«КОМУ У КОГО УЧИТЬСЯ ПИСАТЬ: КРЕСТЬЯНСКИМ РЕБЯТАМ У НАС ИЛИ НАМ У КРЕСТЬЯНСКИХ РЕБЯТ?». 1862
Толстой написал статью под парадоксально звучащим, многозначительным названием: «Кому у кого учиться писать: крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?». В этой статье, впервые опубликованной в сентябрьской книжке журнала «Ясная Поляна», изложен излюбленный педагогический прием Толстого – школьные сочинения. В школе детским сочинениям уделялось особое внимание. Толстой убежденно повторял: «И писать надо учиться у них. Просто. Не мудрствуя. Чем дальше вникаешь в их язык, тем больше видишь недочеты своего, книжного».
Эта статья написана в присущем педагогическим статьям Толстого тоне восхищения крестьянскими детьми. Уже одна фраза в описании того, как ребята, кончив сочинение, снимая шубы и укладываясь спать под письменным столом в кабинете Толстого, «не переставали заливаться детским, мужицким, здоровым, прелестным хохотом», – ярко характеризует отношение Толстого к крестьянским детям. Картины воодушевления ребят при писании сочинений («Большие черные глаза его, блестя неестественным, но серьезным, взрослым блеском, всматривались куда-то вдаль; неправильные губы, сложенные так, как будто он собирался свистать, видимо, сдерживали слово, которое он, отчеканенное в воображении, хотел высказать», и т. д.) принадлежат к лучшим поэтическим страницам Толстого.
В статье Толстой рассказывает о том, как дети, по его предложению, писали сочинение на тему пословицы «Ложкой кормит, а стеблем глаз колет». Толстой сообщил мальчикам примерное содержание рассказа на эту тему и сам написал первую страницу, затем рассказал план продолжения и окончания рассказа. «Все были чрезвычайно заинтересованы. Для них, видимо, было ново и увлекательно присутствовать при процессе сочинительства и участвовать в нем, – пишет Толстой. – Суждения их были большею частью одинаковы и верны, как в самой постройке повести, так и в самых подробностях и в характеристиках лиц. Все почти принимали участие в сочинительстве; но с самого начала в особенности резко выделились положительный Сёмка – резкой художественностью описания, и Федька – верностью поэтических представлений и в особенности пылкостью и поспешностью воображения». Восхищает Толстого проявление тонкого художественного чутья одиннадцатилетнего «Федьки» (реального Васи Морозова, его любимого ученика): «Главное свойство во всяком искусстве – чувство меры – было развито в нем необычайно. Его коробило от всякой лишней черты, подсказываемой кем-нибудь из мальчиков. Он так деспотически и с правом на этот деспотизм распоряжался постройкою повести, что скоро мальчики ушли домой и остался только он с Сёмкою, который не уступал ему, хотя и работал в другом роде. Мы работали с 7 до 11 часов; они не чувствовали ни голода, ни усталости, и еще рассердились на меня, когда я перестал писать».
Толстой признается, что он «оставил урок, потому что был слишком взволнован. <…> Действительно, я два-три раза в жизни испытывал столь сильное впечатление, как в этот вечер, и долго не мог дать себе отчета в том, что я испытывал». Мальчики остались ночевать в кабинете Толстого. «Он [«Федька»] долго был в волнении и не мог заснуть, и я не могу передать того чувства волнения, радости, страха и почти раскаяния, которые я испытывал в продолжение этого вечера. Я чувствовал, что с этого дня для него раскрылся новый мир наслаждений и страданий – мир искусства; мне казалось, что я подсмотрел то, что никто никогда не имеет права видеть – зарождение таинственного цветка поэзии. Мне и страшно и радостно было...».
Толстой согласен с мыслью Ж.-Ж. Руссо, что «человек родится совершенным»: «Здоровый ребенок родится на свет, вполне удовлетворяя тем требованиям безусловной гармонии в отношении правды, красоты и добра, которые мы носим в себе...». Он убежден: «Идеал наш сзади, а не впереди. Воспитание портит, а не исправляет людей». «Ребенок стоит ближе меня, ближе каждого взрослого к тому идеалу гармонии, правды, красоты и добра, до которого я, в своей гордости, хочу возвести его. Сознание этого идеала лежит в нем сильнее, чем во мне». Отход от детства, по мнению Толстого, означает удаление от идеала гармонии. Воспитание и образование должны иметь одну цель – «достигнуть наибольшей гармонии в смысле правды, красоты и добра».
ПСС, т. 8.
Эта статья написана в присущем педагогическим статьям Толстого тоне восхищения крестьянскими детьми. Уже одна фраза в описании того, как ребята, кончив сочинение, снимая шубы и укладываясь спать под письменным столом в кабинете Толстого, «не переставали заливаться детским, мужицким, здоровым, прелестным хохотом», – ярко характеризует отношение Толстого к крестьянским детям. Картины воодушевления ребят при писании сочинений («Большие черные глаза его, блестя неестественным, но серьезным, взрослым блеском, всматривались куда-то вдаль; неправильные губы, сложенные так, как будто он собирался свистать, видимо, сдерживали слово, которое он, отчеканенное в воображении, хотел высказать», и т. д.) принадлежат к лучшим поэтическим страницам Толстого.
В статье Толстой рассказывает о том, как дети, по его предложению, писали сочинение на тему пословицы «Ложкой кормит, а стеблем глаз колет». Толстой сообщил мальчикам примерное содержание рассказа на эту тему и сам написал первую страницу, затем рассказал план продолжения и окончания рассказа. «Все были чрезвычайно заинтересованы. Для них, видимо, было ново и увлекательно присутствовать при процессе сочинительства и участвовать в нем, – пишет Толстой. – Суждения их были большею частью одинаковы и верны, как в самой постройке повести, так и в самых подробностях и в характеристиках лиц. Все почти принимали участие в сочинительстве; но с самого начала в особенности резко выделились положительный Сёмка – резкой художественностью описания, и Федька – верностью поэтических представлений и в особенности пылкостью и поспешностью воображения». Восхищает Толстого проявление тонкого художественного чутья одиннадцатилетнего «Федьки» (реального Васи Морозова, его любимого ученика): «Главное свойство во всяком искусстве – чувство меры – было развито в нем необычайно. Его коробило от всякой лишней черты, подсказываемой кем-нибудь из мальчиков. Он так деспотически и с правом на этот деспотизм распоряжался постройкою повести, что скоро мальчики ушли домой и остался только он с Сёмкою, который не уступал ему, хотя и работал в другом роде. Мы работали с 7 до 11 часов; они не чувствовали ни голода, ни усталости, и еще рассердились на меня, когда я перестал писать».
Толстой признается, что он «оставил урок, потому что был слишком взволнован. <…> Действительно, я два-три раза в жизни испытывал столь сильное впечатление, как в этот вечер, и долго не мог дать себе отчета в том, что я испытывал». Мальчики остались ночевать в кабинете Толстого. «Он [«Федька»] долго был в волнении и не мог заснуть, и я не могу передать того чувства волнения, радости, страха и почти раскаяния, которые я испытывал в продолжение этого вечера. Я чувствовал, что с этого дня для него раскрылся новый мир наслаждений и страданий – мир искусства; мне казалось, что я подсмотрел то, что никто никогда не имеет права видеть – зарождение таинственного цветка поэзии. Мне и страшно и радостно было...».
Толстой согласен с мыслью Ж.-Ж. Руссо, что «человек родится совершенным»: «Здоровый ребенок родится на свет, вполне удовлетворяя тем требованиям безусловной гармонии в отношении правды, красоты и добра, которые мы носим в себе...». Он убежден: «Идеал наш сзади, а не впереди. Воспитание портит, а не исправляет людей». «Ребенок стоит ближе меня, ближе каждого взрослого к тому идеалу гармонии, правды, красоты и добра, до которого я, в своей гордости, хочу возвести его. Сознание этого идеала лежит в нем сильнее, чем во мне». Отход от детства, по мнению Толстого, означает удаление от идеала гармонии. Воспитание и образование должны иметь одну цель – «достигнуть наибольшей гармонии в смысле правды, красоты и добра».
ПСС, т. 8.
