Carthago delenda est

Другие варианты названия: «Карфаген должен быть разрушен».

Том юбилейного 90-томного собрания сочинений: 27.

Lvyonok Yasnopolyanskiy 19.11.2016 10:26:17

CARTHAGO DELENDA EST
+ ВОЗЗВАНИЕ К ЛЮДЯМ-БРАТЬЯМ
(1889, 1896, 1898)

Всего у Льва Николаевича – три статьи с таким заглавием, и их часто путают. Первая из них (неоконченный набросок), как и связанное с ним тематически «Воззвание» Толстого от 25 мая 1889 г., -- это ранний подступ публициста к теме неизбежного и необходимого разрушения лжехристианской цивилизации. Последующие два «Карфагена» – удар по оплоту её: власти правительств и военщины. Вершинами в развитии Толстым-публицистом этой темы стали, как известно, статьи «Одумайтесь!», «Конец века» и «О значении русской революции».

1) «[CARTHAGO DELENDA EST]» и ВОЗЗВАНИЕ (1889).
Над этой статьёй-воззванием Толстой начал работать в 1889 г., изучая литературу о социализме. Профессор Московского университета И. И. Янжул «дал и сообщил» ему о книгах «об анархистах и социалистах». Толстой читает работу бельгийского профессора политической экономии Эмиля де Лавелэ «Современный социализм» (СПб, 1882, под ред. М. А. Антоновича). В Дневнике 12 января запись: «Читал и вчера и нынче книгу об американском социализме: о двух партиях – интернациональной и социалистической. Анархисты во всём правы, только не в насилии. Удивительное затмение. Впрочем, об этом предмете мне думается, как думалось, бывало, о вопросах религии, т. е. представляется необходимым и возможным решить, но решения ещё нет». Позже он написал автору: «Я знаком с некоторыми из ваших трудов, которые я прочёл с интересом и пользой, и между прочим историю социализма, переведённую на русский язык и очень распространенную среди нашей молодежи <...> Лучшая организация требует умственного развития и в особенности нравственного состояния масс, готовых её принять, и только христианские принципы могут достичь того и другого. Это те вопросы, которые наиболее занимают меня в настоящее время» (Т. 65, с. 179-180).
А вот запись о чтении Ноеса о коммунах: «Везде одно – освобождение себя от суеверий религии, правительства и семьи. <...> Думал: удаление в общину, образование общины, поддержание её в чистоте – всё это грех – ошибка. Нельзя очиститься одному или одним; чиститься, так вместе; отделить себя, чтобы не грязниться, есть величайшая нечистота» (22 апреля).
В Дневнике 1 июля 1889 г. – первое упоминание о К. Марксе, размышление о его учении. Первый том «Капитала» с пометками Толстого в предисловии (Гамбург, 1883, 3-е издание) сохранился в яснополянской библиотеке.
Толстой записал: «“Looking Backward” прекрасно. Одно плохо: социалистическое марксовское представление, что если очень долго делать дурно, то само собою сделается хорошо. Капиталы сходятся в малое число рук, под конец сойдутся в одни. Рабочие союзы тоже сольются в один. И будет капитал и рабочая сила разделённые. Тогда власть или революция соединит их, и всё будет благополучно. Главное то, что ничего в нашей цивилизации не уменьшится, не пойдёт назад: будут те же дворцы, гастрономические обеды, сласти, вина, экипажи, лошади – только всё будет доступно всем. Вот это непонятно, как они не видят, что это невозможно. Пока есть насилие, сила капитала и изобретения направлялись не на то, что нужно.
И чтобы было то, что нужно, массам надо всё проверить. Главное же – надо быть готовым отказаться от всех усовершенствований нашей цивилизации, только чтоб не было того жестокого неравенства, которое составляет нашу язву. Если правда, что я люблю брата, то я не задумаюсь лишиться гостиной, только бы приютить его, бесприютного. А то мы говорим, что хотим приютить брата, но только с условием, чтобы гостиная осталась свободною для приёма. Надо решить, кому служить – Богу или мамоне. Обоим нельзя...».
Утром 25 мая 1889 года Толстым было начато «Воззвание», иначе именуемое обращение «К людям-братьям». Важно, что в это же время Толстой уже обдумывал программный религиозно-философский и антивоенный общественно-политический трактат «Царство Божие внутри вас…» и приступил к работе над ним.
Начало воззвания стремительное, энергичное:
«Нельзя медлить и откладывать. Нечего бояться, нечего обдумывать, как и что сказать. Жизнь не дожидается. Жизнь моя уже на исходе и всякую минуту может оборваться. А если могу я чем послужить людям, если могу чем загладить все мои грехи, всю мою праздную, похотливую жизнь, то только тем, чтобы сказать людям-братьям то, что мне дано понять яснее других людей, то, что вот уж 10 лет мучает меня и раздирает мне сердце.
Но, может быть, такова и должна быть жизнь людей. Так, как живут теперь люди с своими императорами, королями и правительствами, с своими палатами, парламентами, с своими миллионами солдат, ружей и пушек, всякую минуту готовых наброситься друг на друга. Может быть, так и должны жить люди с своими фабриками и заводами ненужных или вредных вещей, на которых, работая 10, 12, 15 часов в сутки, гибнут миллионы людей, мужчин, женщин и детей, превращенных в машины. Может быть, так и должно быть, чтобы все больше и больше пустели деревни и наполнялись людьми города с их трактирами, борделями, ночлежными домами, больницами и воспитательными домами. Может быть, так и должно быть, чтобы все меньше и меньше становилось честных браков, а все больше и больше проституток и женщин, в утробе убивающих плод».
Далее, настойчиво обращаясь к читателю, Толстой троекратно повторяет призыв: «Одумайтесь!». Именно с этого возгласа он и предполагал даже начать свое воззвание (позже Толстой так и озаглавит свою статью-шедевр 1904 г. – «Одумайтесь!»).
«“Одумайтесь, Одумайтесь, Одумайтесь!” – кричал ещё Иоанн Креститель; “одумайтесь” – провозглашал Христос; “одумайтесь” – провозглашает голос Бога, голос совести и разума. Прежде всего остановимся каждый в своей работе или своей забаве, остановимся и подумаем о том, что мы делаем.
Знаю я, что со всех сторон на тебя налегают люди и не дают тебе минуты покоя и что тебе, как лошади на колесе, кажется, что тебе никак нельзя остановиться; знаю я, что сотни голосов закричат на тебя, как только ты попытаешься остановиться, чтобы одуматься. <...> Не слушай этих голосов. И потому, что бы мне ни говорили голоса и как бы ни тянули меня соблазны, как бы ни тянула меня уже начатая мною и как бы ни поощряла меня текущая вокруг меня жизнь, я остановлюсь, оглянусь вокруг себя и одумаюсь.
И стоит человеку сказать себе это, как он увидит, что не он один одумывается, а что и прежде его, и при нем много и много людей так же, как он, одумывались и избирали тот лучной путь жизни, который один дает благо и ведет к нему».
Впервые под названием «Обращение к людям-братьям» воззвание появилось в 10 томе «Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого, запрещенных в России» под редакцией В. Г. Черткова (Christchurch, «Свободное слово», 1904). В России впервые опубликовано в журнале «Новая пашня» (1907, № 3). В ПСС см. в т. 27, с. 530-533.
В течение 1889 г. Толстой дважды принимался писать «Воззвание», или «Манифест», где звучат пророческие слова: «Жизнь, та форма жизни, которой живем теперь мы, христианские народы, – delenda est, должна быть разрушена, говорил я и буду твердить до тех пор, пока она не будет разрушена. Я умру, может быть, пока она не будет ещё разрушена, но я не один, со мной стоят сотни тысяч людей, со мной стоит истина. И она будет разрушена, и очень скоро. Она будет разрушена не потому, что её разрушат революционеры, анархисты, рабочие, государственные социалисты, японцы или китайцы, а она будет разрушена потому, что она уже разрушена на главную половину – она разрушена в сознании людей» (Т. 27, с. 534).
Начинающая рукопись фраза «Carthago delenda est» стала заглавием особой статьи. Позднее Толстой ещё трижды – в 1891, 1896 и 1898 гг. – начинал свою статью-воззвание, и только вариант 1898 г. был завершён.
Набросок 1889 года был опубликован В. Г. Чертковым в газете «Речь» 7 ноября 1913 г. (№ 305) под заглавием «Carthago delenda est». В ПСС см. в т. 27, с. 534-535.
===============================
2 ) «CARTHAGO DELENDA EST» 1896 года – пожалуй, самая остро-нецензурная и политически и социально-актуальная из цикла трёх одноимённых статей Льва Николаевича. Сведения о работе над нею Толстого – почти утрачены. Есть только одна запись в его Дневнике от 16 ноября 1896 г., относящаяся к этой работе: «3-го дня целое утро усердно писал опять о войне. Что-то выйдет?» (53, 118). Толстой не решился пытаться публиковать статью и даже не кончил работы над нею. Черновик статьи и часть рукописей при невыясненных обстоятельствах пропали.
Несомненно то, что вторая «Carthago gelenda est» Толстого была начата им в связи с чтением статьи генерала М. И. Драгомирова (автора также и той воинственной «памятки» солдатам, на которую так же откликнулся Толстой), перепечатанной из журнала «Разведчик», в выдержках, в газете «Новое время», в № 7434 от 6 ноября 1896 г. В статье этой Драгомиров пытался доказать неизбежность и законность войн. Толстой цитирует отдельные места статьи Драгомирова, не называя его фамилии. Статья эта так возмутила Толстого, что он 13-15 ноября 1896 г. писал А. М. Кузминскому: «Что бы вы уговорили Драгомирова, чтобы он не писал таких гадких глупостей, и, главное, тон этот: «Ах, господа, господа» и т. д. Ужасно думать, что во власти этого пьяного идиота столько людей» (69, 206).

Драгомиров кощунствует и против разума человеческого, отказывая солдату в праве на поведение свободного и разумного от Бога существа, а не послушного военного раба, машины смерти, исполняющей команды манипуляторов. Кощунствует он и против самого Бога (даже во всех его «ипостасях», в которые верят поклонники церквей), называя Бога «генералом», то есть вожаком покорной солдатни. Эмоциональная, «бравая» ложь, цинично и нагло отрицающая евангельские истины!

«Бог ваш генерал» -- вещает солдатам в своей безумной «памятке» генерал Михайло Иваныч Драгомиров. И современные подпутинские шлюхи в рясах и казённо дипломированные интеллигенты, возвысившие нынче в герои российской истории обер-прокуратора Победоносцева, «святого» фанатика и обманщика людей Иоанна Кронштадтского, юдофоба и суевера Фёдора Достоевского, национал-публициста Меншикова или предтечу и идеолога неоимперцев Ивана Ильина – готовы его памятку признать и подписаться под его словами…

Нет! врёте, врёте, господа! Слово «генерал» этимологически восходит к латинскому generalis – «общий», «всеобщий», «главный», «стоящий над всеми», образованному, в свою очередь, от genus – «род», «родовой». То есть – не Бог это, а вожак вооружённых и с кем-то вечно воюющих родичей из одной пещеры, одного стойбища, одной первобытной стаи… По толстовской концепции жизнепониманий, уже евреи и римляне возвысили своё понимание до предела совсем иного, высшего, жизнепонимания: единого (как единая россия, хе-хе…) «государства» с бессчётным числом таковых родственных кланов и общим для всех войском. В наше время, XX-XXI вв., наследники этого архаического жизнепонимания оперируют понятиями с размытой, лукавой семантикой – «единая нация», «германская нация», «советский народ», «российский народ»… всё на том же уровне понимания «единства», давно прежитого лучшими людьми человечества.

Но обретение веры Христовой, высшего, христианского, жизнепонимания – это ведь новое РОЖДЕНИЕ, «свыше»… И не только первобытные «РОДственники», но и «РОДное» государство с его фантазированиями проплаченных интеллигентов о «всечеловеческом призвании» только обитающей на его территориях «нации», о «мировом влиянии» и пр. – исчезают для христианина. И тысяча дохлых Ванг со всеми церковными чудотворцами не воскресят в сознании человека того, что уже обличило для него всю свою опасность, ложность и просто ненужность для жизни человека -- не раба князей мира, а сознательного сына Бога, для Божьего замысла о мире и о нём…

Но не в щелкопёре Драгомирове дело и не против него одного суд Бога, Иисуса и Льва… Судя по уцелевшим обрывкам, статья Толстого была задумана в более широком плане. Исправляя статью, Толстой постепенно сокращал и изменял и её содержание. Первоначально статья начиналась с цитаты из речи французского писателя Фредерика Пасси «Вооружения будущего», произнесённой им в 1895 г. «в большом собрании» в Париже. Речь Пасси была горячим протестом против военщины. Толстой назвал её «прекрасной». Комментируя эту речь, он отмечал, что «лучшие люди европейского общества» уже понимают «всю преступность войны», но вместе с этим указывал и на то, что взгляды большинства военных людей стали «более грубы и нелепы».

Нецензурность и актуальность статьи в том, что она поднимает тему нравственной ДЕГРАДАЦИИ в среде военного сословия в государствах, балующихся (как Россия или Германия) идейками гонки вооружений, милитаризации, военной имперской мощи, великих побед и мирового влияния. Одно с другим тесно связано: военщина, как и полицейщина, чуя поддержку «верхов» и фактическую безнаказанность -- неизбежно ожесточается и наглеет.

Толстой приводит в пример пару из множества возможных примеров такой деградации морали и даже интеллекта в среде правительственных «силовиков»:

«Почти в одно и то же время в двух самых военных государствах — в Германии и в России — совершены офицерами возмутительные преступления: в Германии пьяный офицер убил беззащитного человека под предлогом оскорбления мундира. В России компания пьяных офицеров тоже под этим предлогом с помощью солдат, врываясь в дома, грабила и секла беззащитных жителей.

Убийство, совершенное немецким офицером, произошло при следующих обстоятельствах :

«11-го октября, вечером, в кафе-ресторане «Тангейзер», который был переполнен народом, сидели два молодых лейтенанта местного гренадёрского полка фон-Брюзевиц и фон-Юнг-Штиллинг. Около 12 часов ночи в залу вошли два штатских с двумя дамами и сели за столик около лейтенантов.

Один из штатских, механик Зипман, задел своим стулом стул, на котором сидел лейтенант фон-Брюзевиц. Лейтенант счёл себя оскорблённым и потребовал, чтобы Зипман перед ним извинился, на что тот возразил, что он и не думал оскорблять лейтенанта. Тогда фон-Брюзевиц выхватил шпагу и
хотел ударить ею Зипмана, но был остановлен хозяином ресторана и кельнером, что дало возможность Зипману скрыться.

— Теперь моей чести капут. Я должен подавать в отставку! — воскликнул лейтенант, выходя из кафе, но, узнав от полицейского, что господин, похожий на Зипмана, не выходил на улицу, снова вернулся в кафе, надеясь найти там своего обидчика и вернуть свою честь. Действительно, он увидел там Зипмана и бросился на него с обнаженной шпагой, несмотря на то, что безоружный механик, убегая от офицера, усиленно просил у него извинения.

Произошла отвратительная сцена: среди оцепеневших мужчин и кричавших в ужасе женщин храбрый лейтенант гонялся за убегавшим механиком и, наконец, нагнав его в углу двора, уложил на месте ударом шпаги. Опуская окровавленную шпагу в ножны, офицер с чувством удовлетворения произнес: «Ну, теперь моя честь спасена!»

Поступок русских офицеров ещё отвратительнее: Пьянствующие офицеры вывели из терпенья толпу, над которой они издевались, и одного из этих пьяных офицеров прибили и сорвали с него погоны. Офицер собрал товарищей и солдат и с этой командой пошёл по домам евреев, врываясь в них, грабя жителей и отыскивая несчастные погоны. Погоны найдены были на мельнице, и тут начались истязания хозяев мельницы, истязания, кончившиеся смертью, как говорят некоторые. То, что сущность дела такова, — в этом не может быть сомнения; подробности же могут быть неверны, и поправить их нельзя, потому что всё это дело старательно было скрыто от всего русского общества. В газетах было только известие о том, что разжаловаются в солдаты неизвестно за что двенадцать офицеров» (39, 217-218).

В советском толстоведении, всего-то лет 30-50 и более тому назад, очень любили вспоминать эту статью Толстого именно в связи с этими, рассказанными в ней, историями. И совершенно не коробило авторов это сопоставление офицерства «милитаристской» Германии и России: ведь речь шла о ТОЙ России, «проклятого царизма», буржуазного милитаризма, царства военщины и полицейщины… а не о самом «мирном во всём мире» СССР.

Да, за последние полвека смыслы изменились и стали для нас даже злободневнее… Толстой особо подчёркивает, что правительства Германии и России оказались едины в своём желании замолчать, СКРЫТЬ и даже ОПРАВДАТЬ преступления своих служащих. Русское – просто воспользовалось невежеством, равнодушием, стадной быдлятностью большинства обитателей своей гостерритории. В Германии же, где мог всё же возникнуть некоторый общественный резонанс, император Вильгельм, «который всегда пропускает случай смолчать и никогда не пропускает случая сказать глупость», оправдал своего верного свинтуса Брюзевица, что «если оскорблена честь мундира, то военный должен помнить, что оскорблён этим сам император, и они, офицеры, должны немедленно и основательно пустить в ход своё оружие».

Что изменилось с той поры? Лишь то, что в путинской России, пропитанной ещё с середины XX столетия миазмами ГУЛАГа и криминальной среды, теперешний военный, полицейский чин, депутатик, чиновник или даже кто-то из их родственничков и знакомых, может смело и с уверенностью в безнаказанности украсть, прибить в драке, переехать насмерть автомобилем или иным способом убить человека – даже не за честь свою (которая для этих существ уже только пустое слово), а – «по понятиям» (впитанным их мозгами, может быть, ещё в детстве, в гоп-компаниях каких-нибудь ленинградских качалок и подворотен), спьяну или сдуру («тупо по ходу жизни», как один из них оправдывался)…

«Хотя при системе молчания и требовании всеобщего молчания о всём том, что важно и интересно обществу, мы не знаем, что именно было сказано властями по этому случаю, мы знаем, что сочувствие высших властей на стороне этих защитников мундира и что поэтому-то и не были судимы эти преступники, и наказание им назначено
то, которое обыкновенно очень скоро прекращается прощением и возвращением прежнего звания» (Там же. С. 218).

Да, это вроде не про нас Толстой пишет. Про XIX-й век… В нашей Раше – не только звания возвращают, но и повышают в оном…

Нравственный прогресс человечества для Толстого -- аксиома. Людям неизбежно или погибнуть, или прийти к высшему пониманию жизни, высшей этике, к истинно разумной, достойной человека, общей жизни.

И люди -- выбирают жизнь, даже не всегда и не все сознательно. Христиане – сознательно выбирают мирную, любовную, братскую жизнь и совершенствование во Христе.

При этом лучшие, передовые люди, а за ними -- по доверию к этим нравственным авторитетам -- и всё человечество, утверждаясь в новом религиозном понимании жизни, новых отношениях с другими людьми, с природой, с Богом -- уже не могут ни в обыденной, и в профессиональной своей жизни совершать некоторых поступков, исполнять некоторые социальные роли.

В частности, такие люди -- а их становится всё больше и больше -- не идут на службу в пресловутые «силовые структуры»: в полицию, в войско...

Вот почему в обществах, отсталых от всечеловеческого религиозно-нравственного прогресса, на государственной службе неизбежно, от поколения к поколению, будут оказываться:

а) наиболее наивные, поддающиеся правительственным обманам и приманкам, люди, и, главное,
б) наиболее жестокие, грубые, склонные к насилию, безнравственные люди.

Толстой констатирует, что в российском обществе, как и во всём медленно и неизбежно охристианивающемся мире, совершились процессы, подобные химической реакции разложения:

«В обществе совершилось разделение: лучшие элементы выделились из военного сословия и избрали другие профессии; военное же сословие пополнялось все худшим и худшим в нравственном отношении элементом и дошло до того отсталого, грубого и отвратительного сословия, в котором оно находится теперь. Так что на сколько более человечны, и разумны, и просвещённы стали взгляды на войну лучших не военных людей европейского общества и на все жизненные вопросы, на столько более грубы и нелепы стали взгляды военных людей нашего времени как на вопросы жизни, так и на своё дело и звание» (Там же. С. 218 - 219).

И снова – будто про нас сегодняшних писано:

«Теперь для того, чтобы быть военным, человеку нужно быть или грубым, или непросвёщенным в истинном смысле этого слова человеком, т. е. прямо не знать всего того, что сделано человеческой мыслью для того, чтобы разъяснить безумие, бесполезность и безнравственность войны и потому всякого участия в ней, или нечестным и грубым, т. е. притворяться, что не знаешь того, чего нельзя не знать, и, пользуясь авторитетом сильных мира сего и инерцией общественного мнения, продолжающего по старой привычке уважать военных, — делать вид, что веришь в высокое и важное значение военного звания» (Там же. С. 219).

Единственное спасение для людей -- ненасильственное скорейшее разрушение этого сцепления лжи и зла: отказом от любой, даже словесной, поддержки его, от пользования правительственным насилием (не говоря уж о поступлении на службу), от всяких оправданий существования всяких государств и правительств.

Если держится ещё этот Карфаген (и не одной военщины, которую бичует в статье Толстой, но всех ходячих мирских идолов, всех распорядителей ЧУЖИХ жизней и судеб.) – то только недоразумением обманутых с детства государственными и поповскими суевериями людей.

Надо помочь «химической реакции» в обществе:

«Вонючий газ должен быть уничтожен. Точно так
же и военное сословие, в делившись из общей жизни, стало отвратительно и должно быть уничтожено. <…> Люди эти, очевидно, составили вокруг себя удушливую, вонючую атмосферу, в которой живут и в которую не проникает тот свежий воздух, которым дышит уже большинство людей. Очевидно, люди не допускают до себя этот свежий воздух и, по мере распространения его, сгущают вокруг себя свою вонючую атмосферу. До них никак не доберёшься… <…> И что ужаснее всего, это то, что эти самые люди имеют власть, силу над другими людьми... Как же быть? Какое средство для того, чтоб уничтожить это? А средство есть только одно: уничтожение той атмосферы уважения, восхваления своего сословия, своего мундира, своих знамён и т. д., за которыми скрываются эти люди от действия истины» (Там же. С. 221 - 222).

Всякие реформы, бунты или революции, всякие попытки внешней деструкции ветхого, отжитого устройства жизни – тщетны, пока не разрушена в головах, в массовом сознании оправдывающая и освящающая его существование идеологическая матрица. Наша брань должна быть не против плоти, а против лжей века сего: не традиционная, а идейная война против слуг сатаны, слуг зверя (низшего, атавистического, звериного в человеческой природе). Вот это главное, что завещает нам и уже нашему веку исповедник Христов, яснополянский и всерусский и всемирный старец Лев.

==============================

4) «CARTHAGO DELENDA EST» (О МИЛИТАРИЗМЕ). 1898.

В конце марта или в начале апреля 1898 г. Толстой получил циркулярное письмо, составленное совместно двумя издательствами: «La Vita Internazionale» (Милан) и «L’Humanité Nouvelle» (Париж), с вопросами об отношении к «войне и милитаризму» (вопросы эти Толстой процитировал в начале статьи). Письмо было подписано директорами издательств Е. Moneta и A. Hamon, которые просили ответить на поставленные вопросы не позднее 25 апреля н. с. 1898 г.
Ответные письма Толстого к этим лицам не сохранились; однако из их последующих писем явствует, что Толстой писал им. Так, Hamon в письме от 30 апреля н. с. сообщает о получении письма Толстого и благодарит за обещание прислать статью, при этом оговариваясь, что «долго не отвечал» на письмо Толстого потому, что «был в отсутствии». То же писал и Moneta в письме с почтовым штемпелем получения 20 апреля 1898 г.
К работе над статьёй Толстой приступил, по-видимому, в начале апреля, С. А. Толстая 6 апреля 1898 г. записала в дневнике: «Л. H.... утром писал о войне»; а 11 апреля 1898 г. Толстой сообщил Э. Кросби, что он пишет статью, «озаглавленную Carthago delenda est» (71, 353). В Дневнике же 12 апреля, отмечая события с 21 марта, Толстой записал: «Занятия Carthago delenda est.... Работал довольно мало» (53, 189).
Уже около 19—20 апреля Толстой предлагает эту статью («об отказах от военной службы») П. И. Бирюкову в подготовлявшийся им совместно с В. Г. Чертковым в Англии первый номер сборника «Свободное слово» (см. т. 71, стр. 358). Очевидно, к 20 апреля статья уже была в основном закончена и только требовала некоторой отделки.
Окончательно была подписана статья 23 апреля. 27 апреля в имении своего сына Ильи Львовича Гринёвке, Толстой записал в Дневнике: «За последнее время в Москве всё кончал Carthago delenda est. Боюсь, что не кончил, и она ещё придёт ко мне. Хотя порядочно» (53, 191).
Вероятно, вскоре после окончания статья была послана в Англию для первого номера сборника «Свободное слово» и одновременно в Италию — в «La Vita Internazionale» и во Францию — в «L’Humanité Nouvelle».
Посылая статью в указанные журналы, Толстой, по-видимому, сомневался в том, что она по содержанию удовлетворит редакции этих журналов. Среди рукописей статьи сохранился первый лист рукописи, которая, очевидно, готовилась к отправке в какой-нибудь из этих журналов. В начале этого листа над текстами статьи помещено письмо Толстого:

«М. Г. [Вероятно, сокр. от: М<удилы> <вы> <грешные>]

Мнение моё насчёт предложенных вами вопросов таково, что оно едва ли подойдёт к направлению вашего издания. На всякий случай, прежде чем послать это моё писание в какой- либо другой журнал, посылаю его вам для напечатания, если вы найдёте таковое согласным с вашими желаниями» (39, 251).

Уцелевший черновик писан аккуратной лапкой переписчика, но потом вздызг исчёркан Толстым. Возможно, что оно было переведено им на французский язык и весь лист был переписан ещё раз и уже в переписанном виде вложен в отправленную рукопись.
Чертков, по получении рукописи статьи, в письме от 17 мая н. с. 1898 г. писал Толстому, что находит статью «сильной и неопровержимой», и лишь указывал на одно место, где говорится «о выгоде» отказа от военной службы, с которым он не согласен. К письму он приложил выписку из статьи со слов: «но отказывающимся нет никакого основания» и кончая словами: «уже будет наказывать» (см. стр. 201—202, строки 37—25 в томе 39 ПСС) с внесёнными им поправками. Толстой просмотрел эту выписку, зачеркнул поправки Черткова, послал его мысленно на…, в ж… и в п…, и лишь в некоторых местах, подумав, таки внёс предлагаемые верным и преданным другом исправления.

*****
Впервые статья была напечатана за границей, в № 1 сборника «Свободное слово», 1898, стр. 6—17 (на русском языке); затем в переводе на итальянский язык в журнале «La Vita Internazionale», в номере от 20 сентября н. с. 1898 г. В России статья была напечатана в 1906 г. в изд. «Обновление», конфискована и сожжена. В 1911 г. она включалась в девятнадцатую часть Сочинений Л. Н. Толстого, изд. 12-е, М. 1911, но книга эта также была конфискована.

*****
В связи с тем, что именно эта статья была окончена Толстым и отдана в печать и была последней из одноименных статей Толстого, именно её исследователи склонны считать «вершиной» его антивоенного цикла «Carthago delenda est». Ведь и известен весь цикл до сих пор – только кучке самых “продвинутых” специалистов…
На деле, полагаем, каждое из выступлений Толстого – 1889-го года (вместе с «Воззванием»), 1896-го и 1898-го – самоценно и отлично по главенствующей тематике.
Черновики 1889 года, к примеру, свидетельствуют о тех ранних размышлениях Толстого о судьбах цивилизации и существующего устройства жизни, которые в окончательных формулировках предстают нам в его статьях 1905-1906 и последующих лет («Конец века», «О значении русской революции»), вплоть до последней крупной работы Толстого-публициста – «О социализме» (1910), отринувшей суеверие социалистического «переустройства» общества именно как порождение мышления, порабощённого заблуждениями западной садо-некрофильской цивилизации, имеющей фундаментом организованное насилие военщины, революционеров и навязчивых прожектёров «социальных реформаторов».
«Carthago delenda est» 1896 года – обличение нравственной гнили людей, связавшей себя военной службой в России и других странах, управляемых правительствующим аппаратом имперского социодискурсивного типа, вредным и асоциальным по своей исконной сущности: неумело, неумно, но навязчиво (как «медведь на воеводстве») халтурящим в управлении страной; часто грубо-невежественным, особенно на уровне мелких прислужников-исполнителей и распорядителей на местах; главное же – не уважающим граждан как равных и не доверяющим им и полагающемся в своей преступной и безбожной деятельности главным образом на обман (попы, журналюги, разные платные интеллигенты) и насилие, красиво именуемое «необходимым принуждением» (полицаи, военщина).
И, наконец, идейное содержание и даже образный строй «Carthago delenda est» 1898 года – пересекается с ранее (1890 – 1893 гг.) написанным Л.Н. Толстым огромным религиозным и антивоенным трактатом «Царство Божие внутри вас, или Христианство не как мистическое учение, а как новое жизнепонимание».
Подкупленная путинскими денежками и статусами, положеньицем в академиях, грантами и пр. современная интеллигентская сволота от толстоведения сочинила о Толстом немало дурилок-мифов. Или – воскресила старые. Так, в частности, московская исследовательница Ирина Петровицкая на своём сайте, на сайте-«потрале» «Толстой Ру» и в книжке «Лев Толстой — публицист и общественный деятель» (Изд-во "Икар". 2013), текст которой в значительной степени сплагиачен ею из научных комментариев в старом Полном собрании сочинений Толстого 1928 – 1958 гг., – подаёт автора данной статьи как единомышленника деятелей типа немецкой писательницы Берты фон Зутнер. То есть – буржуазным «пацифистом».
Это – старо, баба Ира. Старо! «Пацифистом» Лев Николаевич уже был… в книжках времён твоей далёкой молодости, 1960-1980-х гг. А ещё он побыл тогда – социалистом. А ещё (позднее, в 1980 – 1990-х) – адептом некоей абстрактной «эзотерики»… и оставался и остаётся им для многих уже на моей профессиональной памяти в 2000-х. И всё это – вешали на Льва и при его жизни, кидали даже как «обличения»… Короче, ничего нового брехуны так и не выдумали: просто молодёжь не застала тех времён и не читала тех статей и книжек…
Толстой – пацифист? Но ведь уже в «Царстве Божием внутри вас…» Толстой жестоко высмеивает именно пацифистские филиппики к правительствам и «влиятельным людям» (типа той, которую прислали ему в 1898-м и на которую он откликнулся данной статьёй), мессы, конгрессы… Именно там появляется образ «посыпания соли на хвост птице»: тщетных и глупых попыток деятелей «миротворчества» повлиять на агрессивность и воинственность, на хищнические замыслы правительств ведущих держав:

«Когда я был маленький, меня уверили, что для того, чтобы поймать птицу, надо посыпать ей соли на хвост. Я вышел с солью к птицам, но тотчас же убедился, что если бы я мог посыпать соли на хвост, то мог бы и поймать, и понял, что надо мной смеялись.
То же надо понять и людям, читающим статьи и книги о третейском суде и разоружении.
Если можно посыпать соли на хвост птице, то значит, что она не летает, её и ловить нечего. Если же у птицы есть крылья и она не хочет быть пойманной, она не даст себе сыпать соли на хвост, потому что свойство птицы летать. Точно так же свойство правительства состоит не в том, чтобы подчиняться, а подчинять себе. И правительство только на столько правительство, на сколько оно может не подчиняться, а подчинять, и потому оно всегда стремится к этому и никогда добровольно не может отказаться от власти, а власть даёт ему войско, и потому никогда не откажется от войска и употребления его для войны» (Глава 6).

И именно там Толстой противопоставляет пацифистской либеральной и верноподданнической ДУРИ – сознательный религиозный отказ от военной службы человеком, пришедшим к христианскому жизнепониманию.
Сам факт этой «успешной» (законченной и опубликованной) статьи – обличение идиотству и дури пацифистов всех времён. Они не могли не прочесть и не знать толстовского «Царства Божия…», уже давно к 1898 году опубликованного, но идейное содержание этого сочинения, как видно…. мягко скажем: не преодолело «барьера восприятия» сих благонамеренных читателей. Толстой повторил в 1898-м… результата – ноль.
В августе 1909 г. Толстой пытался принять участие в Восемнадцатом Международном конгрессе мира в Стокгольме. Он не смог поехать на него, но доклад свой – послал для озвучения на Конгрессе. Господа пацифисты СКРЫЛИ его, и даже, боясь приезда самого Льва Николаевича – хотели сперва отменить или перенести по времени сам Конгресс. Толстой даже сетовал иронически: «это нескромно с моей стороны», ибо явно было, что конгресс отложен не столько из-за забастовки рабочих в Швеции, сколько из-за его послания мнимым либеральным «единомышленникам». А они и обосрались сразу: «Как нам быть с ним? – Прогнать нельзя. И отложили конгресс» (ЯЗ – 4. С. 30).
Наконец, через год, 23 мая 1910 г. замкнулся тот дурной круг бессмысленного диалога зрячего с глухими, который либеральничающие с правительствами западные интеллигенты заставили вести с ними Толстого, начиная с послания 1898 года. Лев Николаевич получил от доктора словесности Ж. Бергмана (J. Bergman), секретаря организационного комитета Международного конгресса мира, созыв которого намечался в Стокгольме на 1-6 августа 1910 г. (нового стиля), приглашение на конгресс. Через некоторое время это же приглашение повторил барон Бонд (Carl Carlson Bonde). Это они прощупывали, суки: может быть, Толстой «обломался» после унижения с его докладом в 1909 году? Толстой не унизился и «обломался», ибо просто herr на всех этих господ клал… но и не забыл той ихней попытки! Он написал в ответ «ядовитую статью» («Добавление к докладу на конгрессе мира»), выдержанную в сдержанно-ироническом и секптическом тоне начиная от обращения не к кому-то лично, а ко всему сборищу: «Вы желаете, чтобы я участвовал в вашем собрании. Я как умел выразил мой взгляд на вопрос о мире в том докладе, который я приготовил для прошлогоднего конгресса. Доклад этот послан. Боюсь однако, что доклад этот не удовлетворит требованиям лиц, собравшихся на конгрессе. <…> Считаю выработку на конгрессах новых законов, обеспечивающих мир, бесполезным главное потому, что закон, несомненно обеспечивающий мир среди всего мира, закон, выраженный двумя словами “не убій”, известен всему миру и не может не быть известен и всем высоко просвещённым членам конгресса. <…> Правда, что деятельность тех сотен людей, которые, следуя этому закону, отказываются от военной службы и подвергаются за это тяжёлым лишениям и страданиям, как мои друзья в России и в Европе <…>, не может интересовать высоко просвещённых членов конгресса…» и т.д. (см.: 38, 419 - 420).

ЧленЫ наконец-то всё поняли и отвязались от Льва…

Итак, Толстой буквально ПОВТОРИЛ им свой скептический ответ 1898 года! То есть: по крайней мере, в последние 20-ть лет своей жизни (когда им активно заинтересовалась западная и прозападная пацифиствующая сволочь, желавшая использовать его имя и авторитет) – пацифистом он ТОЧНО не был. Для старца-исповедника Христа сие навязываемое ему членство в либерально-буржуазной сомнительной политдвижухе – было невозможным и ИЗБЫТОЧНЫМ. Как, кстати говоря, и членство в рядах либералов или социалистов, которых он равно считал заблуждающимися и вредными безбожниками… Но и те, и другие (равно как и попы «православия», протестанты, сектанты и даже мусульмане) – до сих пор рвут «кусочки Толстого» на себя, «высасывая их пальца» мнимые «свидетельства» близости или даже единомыслия давно безответного Льва – с ними. Обломайтесь, господа очкарики!

*****

И напоследок. Эта статья, равно как вышеназванный трактат «Царство Божие…», вместе с «антипатриотической» серией статей Толстого (назвать здесь хотя бы: «Патриотизм или мир?», нецензурнейшая «Патриотизм и правительство» и «Христианство и патриотизм»), наконец, вместе с такими вершинами антивоенной публицистики Толстого, как «Приближение конца» или как прекрасная, шедевральная, остро-нецензурнейшая и запретнейшая целых 100 лет «Одумайтесь!» -- должны стать НАСТОЛЬНЫМИ КНИГАМИ всякого молодого человека, готового послать свою навязчив

Lvyonok Yasnopolyanskiy 19.11.2016 10:27:31

И напоследок. Эта статья, равно как вышеназванный трактат «Царство Божие…», вместе с «антипатриотической» серией статей Толстого (назвать здесь хотя бы: «Патриотизм или мир?», нецензурнейшая «Патриотизм и правительство» и «Христианство и патриотизм»), наконец, вместе с такими вершинами антивоенной публицистики Толстого, как «Приближение конца» или как прекрасная, шедевральная, остро-нецензурнейшая и запретнейшая целых 100 лет «Одумайтесь!» -- должны стать НАСТОЛЬНЫМИ КНИГАМИ всякого молодого человека, готового послать свою навязчивую казённую тётеньку «родину» туда, куда положено (вот куда Лев Толстой посылал другалька Вовчика Черткова с его навязчивыми советами по писательству!) и ОТКАЗАТЬСЯ ОТ СЛУЖБЫ В АРМИИ: как полностью, по религиозному внутреннему запрету всякого сотрудничества с правительствами, так и путём выбора возможной по закону в современной России АЛЬТЕРНАТИВНОЙ ГРАЖДАНСКОЙ СЛУЖБЫ (АГС) без оружия в руках. Последний выбор – конечно, альянс с разбойничьим гнездом (которым является всякое государство, полагающееся на оружие, войско, межгосударственные военные блоки, союзы и пр.). Но он подразумевает исполнение трудовой повинности мирного, нелёгкого, но полезного обществу и созидательного труда, а значит – имеет свои нравственные корни в законе Бога всякому человеку, учении Иисуса и христианском проповедании Льва. Выбор за вами, пацаны, но пусть идеал уничтожения старого строя системных насилия и лжи, выраженный Львом Николаевичем в цикле CARTHAGO DELENDA EST, сопутствует вам не только в годы вашего отказа, но и – ГЛАВНОЕ! – позднее, на всём пути жизни: пути самосовершенствования в Боге и Христе в борьбе с соблазнами и лжами мира сего и века сего.
______________

Логин:
Пароль:
	Запомнить меня

Регистрация
Забыли свой пароль?
Войти и написать отзыв