«[СТУДЕНЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ 1899 ГОДА]». 1899
Одна из важнейших статей Толстого-публициста, внимание которого всегда привлекала студенческая тема. Им написан ряд статей, обращений к молодым людям, к студенчеству.
Эта небольшая статья (незаконченная) посвящена злободневному вопросу – студенческому движению 1899 г., начавшемуся с волнений в Петербургском университете. Поддержанное Московским университетом, оно охватило 30 высших учебных заведений страны, вызвав жестокие репрессии со стороны правительства.
Толстой отметил это событие как «общественное», «поражался связью, которая установилась между учебными заведениями различных городов». Ему нравилось чувство товарищества.
Студенты искали заступничества Толстого; представители московского и петербургского студенчества приезжали к Толстому просить его выступить в защиту студенчества, «дать публично свой отзыв»: «Ваше веское слово для нашего движения составляет три четверти всей нашей нравственной опоры».
Студенческие демонстрации вызвали в Толстом «самое живое сочувствие».
В это время писатель работал над «Воскресением», однако пристально следил за студенческим движением, собирал материалы, пересылал их для издания за границей В. Г. Черткову и П. И. Бирюкову. Заметку «Университетские волнения» он оценил невысоко: «Надо бы больше. Нынче в газетах о том, что в солдаты забирать <...> Все как нарочно делают, чтобы раздразнить. И нынче же новая форма присяги. Руки чешутся писать обо многом в форме статей» (Т. 72, с. 164).
«Сейчас у нас в России происходит нечто необыкновенное, совершенно новое и до последней степени гадкое и возмутительное, и между тем в печати, которая озабочена тем, чтобы сообщить публике все, что только есть для нее интересного знать, про это нет ни слова, и все русские люди живут так, как будто ничего особенного не случилось: в столицах городовые стоят на улицах, почтительно отдавая честь начальству и жестоко гоняя и ругая извозчиков; барыни на рысаках шныряют по магазинам, швыряя дурно добытые их мужьями и любовниками деньги; министры и директоры, в ожидании жалованья и добавочных, заседают в комитетах и комиссиях; царь и его родственники в прекрасных мундирах и на прекрасных лошадях делают смотры войскам и придумывают новые мундиры (а в деревнях мужики и бабы шлепают промокшими в лаптях ногами по зажорам, отыскивая кто пищу, а кто правду против обидчиков, и ни те, ни другие не находят того, чего ищут).
Случились же одновременно две вещи очень важные: одна – та, что систематично одуряемый и разоряемый народ дошел до полного одурения и разорения, такого, которое уже нежелательно правительству, перешел тот предел одурения и разорения, который нужен правительству, а другая – та, что те самые молодые люди, которые готовятся правительством для одурения и разорения народа, отказались готовиться к требуемой от них правительством должности.
В этом подготовлении людей, способных для исполнения требований правительства, тоже перейден тот предел обезличения, огрубения, обезнравствования этих молодых людей – их подчинили, вместо прежних академических порядков тех заведений, в которых они были, полицейским мерам, а полицейские меры выразились в том, что в столице их избили плетьми. Они обиделись, опомнились, и, так как мера терпения их уж давно была доведена до последней степени, они забастовали, т. е. решили все перестать учиться в тех заведениях, в которых их обучают плетьми.
Студенты других высших учебных заведений и в Петербурге и в других городах, точно так же уж давно чувствующие несогласие нравственных требований времени с положением студентов, последовали примеру петербургских, и по всей России тысяч 30, если не более, молодых людей – одним словом, все готовящееся к деятельности в государстве молодое поколение отказалось продолжать готовиться к этой деятельности, если будут такие порядки, как те, которые выразились в Петербурге побоищем студентов.
Оба явления очень важные для правительства и против которых надо было принять особенные меры, и меры эти приняты. Против одурения и разорения крестьян, выразившихся в голодании и вымирании народа, принято признавать это исключительным случаем местного недорода и послать туда в виде хлеба одну тысячную тех имуществ, которые отняты и постоянно отнимаются от народа, против забастовки студентов во всей России принято: признав эти забастовки политической агитацией, употребить против забастовавших студентов самые решительные насильственные меры».
В декабре 1899 г. Чертков выпустил в Англии сборник «Студенческое движение 1899 года» с послесловием «По поводу студенческого движения», отредактированным Толстым.
Толстой следил за последующими студенческими событиями и в письмах и в статьях касался их. По дневниковой записи 19 марта 1901 г., именно «студенческие истории, принявшие общественный характер», заставили его написать обращение «Царю и его помощникам».
Статья опубликована в «Литературном наследстве» (Т. 37-38. – М., 1939)*.
Эта небольшая статья (незаконченная) посвящена злободневному вопросу – студенческому движению 1899 г., начавшемуся с волнений в Петербургском университете. Поддержанное Московским университетом, оно охватило 30 высших учебных заведений страны, вызвав жестокие репрессии со стороны правительства.
Толстой отметил это событие как «общественное», «поражался связью, которая установилась между учебными заведениями различных городов». Ему нравилось чувство товарищества.
Студенты искали заступничества Толстого; представители московского и петербургского студенчества приезжали к Толстому просить его выступить в защиту студенчества, «дать публично свой отзыв»: «Ваше веское слово для нашего движения составляет три четверти всей нашей нравственной опоры».
Студенческие демонстрации вызвали в Толстом «самое живое сочувствие».
В это время писатель работал над «Воскресением», однако пристально следил за студенческим движением, собирал материалы, пересылал их для издания за границей В. Г. Черткову и П. И. Бирюкову. Заметку «Университетские волнения» он оценил невысоко: «Надо бы больше. Нынче в газетах о том, что в солдаты забирать <...> Все как нарочно делают, чтобы раздразнить. И нынче же новая форма присяги. Руки чешутся писать обо многом в форме статей» (Т. 72, с. 164).
«Сейчас у нас в России происходит нечто необыкновенное, совершенно новое и до последней степени гадкое и возмутительное, и между тем в печати, которая озабочена тем, чтобы сообщить публике все, что только есть для нее интересного знать, про это нет ни слова, и все русские люди живут так, как будто ничего особенного не случилось: в столицах городовые стоят на улицах, почтительно отдавая честь начальству и жестоко гоняя и ругая извозчиков; барыни на рысаках шныряют по магазинам, швыряя дурно добытые их мужьями и любовниками деньги; министры и директоры, в ожидании жалованья и добавочных, заседают в комитетах и комиссиях; царь и его родственники в прекрасных мундирах и на прекрасных лошадях делают смотры войскам и придумывают новые мундиры (а в деревнях мужики и бабы шлепают промокшими в лаптях ногами по зажорам, отыскивая кто пищу, а кто правду против обидчиков, и ни те, ни другие не находят того, чего ищут).
Случились же одновременно две вещи очень важные: одна – та, что систематично одуряемый и разоряемый народ дошел до полного одурения и разорения, такого, которое уже нежелательно правительству, перешел тот предел одурения и разорения, который нужен правительству, а другая – та, что те самые молодые люди, которые готовятся правительством для одурения и разорения народа, отказались готовиться к требуемой от них правительством должности.
В этом подготовлении людей, способных для исполнения требований правительства, тоже перейден тот предел обезличения, огрубения, обезнравствования этих молодых людей – их подчинили, вместо прежних академических порядков тех заведений, в которых они были, полицейским мерам, а полицейские меры выразились в том, что в столице их избили плетьми. Они обиделись, опомнились, и, так как мера терпения их уж давно была доведена до последней степени, они забастовали, т. е. решили все перестать учиться в тех заведениях, в которых их обучают плетьми.
Студенты других высших учебных заведений и в Петербурге и в других городах, точно так же уж давно чувствующие несогласие нравственных требований времени с положением студентов, последовали примеру петербургских, и по всей России тысяч 30, если не более, молодых людей – одним словом, все готовящееся к деятельности в государстве молодое поколение отказалось продолжать готовиться к этой деятельности, если будут такие порядки, как те, которые выразились в Петербурге побоищем студентов.
Оба явления очень важные для правительства и против которых надо было принять особенные меры, и меры эти приняты. Против одурения и разорения крестьян, выразившихся в голодании и вымирании народа, принято признавать это исключительным случаем местного недорода и послать туда в виде хлеба одну тысячную тех имуществ, которые отняты и постоянно отнимаются от народа, против забастовки студентов во всей России принято: признав эти забастовки политической агитацией, употребить против забастовавших студентов самые решительные насильственные меры».
В декабре 1899 г. Чертков выпустил в Англии сборник «Студенческое движение 1899 года» с послесловием «По поводу студенческого движения», отредактированным Толстым.
Толстой следил за последующими студенческими событиями и в письмах и в статьях касался их. По дневниковой записи 19 марта 1901 г., именно «студенческие истории, принявшие общественный характер», заставили его написать обращение «Царю и его помощникам».
Статья опубликована в «Литературном наследстве» (Т. 37-38. – М., 1939)*.
* Толстой и студенческое движение 1899 г. Сообщение К. Шохор-Троцкого.
