что интерес к идеям Толстого думающей молодежи, студенчества будет неуклонно возрастать.

Пора понять, что публицистическое наследие Толстого должно войти в наше общественное сознание, в духовную жизнь поколения XXI века. Духовные уроки Толстого – писателя, журналиста, публициста должны стать предметом изучения студентами. Назрела необходимость включения в программу вузовских курсов по истории русской литературы и журналистики раздела «Публицистика Л. Н. Толстого».

٭٭٭

Публицистическое наследие Толстого огромно. Перу писателя принадлежат более 300 статей, трактатов, открытых писем, обращений, интервью. Среди них такие известные во всем мире работы, как «Исповедь», «Не могу молчать», «Закон насилия и закон любви», «Великий грех», «Что такое искусство?», «Пора понять», «Одумайтесь!».

И рядом с ними – целые циклы других, менее известных статей, воззваний и обращений, тоже посвященных актуальным проблемам русской жизни.

Ранняя публицистика Толстого включает первые студенческие наброски, первый путевой очерк; в 1850-х гг. – на военной службе: участие в Севастопольской кампании, проекты переформирования армии, замысел издания военного журнала, художественно-публицистическая деятельность. Накануне крестьянской реформы 1861 г., охваченный предчувствием общественных перемен, ожидающих Россию, Толстой занят вопросом освобождения крестьян. Он занимался практическим разрешением «крестьянского вопроса», подготовил проекты отмены крепостного права. В 1860-е гг. Толстой организовывает школы для крестьянских ребятишек, обращается к педагогике. Возникает замысел издания журнала «Сельский учитель», затем Толстой приступает к изданию педагогического журнала «Ясная Поляна». В 1870-е гг. – статьи о народном образовании, в которых с большой остротой ставится вопрос о надвигающихся социальных переменах в обществе.

«Азбука». Толстой в письме к Н. Н. Страхову 17 декабря 1872 г. заметит: «Весь узел русской жизни сидит тут». Толстой убежден, что «не нам нужно учиться, а нам нужно Марфутку и Тараску выучить хоть немножко того, что мы знаем».

Особенно важный период – публицистика позднего Толстого. «Со мной случился переворот, который давно готовился во мне и задатки которого всегда были во мне», – заявил писатель на весь мир в «Исповеди». В последние тридцать лет жизни художественная работа уже не представлялась Толстому главным делом. Пережитый им духовный перелом обусловил обращение преимущественно к публицистике. Толстой утверждал: «Если хочешь что сказать, скажи прямо». Публицистика преобладает в творчестве Л. Толстого 1880–1900-х гг. Проповедь становится потребностью писателя.

В своей публицистике Толстой откликается на все важнейшие общественно-политические события внутренней и международной жизни. В 1880-е и начале 1890-х гг. Толстой создает статьи и трактаты, в которых излагалось новое миропонимание писателя, его философско-религиозные взгляды. Несколько лет продолжалась работа над трактатами «Так что же нам делать?», «Царство Божие внутри вас». Это время активной общественной и публицистической деятельности, связанной с его участием в переписи населения Москвы.

Наиболее важным в публицистике Толстого был крестьянский вопрос, «земельное рабство». В 1890-е годы, когда в России вновь разразился голод, он написал знаменитый цикл статей-писем о голоде, возобновил общественную деятельность, как и во время самарского голода 1873 г., по оказанию помощи голодающим крестьянам. И это вопреки запрету правительства упоминать в печати слово «голод», выступающего против участия общества, частной инициативы интеллигенции, помогающей голодающим вне рамок государственных учреждений. «Надо иметь смелость и авторитет Толстого, чтобы идти наперекор всяким запрещениям и настроениям и делать то, что велит долг»[16], – писал о деятельности Толстого на голоде А. П. Чехов.

Слово Толстого всегда было сопряжено с делом, с организаторской работой. Вместе с помощниками, среди которых было много студентов, Толстой открыл около 200 столовых; в них ежедневно кормилось более 9000 человек. Об этой практической работе он написал статью «О средствах помощи населению, пострадавшему от неурожая», на публикацию которой откликнулся Чехов: «Толстой-то, Толстой! Это, по нынешним временам, не человек, а человечище, Юпитер. В «Сборник» он дал статью насчет столовых, и вся эта статья состоит из советов и практических указаний, до такой степени дельных, простых и разумных, что, по выражению редактора «Русских ведомостей» Соболевского, статья эта должна быть напечатана не в «Сборнике», а в «Правительственном вестнике»[17]. В запрещенной цензурой резко обличительной статье «О голоде» 1891 г. Толстой-публицист прямо заявил: «Народ голоден оттого, что мы слишком сыты». В 1905 г. в статье «Великий грех» Толстой вновь объясняет причины нищеты: «Народ <…> не может продолжать существовать, когда ему оставлена только малая часть земли, которой он должен кормить себя и всех паразитов, присосавшихся к нему и располагающихся на нем».

Убежденный противник помещичьего землевладения, Толстой доказывал, что «должно бы быть ясно каждому образованному человеку нашего времени»: «исключительное право на землю людей, не работающих на ней и лишающих доступа к ней сотни и тысячи бедствующих семей, есть дело прямо столь же злое и подлое, как обладание рабами». В ряде статей он пропагандировал проект американского экономиста Генри Джорджа, предлагавшего введение «единого налога» на землю.

Писатель видел, что в России надвигаются большие социальные потрясения. «Существующий строй жизни подлежит разрушению... Уничтожиться должен строй милитаризма и замениться разоружением; уничтожиться должен сепаратизм узкой национальности и замениться <...> всеобщим братством; уничтожиться должны всякие религиозные суеверия и замениться разумным религиозным нравственным сознанием; уничтожиться должен всякого рода деспотизм и замениться свободой; одним словом, уничтожиться должно насилие и замениться свободным и любовным единением людей».

К середине 1890-х гг. относятся острые публицистические выступления Толстого; он деятельно участвует в общественной жизни, выступает как бесстрашный защитник оппозиционно настроенных людей, преследуемых властями; прямо или косвенно оказывает им поддержку. Толстой живо реагирует на каждое проявление жестокости властей, о котором ему становится известно, высказывает твердое намерение «противодействовать этим ужасным злодействам, совершаемым во имя государственной пользы».

Писатель неоднократно оказывал помощь своим единомышленникам, подвергающимся гонениям со стороны властей за свои религиозные взгляды, за отказ от участия в воинской службе. Обеспокоенность у него вызывала судьба «страдальцев за веру» – кавказских духоборов. В многочисленных письмах и воззваниях он обратился за помощью ко всему мировому сообществу. Толстой собирал средства, необходимые для переселения духоборов, отдав гонорар, полученный за роман «Воскресение»; и в 1898 г. около 8 тысяч духоборов переселились в Канаду.

Болью и состраданием пронизаны работы Толстого-публициста, посвященные угнетению малых народов. Он неоднократно поднимал «польский», «финский» и «кавказский» вопросы в печати и в переписке, беседах с финским писателем и общественным деятелем Арвидом Ярнефельтом. В письме к польскому общественному деятелю, филологу Мариану Здзеховскому, писатель с большим сочувствием отзывался о польском народе, с возмущением говорил «о тех страшных насилиях, которые совершаются дикими, глупыми и жестокими русскими властями над верою и языком поляков».

Одна из важных тем его публицистики – проблема войны и мира. Он с удовлетворением отмечал, что «сотни обществ мира и тысячи статей не только специальных, но и общих газет, не переставая, на все лады разъясняют безумие милитаризма и возможность и даже необходимость уничтожить войну».

В статьях «Христианство и патриотизм», «Две войны», в письме редактору газеты «Стокгольм тагблатт» Толстой разоблачал лицемерные национал-патриотические речи, фальшивые фразы о необходимости национальной обороны: «Никогда не было так ясно, как в наше время, что всегдашний предлог собирания и содержания войск для мнимой защиты от воображаемого нападения врагов не имеет никакого основания и что все эти угрозы нападения суть только выдумки тех, кому нужны войска для своих целей – для властвования над народом».

Вершина публицистики Льва Толстого, его программное заявление – знаменитая статья «Не могу молчать», ставшая манифестом русской публицистики. В статье сказался весь опыт его публицистических выступлений и общественной деятельности. Впервые толстовское «Не могу молчать» прозвучало в одной из первых его публицистических работ – «Проекте о переформировании армии» (1855): «По долгу совести и чувству справедливости не могу молчать о зле, открыто совершающемся передо мною» (Т. 4, с. 290)[18].

В статье «Не могу молчать» Толстой-публицист возвысил свой голос против смертной казни. Он не мог мириться с тем, что Россия превратилась в страну, где смертная казнь стала «бытовым явлением». Негодование и боль Толстого выражены предельно лаконично: «Так жить нельзя. Я, по крайней мере, так жить не могу и не буду!». Толстой показал ярко и убедительно «всю жестокость, губительность того государственного насильнического устройства», ту ужасающую степень нравственного упадка, до которой доведены люди, участвующие в этом. Толстой-публицист с негодованием пишет о том, что люди, стоящие на высших ступенях общественной лестницы, отбросили, как ненужную ветошь, все то, чем они раньше прикрывали свои мерзкие дела, и уже открыто встали на путь насилия. «Если предшественники их еще считали нужным притворяться, теперешние уже находят это совершенно излишним: они знают, что то устройство, которое они поддерживают и которое нужно для их удобства жизни (для получения жалованья), держится на обмане и насилии, не имеющих ничего общего ни с религией, ни с нравственностью, ни с здравым смыслом, и что все это очень хорошо знают и что поэтому совершенно излишне притворяться».

И Толстой-публицист восклицает: «Затем я и пишу это и буду всеми силами распространять то, что пишу, и в России и вне ее, чтобы одно из двух: или кончились эти нечеловеческие дела, или уничтожилась бы моя связь с этими делами, чтобы или посадили меня в тюрьму, где бы я ясно сознавал, что не для меня уже делаются все эти ужасы, или же, что было бы лучше всего (так хорошо, что я и не смею мечтать о таком счастье), надели на меня так же, как и на тех двадцать или двенадцать крестьян, саван, колпак и так же столкнули с скамейки, чтобы я своей тяжестью затянул на своем старом горле намыленную петлю».

Взволнованный толстовский возглас «Не могу молчать» звучал как обвинительный акт против насилия и рабства: «Думал о том, что если служить людям писанием, то одно, на что я имею право, что должен делать, это – обличать богатых в их неправде и открывать бедным обман, в котором их держат».

Толстой всегда чувствовал сопричастность к происходящим событиям, свою личную нравственную ответственность за состояние мира, всех людей. Он считал себя ответственным и за состояние армии во время севастопольской обороны, и за народное образование, и за освобождение крестьян от «земельного рабства», за ужасы городской нищеты, захватнические войны, смертные казни, за судьбу России и всего мира.

На протяжении многих лет Толстой обличал правительство, его «постыдную деятельность виселиц, розг, гонений, одурения народа». В канун революции 1905 г., видя, что «развязка» приближается, Толстой в письме Николаю II в 1902 г. предостерегал царя, говоря о нищете и голоде народа, о всеобщем недовольстве правительством и враждебном отношении к нему, о религиозных гонениях, о запретах цензуры, «доходящей до нелепостей». «Мерами насилия можно угнетать народ, но не управлять им», – утверждал Толстой.

Как истинный публицист, найденное решение проблемы Толстой обращает в советы, наставления, проповедь. На весь мир звучало искреннее, бесстрашное слово «апостола правды», не желающего мириться с окружающим злом, и голос евангельского пастыря, для которого несомненна заповедь непротивления злу насилием, «закона любви». Толстой отрицал революционный путь преобразования мира, он верил, что лишь «духовная революция», «революция сознания» несет избавление общества от «зла» и предотвратит «революционную бурю». И чем отчетливее слышался гул приближающихся революционных битв, тем настойчивее он выступал с проповедью непротивления злу насилием.

В публицистике Л. Толстого звучит исповедь и проповедь. Он стремится убедить читателя в том, что понял сам в результате мучительных исканий. И это не эгоистическая сосредоточенность на себе (в чем зачастую Толстого упрекали), а желание воздействовать своим опытом. Отсюда прямые обращения, горячие призывы: «Одумайтесь!», «Пора понять», «Пора опомниться», «Верьте себе», «Любите друг друга». Толстой-публицист убеждает: «Пора понять», что невозможно жить по-старому, «нельзя так жить». Как истинный проповедник, он горячо верит в силу убеждения словом. Толстой апеллирует к «понимающему» читателю. Это порыв прорваться сквозь душевную скорлупу человека; отсюда зачастую и боль от осознания, что «этих ничем не проймешь...».

В одной из статей последних лет «Благо любви» (обращение к людям-братьям), написанной как пронзительное, взволнованное напутствие писателя всем людям, перед лицом приближающейся смерти Толстой вновь настойчиво утверждал, что благо наше только в братском единении людей. Он пишет: «Милые братья <...> мне и страшно и, главное, странно думать о той ужасной ненавистнической жизни, которой живет теперь большинство из нас, людей, рожденных для любви и для блага».

Толстой стремится убедить, что жизнь наполнена «блаженством любви и к близким, и к своей душе, к добру и ко всему живому», что нет «высшего блага, чем любовь». Он призывает нас «опомниться», освободиться от старой губительной «ужасной инерции заблуждения», напоминает, что насилие, «животная борьба», свойственна человеку. Да, признает писатель, современная жизнь требует злобы, «участия в делах нелюбви к одним братьям ради других». И мы, пишет Толстой, «вместо радостной жизни, жизни любви» не находим ничего лучшего, как «ненавидеть, бояться, мучать, мучаться, убивать, запирать, казнить, учиться убивать и убивать друг друга».

В публицистике Толстого последних лет звучала надежда на возможность перехода к новому веку – веку без насилия. Он исполнен веры в то, что в духовном сознании людей произойдет «неизбежный переворот» от «закона насилия» к «закону любви». И всей душой веря, что всякое усилие, «хотя бы самое слабое», содействует этому, Толстой советует прожить с любовью к людям «хоть один день. Хоть один день, оставаясь в тех условиях, в которых застал вас день, поставьте во всяком деле руководиться одной любовью». И с горячей убежденностью он обращается к нам: «Поверьте, что любовь, только любовь выше всего: любовь есть назначение, сущность, благо нашей жизни».

Во многих статьях религиозно-нравственного характера излагалась вера Толстого, звучала его проповедь любви, ненасилия. После «Исповеди» голос Толстого-проповедника усиливается, ибо в проповеди он видит главное средство передачи людям открывшегося ему нового миропонимания. И одним из вопросов, на который отвечал Толстой в своей публицистике, стал вопрос веры. Поставив задачу «выразить свое исповедание», он в трактатах «В чем моя вера?» и «Царство Божие внутри вас» дал систематическое изложение своего мировоззрения в его применении как в личной, так и в общественной жизни.

Для толстовского нравственного чувства характерно соединение слова и практического действия, поступка. Толстой и проповедовал, и в своей жизни стремился осуществить свои идеи. Он взыскательно спрашивает себя: «Ну, а вы, Лев Николаевич, проповедовать вы проповедуете, а как исполняете?». И отвечает сокрушенно: «Я не исполнил и 1/1000, это правда, и я виноват в этом, но я не исполнял не потому, что не хотел, а потому, что не умел...». Незадолго до смерти он повторяет: «Я не святой и никогда не выдавал себя за такого, а человек увлекающийся и говорящий иногда, даже всегда, не вполне то, что думаю и чувствую, не потому, что не хочу сказать, а не умею, часто преувеличиваю, просто ошибаюсь. Это в словах. А в поступках еще хуже... Если же понимать меня, как слабого человека, то несогласие слов с поступками – признак слабости, а не лицемерия. И тогда я представлюсь людям тем, что я точно есть: плохой, но точно всей душой всегда желавший быть вполне хорошим».

«Посмотрите на мою жизнь прежнюю и теперешнюю, и вы увидите, что я пытаюсь исполнять, – писал Толстой молодому М. А. Энгельгардту. – Обвиняйте меня, я сам это делаю, но обвиняйте меня, а не тот путь, по которому я иду и который указываю тем, кто спрашивает меня, где, по моему мнению, дорога».

х х х

Рассматривая деятельность художника и публициста как исполнение высокой общественной задачи, миссии, Толстой исключительное внимание уделял изданию и распространению своих общественно-политических, философских, религиозно-нравственных произведений. В последние годы он проявлял порою равнодушие к печатанию своих художественных сочинений, особенно предпочитая дорогим изданиям в собрании его сочинений «копеечные» выпуски «Посредника» и безвозмездное распространение своих произведений.

Когда его статьи, воззвания, открытые письма, статьи запрещались цензурой, Толстой радовался появлению их нелегальных изданий при помощи гектографирования, рукописных списков и способствовал этому по мере сил. Своими публицистическими работами Толстой дорожил не менее, чем художественными произведениями, но в последние десятилетия жизни ставил их даже выше. Для него было очень важно передать читателям открывшееся ему миропонимание, объяснить, «как и зачем жить», чтобы сделать мир лучше, людей счастливыми.

В проповеди тех идей, которые он считал важными, истинными, Толстой видел средство прямого воздействия на жизнь людей, действенного изменения ее. Он видел, что «книга, печать вообще сделалась средством общения людей между собой», и считал, что «нельзя пренебрегать этим средством», предостерегая при этом, что неосторожное обращение со словом и мыслью может привести и к злу. «Если бы мы все яснее понимали и больше помнили то, что главная и могущественнейшая сила, которой мы обладаем, есть мысль и выражение ее – слово, – пишет Толстой, – мы бы были и осторожнее, где это нужно, и смелее, где это тоже нужно, в пользовании этой силой, и много бы зла уничтожилось и добра прибавилось в мире».

Об ответственности журналиста за публичное слово говорится в письме Толстого редактору журнала «Русское богатство» Л. Е. Оболенскому. «Я не встречал за это последнее время ни одного живого молодого человека, который бы не питался, хотя отчасти, умственно “Русским богатством”. Мне кажется, что это теперь единственный журнал, воздействующий на общество. Его статьи вызывают работу мысли, статьи эти ждут, о них говорят, и они составляют событие», – пишет Толстой и заключает: «Меня так на вашем месте ужасала бы та ответственность, которая лежит на вас, чтобы не отдать ответа за слово праздно» (Т. 62, с. 109).

Огромное значение Толстой-публицист придавал свободному выражению общественного мнения, видел в нем «могущественнейшую силу». Он считал, что ни одно правительство не может быть прочным и всесильным без поддержки общественного мнения, поэтому и затрачивает столько усилий на его формирование. «Власть правительства держится теперь уже давно на том, что называется общественным мнением. <...> Правительства посредством всех своих органов, чиновников, суда, школы, церкви, прессы даже, всегда могут поддержать то общественное мнение, которое им нужно», – утверждал Толстой в статье «Христианство и патриотизм» (Т. 39, с. 71).

Писатель любил приводить герценовское определение государства (из «Письма к императору Александру II») – «Чингис-хан с телеграфами». В своей публицистике и письмах он настойчиво доказывал опасность ужаснувшей Герцена возможности подобного государственного устройства. «И Чингис-хан не только с телеграфами, но с конституцией, с двумя палатами, прессой, политическими партиями et tout le tremblement»[19], – предостерегал Толстой в статье «Пора понять». Эта тревога прозвучала и в письме 1890 г. профессору государственного права Московского университета, известному публицисту Б. Н. Чичерину: «Недаром Герцен говорил о том, как ужасен бы был Чингис-хан с телеграфами, с железными дорогами, журналистикой. У нас это самое совершилось теперь. И более всего несоответствие это заметно – именно на журналистике». Далее он подчеркивает: «В особенности поразила меня справедливость мысли о зловредном действии на общество развившейся журналистики нашего времени, конца ХIХ века, при формах правления ХV-го» (Т. 65, с. 133).

Внимательно Толстой-публицист следил за современной русской и иностранной периодикой и вел обширную переписку с журналистами, редакторами, издателями в России и за границей. В беседах, письмах журналистам, писателям и издателями затронуты наиболее острые общественные, религиозно-нравственные вопросы. В них обсуждался широкий круг проблем: взгляды на задачи журналистики, ее нравственно-этические ценности, мастерство публициста, журнально-литературные новости, планы публикации статей в том или ином издании, попытки обойти цензурные запреты, оценка направления газеты, рубрик и отдельных материалов.

Деятельность журналистов, издателей, роль печати были в центре внимания Толстого-публициста. Во время последнего приезда в Москву в 1909 г. , по его признанию, «больше всего поразило» из увиденного, что человек «на извозчике едет и читает газету, стало быть, она ему нужна. Ведь это не шутка – следить за всем, что делается в мире».

В связи с событиями 1905 г. он решил: «Надо собирать газеты!».

Свой взгляд на профессию журналиста Толстой выразил в одном из интервью 1900 г.: «А ведь это – дело хорошее и интересное. Благодаря ему, что случилось в одной части города, становится известно и в других, что случилось в городе, становится известным в России, Европе... Дело полезное – сообщать, оно способствует общению людей между собой». В записи 25 октября 1908 г. Толстой отметил «положительную, светлую» сторону газет: «что́ творится на всех концах мира, все делается известным человечеству».

В Ясную Поляну в последние десятилетия жизни Толстого редакциями присылалось более 25 русских и более 35 иностранных изданий[20]. По свидетельству секретаря Толстого Д. П. Маковицкого, «утром, вышедши, первый вопрос Льва Николаевича был: “Получены ли газеты?”». И даже за несколько дней до кончины, на станции Астапово, Толстой просил почитать ему что-нибудь «политическое»; послушал некоторые статьи из газеты «Русское слово», попросил «Голос Москвы», ему читали вслух «Русские ведомости». «Что о нем писали, просил пропустить, – записал его секретарь. – Слушал внимательно. Статью о тройном самоубийстве просил вырезать и положить ему в дневник...»[21].

Учитывая, что многие журналисты присылали Толстому газетные вырезки, газеты и журналы со своими публикациями, а некоторые адресанты ссылались на сведения, полученные из прессы, то можно утверждать, что Толстой был в центре международной общественно-журнальной жизни.

Еще в конце 1870-х годов Толстой «вступил в корреспонденцию» и долгие годы ее поддерживал с редакторами-издателями журнала «Вестник Европы» А. Н. Пыпиным и М. М. Стасюлевичем. В 1880-е – 1890-е годы Толстому были особенно близки журналы «Русское богатство» Л. Оболенского, «Книжки Недели» П. Гайдебурова; он сотрудничал в газете «Русские ведомости» В. Соболевского, журналах «Северный вестник» Л. Гуревич и А. Волынского, «Вопросы философии и психологии» Н. Я. Грота, печатал свои произведения и открытые письма в «Новом времени», журнале «Русская мысль», в «Журнале для всех» В. Миролюбова. В 1900-е гг. складываются деловые отношения с редактором журнала «Образование» А. Я. Острогорским; он неоднократно бывал у писателя, присылал ему свой журнал, публиковал рекомендуемые Толстым произведения, хотя их сотрудничеству препятствовала цензура.

В отделе рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого сохранилось множество писем, в которых журналисты обращались к писателю с просьбами о сотрудничестве, дать совет, литературную рекомендацию, поддержать своим авторитетом. Высказать свое мнение об их журналах просят издатель «Семейного университета» Ф. Комарский и редактор еженедельника «Наборщик» А. Филиппов. Просят о сотрудничестве в новом журнале «Женское дело» издательница детского журнала «Игрушечка» А. Н. Толиверова-Пешкова, редактор журнала «Научное обозрение» М. М. Филиппов и редакция одесского журнала «Вопросы общественной жизни»[22].

Для понимания литературно-журнального процесса рубежа веков важны письма Толстого М. О. Меньшикову, А. П. Чехову, Н. Н. Страхову[23].

Стремительное, бурное развитие прессы, рождение в ХХ веке телеграфа давали возможность Толстому-публицисту обратиться с печатным словом к читателям всего мира. По материалам газет и журналов Толстой внимательно следил за происходящими в мире событиями, живо откликался на злобу дня.

Ускоренный пульс общественной жизни требовал от Толстого оперативного вмешательства в гущу событий, встал вопрос о максимально широком использовании печатного слова. Он проявлял заинтересованность в издании журналов, вопросах организации издательского дела.

У него возникают планы издания десяти журналов: «Военного листка», «чисто художественного» журнала «Несовременник», народного журнала, педагогических журналов «Сельский учитель» и «Ясная Поляна», «Свободное воспитание». И многие из них осуществились. Было основано издательство «Посредник», бесцензурное «Свободное слово» и «Свободная мысль», составлена программа «Международного посредника»

В письме 1895 г. австрийскому публицисту Э. Г. Шмитту Толстой говорит о необходимости основать в какой-нибудь наиболее свободной европейской стране некое подобие международного «Посредника» – издание книг на четырех языках под одним названием, в одной серии (Т. 68, с. 64). В письме редакторам французского журнала, издаваемого обществом «Молодые друзья мира», Толстой горячо поддержал «идею международности»: «Я любуюсь смелостью мыслей этих юношей... Я думаю, что подобный журнал было бы полезно печатать на трех или четырех языках параллельно. Я очень хотел бы служить этому прекрасному делу» (Т. 66, с. 444).

Через всю жизнь Толстой пронес желание издавать журнала для народа. При обсуждении этого вопроса, по воспоминаниям современников, Толстой «воспламенился мыслью, что можно опять поднять вопрос о журнале, и обещал давать статьи ежемесячно». Он даже отправился пешком через всю Москву к известному меценату К. Т. Солдатенкову просить содействия. В 1885 г. Толстой предложил М. Е. Салтыкову-Щедрину принять участие в «Посреднике». Толстой предполагал принять участие в журнале: «Если и пока буду жив, вести один, а то и два отдела». Признавшись в письме П. И. Бирюкову: «Журнал очень вызывает меня к деятельности», он замечает, что его «смущает» научный отдел: «Это самое трудное. Как раз выйдет пошлость. А этого надо бояться больше всего». Выражая «сочувственное» отношение к мысли об издании народного журнала, Толстой предупреждал, что «издание хорошего по направлению народного журнала у нас будет не изданием, а танцеванием на канате, конец которого может быть только двух родов – оба печальные: компромиссы с совестью или запрещение. Журнал нужен такой, который просвещал бы народ, а правительство, сидящее над литературой, знает, что просвещение народное губительно для него, и очень тонко видит и знает, что просвещает, то есть что ему вредно, и все это запрещает, делая вид, что оно озабочено просвещением: это самый страшный обман, и надо не попадаться на него и разрушать его» (Т. 65, с. 192).

Толстой-публицист видел необходимость свободной бесцензурной трибуны, дающей возможность оперативно откликаться на современные события. Ему было необходимо «уйти» из-под цензуры: «В России никто не печатает, и я поставил conditio sine qua non печатать все или ничего». Он активно поддерживал издание в Англии его единомышленниками и помощниками В. Г. Чертковым и П. И. Бирюковым журнала «Свободное слово» (1901-1905) и «Листков Свободного слова» (1898-1902), публиковавших запрещенные в России произведения. Созданное Чертковым в Англии издательство выпустило «Полное собрание сочинений Л. Н. Толстого, запрещенных в России».

По предложению Толстого, первоначальное заглавие журнала «Жизнь» было изменено на «Свободное слово» (он предлагал и название «Свободное русское слово»).

Намечая план бесцензурного журнала «Жизнь», который предполагалось издавать на русском языке за границей, Толстой высказывает пожелание, «чтобы было как можно больше разнообразия, чтобы были обличаемы и взятки, и фарисейство, и жестокость, и разврат, и деспотизм, и невежество... Все это надо группировать так, чтобы захватывало как можно больше разнообразных сторон жизни». Толстой рекомендует, чтобы «в выборе предметов и в освещении их преобладала (если можно – была бы исключительно) точка зрения блага или вреда народа, масс». Он советует, «чтобы излагалось все серьезным и строгим – без шуточек и брани, языком сколько возможно более простым, без иностранных и научных выражений» (Т. 71, 357–358).

Каждое новое произведение Толстого сразу отправлялось в Англию Черткову, где быстро печаталось на русском и иностранных языках; или впервые, или в более полном по сравнению с изданным одновременно в России, изуродованном цензурой виде.

Толстой участвует в изданиях Черткова, изучает практическую сторону издательского дела, сообщает о важнейших событиях и фактах, чтобы предать широкой огласке. На суд мировой общественности были представлены и жестокая расправа правительства со студенческим движением, антиправительственные демонстрации, и политика в отношении Финляндии.

Близкий друг Толстого, его единомышленник (по признанию Толстого, «он удивительно одноцентрен со мною»), в последние двадцать пять лет В. Г. Чертков прилагал все усилия, чтобы опубликовать и распространять в России и за границей запрещенные цензурой произведения Толстого.

По просьбе Толстого он занимается делами, связанными с изданием, редактированием и цензурованием его новых произведений, переводом на другие языки, собирает и хранит все рукописи Толстого: черновики его произведений, письма, дневники.

Под его руководством было подготовлено издание, имеющее огромное общественное значение – «Свод мыслей Л. Н. Толстого»[24]. Это своеобразная книга-энциклопедия мыслей Толстого, изложенных на протяжении всей его жизни. Толстой считал, что «это настоящая моя биография, биография моей мысли».

Однако до сих пор рукописные материалы, приготовленные к печати и рассчитанные на многотомное издание «Свода...», над составлением которого Чертков и его сотрудники работали более 35 лет, не опубликованы; хранятся в рукописном отделе Музея Л. Н. Толстого, в архиве Черткова.

Важные для журналистов замечания, советы содержатся в письме Толстого Черткову 1899 г. По поводу статей о текущих событиях: голод, студенческие волнения, положение в Финляндии – Толстой строго заметил: «Все это должно было явиться полгода тому назад. Теперь все это старо: назрели новые события. Нужно быстро и бойко, по-герценовски, по-журнальному, писать о современных событиях. А вы добросовестно исследуете их, как свойственно исследовать вечные вопросы» (Т. 88, с. 179).

Получив первый номер журнала «Свободная мысль», Толстой немедленно написал в редакцию письмо с тщательным подробным разбором всех материалов, оценив, как обычно, каждую статью по пятибалльной системе. «Все вопросы, занимающие общество, нужно хоть кратко освещать с нашей точки зрения», – утверждает Толстой. Он предлагает «брать газеты и те известия, которые много раз повторяются во всех», – обсуждать. Вот оценки, поставленные писателем: «Рабочее движение – 3 (мало), Финляндия 5+» (Толстой сочувствовал протесту финнов против русификации); «Духоборы 4, голод 5».

А вот заметку «Университетские волнения» Толстой оценил невысоко: «3». В это время он по просьбе студентов сам писал статью о студенческих стачках в Петербургском и Московском университетах. Он рассматривал волнения молодежи как «показатель ненормальности всего хода русской жизни» и не мог оставаться безучастным, когда правительство «за учинение скопом беспорядков» издало приказ об отдаче 183 студентов в солдаты; поэтому заметил: «Надо бы больше. Нынче в газетах о том, что в солдаты забирать. А перед этим было об инспекции и общении профессоров. Все как нарочно делают, чтобы раздразнить...». И далее совершенно логично прозвучало решительное признание-заявление писателя: «Руки чешутся писать обо многом в форме статей» (Т. 72, с. 164). Подводя итог, Толстой замечает: «Вообще очень хорошо. И есть изюминка герценовская. Так и нужно».

Очевидна преемственная связь «Свободного слова» толстовских изданий в Англии с традициями «вольной русской печати» А. Герцена и Н. Огарева[25]. Подцензурная робкая русская пресса вызывала скептическое отношение автора манифеста русской публицистики «Не могу молчать». Толстой критически относился к русской прессе, не дававшей возможности оперативно, быстро откликнуться на стремительно развивающиеся события. «А писание подцензурное, либеральное – одно из самых вредных писаний», – утверждал писатель. Газеты, по его мнению, лишь «одуряют» сознание читателя, затемняют мысль там, «где все ясно и просто». Отчетливо эта мысль Толстого прозвучала в знаменитом «Письме А. М. Калмыковой» («Письмо либералам», 1896): «В печати они намекали на то, на что позволено было намекать, молчали о том, о чем было велено молчать».

Поверхностность, легковесность массовой журналистики вызывали горечь Толстого, ведь он одним из первых ощутил на себе, что значит быть самой медийной фигурой ХХ века.

Широко известно критическое высказывание Толстого о журналистской деятельности, высказанное им в Дневнике 1895 г.: «Есть сердечная духовная работа, облеченная в мысли. Эта – настоящая. И есть работа мысли без сердца, а с чучелой вместо сердца, – это то, чем полны журналы и книги» (Т. 54, с. 207).

И засвидетельствованная Д. П. Маковицким в июне 1910 г. реплика Толстого: «Блаженны не читающие газет»[26].

Редактор иркутской газеты «Восточное обозрение» И. И. Попов привел удивившее его суждение писателя о прессе. Выразив недовольство русскими газетами, Толстой «высказал такой парадокс: газетная и журнальная деятельность в настоящее время ничего кроме вреда приносить не может, потому что в этой сфере компромиссы чрезвычайно часты и неизбежны»[27].

Поразительно по силе обращение Толстого к журналистам в статье 1904 г. «Одумайтесь!»: «Одумайтесь вы, многоречивые и лживые писаки-журналисты. Если Вам нужны рубли, которые вы добываете своею ложью и возбуждением вражды между людьми, то лучше идите грабить на большую дорогу: вы, убивая богатых и отнимая у них деньги, будете менее преступны, чем теперь, сидя дома и возбуждая вашими гадкими речами людей к вражде и всякого рода злодействам».

Толстой даже утверждал, что предпочел бы участие в реакционно-охранительной прессе, откровенно выражающей свои взгляды: «Я часто думаю, что, если бы мне надо было печатать и можно выбирать, я печатал бы в “Московских ведомостях” и “Московском листке”. Вносить хоть немного света в мрак читателей этих органов – доброе дело». В Дневнике Толстой записал: «Какое праздное занятие наша подцензурная литература! Все, что нужно сказать, что может быть полезно людям в области внутренней, внешней политики, экономической жизни и, главное, религиозной, все, что разумно, то не допускается. То же и в деятельности общественной. Остается забава детская».

Легальную либеральную печать писатель считает «детской забавой», особенно ее отношение к правительству. По мнению Толстого, оно «может быть двоякое: или правительство есть необходимое условие порядка, и надо подчиняться и служить ему; или признать то, что я признаю и что нельзя не признать: что правительство есть шайка разбойников, и тогда надо, кроме того, что стараться просветить этих разбойников, убедить их перестать быть разбойниками, самому выгородить себя, насколько это возможно, от участия с этими разбойникам и в пользовании их добычей. Главное – не делать то, что делают теперь либералы: признавать правительство нужным и бороться с ним». И далее: «Читаю газеты, и как будто все эти битвы, освящения штандартов так тверды, что бесполезно и восставать, и иногда думаю, что напрасно, только вызывая вражду, написал я свою статью, а посмотришь на народ, на солдаток, и жалеешь, что мало, слабо написал».

Толстой стремился использовать любую газетно-журнальную трибуну, пытаясь провести через цензуру свои произведения и близких ему по духу авторов, творчески использовал материалы газет и журналов в своей публицистике.

Замыслы многих статей писателя были вызваны газетными публикациями. По переписке с Н. С. Лесковым в начале 1890-х гг. можно проследить, как появился знаменитый толстовский цикл статей о голоде, в котором поставлен «страшный вопрос»: есть ли в России голод. В это время писатель опубликовал открытые письма в редакции газет «Русские ведомости», «Новое время», «Неделя», принял деятельное участие в помощи голодающим крестьянам, в течение нескольких лет печатал отчеты о пожертвованиях на страницах «Русских ведомостей».

Статью «Не убий» Толстой начал сразу после газетных сообщений об убийстве итальянского короля Гумберта I анархистом Гаэтано Бресси 17 июля 1900 г. Нашумевшая статья «Праздник просвещения 12 января» появилась сразу после прочтения писателем 9 января 1889 г. в «Русских ведомостях» объявления (текст которого писатель включил в статью) о предстоящем товарищеском обеде бывших воспитанников Московского университета в день его основания 12 января. Толстой сам отнес ее В. Гольцеву в редакцию газеты для опубликования.

Знаменитая статья «Не могу молчать», задуманная как воззвание к русскому и мировому общественному мнению, была вызвана потрясением писателя от ежедневных газетных сообщений о смертных казнях, «столыпинских галстуках»: «И это в каждой газете. И это продолжается не неделю, не месяц, не год, а годы... Беру нынешнюю газету», так, с прямыми ссылками на газетные источники начинает статью Толстой. «В газете стоят короткие слова», – и писатель, предваряя разговор о взволновавшем его событии, приводит газетную заметку из «Русских ведомостей» и «Руси».

Поводом для написания резко обличительной статьи «Христианство и патриотизм» послужила шумная квазипатриотическая кампания в связи с заключением военного франко-русского союза 1893 г. Торжества вызвали в газетах поток приветственных телеграмм; Толстой в статье приводит текст одной из них – студентов Московского университета. После прочтения корреспонденции «Русская эскадра в Тулоне» в газете «Русские ведомости» (1893, № 291, 22 октября) Толстой, возмущенный «океаном глупости» по поводу этих торжеств и начал писать «статью-протест».

Прямые ссылки на газеты содержит толстовская статья «Патриотизм или мир?» Трактат «Что такое искусство?» начинается фразой: «Возьмите какую бы то ни было газету нашего времени, и во всякой вы найдете...». С обзора одного из номеров газеты «Русские ведомости» начинается статья «Наука и искусство».

Результатом заинтересованного прочтения прессы стала написанная за год до смерти писателя небольшая статья «Номер газеты», замысел которой возник у писателя еще в конце 1880-х годов: «Уже давно эта мысль приходит мне: написать обзор одного номера с определением значения каждой статьи». Толстой вдумчиво, с карандашом читает статью за статьей: отчеркнуты кое-какие места в передовой статье и некоторых сообщениях, цифрами отмечены заголовки отдельных статей. «Вчера, при чтении газеты, – отметил Толстой в начале статьи, – бессмысленность нашей жизни особенно ярко и живо поразила меня».

Оценку журналов, анализ отдельных номеров находим во многих письмах писателя. В письме 1895 г. издательнице «Северного вестника» Л. Я. Гуревич Толстой пишет: «Очень желаю быть вам полезным, потому что журнал ваш мне все больше и больше нравится». Затем он анализирует ноябрьский номер журнала «Северный вестник»: «Последний № прекрасно составлен, за исключением невозможной неряшливой бессмыслицы Соллогуба и Вагнера. Семенова рассказ – прекрасен».

Интересен отзыв Толстого о либерально-буржуазном журнале «Освобождение», издававшемся П. Б. Струве в Штутгарте с 1902 г., и журнале легальных марксистов «Жизнь» под редакцией В. А. Поссе: «Получил “Освобождение” Струве и новую “Жизнь”. Первое очень недурно. “Жизнь” же, к сожалению, совсем не удовлетворила меня. Не говоря о несерьезности тона, главный недостаток – это нелепое, ничем не оправданное предрешение хода человеческой жизни, долженствующее будто бы неизбежно выразиться в социализме. Материала интересного там очень много. Я говорю о перечне стачек и политических наказаний и ссылок. Но в общем я не могу себе представить читателя этого журнала и того влияния, которое он может иметь» (Т. 72, с. 109).

В письме 1909 г. издателю кишиневского журнала «Вегетарианское обозрение» И. И. Перперу, Толстой хвалил «прекрасно» составленный первый номер журнала и обещал «сотрудничать в нем, если будет случай» (Т. 79, с. 46).

Толстой-публицист дал яркие образцы небольших литературно-критических рецензий отдельных статей текущей периодики. Прочитав в журнале «Русское богатство» статью Л. Оболенского «Научные основания учения любви», он написал автору: «Ваша статья... доставила мне большую радость, и я очень благодарю Вас за нее. Она, во-первых, отлично написана – ясно, кратко и горячо» (Т. 65, с. 328). «Очень хорошей» назвал Толстой переделку М. К. Цебриковой эпизода из романа Э. Золя, изданного «Посредником» в 1886 г. под названием «Жервеза. Рассказы из жизни рабочего люда». Опубликованная в газете «Русь» (1906) корреспонденция вызвала поучительную критику писателя: «Дурно написано. Такие ужасные факты излагает со своими эпитетами, пояснениями, выводами. Они только ослабляют впечатление. Надо читателю самому предоставить делать эти выводы». Надо отметить, что многие газетные статьи Толстой оценивал как поверхностные, замечая, что автор «пишет напыщенно, без всяких доказательств».

Проницательно заметил Толстой о статьях В.В. Розанова: «Можно быть даровитым, можно кончить курс в Московском университете, переводить Аристотеля, писать о Достоевском и т. д. И не иметь самых элементарных понятий о праве и религии, остаться малым ребенком в самых существенных вопросах. Обо всем слегка, выспренно, необдуманно, фальшиво возбужденно и с самодовольством ретроградно» (Т. 66, с. 367).

Огромное значение Толстой придавал тону изложения материала. По поводу оскорбительных статей В. Буренина в «Новом времени» против С. Надсона он написал об ответственности журналиста в случае «неосторожности обращения с оружием слова», легкомыслии, «последствия которого не обдуманы», или «нелюбви, злобы к человеку»[28]. Об этом Толстой беседовал с издательницей детских и педагогических журналов «Родник», «Воспитание и обучение» и «Солнышко» Н. А. Альмединген в 1910 г.

И очень важное замечание об интонации статьи сделал Толстой в рецензии на понравившееся ему предисловие Черткова к сборнику «Студенческое движение» (1899): «Я изменил бы только несколько слов. В некоторых местах <...> я бы смягчил выражения. Статья по содержанию своему так сильна, что резкость выражений только ослабляет, подрывая доверие к спокойному беспристрастию автора» (Т. 88, с. 184). Но зачастую Толстой не шел на смягчение: «Смягчать, оговариваясь, нельзя. Это нарушает весь тон, а тон выражает чувство, а чувство заражает (чувство иногда негодования) больше, чем всякие доводы» (Т. 87, с. 11).

Иногда Толстой дает деликатные советы журналистам. Корреспонденту «Биржевых ведомостей» М. М. Майкову – как писать о голоде; В. А. Поссе – об умении в печати подать материал, факты: «Возьмите самое главное, самое нужное», дайте «справедливое их, но не тусклое освещение... Не бойтесь быть и субъективным, бойтесь только неискренности. Не упускайте мелочей, но и не нагромождайте их» (Т. 76, с. 301).

Легальная пресса, по мнению Толстого, выполняя роль «темнителей народного сознания», приглушала больные вопросы времени. Отсюда и толстовское неприятие газетного стиля с его отвращением ко всякой искусственности, безликости, шаблонам газетной фразеологии: «Пусть будет язык Карамзина, Филарета, попа Аввакума, только не наш газетный». Толстого раздражали статьи журналистов, стремившихся к «звонкости» слога, желавших поразить читателя «оригинальностью», «ученостью», без необходимости насыщавших статьи латинскими изречениями. Прочитав книгу Е. И. Лозинского «Итоги парламентаризма», Толстой отметил в дневнике 1909 г. ее основной недостаток: написана «слишком бойко газетно», хотя предмет «настолько важный, что требует самого серьезного, строгого отношения».

Та же мысль прозвучала в его письме П. И. Бирюкову: «Язык надо бы по всем отделам держать в чистоте – не то чтобы он был однообразен, а напротив – чтобы не было того однообразного литературного языка, всегда прикрывающего пустоту... Если газетный язык будет в нашем журнале, то все пропало» (Т. 63, с. 286). «Излишнюю цветистость» изложения отмечал Толстой в статьях ведущего критика «Северного вестника» А. Л. Волынского.

Толстой высоко ценил мастерство журналиста: «Журналисты умеют выбирать самое существенное и передавать его ясно, точно и коротко; это такое же искусство, как ораторство». И он доказал это своей публицистикой. Так, говоря о том, что хороший пример обладает силой заразительности, Толстой восклицает: «Как одна свеча зажигает другую, и одной свечой зажигаются тысячи, так и одно сердце зажигает другое, и зажигаются тысячи», – это один из «сквозных», излюбленных образов Толстого-художника и публициста.

Многие публицистические работы Толстого появились в результате его переписки с современниками. Ответное письмо писателя зачастую становилось отдельной статьей.

Письмо Толстого Р. Роллану появилось в «Неделе» под названием «О ручном труде». Статья «Неделание» была вызвана телеграфным запросом: «Что ожидает человечество?» редактора журнала «Revue de revues». Статья «Приближение конца» была вызвана письмом голландского журналиста Вандервера, а «Религия и нравственность» – письмом редактора берлинского журнала «Für Ethische Kulture» Г. фон Гижицкого. Как ответ на письмо М. Д. Суворова появилась статья «Как освободиться рабочему народу?».

Для публикации предназначались «Письмо польской женщине», «К итальянцам». В форме обращения написаны статьи «Верьте себе» (обращение к юношеству) и «Любите друг друга» (обращение к кружку молодежи). В ответ на личное обращение написаны «Письмо японцу», «Письмо китайцу». В «Письме студенту о праве» Толстой откликнулся на вопросы студента петербургского университета И. Крутика.

Статья «По поводу конгресса о мире. Письмо шведам» была вызвана обращением к писателю группы шведской интеллигенции в связи с созывом по инициативе Николая II мирной конференции в Гааге в 1899 г.

Написанное в ответ на коллективное обращение к Толстому членов Петербургского комитета грамотности В. В. Девель, Н. А. Рубакина, А. М. Калмыковой с просьбой высказаться о закрытии комитетов грамотности, письмо стало известно как статья «Письмо либералам». Письмо английскому журналисту Дж. Мансону по поводу англо-американского столкновения из-за границ Венесуэлы разрослось в статью «Патриотизм или мир?»; в ней Толстой убеждал, что патриотизм, понимаемый как национализм, неизбежно ведет к войне: «Разбойничья работа ни на минуту не прекращается, и то здесь, то там не переставая идет маленькая война, как перестрелка в цепи, и настоящая, большая война всякую минуту может начаться» (Т. 90, с. 47). Трактат Толстого «О Шекспире и о драме» – отклик на просьбу Э. Кросби написать «вступительное слово» к его статье (Т. 68, с 309). Последняя статья писателя «Действительное средство» – ответ на предложение К. И. Чуковского присоединить свой голос к общественному протесту журналистов против смертной казни.

Многие письма Толстого журналистам, ставшие статьями, так и сохранили в заглавии обращение к ним: Письмо В. А. Гольцеву «Об искусстве», «Письмо Н. А. Александрову», редактору художественного журнала. Одна из последних статей писателя – «Письмо Л. Н. Толстого В. А. Поссе», опубликованная в «Жизни для всех» под заглавием, данным редакцией журнала («О важности знания народами основ великих религий мира». Редактору журнала «Жизнь для всех» В. А. Поссе»), так и вошла в 90-й том Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого.

В своей публицистике Толстой использует многие газетно-журнальные жанры – обращение к читателю, статьи, открытые письма, воззвание, очерк, памфлет, отчет, послесловие и предисловие к книгам, рецензии и беседы, интервью. Он стал «первым интервьюированным» писателем[29]. В русской и иностранной печати публиковались беседы, интервью с Толстым, жадно перепечатывавшиеся другими изданиями. Это один из жанров, доносящих мысль, живое слово Толстого-публициста, позволяющий увидеть его в зеркале журналистики. Беседы, репортажи корреспондентов, отчеты о посещении Толстого в московском доме и «Мекке цивилизованного мира» – Ясной Поляне, впечатление от личности писателя, беседы с ним, его зачастую парадоксальные ответы публиковались преимущественно на страницах газет более оперативно, чем журнальные статьи отвечающие желанию читателей узнать о Толстом, о его общественно-политических, философских, религиозных взглядах.

Многие посетители Толстого и корреспонденты газет не владели спецификой нового жанра, техникой интервью, признаваясь, что «интервьюерских пасов и вольтов они не знают», но сам Толстой выступал как профессиональный журналист, овладевший методикой и приемами ведения беседы. Здесь и редкая способность расположить к себе собеседника, и владение искусством общения, и широкая эрудиция и глубокое знание предмета, о котором шла речь с гостем. И присущее Толстому чувство ответственности, бережное отношение к публичному слову[30].

Несмотря на то что интервью – жанр не всегда достоверный, во многих случаях Толстому удавалось донести до своих читателей свои взгляды и мнение. Зачастую, по его просьбе, журналисты присылали ему корректуры беседы с ним, и Толстой сам вносил правку и даже давал текст своих новых статей, включая их в интервью.

٭ ٭ ٭

На протяжении более полувека публицистические произведения Толстого являлись источником общественных дискуссий, пробуждали и формировали общественное мнение, определяли духовно-нравственную атмосферу эпохи в России и за рубежом. Публицистика Льва Толстого становилась фактом общественно-литературной жизни эпохи; он вписал яркие страницы в историю мировой и русской журналистики. Выступления Толстого, статьи, письма, опубликованные при его жизни, становились явлениями огромного общественно-литературного значения. В конце XIX – начале XX в. он являлся для своих современников наиболее авторитетной медийной фигурой, столь востребованной сегодня, в начале века XXI-го.

Публицистика Толстого, воздействие его слова на современников и потомков, его роль в истории русской и мировой печати до сих пор не получила должного освещения в научно-исследовательской литературе. Между тем остро необходимо современное прочтение и осмысление публицистики Толстого, введение его публицистических работ в современное общественное сознание.

Этой цели служит путеводитель по публицистике Льва Толстого. В нем прокомментированы работы Толстого, написанные на протяжении всей его жизни: рассматриваются трактаты, статьи, обращения, воззвания, рецензии, проекты, письма, а также интервью, данные им русским и иностранным журналистам. Включены и завершенные произведения, и черновые наброски, варианты, планы, заметки.

В работе прослеживается творческая история создания публицистических произведений Толстого – от возникновения замысла до публикации в печати. Дается цензурная история его работ, особенно последних десятилетий, проходивших двойную цензуру: светскую и духовную. Затрагиваются такие вопросы, как отношения Толстого к прессе, его сотрудничество в журналистике его эпохи. Приводятся данные о восприятии публицистических, общественно-литературных выступлений, полемика вокруг его идей.

Поставлена важная проблема: Лев Толстой-публицист в восприятии своих современников и в наше время, в начале ХХI века; Толстой-публицист и общественный деятель в современном медиамире, интернет-пространстве.[31]

Сегодня, в век компьютерных технологий и Интернета, в обществе, которое принято называть информационным, как никогда важны и актуальны взгляды Толстого-публициста на журналистику, понимание огромных возможностей воздействия на общественное мнение. Его призыв к необходимости осознания каждым журналистом своей личной ответственности за каждое произнесенное в публичном пространстве слово, созвучно нам, заставляя задуматься о своей профессиональной деятельности.

И.В. Петровицкая, научный сотрудник факультета журналистики Московского университета им. М.В. Ломоносова

---