«[МОСКОВСКИЕ ПРОГУЛКИ]». 1882
Сохранился намеченный Толстым план из 15 кратко обозначенных сюжетов, эпизодов, которые произвели на него наибольшее впечатление во время переписи. Заглавие носит скорее иронический характер, ибо речь идет о бедноте Ляпинского дома, нищих, «взятых за прошение милостыни», – «Спор за пятачок с извозчиком». Предпоследний, четырнадцатый сюжет: Арестанты идут. Кто подаст. Старушка плачет. «Об нас заплакала».
Последний пункт раскрыт подробно в статье «О помощи при переписи» – черновой редакции первых глав трактата. «Я шел в Боровицкие ворота [Кремля]. Под воротами сидел обвязанный по ушам тряпкой красной калека нищий. Он попросил милостыню. Я полез в карман за пятаком, и, пока я доставал, вбежал сверху в ворота дворцовый гренадер, румяный, красивый, с черными усиками малый в тулупе и с красным околышем фуражке.
Только что нищий увидал его, он вскочил и заковылял что было силы наутек от гренадера. Гренадер за ним с ругательствами. Догнал и наклал в шею: “Я те проучу – мать твою... Сколько раз говорено: не велено сидеть”.
Я остановился, подождал солдата назад. Когда он поровнялся, я спросил его: грамотен ли он. Малый удивился, но видит – седая борода, надо ответить. – “Грамотный... А что?” – “Евангелие читал?” – “Читал”. – “А что там про нищих сказано? Сказано: кто голодного накормит, голого оденет, меня накормит, меня оденет”».
Для Толстого, по его признанию, «это была искра, которая осветила все предшествующее. На место Евангелия – воинский устав; для разговора – Евангелие, для исполнения – воинский устав».
ПСС, т. 25, с. 624-625.
Последний пункт раскрыт подробно в статье «О помощи при переписи» – черновой редакции первых глав трактата. «Я шел в Боровицкие ворота [Кремля]. Под воротами сидел обвязанный по ушам тряпкой красной калека нищий. Он попросил милостыню. Я полез в карман за пятаком, и, пока я доставал, вбежал сверху в ворота дворцовый гренадер, румяный, красивый, с черными усиками малый в тулупе и с красным околышем фуражке.
Только что нищий увидал его, он вскочил и заковылял что было силы наутек от гренадера. Гренадер за ним с ругательствами. Догнал и наклал в шею: “Я те проучу – мать твою... Сколько раз говорено: не велено сидеть”.
Я остановился, подождал солдата назад. Когда он поровнялся, я спросил его: грамотен ли он. Малый удивился, но видит – седая борода, надо ответить. – “Грамотный... А что?” – “Евангелие читал?” – “Читал”. – “А что там про нищих сказано? Сказано: кто голодного накормит, голого оденет, меня накормит, меня оденет”».
Для Толстого, по его признанию, «это была искра, которая осветила все предшествующее. На место Евангелия – воинский устав; для разговора – Евангелие, для исполнения – воинский устав».
ПСС, т. 25, с. 624-625.
