«ПИСЬМО В “РУСЬ” С РУГАТЕЛЬНЫМИ ПИСЬМАМИ». 1910

В обширной ежедневной почте Толстого находились и немногочисленные ругательные, как называл их писатель, письма. Желание Толстого написать в газету «Русь» – «не могу не высказать того, что думалось и думается по случаю полученных подобных писем», – вызвали полученные им «возбужденные, озлобленные до последней степени» анонимные письма.

15 октября 1909 г. в Дневнике он записал: «Много писем хороших. Одно ругательное. Пошлю в “Русь”». Набросал несколько вступительных строк: прилагалось полученное им характерное письмо, которое предлагалось напечатать (воспроизведено в тексте статьи); приведена с небольшим сокращением и присланная газетная вырезка из «Нового времени».

Получив на следующий день «письмо ругательное <…>, что надо вешать и вешать», Толстой написал письмо в газеты; «но потом, обдумав, не послал».

В письме Толстой не скрывал своего огорчения: «О моей деятельности среди большой публики установилось в последнее время очень странное недоразумение».

Письмо в газету начато без вступления, писатель сразу приводит реальный факт – полученное им «характерное письмо», открывшее, по его признанию, «то, чего я не понимал»: «В числе получаемых мною ругательных писем, я получил, сегодня, без подписи, дамским почерком написанное, следующее характерное письмо из Петербурга.

Для меня письмо это было очень важно, потому что открыло мне то, чего я не понимал или скорее не хотел понимать, чему не хотел верить, открыло существовавшее в так называемом высшем обществе той совершенно дикой среды, требования которой поддерживают правительство в его ужасной деятельности последних лет.

Предлагаю вам напечатать это письмо, думая, что оно также будет интересно и вашим читателям:

“Лев Николаевич!
В беседе Вашей с думским депутатом Челышевым Вы спросили его между прочим: “А когда у вас в Думе отменят смертную казнь? Неужели не понимают, как безнравственно лишать человека жизни?” Вот именно потому, что лишать жизни себе подобных безнравственно, правительство, как орган, регулирующий правильность отношений между людьми, и обязано, поймите, граф, обязано вешать и вешать беспощадно тех, кто занимается таким безнравственным делом, как убийство себе подобных. Оно обязано делать это для того, чтобы сколько-нибудь гарантировать безопасность мирных обывателей, которые не могут жить спокойно, раз бок о бок с ними живут звероподобные люди.

Или вы полагаете, что убийц следует только рассаживать по тюрьмам, где и содержать их со всевозможным комфортом, на общественный счет. Но из тюрьмы они рано или поздно выйдут и затем снова станут практиковать свое безнравственное дело.

Но затем, позвольте, граф, заметить вам еще одно обстоятельство: если вообще безнравственно лишать жизни людей, то еще во сто крат безнравственнее то дело, которым занимаются революционеры и подобные вам анархисты.

Вы все время натравливаете людей на правительство и на властей и тем, конечно, подбиваете экзальтированную молодежь обоих полов на убийства, сами оставаясь в стороне. Это не только безнравственно, но прямо гнусно, подло: если бы можно было сделать подсчет, сколько народу погибло на виселицах, в тюрьмах и на каторге, начитавшись ваших возмутительных поучений, то совесть ваша не должна бы вам дать покою ни одного часа.

В Бога вы не веруете, и потому ответа за это на страшном суде вы не боитесь, но вспомните хотя бы о том, что la stupiditè est toujours en majoritè и потому, хотя в весьма значительном большинстве вы и слывете за апостола правды и добра, но существует также и разумное minoritè, думающее несколько иначе и справедливо полагающее, что зла вы натворили в жизни своей гораздо более, чем добра”».

И Толстой заключает: «Людей этих, очевидно, ужасает не смертная казнь, а возможность отмены ее».

ПСС, т. 38, с. 341-342.