ПИСЬМО М. А. ЭНГЕЛЬГАРДТУ (О НЕПРОТИВЛЕНИИ). 1882
Одно из самых важных, убедительных писем писателя, в котором доверительно высказаны основные философско-религиозные взгляды писателя, и особенно о своем отношении к заповеди Христа о непротивлении злу насилием. И главное – к исполнению ее: «Вы проповедуете, а как вы живете?». Толстой с задушевной откровенностью, просто отвечает на часто задаваемый вопрос: «Ну, а вы, Лев Николаевич, проповедовать вы проповедуете, а как исполняете?».
Здесь прозвучала его настойчивая, обстоятельная (на нескольких страницах) проповедь – об отношении к вере, учению Христа, к церкви, к насилию, к власти. Он отвечает на один из самых главных вопросов для каждого верующего человека: «Как добиться осуществления евангельского учения?».
Письмо Толстого написано в ответ на вопросы 22-летнего недавнего студента (отчисленного из университета за участие в студенческих стачках), будущего известного журналиста, социолога, М. А. Энгельгардта, старшего сына А. Н. Энгельгардта, чьи знаменитые «Письма из деревни» высоко оценил Толстой.
Михаил Энгельгардт, увлеченный идеями Толстого, его «Исповедью», решился обратиться к нему, настаивая на том, что для осуществления евангельских идеалов необходимы не только проповеди и создание общин, но и политическая деятельность, реформы правительства. На темы веры и церкви, ортодоксального христианства, нравственности, мирской аскезы ранее он уже переписывался с редакцией газеты «Русь», с И. С. Аксаковым и Вл. Соловьевым.
М. Энгельгардт спрашивал Толстого: «Особенно один вопрос занимает меня: отношение к власти, к насилию: должен ли христианин покоряться даже несправедливым и гнусным постановлениям; не делается ли он через это соучастником преступления? По-моему, делается».
Толстой ответил письмом-исповедью, в котором одобрил «любовь к правде и ненависть к злу и лжи», но не поддержал мысль о насилии: «Нельзя огнем тушить огонь, водой тушить воду, злом уничтожать зло».
Письмо начинается с обращения: «Дорогой мой N.N! Пишу вам “дорогой” не потому, что так пишут, а потому, что со времени получения вашего первого, а особенно второго письма чувствую, что вы мне очень близки, и я вас очень люблю. В чувстве, которое я испытываю к вам, есть много эгоистичного. Вы, верно, не думаете этого, но вы не можете себе представить, до какой степени я одинок, до какой степени то, что есть настоящий “я”, презираемо всеми, окружающими меня. Знаю, что претерпевый до конца спасен будет, знаю, что только в пустяках дано право пользоваться плодами своего труда или хоть видеть этот плод, а что в деле божьей истины, которая вечна, не может быть дано человеку видеть плод своего дела, особенно же в короткий период своей коротенькой жизни. Знаю все это и все-таки часто унываю, и потому встреча с вами и надежда, почти уверенность, найти в вас человека, искренно идущего по одной дороге со мной и к одной и той же цели, для меня очень радостна».
«Душа моя, – неоднократно восклицает Толстой, обращаясь к своему корреспонденту, – зло есть разобщение людей. И потому если я хочу действовать, то могу только с целью уничтожить разобщение. Вникните в учение Евангелия, и вы увидите, что коротенькая 3-я заповедь (Матф. 5, 38, 39) не противиться злу, т. е. злом не отвечать на зло, – есть не скажу главное, но есть смыкающее звено всего учения, и то самое, которое старательно обходили и обходят все учения лжехристианские, и то самое положение, непризнаниe которого послужило основой всему тому, что вы так справедливо ненавидите». Евангелие, утверждает Толстой, «самое ясное, простое, всем понятное и практическое учение о том, как надо жить каждому из нас и всем людям».
Толстой продолжает убеждать: «Сколько истинного желания добра, готовности к жертвам, сколько потрачено нашей интеллигенцией молодой на то, чтобы установить правду, чтобы сделать добро людям... Вместо тех страшных жертв, которые принесены молодежью, вместо выстрелов, взрывов, типографий, что если бы эти люди верили в учение Христа, т. е. считали бы, что христианская жизнь есть одна разумная жизнь, что если бы вместо этого страшного напряжения сил, один, два, десятки, сотни людей просто бы на призыв их в военную службу сказали бы: мы не можем служить убийцами, потому что мы верим в учение Христа, то, которое вы исповедуете. Это запрещено его заповедью. То же бы они сказали по отношению присяги. То же бы сказали по отношению судов, то же сказали бы и исполняли по отношению к насилию, утверждающему собственность.
Нужно добиваться того, чтобы исполнять правила Христа для себя и открывать людям свет и радости исполнения их. Все это, впрочем, лучше сказано в Евангелии: Mф. 5. 13-16.
Так вот мой ответ: наилучшее, что мы можем сделать – это исполнять самим все учение Христа».
Толстой убежден, что «на какой бы низкой ступени человек ни стоял, он всегда будет с людьми и потому в состоянии делать добро им. А лучше ли профессора университета, важнее ли жителей ночлежного дома для христианского дела, – это вопрос, которого никто решить не может. В пользу нищих говорит мое собственное чувство и пример Иисуса. Только нищие могут благовествовать, т. е. учить разумной жизни. Я могу рассуждать прекрасно и быть искренним, но никто никогда не поверит мне, пока видит, что я живу в палатах и проживаю с семьею в день стоимость годовой пищи бедной семьи».
В этом письме Толстой отвечает и на столь часто задаваемый ему вопрос:
«Ну, а вы, Лев Николаевич, проповедовать вы проповедуете, а как исполняете? <…> И я отвечаю, что я не проповедую, и не могу проповедовать, хотя страстно желаю этого. Проповедовать я могу делом, а дела мои скверны. То же, что я говорю, не есть проповедь, а есть только опровержение ложного понимания христианского учения и разъяснение настоящего его значения.
Исполнение пяти заповедей дает этот смысл. Если вы хотите быть христианином, то надо исполнять эти заповеди».
И прозвучала очень важная мысль Толстого: «В объяснение непоследовательности своей, говорю: посмотрите на мою жизнь прежнюю и теперешнюю, и вы увидите, что я пытаюсь исполнять. <...> Обвиняйте меня, я сам это делаю, но обвиняйте меня, а не тот путь, по которому я иду и который указываю тем, кто спрашивает меня, где, по моему мнению, дорога. Если я знаю дорогу домой и иду по ней пьяный, шатаясь из стороны в сторону, то неужели от этого не верен путь, по которому я иду?».
Об этом письме М. Энгельгардта Толстой писал в своем трактате «В чем моя вера?»: «Недавно у меня в руках была поучительная переписка православного славянофила (Аксакова) с христианином-революционером. Один отстаивал насилие войны во имя угнетенных братьев, славян, другой – насилие революции во имя угнетенных братьев, русских мужиков.
Оба требуют насилия и оба опираются на учение Христа».
С одобрения писателя В. Г. Чертков распространял это письмо Толстого в гектографированном и рукописном виде, и под названием «Письмо к N.N» оно получило широкое распространение. Редактор «Русского богатства» Л. Е. Оболенский просил его для журнала, но пришел к выводу, что невозможно провести его через цензуру, не исказив «весь смысл письма».
Напечатано в изд. М. Элпидина (Женева) в 1885 г., перепечатано в журнале «Общее дело» (1885, №№ 75-76). Позже – «О насилии: (О непротивлении злу злом): [Письмо к М. А. Энгельгардту 1882 г.]». – М.: Посредник [1917]. – 15 с.
ПСС, т. 63.
Здесь прозвучала его настойчивая, обстоятельная (на нескольких страницах) проповедь – об отношении к вере, учению Христа, к церкви, к насилию, к власти. Он отвечает на один из самых главных вопросов для каждого верующего человека: «Как добиться осуществления евангельского учения?».
Письмо Толстого написано в ответ на вопросы 22-летнего недавнего студента (отчисленного из университета за участие в студенческих стачках), будущего известного журналиста, социолога, М. А. Энгельгардта, старшего сына А. Н. Энгельгардта, чьи знаменитые «Письма из деревни» высоко оценил Толстой.
Михаил Энгельгардт, увлеченный идеями Толстого, его «Исповедью», решился обратиться к нему, настаивая на том, что для осуществления евангельских идеалов необходимы не только проповеди и создание общин, но и политическая деятельность, реформы правительства. На темы веры и церкви, ортодоксального христианства, нравственности, мирской аскезы ранее он уже переписывался с редакцией газеты «Русь», с И. С. Аксаковым и Вл. Соловьевым.
М. Энгельгардт спрашивал Толстого: «Особенно один вопрос занимает меня: отношение к власти, к насилию: должен ли христианин покоряться даже несправедливым и гнусным постановлениям; не делается ли он через это соучастником преступления? По-моему, делается».
Толстой ответил письмом-исповедью, в котором одобрил «любовь к правде и ненависть к злу и лжи», но не поддержал мысль о насилии: «Нельзя огнем тушить огонь, водой тушить воду, злом уничтожать зло».
Письмо начинается с обращения: «Дорогой мой N.N! Пишу вам “дорогой” не потому, что так пишут, а потому, что со времени получения вашего первого, а особенно второго письма чувствую, что вы мне очень близки, и я вас очень люблю. В чувстве, которое я испытываю к вам, есть много эгоистичного. Вы, верно, не думаете этого, но вы не можете себе представить, до какой степени я одинок, до какой степени то, что есть настоящий “я”, презираемо всеми, окружающими меня. Знаю, что претерпевый до конца спасен будет, знаю, что только в пустяках дано право пользоваться плодами своего труда или хоть видеть этот плод, а что в деле божьей истины, которая вечна, не может быть дано человеку видеть плод своего дела, особенно же в короткий период своей коротенькой жизни. Знаю все это и все-таки часто унываю, и потому встреча с вами и надежда, почти уверенность, найти в вас человека, искренно идущего по одной дороге со мной и к одной и той же цели, для меня очень радостна».
«Душа моя, – неоднократно восклицает Толстой, обращаясь к своему корреспонденту, – зло есть разобщение людей. И потому если я хочу действовать, то могу только с целью уничтожить разобщение. Вникните в учение Евангелия, и вы увидите, что коротенькая 3-я заповедь (Матф. 5, 38, 39) не противиться злу, т. е. злом не отвечать на зло, – есть не скажу главное, но есть смыкающее звено всего учения, и то самое, которое старательно обходили и обходят все учения лжехристианские, и то самое положение, непризнаниe которого послужило основой всему тому, что вы так справедливо ненавидите». Евангелие, утверждает Толстой, «самое ясное, простое, всем понятное и практическое учение о том, как надо жить каждому из нас и всем людям».
Толстой продолжает убеждать: «Сколько истинного желания добра, готовности к жертвам, сколько потрачено нашей интеллигенцией молодой на то, чтобы установить правду, чтобы сделать добро людям... Вместо тех страшных жертв, которые принесены молодежью, вместо выстрелов, взрывов, типографий, что если бы эти люди верили в учение Христа, т. е. считали бы, что христианская жизнь есть одна разумная жизнь, что если бы вместо этого страшного напряжения сил, один, два, десятки, сотни людей просто бы на призыв их в военную службу сказали бы: мы не можем служить убийцами, потому что мы верим в учение Христа, то, которое вы исповедуете. Это запрещено его заповедью. То же бы они сказали по отношению присяги. То же бы сказали по отношению судов, то же сказали бы и исполняли по отношению к насилию, утверждающему собственность.
Нужно добиваться того, чтобы исполнять правила Христа для себя и открывать людям свет и радости исполнения их. Все это, впрочем, лучше сказано в Евангелии: Mф. 5. 13-16.
Так вот мой ответ: наилучшее, что мы можем сделать – это исполнять самим все учение Христа».
Толстой убежден, что «на какой бы низкой ступени человек ни стоял, он всегда будет с людьми и потому в состоянии делать добро им. А лучше ли профессора университета, важнее ли жителей ночлежного дома для христианского дела, – это вопрос, которого никто решить не может. В пользу нищих говорит мое собственное чувство и пример Иисуса. Только нищие могут благовествовать, т. е. учить разумной жизни. Я могу рассуждать прекрасно и быть искренним, но никто никогда не поверит мне, пока видит, что я живу в палатах и проживаю с семьею в день стоимость годовой пищи бедной семьи».
В этом письме Толстой отвечает и на столь часто задаваемый ему вопрос:
«Ну, а вы, Лев Николаевич, проповедовать вы проповедуете, а как исполняете? <…> И я отвечаю, что я не проповедую, и не могу проповедовать, хотя страстно желаю этого. Проповедовать я могу делом, а дела мои скверны. То же, что я говорю, не есть проповедь, а есть только опровержение ложного понимания христианского учения и разъяснение настоящего его значения.
Исполнение пяти заповедей дает этот смысл. Если вы хотите быть христианином, то надо исполнять эти заповеди».
И прозвучала очень важная мысль Толстого: «В объяснение непоследовательности своей, говорю: посмотрите на мою жизнь прежнюю и теперешнюю, и вы увидите, что я пытаюсь исполнять. <...> Обвиняйте меня, я сам это делаю, но обвиняйте меня, а не тот путь, по которому я иду и который указываю тем, кто спрашивает меня, где, по моему мнению, дорога. Если я знаю дорогу домой и иду по ней пьяный, шатаясь из стороны в сторону, то неужели от этого не верен путь, по которому я иду?».
Об этом письме М. Энгельгардта Толстой писал в своем трактате «В чем моя вера?»: «Недавно у меня в руках была поучительная переписка православного славянофила (Аксакова) с христианином-революционером. Один отстаивал насилие войны во имя угнетенных братьев, славян, другой – насилие революции во имя угнетенных братьев, русских мужиков.
Оба требуют насилия и оба опираются на учение Христа».
С одобрения писателя В. Г. Чертков распространял это письмо Толстого в гектографированном и рукописном виде, и под названием «Письмо к N.N» оно получило широкое распространение. Редактор «Русского богатства» Л. Е. Оболенский просил его для журнала, но пришел к выводу, что невозможно провести его через цензуру, не исказив «весь смысл письма».
Напечатано в изд. М. Элпидина (Женева) в 1885 г., перепечатано в журнале «Общее дело» (1885, №№ 75-76). Позже – «О насилии: (О непротивлении злу злом): [Письмо к М. А. Энгельгардту 1882 г.]». – М.: Посредник [1917]. – 15 с.
ПСС, т. 63.
