ИНТЕРВЬЮ / СЕРГЕЙ ПЕЧОРИН. БЕСЕДА С Л. Н. ТОЛСТЫМ // «РОССИЯ». 1899
Поэт, журналист газеты «Россия», издававшейся А. В. Амфитеатровым совместно с В. М. Дорошевичем с 1899 г., С. А. Сафонов (псевд. Сергей Печорин; 1879–1904) посетил Толстого 5 мая 1899 г., и под его пером Толстой предстает как «великий и хороший старик, сгорбленный летами и трудом».
Это вторая статья в печатавшемся им цикле «Письма о голодных». Голод, охвативший в конце 1890-х гг. ряд губерний России, в особенности Поволжье, вызвал заметные отклики в печати. По примеру прошлых голодных лет Толстой получал с разных сторон пожертвования в помощь голодающим и организовывал их распределение.
Это вторая статья в печатавшемся им цикле «Письма о голодных». Голод, охвативший в конце 1890-х гг. ряд губерний России, в особенности Поволжье, вызвал заметные отклики в печати. По примеру прошлых голодных лет Толстой получал с разных сторон пожертвования в помощь голодающим и организовывал их распределение.
В интервью журналисту удалось почти дословно передать мысли, изложенные Толстым в статьях последних лет, в частности, о студенческих волнениях 1899 г.
«Вот как я виделся с графом Л. Толстым и о чем с ним говорил.
К графу Толстому я поехал попросту, как к человеку огромного ума, опыта и авторитета, стоящего, кроме того, очень близко к делу продовольствования бедствующего населения, потому что к нему стекаются всякие пожертвования на голодающих. Граф Толстой, к которому у меня, кстати, было письмо от А. В. Амфитеатрова, мог помочь мне, во-первых, ответить на многие ужасные для моего сознания и моей совести “почему”, а во-вторых, дать ценные указания для моих дальнейших странствований по голодающим местам.
Живет граф Толстой очень далеко от центра города, в Хамовниках, и ехать туда на худшем во вселенной московском извозчике – истинная каторга. Дорога идет с горы на гору, мостовая из огромных булыжников, колеса дребезжат, параличная лошадь, которую неустанно порет идиотический, ободранный извозчик, храпит и стонет, зловонная пыль доводит вас до удушья и судорог, – словом, от Кремля до Хамовников путешествовать не весело. Зато в Хамовниках – тишина, больше юной зелени, меньше толчеи. Тут легче думать и работать.
Был я у графа Толстого в первый раз. Я приготовился встретиться с мощным “великим стариком”, к словам которого прислушивается весь мир. С первого же взгляда я убедился, что и живописцы, и скульпторы, и даже фотографы безбожно лгут. Они представляют Толстого чересчур массивным, большим; рука об руку с ними работает воображение тех, кто видел не живого, а отраженного Толстого, с его гением и с его мировой славой.
Толстой – вовсе не огромный Толстой, а сгорбленный летами и трудом старец, хороший старик, великий и хороший старик... Я уж не знаю, как это сказать. Но живописцы и скульпторы лгут. <...> В его глазах видел “увы, боязнь перед интервьюерами, которые с невероятной наглостью оболгали, облыгают и будут облыгать великого писателя до бесконечности”. Я заикнулся о голоде.
Лев Николаевич посоветовал понять настоящую причину народного голода:
К графу Толстому я поехал попросту, как к человеку огромного ума, опыта и авторитета, стоящего, кроме того, очень близко к делу продовольствования бедствующего населения, потому что к нему стекаются всякие пожертвования на голодающих. Граф Толстой, к которому у меня, кстати, было письмо от А. В. Амфитеатрова, мог помочь мне, во-первых, ответить на многие ужасные для моего сознания и моей совести “почему”, а во-вторых, дать ценные указания для моих дальнейших странствований по голодающим местам.
Живет граф Толстой очень далеко от центра города, в Хамовниках, и ехать туда на худшем во вселенной московском извозчике – истинная каторга. Дорога идет с горы на гору, мостовая из огромных булыжников, колеса дребезжат, параличная лошадь, которую неустанно порет идиотический, ободранный извозчик, храпит и стонет, зловонная пыль доводит вас до удушья и судорог, – словом, от Кремля до Хамовников путешествовать не весело. Зато в Хамовниках – тишина, больше юной зелени, меньше толчеи. Тут легче думать и работать.
Был я у графа Толстого в первый раз. Я приготовился встретиться с мощным “великим стариком”, к словам которого прислушивается весь мир. С первого же взгляда я убедился, что и живописцы, и скульпторы, и даже фотографы безбожно лгут. Они представляют Толстого чересчур массивным, большим; рука об руку с ними работает воображение тех, кто видел не живого, а отраженного Толстого, с его гением и с его мировой славой.
Толстой – вовсе не огромный Толстой, а сгорбленный летами и трудом старец, хороший старик, великий и хороший старик... Я уж не знаю, как это сказать. Но живописцы и скульпторы лгут. <...> В его глазах видел “увы, боязнь перед интервьюерами, которые с невероятной наглостью оболгали, облыгают и будут облыгать великого писателя до бесконечности”. Я заикнулся о голоде.
Лев Николаевич посоветовал понять настоящую причину народного голода:
– Ведь нынешние несчастия – прямое последствие и логический вывод из обстоятельств прошлых лет. Мужицкое хозяйство вконец разорено, мужик затаскан, затравлен, забит, запутан в долгах... Вот газеты: вместо того чтобы играть на нервах публики, лучше бы они занялись исследованием настоящей причины бедствия. Она лежит в полном расстройстве крестьянского хозяйства, в подорванности его экономического благосостояния. Ни общество, ни государство вовсе не должны кормить мужика, который сам кормит и государство, и общество. Дайте мужику стать на ноги, передохнуть, оправиться, взяться за правильную работу. Мужик вовсе не ленив от природы. Он вам все тогда отдаст. Что касается до помощи теперь, в настоящие дни, то она, конечно, желательна и даже необходима, но, по существу, совсем не годится, чтобы генералы кормили мужика. Рациональнее всего помогать путем организации столовых. Денег давать в руки мужику не след: либо он их спрячет, либо начнутся нежелательные явления на почве корыстолюбия. Больше всего нуждается в помощи теперь Казанская губерния, где почти ничего дельного не организовано. Да там и людей нет, некому дело делать. На Казанскую губернию следует обратить особое внимание. В Самарской губернии и люди есть, и пожертвования туда стекаются. Там главные дыры заткнуты.
– А цинга?
– Что ж цинга? Вот я знаю, что, например, в Самарской губернии в Бузулукском уезде в деревне Мурачина, в Каралыхе мрет башкирское население.
Но ведь башкирцы вот уже тридцать лет как буквально вымирают в силу многих условий. <...>
Граф настоятельно советовал мне обратить особое внимание на связь бедствий нынешнего года с условиями экономического быта крестьянства в годы прошлый и позапрошлый».
Впервые опубликовано в газете «Россия» (1899, № 13, 10 мая).
– А цинга?
– Что ж цинга? Вот я знаю, что, например, в Самарской губернии в Бузулукском уезде в деревне Мурачина, в Каралыхе мрет башкирское население.
Но ведь башкирцы вот уже тридцать лет как буквально вымирают в силу многих условий. <...>
Граф настоятельно советовал мне обратить особое внимание на связь бедствий нынешнего года с условиями экономического быта крестьянства в годы прошлый и позапрошлый».
Впервые опубликовано в газете «Россия» (1899, № 13, 10 мая).
