«ПОСЛЕСЛОВИЕ К РАССКАЗУ ЧЕХОВА “ДУШЕЧКА”». 1905
Толстой написал послесловие к рассказу А. П. Чехова «Душечка» (1898), чтобы пояснить публикацию его в «Круге чтения» (1905) и «проявить» его достоинство, главную мысль. В героине чеховского рассказа Толстой увидел «образец того, чем может быть женщина <…>, чтобы быть счастливой самой и делать счастливыми тех, с кем сводит ее судьба».
Он утверждал, что, вопреки авторским намерениям «посмеяться над существом Душечки», бессознательно «поэт-художник» возвеличил свою героиню, воспел «святость» женской любви. Толстой привел библейскую притчу о Валааме, вместо проклятия пославшего благословение народу Израиля. По убеждению Толстого, так и Чехов под влиянием идей о женской эмансипации хотел «проклясть слабую, покоряющуюся, преданную мужчине, неразвитую женщину», но воспел дар безграничной самоотверженной женской любви; это «главная, великая, ничем не заменимая сила женщины». И дан этот дар только ей: «Мужчины не могут делать того высшего, лучшего и наиболее приближающего человека к Богу дела, – дела любви, дела полного отдания себя тому, кого любишь, которое так хорошо и естественно делали, делают и будут делать хорошие женщины». Толстой поставил Душечку рядом с евангельской Магдалиной, женами декабристов и преследуемых духоборов.
Толстому дороги те «тысячи безвестных <…> утешительниц пьяных, слабых, развратных людей», которые более, чем кто-либо, нуждаются в «утешениях любви».
Он утверждал, что, вопреки авторским намерениям «посмеяться над существом Душечки», бессознательно «поэт-художник» возвеличил свою героиню, воспел «святость» женской любви. Толстой привел библейскую притчу о Валааме, вместо проклятия пославшего благословение народу Израиля. По убеждению Толстого, так и Чехов под влиянием идей о женской эмансипации хотел «проклясть слабую, покоряющуюся, преданную мужчине, неразвитую женщину», но воспел дар безграничной самоотверженной женской любви; это «главная, великая, ничем не заменимая сила женщины». И дан этот дар только ей: «Мужчины не могут делать того высшего, лучшего и наиболее приближающего человека к Богу дела, – дела любви, дела полного отдания себя тому, кого любишь, которое так хорошо и естественно делали, делают и будут делать хорошие женщины». Толстой поставил Душечку рядом с евангельской Магдалиной, женами декабристов и преследуемых духоборов.
Толстому дороги те «тысячи безвестных <…> утешительниц пьяных, слабых, развратных людей», которые более, чем кто-либо, нуждаются в «утешениях любви».
Предисловие Толстого звучит как своеобразный манифест, подтверждающий его давнее убеждение: главное предназначение женщины в мире – быть «помощницами, подругами, утешительницами, любящими в мужчине все то лучшее, что в нем есть, и незаметным внушением» вызывать и поддерживать в нем «все это лучшее». «Без женщин-врачей, телеграфистов, адвокатов, ученых, сочинительниц мы обойдемся», – утверждает он.
Особенно Толстому дорог дар самоотвержения, дар материнской любви. Всю силу любви героиня рассказа, подчеркивает Толстой, отдает маленькому «гимназистику в большом картузе». При подготовке рассказа к изданию Толстой отверг все то, что могло принизить и «опорочить» ее. И при публикации рассказа опустил несколько абзацев, в которых давалась снижающая характеристика.
Впервые опубликовано в «Круге чтения» (Недельное чтение за июнь. 1905. Сост. Л. Н. Толстой).
ПСС, т. 41.
